| предыдущая | оглавление | следующая |
Сокирко Виктор Владимирович (1939 г.р.) окончил МВТУ им. Баумана, 9 лет работал инженером на заводах Москвы, затем – экономист в отраслевом институте. В 1961 г. был исключен из ВЛКСМ за "неубежденность в марксизме-ленинизме и клевету на советскую власть". В 1968 г. понижен в должности и отчислен из аспирантуры за протесты против ввода войск в Чехословакию. Кандидатскую диссертацию защитить так и не удалось из-за политических преследований. Автор книги "Очерки растущей идеологии. Антигэлбрейт" (опубликована в издательстве "Эхо-пресс", Германия, в 1974 г.)
В 1973 году осужден за отказ давать показания на политическом процессе П.Якира и В.Красина (приговорен к исправительным работам). В 1974 г. ему было сделано официальное предупреждение за показ "диафильмов тенденциозного содержания". В 1978-79гг. под псевдонимом К.Буржуадемов выпускал дискуссионные сборники "В защиту экономических свобод" (ЗЭС), был членом редакции свободного московского журнала "Поиски", его автором. Одним из первых поднял в самиздате экономическую тематику, в своей публицистике выступал как сторонник рыночной экономики западного образца. Участник правозащитного движения. В январе 1980 г. арестован. После семи месяцев пребывания в Бутырке осужден на 3 года условно. Дважды, в 1980 и 84 гг., протестовал против военных действий советских войск в Афганистане. С 1989г. руководитель группы в правозащитном центре, возглавляемом В.Абрамкиным, а с 1990 г. – Общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Это уникальная правозащитная организация, которая занята оказанием реальной помощи несправедливо или чрезмерно наказанным сроками предпринимателям, хозяйственникам и предприимчивым людям. За 4 года работы были получены тысячи писем, составлены сотни жалоб. Общество приняло участие в разборе свыше 400 дел, из них в 153 случаях людям удалось помочь, в основном с досрочным освобождением, а в 20-ти случаях – с реабилитацией.
О подзащитных общества и его работе опубликовано более 200-т публикаций, радио- и телевыступлений. В Верховный Совет не раз направлялись законодательные предложения Общества. К сожалению, рассмотрение их тормозилось депутатами.
У В.Сокирко четверо детей, двое из них – студенты.
B.C. – Первый номер "Поисков" я увидел в мае 1978 г. и очень ими заинтересовался, потому что сама идея была мне близка. Дискуссия разных людей – это, кстати, Валерино "Воскресенье" (1) тоже пыталось делать. Как известно, здесь соединилось Валерино "Воскресенье" и материалы двух "социалистов", так называемых "стариков" – Лерт и Егидеса. А во главе было "Приглашение", написанное Гефтером – приглашение к дискуссии и взаимопониманию. Это все мне было симпатично, потому что в это время у меня тоже выходили сборники дискуссионного порядка: "В защиту экономических свобод".
К.Л. – А кто эти сборники выпускал?
B.C. – Это была в определенном смысле самодельщина.
Итак, у меня возникло желание сотрудничать с журналом, но оно было реализовано только осенью 78 г., когда меня Валера познакомил с Павловским, а потом с Егидесом. И поскольку я был заинтересован в распространении своих дискуссионных сборников в кругу более широком, то я предложил им свой материал, а Егидес мне взамен – войти в редакцию. По некоторому размышлению я согласился. Я не очень желал входить вообще в какие-либо группы – это было чревато. Но меня подкупил или, можно сказать, завлек, дух не непримиримого противостояния властям, а взаимопонимания. Т.е. то, что "Поиски" прокламировали себя журналом более общим, чем диссидентство и его противостояние властям. Это, на мой взгляд, та линия, та струя, которая имеет шансы устоять в качестве легальной оппозиции. Это то, чего я всегда искал – оппозиция не непримиримая, а именно такая, спокойная.
В это время – это осень, где-то в октябре 1978 г. – уже вышел третий номер и формировался 4-ый. И какой-то мой материал в 4-й номер и вошел (2). Но встал вопрос – как я должен быть упомянут? Если вы помните, сборники свои "В защиту экономических свобод" и др. материалы я чаще всего подписывал псевдонимом "К.Буржуадемов". Но некоторые материалы я выпускал под своей фамилией. У меня была, например, книжка "Советский читатель вырабатывает убеждения", вышедшая в самиздате под моей фамилией. Она рецензирует целый ряд самиздатовских материалов. Мой псевдоним "К.Буржуадемов" тогда вызвал возражения у Лерт.
- Почему?
- По идейным соображениям. Тогда она еще не вышла из партии. Она считала себя идейной социалисткой и "Буржуадемов" – это как-то, вроде, не с руки. То есть я почувствовал, что дискуссионность, провозглашенная журналом, имеет свои рамки. К примеру, войти в одну команду, принять в свой дискуссионный клуб "Поиски" человека, который имеет буржуазные взгляды (хотя они у меня формулировались как коммунистически-буржуазные – "К"-коммунист) – было не приемлемо. Лерт поставила вопрос о смене псевдонима. Для меня это означало то, до чего и власти не опускались – требование спустить знамя. И притом, если бы кто-то другой, а не Раиса Борисовна, социалистка, предлагал – а тут еще "идейная" противница. Я сказал: "Нет, ни в коем разе, но я могу под своей фамилией". Так что я вошел в редакцию под своей фамилией. Под псевдонимом (Прыжев) у нас остался только Павловский.
Пятый номер уже формировался при мне. Я с самого начала был заинтересован, чтобы в него вошли материалы из сборников "В защиту экономических свобод". Я претендовал, раз вошел в редакцию, на экономические разделы. Но выделить такой раздел как-то не получалось. Хотя я не исключаю, что снова возникли идейные соображения. Но судьба не дала мне возможности выразить в журнале "Поиски" то, что было моей тематикой – экономической. Хотя все могло быть по иному, если бы нас не тронули.
Реально коллектив, делающий номер, состоял из четверки – это двое стариков и двое молодых: Лерт, Егидес – Валера, Глеб. С нее все начиналось, первый номер они подписали вчетвером, потом пришли Гримм и Гершуни. Гримма пригласили в надежде, что он скоро уедет и будет представителем "Поисков" за рубежом. Ну и под конец Егидес пригласил еще и Подрабинека (3).
К.Л.: - Но Подрабинек так и не вошел в редакцию?
В.С.: - Он дал согласие и этот вопрос обсуждался на одном из последних заседаний, когда от нас требовали прекращения журнала, а Валера фактически стал заложником. Новые члены редакции играли очень малую роль. Четверка управляла всем, а мы как-то соглашались больше.
К.Л.: - Но, в общем-то, журнал был дискуссионным? Ведь "Поиски" заявляли себя как платформу разных, даже полярных мнений?
В.С.: - Это очень интересный вопрос. Действительно, журнал был заявлен как дискуссионный, но как эту дискуссионность понимать? На взгляды Павловского, мой и Валерин – что это поиски взаимопонимания, а не дискуссия ради выработки чего-то общего. Это было как бы изначально – Валера говорил, что он почвенник. На мне лежало клеймо буржуазного либерала. Но мы с ним в прекрасных отношениях. Он же меня и привел в редакцию. А что касается Лерт и Егидеса, то это люди старого покроя, большевистского. Особенно Егидес, как я его вижу. Для них соединение в дискуссию – это борьба, где должна побеждать истина, которая стоит на их стороне: "Эти люди заблуждаются, но их надо перевоспитывать, в конце концов, должна победить истина". Это изначальный посыл, задача двуединая. С одной стороны, как можно больше людей к себе привлечь – мы демократичны, мы спорим. А внутренне еще второй посыл – поле идейной борьбы, где нужно "обработать", убедить. Это я даже без отрицательных эмоций говорю, просто они так думали. Т.е. это про Петра Марковича больше, потому что Раиса Борисовна бывала резче в оценках и более социалистична. Но она двигалась, у нее была тенденция к взаимопониманию – медленно, трудно, но двигалась. Петр Маркович, казалось бы, более широк, а на самом деле, весь его настрой – переубедить и подавить. Причем его желание переубедить сказывалось даже на компоновке материалов – расположить их так, чтобы правильная точка зрения возобладала.
К.Л. - Правильная точка зрения – это его точка зрения?
В.С. - Да, разумеется.
Раиса Борисовна – она простодушно и искренне чего не принимала, того и не принимала – вот меня она с самого начала не принимала. "К.Буржуадемов", сама дискуссионность, вызов – все это казалось ей вульгарным, причем, вульгарно-буржуазным. Этого не принимала ее художественная натура. Человек она кристально чистый. И поэтому она, конечно, мои материалы не принимала, и не желала, чтобы они были в журнале – и это все искренне и честно. С этой позиции можно было и мне добиваться каких-то результатов. Я знал ее точку зрения, когда мы обсуждали, почему не принимается мой материал. Я всегда был уверен, что на каком-нибудь редакционном совещании Лерт высказалась бы против, и остальные бы просто согласились – не согласились. И если я был прав, она осталась бы в меньшинстве, и я добился бы, чего хотел. А с Егидесом было гораздо сложнее. Он говорил "за", но ссылался на то, что с материалом еще нужно работать, еще раз подумать. Свелось это к тому, что из сборников "В защиту экономических свобод" так до 8-ого номера в "Поиски" ничего практически и не вошло. Но вошел другой сборник – обсуждение "Жить не по лжи" Солженицына – о нравственности диссидентства и в жизни вообще… Это материал доброкачественный, но он все время откладывался, потому что Егидес своего мнения по этому поводу еще не изложил. И, в конце концов, только Глеб, работая один, его оформил в виде приложения к 8-му номеру. Потом, в будущем, на следствии возникали отзывы о "Поисках" научных экспертов (4), в которых говорилось, что "дискуссионность" понималась редакторами как сбор антисоветских сил и выработка общей программы. Это, конечно, злобно звучит и неправда, потому что про всех. Но если применить именно к Петру Марковичу, какая-то доля истины в этом есть. Он это понимал, в моем представлении, как сбор разных ради выработки общей программы демократической оппозиции, непримиримой оппозиции, которая пойдет в бой и, в конце концов, сломает это государство.
К.Л.: - Вот вы говорите: четыре человека. А Михаил Яковлевич? Он принимал участие?
B.C.: - Михаил Яковлевич касался идейной стороны, определял теоретические моменты. Можно считать, поскольку Глеб всегда так говорил, что Павловский – ученик Гефтера. Павловский всегда был представителем Михаила Яковлевича. Михаил Яковлевич – он фактически оказывал влияние патрона на Глеба, на Валеру и на меня после того, как мы с ним познакомились где-то летом 1979 г. С осени я бывал у него в гостях. Но и на Раису Борисовну Михаил Яковлевич оказывал большое влияние. С кем он плохо и мало контактировал, так это с Егидесом. Они просто разные люди. Но Егидес, в общем-то, одобрил первый документ – приглашение. Так что я до сих пор считаю, что Гефтер, в каком-то плане, был центральное соединительное звено.
К.Л.: - Вы не могли бы вспомнить конкретно, как шла работа над номером?
В.С.- Я могу судить, как проходили сборы на квартире Павловского. Основными литературными редакторами были Валера и Глеб. Они все время говорили, что они разные люди, их точки зрения не совпадают. Но они – профессионалы по части литературы. У Абрамкина литературный вкус. Павловский тоже играл свою роль отчасти как человек, обладающий стилем, но, как я понимаю, сводилось все к тому, что материал компоновался, и поступало все к Валере. Первичный материал так же к нему приносили, и эти предложения они вместе с Глебом компоновали для раздела и отдавали Раисе Борисовне, которая как бы рецензировала. Официально полагалось еще утверждение редакции. Но этих заседаний было немного, и они сводились к спорным вопросам: на них доспаривали то, о чем спорили еще накануне между собой – только в присутствии Гримма, Гершуни и меня. По сути дела споры всегда были между Егидесом – с его предложениями (дай ему волю – журнал полностью был бы его) и остальными членами редакции.
К.Л.: - А почему власти так долго терпели выход "Поисков"? Ведь издание началось в январе 78 г. и год он издавался довольно спокойно. Почему не было реакции со стороны властей до 5-ого номера?
B.C.: - Неофициальное объяснение, которое я тоже принял, что это случилось из-за "Немецкой волны". Выступление Гримма было по "Немецкой волне" и властями было принято решение – все, нельзя терпеть. Т.е. пока эти номера были для внутреннего распространения – ну и ладно, интеллигенция балуется. Журнал же не декларировал свою близость к диссидентским кругам. В основном здесь публиковались литературные произведения.
К.Л.: - Но все-таки появлялась и информация о тех, кто сидел…
B.C.: - Ее было немного. Например, от Валеры какие-то редкие вещи. Или дискуссия о Медведеве (5). Но в основном это, скорее, "метрополевское" направление – литературный альманах.
К.Л.: - Но там публиковались и политэкономические статьи.
B.C.: - Статьи? Что-то не помню. Ну, даже пусть. Это не такой криминал, как участие в оппозиционных диссидентских вещах. Криминалом было четкое противостояние на международном уровне. Как только становится известным на Западе – мы переходим грань, рубикон. Ты превращаешься в ярого врага, который отдает себе отчет, что он работает на империализм. И вот это интервью, данное Гриммом – оно сыграло такую роль. Но абсолютно ни у кого не было обвинений, потому что все понимали, что это неизбежно станет известно, как только журнал станет более или менее значительным, дойдет до корреспондентов. Может быть, я и сожалел несколько, что, не выводя его на эту грань – международную, его можно было бы в таком духе растянуть еще на год. Т.е. чтобы это было в спокойной обстановке, сложился коллектив и выпусков побольше было. Реально получилось 5 номеров нормальных за год работы. Опять же из моих материалов реально ничего не прошло.
Но всего не предусмотришь. Это интервью положило конец легальному нашему существованию. Органами было принято решение, что надо прекращать, возбуждая против нас дело.
К.Л.: - Виктор, а чем для вас был этот журнал?
B.C.: - To есть, моя оценка? Ну, для меня, во-первых, это некоторый этап, попытка высказать свои буржуазные воззрения, защиту рыночных отношений, придать им какую-то общественную значимость, начать их обсуждать. С помощью "Поисков" я пытался это делать, но это не удалось. Тем не менее, для меня очень важно, что сборники такие были и их даже судили. Реально оказалось, что эти сборники были замолчены и не оказали большого влияния, они не перепечатывались, немножко аннотировались в "Хронике", еще где-то. Хотя еще до моего ареста Сорокины делали 8-ой номер сборника "В защиту экономических свобод". А пока я сидел, вышло еще три номера – до 11 дошло. Все-таки они получили какой-то отклик. А с другой стороны, хотя они не были нигде на Западе опубликованы – слишком большие, не столь актуальные, не о политической борьбе шла речь, а об экономической – но их разбирали, их судили, и сейчас я повторяю снова – это начало нашей экономической правозащиты. Когда я говорю о защите хозяйственников, я вспоминаю об этих сборниках. Другая часть – я с людьми познакомился, с Померанцем и с Михаилом Яковлевичем. Знакомство продолжалось потом долгие годы. Что для меня еще "Поиски" – опыт тюрьмы. Это уже печальная страница, но когда она уже перелистана, то для жизни человека дает много. Был и печальный опыт, связанный с "Поисками" – наши споры - внутри редакции их было немного, серьезный и крупный спор был только о приостановке журнала. Я чувствовал, что раз вошел в эту группу, должен не своей волей идти, а подчиняться чужой воле. Как ни странно, это не несвобода от начавшихся преследований, а несвобода от того, что ты уже начал сопротивляться им вместе. И не ты сопротивляешься, а тобою. Тебе говорят, что надо подписаться… Или просто говорят, что уже подписано.
К.Л.: - Как бы попадали под влияние группового сознания?
В.С.: - Я просто в группу вошел. Это не сознание, сознание мое не было групповым. Ты входишь в группу, из которой не имеешь права выйти по моральным соображениям. И когда я освободился от этого - в январе 80-го года – я подумал : и слава Богу, самое плохое позади, жаль очень Валеру, может, мы успеем его вытащить. И у меня даже ушли на второй план мысли о том, что меня арестуют. Главное, это все-таки было решено, преодолено – этот барьер сломил Егидеса (6). Но оказалось все по-другому. Оказалось, это совсем и не нужно было делать, начали и нужно было кончить. И то, что это прекращено, не сыграло никакой роли. Все были арестованы, а с Глебом решили попозже.
И самый тяжелейший мой опыт, связанный не столько с "Поисками", сколько с ситуацией "около Поисков" – касается моего выхода из тюрьмы, достаточно скандального несогласия. Я считал, что, выйдя на своих условиях компромисса и по своей воле, был прав, и до сих пор на этом настаиваю. Я считал, что обязан такой же свободы добиваться и для Валеры, ощущал, что он находится под групповой дисциплиной, он хотел бы выйти, но не может… Я теперь понимаю, что разбираться в этом не следует, это очень глубоко и далеко. Но поскольку я себя считал обязанным не жалеть в этом плане – получилось скандальное письмо 3-м диссидентам (7), которые и сейчас мне продолжают не прощать – не столько сам выход, сколько это письмо. Тут была обижена и Софья Васильевна Калистратова (8). Многих уже нет в живых, но обида остается и так со мной и умрет. И никаких не может быть примирений. Этот груз – он тоже от "Поисков".
К.Л.: - Основная задача журнала выполнена не была?
В.С.: - Работа была начата тем, что публиковались разные люди. В этом смысле она выполнена и подтверждена. Не просто – давайте издавать такой журнал, а он начал издаваться. Там были реальные дискуссии, например моя "Переписка с Парижем" в 4-м номере.
К.Л.: - С комментариями Лерт?
В.С.: - Да, где она встала на сторону парижского профессора. Кроме того, обмен мнениями с Сергеем Желудковым в 6-м номере. Но, в основном, если дискуссии были, то достаточно жесткого свойства. С Раисой Максимовной была полемика. У нее стиль такой – полемический. Естественно, полемический стиль у Егидеса, да и у "Третьей силы" Павловского… Так что такие спокойные дискуссии, где приходит взаимопонимание, были не большинством. Померанца можно сюда присоединить, хотя у него с Солженицыным, скорее, тоже полемический тон. Сами материалы нас давили в сторону полемики, в сторону противостояния, да и жизнь на это толкала. Можно сказать, что это "знамя плюрализма", знамя понимания разных точек зрения, которое было поставлено Гефтером. Какие-то попытки его поддержать материалом осуществлялись, но все-таки они не успели стать основной линией, более ярко выраженной, что бы мы могли сказать, что осуществлена та задумка взаимопонимания, которая была провозглашена.
К.Л.: - А на фоне других самиздатовских журналов?
B.C.: - Их не много было в Москве. Издавались сборники "Память", "Вече" (9) уже закончился, ленинградские эти "Весы", "Часы" (10) и др. Опять же, эти журналы, во-первых, не так уж много мы читали – редко попадались. Более интересными были "Континент" или западное что-то. Наши сборники появлялись редко – просто весь самиздат – это одно направление, "Вече" – это другое направление, ясно, что это не литература большого плана. А "Поиски" производили впечатление своей массивностью – да и такого разнообразия, конечно, никогда раньше в самиздате не было. И для меня особенно ценно было то, что это мое направление дискуссионности. "Поиски" производили впечатление какого-то нового уровня, этапа-эпохи, это начало немалое. С одной стороны опасно – четверо детей и свое "амплуа" я выработал: я совсем не хочу посадки, я против того, что бы оппозиция с властью была непримирима, но настолько казалось трибуна значимая, что приглашение было так, скажем, воспринято: "Решаешься на то, чтобы защите экономических свобод придать определенный глас и тема была включена в общий ход общественных размышлений на уровне оппозиционной мысли? Решаешься на это – вот тебе шанс".
Комментарии
1. "Воскресенье" – самиздатовский литературный альманах, изданный В.Абрамкиным по материалам литературных чтений участников клуба КСП – воскресений. Единственный номер "Воскресенья" (1977г.) изъят на обыске. Подробнее см. интервью с Абрамкиным В.Ф.
2. В 4-м номере "Поисков" во впервые введенном разделе "Экономика" было напечатано послесловие В.Сокирко к интервью Ю.Аганбегяна "Спустя 12 лет".
3. Имеется в виду Александр Пинхосович Подрабинек, автор "Поисков".
4. Отзывы экспертов академических институтов АН СССР публикуются во 2-м разделе сборника.
5. Дискуссия о Р.Медведеве из-за полемичности тона была, в конечном счете, исключена из 3-его номера "Поисков" и сохранилась в сигнальном и еще нескольких экземплярах.
6. П.М.Абовин-Егидес был противником приостановки издания журнала в конце 1979 года, даже после ареста В.Абрамкина. "Барьер", противостоящий ему, составили В.Сокирко, В.Павловский, М.Я.Гефтер.
7. Письмо 3-м диссидентам Каллистратовой С.В., Лерт Р.Б, Померанцу Г.С.
8. Переписка с С.В.Калистратовой по поводу "Заявления для печати" В.Сокирко публикуется во 2-м разделе сборника.
9. "Часы", "Весы" – литературные альманахи, выходившие в самиздате в Ленинграде в конце 70-х, начале 80-х гг.
"Память" – исторический альманах, публиковавший документы по истории нашей страны, особенно по истории сталинских репрессий. Выходил в Москве и Ленинграде в 1977-78 гг.
"Вече" – художественно-публицистический журнал.
| предыдущая | оглавление | следующая |
