| предыдущая | оглавление | следующая |
К.Б. "Хищение социалистической собственности: что такое хорошо и что такое плохо…" (Обзор 15 судебных фельетонов газеты "Правда")
Одна из самых привычных и излюбленных тем осмеяния в советской прессе вообще и в ее флагмане – газете "Правда", в частности – это суды над жуликами и казнокрадами, ныне называемыми расхитителями социалистической собственности. Тема злободневная и неисчерпаемая, как бездонная бочка, для мобилизации общественного гнева против главных виновников наших экономических невзгод, на помощь государственной борьбе против "расхитителей".
Трудно не откликнуться на эти разоблачения и призывы. Во-первых, они обрушиваются на одно из самих мерзких человеческих преступлений: воровство, хищение в некотором смысле можгут быть приравнены к потаенному убийству. Ведь, если вспомнить Маркса, то человек – это не только биологическое, и не только социальное существо, он обладает еще и неорганическим телом, куда входят вся материальная среда, им созданная и преобразованная его разумом и руками. Без этого неорганического тела современный человек немыслим. И отнимать у него часть этого "тела" зачастую бывает столь же больно, как и калечить руку или ногу, или отнять кусок жизни.
Во-вторых, трудно не поддаться на призывы покарать жуликов и казнокрадов, невзирая на их высокое служебное положение и материальное богатство, которого они достигли в результате приспособления к системе и самим фактом своего успеха вставших в ряды властителей и уже потому ненавистных для низов.
Эти призывы как бы мобилизуют людей против начальства, отвечают их "революционному инстинкту" и потому они так популярны. В зачатке она могли бы содержать даже потенции культурной революции против обуржуазивания верхов как в Китае 1965 года или в России в 30-х годах. А пока они направляют общественное недовольство на "воров", снимая "недовольство начальством".
Пока, правда, дело ограничивается судами и фельетонами, но чистки в Азербайджане и Грузии показывают, что они могут вылиться в более серьезные акции, когда общественное мнение было мобилизовано против "хищений и коррупции", ради чистки и спасения самих основ партийной власти.
Но в то же время есть что-то жалкое и натужное в этой бесконечной череде судебных разоблачений и фельетонных осмеяний, как будто их авторам надо убеждать читателей в очевидных вещах, а именно, что воровать – плохо. Почему-то относительно обычных воров и грабителей фельетоны не пишут – их просто ловят, судят и сажают и никто им не сочувствует, никто не высмеивает. Просто и буднично борются, как с социальной болезнью или с редким (относительно) человеческим уродством.
Борьба же с "хищениями социалистической собственности" как бы не чувствует за собой очевидной, безусловной ценности и потому каждый раз ее адепты ищут публично себе сочувствие. И вроде бы находят, но как-то непрочна эта вслух высказываемая поддержка. Ибо реального снижения массовости этого вида преступлений она не достигает. В своей глубине массовое общественное сознание – индифферентно к самому факту чуждой людям "социалистической собственности" и в некоторых случаях даже склонно оправдывать его.
Все это ставит проблему: в чем же причины равнодушия к хищениям соц.собственности основной массы людей, несмотря на судебно-фельетонную активность прессы и властей. Почему в их глазах хищения соц.собственности как бы выпадает из ряда безусловных человеческих грехов и преступлений?
На эти вопросы можно ответить простым морализаторством: люди стали бессовестнее, вот и все. Надо крепче карать… Для меня несостоятельность такого морализаторства очевидна, да и вспомнить можно: при Сталине карали сильнее некуда, а воровали тоже немало. Нет, ответ надо искать скорее в сложности самого понятия "хищение соц.собственности". Чтобы разобраться поближе в этом явлении, обратимся к самим историям, описанным в фельетонах "Правды".
1. Уровень первый – массовый.
Для начала я выбираю один из бесспорных судебных процессов над книжным вором В.Крюковым (фельетон "ЭКСлибрис на краденом", 1978.). Мне, книжнику по душе, омерзительна сама по себе эта фигура паразита на духовном теле общества. Еще омерзительнее тот, кто ворует книги из библиотек, тем более из научных – его деяние можно сравнить разве что с массовым членовредительством. Приговор Крюкову – 10 лет усиленного режима я безусловно поддерживаю, но почему-то даже в этом (подчеркиваю, нарочито выбранным в своей бесспорности) случае, остаются какие-то неясные сомнения – и у меня, и у других читателей. Почему приговор Крюкову кажется поразительным, странным исключением из практики почти массового книжного воровства?
Сам фельетон частично отвечает на этот вопрос: книголюбы не видят в воровстве книг из библиотек ничего ужасного и морально низкого, что отразилось даже в перекройке известного афоризма: "Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, у кого ты украл эту книгу". Когда мораль нарушают не единицы, а многие, то бесполезно негодовать на общую испорченность, надо искать общие причины.
И они, конечно, существуют, но заключаются не столько в отмеченных фельетоном – плохом библиотечном контроле и "всеядности работников букинистических магазинов", сколько в более глубинных и потаенных вещах: и в том, что многие десятилетия к книге было отношение, как к бросовой малоценности ниже революционной бесплатной листовки (годами бумажные фабрики перемалывали старинные тома на революционные плакаты и брошюры), и в том, что книги в любой момент могли "идейно умереть" и быть уничтоженными по особому списку, и потому государственные библиотеки зачастую становились не хранилищами, а лагерями уничтожения для человеческого духа. В те годы украсть из библиотеки книгу могло означать и спасение ее от гибели, да и сейчас подобные "списки" действуют. Причины и в том, что библиотеки часто формируются не свободными служителями, а "что есть на складе", и равнодушными чиновниками от планирования, и в том,что у библиотек нет права вернуть ненужные их читателям книги – в широкий круг свободной книжной торговли, а только право отложить их в межбиблиотечный фонд – этот громадный резервуар для списания (ибо помещений-то не хватает…), т.е. библиотечные книги не могут быть проданы, а только уничтожены под натиском новой и зачастую макулатурной книжной продукции. Прибавьте сюда же плохое хранение, отвратительное обращение с книгами и посетителей библиотек, и их работников, и вы увидите, что происходящее сегодня незаконное перемещение книг из государственных в частные библиотеки – зачастую просто их спасает. И вы поймете, что дело гораздо сложнее судебного фельетона и всего, о чем допустимо говорить в официальной прессе.
Только не подумайте, что я оправдываю самих книжных воров: они-то большей частью не спасают книги, а лишь наживаются на разности между низкой государственной оценкой книжных богатств и высокой рыночной, т.е. общественной ценой частных владельцев. Они лишь случайностью судьбы и попутно могут выполнять положительную роль (и часто выполняют ее). Но сам принцип наживы за счет краденого слеп и не разбирает, во спасение была та кража или нет. И даже проще: книжный вор чаще всего и не думает различать общественную пользу или вред от своих действий, он действует лишь во имя своей наживы, губя – сознательно, спасая – случайно… И потому он омерзителен.
Но еще большего негодования заслуживают те, кто в массовом государственном порядке давит дух и губит книги, те, кто делает сегодняшних книжных воров – невольными спасителями и путает общественное моральное сознание. Исправить это положение может только открытое обсуждение и осуждение главных виновников и погубителей. Тогда и меньшие воры встретят всеобщее осуждение.
А вот иной судебный случай: "Забыв о совести" – корреспонденция их Уфы – рассказывает, как суд отнял государственную комнату у некого Смирнова, сдававшего ее в наем.
Мне мало симпатичны люди, которые отдают в наем то, что им досталось даром, но я не могу не учитывать, что в данном случае сдать эту комнату в наем для общества много лучше и полезнее, чем оставить ее пустой (тогда бы никто не придрался). И таких пустующих комнат и квартир в наших городах масса (при остром жилищном дефиците). Хозяева их просто боятся сдавать в наем ненужную им площадь, и отдавать ее государству не хотят, имея на то право. В этом вопиющем расточительстве главной и исходной первопричиной выступает "бесплатность" (а вернее, дешевизна) государственных квартир, связанная с этим дефицитность, и монопольность государственного распределения. И только люди, имеющие власть и возможность устранить эти первопричины и не желающие этого делать, являются главными виновниками. Только их и следовало судить в Уфе, да и в других городах…
Фельетон "Обтекаемая совесть" бичует еще более распространенное явление – воровство с предприятий, в данном случае, мяса:
"С чьей-то легкой руки в свое время укоренился стыдливый термин "мелкие хищения", заменивший такие точные понятия, как "воровство" и "жульничество". Что ж, если даже придерживаться этого термина, то старшего энергетика Серпуховского мясокомбината В.Рыжова надо назвать крупным специалистом по мелким хищениям. Его задержали, когда он хотел продать 26 кг мяса.
" Безобразие! Жулик! – искренне негодует в разговоре с нами Вера Михайловна Вишнякова, старший инженер-контролер. – Это надо же – полтора пуда уволок.- И добавляет: - Совесть надо иметь. Хотя бы относительную".
С понятием "относительная совесть" раньше нам как-то сталкиваться не приходилось.
"Разве непонятно? – удивляется Вишнякова.- Если у человека есть совесть… относительная он возьмет килограмм-другой. Для себя". Вторит ей и начальник отдела снабжения З.Д.Ведерникова:" Взяли бы килограмм-другой. Разве преступление?"
Ох, и неверное дело – прислушиваться к голосу совести, которая относительная!"
Откуда же берется эта удивительная "новая" моральная норма: "относительная совесть"? – Искать долго не приходится, продолжим цитату:
"Директор комбината В.А.Ванифатов публично термином "относительная совесть" не пользуется. Но что же тогда заставило его учредить систему, при которой чуть ли не ежедневно отпускались на сторону по записочкам десятки килограммов мяса? Грудинки, вырезки, края, языков и т.д., которые должны были поступать в магазины!
Глядя на директора, даже контролеры внутриведомственной охраны стали мыслить относительными категориями: " Если человек взял чуток для себя, мы и акта не составляем,- признается контролер ВОХР Л.Кобышев. - Как понимать "чуток"? - Ну, в общем, до килограмма… Короче, если человек взял по совести".
Эта же самая пресловутая совесть мешает, между прочим, контролерам охраны проверять при выходе с комбината работников администрации. А не все из них, как выясняется, в ладу с этим нематериальным понятием…"
Здесь нечего добавить: корни всенародного воровства ("несунов") указаны точно: директор комбината отпускает ежедневно по "запискам", т.е. открыто и беззаконно десятки килограммов лучшего мяса – спрашивается, кому? – Наверняка, высшему начальству, от кого зависит. На фоне открытого грабежа высшего начальства, килограммы "несунов" выглядят лишь "справедливой дележкой" (начальству – больше, нам поменьше), а ст.энергетиком В.Рыжовым возмущаются, потому что "взял не как все" (хотя в экономическом смысле своей продажей мяса на свободном рынке В.Рыжов только продолжает дело "справедливого" уравнения с серпуховским начальством иных горожан).
Но и высшее начальство надо понять. Им, несущим единолично все "бремя власти", от деловых решений каждого из них зависит не только судьба мясного производства в этом районе (т.е. пропадут или нет – не килограммы, а тонны мяса), но и иные миллионные ценности, негоже думать о дефицитном мясе для своих семей. Они – настоящие хозяева и потому распоряжаются "по-хозяйски", как в личной вотчине. Но таким образом решает каждый работник социалистического предприятия, в меру своего "хозяйского понимания" и сферы влияния: от директора (и выше) до последнего рабочего, приставленного к "всенародной", т.е. ничейной собственности. Ибо и от рабочего зависит судьба мяса или иного продукта: небрежность в работе, отклонения от технологии – и безнаказанно идут в брак и отходы тонны – так что тут значит 1 килограмм?
Расширяющиеся в последние годы безответственность и брак в работе, что ведут к гибели огромные ценности, своей другой стороной приводят к моральному оправданию обществом "несунов" хищений с предприятий, этой стихийной денационализации социалистического производства. Кто же виноват в этом?
Фельетон "Карман с дыркой" прекрасно иллюстрирует эту систему всеобщей безответственности:
"Гардероб в учреждении был, но гардеробщика не было. Сотрудники учреждения свои пальто хранили в рабочих комнатах, а посетители раздевались сами в пустом гардеробе. Однажды в гардероб зашел неизвестный, он оставил там свою драную тужурку, а надел одно на другое два пальто и спокойно ушел…
Грянул скандал, приезжие обратились в суд, и учреждение выплатило им стоимость украденных вещей. Руководитель учреждения приказал гардероб закрыть, даже вешалки выбросили куда-то (по старым документам их установка в свое время стоила 1240 рублей). А швейцара уволили по статье о несоответствии занимаемой должности и за халатное отношение к служебным обязанностям. Спустя 3,5 месяца суд восстановил швейцара на службе, ему выплатили за вынужденный прогул. Заметим, что за гардеробные вешалки, за пальто и за прогул швейцара уплатило государство, оно как бы и оказалось во всем виноватым.
Вот вам элементарнейший пример организационной неграмотности, проявленной руководством, причем в деле простом, как табуретка. Стоимость этой безграмотности – две тысячи рублей. А бывает куда как дороже…"
Другая история, описанная в этом фельетоне, - о растрате в профсоюзе 95 тысяч рублей, заканчивается следующей сентенцией:
"И нельзя ли все-таки проявлять самую элементарную заботу о том, чтобы общественные деньги было трудно украсть? Или еще лучше – невозможно! Не кладете же Вы свои личные деньги в карман с дыркой?"
Какой точный найден эквивалент для обозначения государственного кармана - "карман с дыркой"! – Именно так, именно принципиальная безответственность и расточительность, "дырявость" государственных карманов – основная причина наших экономических и нравственных неурядиц.
Заканчивается фельетон историей о том, как какой-то алкоголик спокойно вывез с охраняемого склада ценное волокно на 100 тысяч рублей:
"Словом, как ни крути, опять получается, что за все расплачивается государство. А тому алкоголику не расплатиться, если бы даже он имел бы две жизни и обе провел в колонии…"
На мой взгляд, вместо вопроса "Кто виноват в хищениях?" следует задавать иной вопрос: "Что виновато?"
А вина лежит на системе всеобщей безответственности, когда люди, принимающие решения о судьбе громадных материальных ценностей, юридически отделены от ответственности за эти ценности, когда они юридически не обладают ими и потому не дорожат. Виновата система, когда огромные ценности везде "плохо лежат" (не столько в смысле плохой охраны от воров, сколько охраны от порчи) и ставят людей перед дилеммой: оставить вещи на беспризор и гибель, или украсть…
И опять же, я не оправдываю несунов (хотя в своей жизни сам поддавался этой заразной напасти – то ли бумагу со службы, то ли морковки с поля…). Ими руководит в общем постыдное желание получить в личное обладание ценности задарма, без приложения собственного труда. Это стремление связано в глубине и с ленью, и с обидой на других людей, и с иными человеческими пороками. Необходимо отвращать себя от подобных дурных привычек. Но сейчас я говорю о главном: коренные причины этой социальной болезни даже не в воровстве начальства, как дурном примере для подчиненных, а в самой системе, когда у реального производителя и руководителя отнято право собственности и ответственности. Корень народных хищений в том, что у народа похищено его право на средства труда, на свободный труд, в извращении всех естественных производственных взаимоотношений.
Статья "Накипь" (возвращаясь к теме)" даже не названа судебным фельетоном, хотя ее героев "то в исполком райсовета вызывают, то в народный суд", то милиция на дорогах задерживает – владельцы личных парников на приусадебных участках.
"Во дворе громоздятся пирамиды ящиков с землей, кучами свалены удобрения. Бросается в глаза сооружение, напоминающее самолетный ангар: капитальные стены, солнце играет на стеклянной крыше.
Вот оно - "яблоко раздора", породившее долгую тяжбу. Теплица с оранжереей занимают 250 кв.м. В газовом водогрейном котле день и ночь бьется пламя, тепло по трубам идет мимо ящиков с рассадой к грядкам оранжереи. Под сводами потолка сверкают рефлекторы электрических ламп, на стенах – термометры. Тысяча двести помидорных кустов раскидисто зеленеют на ухоженной земле…"
Эти люди выращивают личным трудом цветы, помидоры и другие ранние овощи и продают их по высоким рыночным ценам, снимая тем самым хотя бы самый острый дефицит. Что же в том плохого? Особенно при учете партийного курса на всемерную поддержку подсобного хозяйства? – Оказывается, плохо обогащение, которое, как мы узнаем, даже запрещено законом:
"По закону в личной собственности граждан может находиться лишь имущество, предназначенное для удовлетворения их материальных и культурных потребностей, оно не может быть использовано для наживы. Да, государство стоит на страже не только интересов, но и духовного здоровья всего общества. И наши законы – самые гуманные, выражающие коренные чаяния народа, в свою очередь защищают его от проникновения "вирусов" стяжательства, алчности, морального разложения. Но иные любители быстрого обогащения находят щели.
Скажем, законом предусмотрено изъятие дома, дачи или иного имущества, используемого для извлечения нетрудовых доходов. Однако само понятие "иное имущество" весьма неопределенно, приводит к разным толкованиям, порой непомерно затягивает исполнение решений народных судов по этим делам. Очевидно, нужен четкий перечень наименований строений и их размеры, разрешенных возводить на приусадебном участке…"
Но кроме заботы о "моральном здоровье народа" приводится и косвенное доказательство неизбежной связи осуждаемых "частников" с расхитителями соц. собственности и, следовательно, принципиальной их нечестности.
"Тот же помидор потребляет немало электроэнергии, природного газа, оплачиваемых по обычным государственным расценкам. Все это народное достояние без зазрения совести используется для личного обогащения. Не говоря уже о том, что дефицитные материалы для строительства (лес, стекло, прозрачная пленка, минеральные удобрения) зачастую добываются нечестным путем".
Может, последнее и правда, но кто виноват, что современные частники, эти нынешние городские крестьяне, хранящие в наш бездельный век заветы трудолюбия от дедов, вынуждены связываться с "расхитителями" и еще кланяться – благодарить их, что они не могут открыто и с достоинством смотреть на мир, который кормят?
А фельетон, между тем, мобилизует людскую зависть и общественный гнев:
"И правы авторы писем в "Правду", видя несправедливость в том, что доход "оранжерейщика", работающего только для себя, ставящего личные интересы выше общественных, значительно превышает заработок честного труженика, плодами рук которого он вовсю пользуется.
…Все эти проблемы ждут своего разрешения. А пока Ульяна Ивановна и ей подобные снимают в парниках богатые урожаи помидоров, возвращаются из ближних и дальних вояжей с туго набитым кошельком. И кое-где продолжают пребывать в полной безнаказанности".
И наконец, описывается "краснодарский опыт" как пример борьбы со стяжательством, хищениями и частнособственническими тенденциями, "противоречащими самой сути нашего строя"; как программу и инструкцию:
"Хочется сослаться на опыт борьбы с любителями "длинного рубля", имеющийся в Краснодарском крае. В колхозах Динского района прошли собрания, где рвачам, увиливающим от общественных дел и ставшим штатными продавцами на рынках, вынесли порицание, наиболее злостным урезаны приусадебные участки. Адлерский райсовет с помощью актива выявил тех, кто систематически нарушал правила пользования землей. Владельцы "оранжерейных ангаров", поставленные перед выбором – лишиться участка или ликвидировать источник наживы, предпочли последнее.
Да, бороться с этой накипью следует прежде всего экономическими средствами – расширять колхозно-кооперативную торговлю на рынках, помогать отдельным гражданам продавать без хлопот свои излишки. Развивать быстро окупаемые теплично-парниковые хозяйства не только в совхозах и колхозах, но и силами промышленных предприятий на отходах тепла. Думается, заслуживают внимания и предложения многих читателей "Правды" тщательно рассмотреть вопросы о разумной регламентации рыночных цен, об упорядочении системы обложения налогом дворов, где ранние овощи, цветы и прочее систематически выращивают в теплицах и продают в больших количествах. Это не исключает, разумеется, административных санкций к злостным нарушителям правил землепользования…"
Итак, люди не воруют, а хорошо и эффективно работают – разумеется, за те деньги, которые им добровольно дают люди на рынке… Но в результате их ставят перед альтернативой: лишиться клочка земли вообще или самому сломать оранжерею и свернуть свой труд, т.е. не работать! Как это все можно назвать, кроме как истинное, сознательное вредительство? Как назвать авторов таких требований, как не врагами свободного народного труда?
И все это сочетается с изощренной демагогией о предоставлении гражданам полной инициативы:
"Пожалуйста, стройте дома, обзаводитесь подсобным хозяйством, выращивайте цветы, ранние овощи, плодовые деревья, продавайте излишки на рынке. Но – в разумных пределах".
То есть работай, но помни – в указанных начальством пределах и не для наживы (чтобы, не дай Бог, стать богаче начальственных подчиненных слуг), а просто так, не превышая заработок среднего служащего, а то худо тебе будет… И они еще хотят, чтобы люди работали и хозяйство развивалось… Такое "разрешение" хуже прямого запрета. Хуже, потому что обманнее.
Инициативные и трудолюбивые люди отвращаются этим от свободного, частного производства и приучаются к большим деньгам за полубездельную государственную службу. Дети "оранжерейщиков" не воспринимают трудовых навыков родителей. (Как это происходит, хорошо описано в книге Ю.Черниченко "Про картошку", о которой я писал в №2 данного сборника). Народ по-настоящему теряет самое главное свое достояние – трудовые традиции свободных предков. И это – самое страшное…
Кстати, о том, как именно "частники" могут доставать строительные и прочие материалы от "расхитителей" и при этом не поступаться нисколько своей совестью, рассказывает фельетон "Лес вне круга".
"Несколько месяцев назад в г.Миассе Челябинской обл. слушалось дело гражданина Давлетшина, ст. инженера-куратора в дирекции строящихся магистральных трубопроводов… Увлечение у него было особое: Вазиб Хасанович торговал лесом. Продавал он лес оптом и в розницу, среди его покупателей были как отдельные частные лица, так и целые организации.
Интересно отметить, что сам инженер-негоциант лес не рубил, не валил и не пилил, он торговал уже сваленным, не затрачивая ни копейки на вырубку, просто приходил на лесосеку, прикидывал, сколько там валяется кубометров, а затем брал с покупателя деньги. Чистая коммерция давала стопроцентный барыш. Но суд, разбиравший дело, столкнулся со сложным юридическим казусом. С одной стороны, Давлетшин продавал лес, принадлежавший не ему, а государственному учреждению, стало быть, заслуживал наказания по статье, карающей за хищение государственного имущества. Но, с другой стороны, Давлетшин лес вроде бы не похищал, деревья валялись без всякого применения и присмотра и, если бы не старший инженер-куратор, они бы просто-напросто так себе и сгнили на лесосеке. Таким образом, статус этого леса был довольно туманный. Де-юре, он кому-то принадлежал и, следовательно, охранялся законом. Но де-факто он был абсолютно бросовый, лишний.
Так за что же, собственно, судить человека, который, можно сказать, сделал полезное дело, передав лес тому, кто в нем нуждается? М-да. Закавыка. Возможно, этот правовой ребус смутил и суд, который приговорил подсудимого к условному наказанию. Но сейчас нас волнует не судьба Давлетшина, который к тому же полностью осознал свою вину и вернул незаконный барыш…"
Удивительна та откровенность, с которой фельетонист повествует и о суде над человеком, сделавшим полезное дело (именно за полезное дело), и о "смущенном суде" (как-то непривычно слышать, что советский суд может "смущаться") и, наконец, о том, что невиновный человек, спасший для людей лес, тем не менее "полностью осознал свою вину" (какую?), но и получил наказание, правда, "условное"… Как пел знаменитый бард: "Лишь при советской власти такое может быть…"
"Нас волнует судьба такой древесины, которая остается на лесосеке, вырубленная при прокладке трассы для магистральных трубопроводов или для линии высоковольтной передачи.С вырубленным на трассе лесом происходят удивительные вещи. Его закапывают по всем правилам погребения: роют бульдозером яму, сталкивают в нее срубленные деревья, среди которых есть и корабельные сосны, а затем засыпают землей. Иногда эту процедуру заменяют кремацией – деревья сжигают.
Механизированная колонна №2 треста "Уралэлектросетьстрой" строила высоковольтную линию Чурилово-Каменск Уральский. Линия проходила через тайгу. Пришлось вырубить 2700 кубометров леса. Куда его девали, этот лес? А кто его знает, куда. Часть сожгли, часть закопали в землю. Тут и местные жители не терялись: остатки растащили на дрова.
Нечто подобное – в Красноармейском районе, на трассах Белорецк-Чишма, Магнитогорск-Бекетово, при расчистке ложа под водохранилище в Новопетровском районе.
Да при таком порядке грех не воспользоваться возможностью заработать! И что вы думаете – пользуются. Дирекция строящихся магистральных трубопроводов… вырубила по состоянию на прошлый год примерно 20000 кубометров древесины стоимостью 50000 рублей. Но напрасно искать эти тысячи рублей в сейфе или на расчетном счете указанного учреждения. Неоприходованный лес ушел налево, а вырученные деньги разошлись по карманам работников дирекции.
Так что наш подсудимый со своим оригинальным хобби вовсе не так уж оригинален. Он просто брал то, что плохо лежит. А вырубленный на трассах лес лежит плохо. Хуже некуда. И если мало примеров из Челябинской области, можно дополнить фактами из лесного царства – Карелии, где мелиораторы, прокладывая дренаж, делают с вырубленным лесом точь-в-точь то же, что и уральские трубопроводчики".
Но ведь известно, что лес – дефицитный материал, что его не хватает, что из-за него впадают в грех хищений множество людей и т.д. и т.п. Куда же смотрят плановые органы, почему не закроют такую широкую и очевидную дыру в государственном кармане?
"А зачем нам знать – пожали плечами лесные хозяева (из Мин-ва лесного хоз-ва) – Наше дело выдавать лесорубочный билет. Все остальное – забота тех, кто рубит. Хотят – используют для своих целей, не хотят – как хотят". - "Да, но этот лес, если его употребить в дело, может дать солидную прибавку к промышленному сырью! Не говоря уже о нуждах строек…" - "Что Вы от нас хотите? Да Вы знаете, что этот лес ни в каких планах не учитывается. Он входит в так называемый непланируемый круг".
Вот оно как. Есть, стало быть, планируемый круг. Это тот лес, за которым смотрят, который учитывают в статистических сводках, включают в планы вырубки, вывозки и переработки. А есть круг непланируемый. Есть лес, который холят и лелеют, а есть, который пасынок. И если его зароют в землю, черт с ним, не больно нужен.
Но может быть, судьбой леса все же интересуются снабженческие организации? Скажем, такой солидный орган, как Госснаб СССР? Я задал этот вопрос в Союзглавлесе, в составе которого имеется специальная Гослесоинспекция. "Видите ли – ответили мне, - лесоинспекция контролирует только органы лесного хозяйства. А эта древесина из контролируемого круга, как бы сказать, выпала. Она уже не наша". - " А чья?"- "А тех, кто рубит".
Каков же объем этого непланируемого и неконтролируемого круга? Стоит ли всерьез говорить о нем? Стоит. По оценке специалистов, он составляет примерно 80 миллионов кубометров в год. Восемьдесят миллионов кубометров леса, выпавшего из планов, ушедшего из-под контроля! Некругло как-то получается, товарищи лесные хозяева! "
Наконец, приведем еще один фельетон, осуждающий частное производство на нижнем уровне.- "Песец на подворье". Он принадлежит автору "Накипи" – Г.Яковлеву, и развивает, вернее, вдалбливает все те же указания. Поэтому мы ограничимся, в основном, лишь цитированием:
"Житель г.Пятигорска З.Колбарин решил в порыве гражданского негодования обличить перед финансовыми органами своего алчного соседа. Прибывшие на место ревизоры действительно обнаружили клетки, в которых весело резвились десятки нутрий. Правда, громадный засов и черная маска оказались плодом фантазии автора письма.
Напротив, А.Маркушин наилюбезнейше пригласил хмурых контролеров осмотреть свое образцовое хозяйство и даже попытался прочитать им лекцию об особенностях характера данного отряда грызунов. Нисколько не таясь, сообщил, что выращивает нутрий для продажи, имеет с них немалую прибыль, намерен и впредь всячески расширять звероферму. И торжественно обязался вырастить на своем подворье до двухсот ценных зверьков. Членам комиссии не пришлось ломать головы, дабы убедиться: любовь к нутриям здесь зиждется на прочной коммерческой основе. Потоптавшись в нерешительности, члены комиссия молча покинули подворье, поскольку число звероголов точно соответствовало налоговой ведомости.
Зато попутно выяснилось, что 3.Колбарин обличал соседа вовсе не в порыве гражданского негодования, а пытался свести счеты с конкурентом…
…А вот сорочинские любители фауны (Оренбургская обл.) выращивают песцов и лис. В небольшом городке уже зарегистрировано свыше 900 звероводов-любителей. А отходы сорочинского мясокомбината являются могучим стимулом к постоянному увеличению этого числа.
Уловили связь?! Вот именно. Песцы съедают мясо, причем не всякое. Свинину, например, и в рот не возьмут. Неисповедимыми путями, минуя даже вневедомственную охрану, мясные продукты попадают в клетки лисам и песцам. "Случаи хищений на комбинате имеются" - грустно констатируют сорочинские руководители.
Здесь немало примеров, когда в опасную орбиту погони за рублем втягиваются даже школьники. А сверхдоходы нечистых на руку хозяев ферм вызывают всевозможные пересуды на тему "что значит уметь жить". И иная хозяйка уже с намеком говорит своему мужу: "Много ты на своем заводе наработаешь, вот соседский Митрич…"
У звероводов на дому есть и прямые заступники. "Поощрять их надо! – зычно кричат они.- Этак и баз шапок недолго остаться". - Не останемся. В общем пушном балансе шкурки частников составляют менее 2%"
Тут, однако, следует задаться вопросом: а как считал автор эти два процента? Включал ли он сюда охотничью продукцию всех громадных лесов Союза? А сколько пушнины надо вычесть из общего баланса – для обеспечения громадного пушного экспорта? Этих цифр нет, но я убежден, что в пушнине, предназначенной, действительно для удовлетворения потребностей советских людей, частные шкурки составляют гораздо большую долю, фельетонист просто передернул, тем более что он и сам признает:
"А таких "дядей", скажем, только в г.Кургане зарегистрировано полторы тысячи, да тысяча в г.Новосибирске, да еще столько раз по стольку в других городах".
И требует он того же: ужесточения даже нынешних инструкций, уменьшения хозяйственной свободы:
"Сразу же поспешим отвести от себя возможные упреки любителей пушного звероводства. Пожалуйста, разводите нутрий и песцов, норок и лис. Только в разумных пределах. С соблюдением санитарных норм. С обязательной сдачей шкур в заготовительные пункты. Такие поправки в нынешних инструкциях помогут обуздать рвачей и конъюнктурщиков, перекупщиков пушнины и откровенных хапуг
Местные Советы вправе и "власть употребить" против чрезмерно увлекшихся производством пушнины на дому граждан - регламентировать, исходя из условий района, нормы содержания песцов и лис на подворье… Для кустарного промысла границы необходимы, ибо стяжательство, алчность не имеет берегов. Всякие инструкции и положения, помимо своей узковедомственной роли, обязаны еще оберегать и нравственное здоровье общества…"
Подводя итог первой части вашего разбора, можно сказать, что государство и его пресса, осуждая граждан за хищения соц.собственности не хочет вскрывать до конца первопричины этой социальной болезни, осуждает не главных виновников, а скорее "жертв обстоятельств и системы". Одновременно оно всеми средствами запрещает и осуждает тот истинный выход, который ищут и находят люди в нашем экономическом тупике, организуя по мере своих сих свободное и эффективное частное производство, преследуя частную экономическую деятельность. А ведь только последняя, при своем достаточно высоком развитии и может избавить хозяйство от массовых хищений, а общество – от этических болезней.
2. Уровень второй – руководящий.
Для начала мне хочется пересказать газетную историю не о воровстве, а совсем даже напротив – о незапланированной прибавке грузов за время их железнодорожной перевозки – фельетон "Однако за время пути... " (от 26.8.1977г.)
Оказывается заказчик часто получает груза больше, чем в вагон загрузил отправитель, хотя, естественно, зачастую бывает и наоборот. Виновато в таком "нарушении закона сохранения материи", по-видимому, неточное взвешивание груза. Поэтому МПС взимает с одних получателей стоимость излишков груза и расплачивается этими деньгами за недостачу грузов. Так зам. министра МПС Конерев говорил на совещания 4-х министерств в Комитете народного контроля СССР:
"Мы и впредь должны покрывать недостачу грузов излишками… В одном составе у нас больше, в другом меньше, а в целом – полный ажур…"
Но этому возражали, как Министества-получатели (зачем им платить деньги МТС, а не изготовителю грузов), так и Мин-во финансов, у которого позиция всегда простая – все отдай в бюджет:
"Суммы, полученные от реализации излишних товарно-материальных ценностей… должны вноситься в бюджет, а недостачи… взыскиваться с виновных лиц в установленном порядке…"
Однако министерства спорят уже не один год, а придти к согласованному решению не могут. Сначала даже не понимаешь, в чем состоит суть спора, в чем вина МПС и почему оно упорствует… И только потом догадываешься: МПС при взвешивании вагонов может жульничать – при загрузке вагона занижая вес, а после прибытия и разгрузки – завышая. Разностью же этих весов железная дорога покрывает те огромные потери и даже хищения в пути, факты о которых широко известны многим руководителям. Всем известно, что у МПС просто не может быть все в ажуре с сохранностью грузов…
Фельетон в адрес позиции общесоюзного министерства (что встречается не так уж часто) кончается слабой надеждой на то, что высшие руководители разберутся все же в этих "странных фактах".
Ни о каких судах над хищением социалистической собственности co стороны целевого министерства и даже о выговорах речи нет. Только мягкое сетование по адресу "кое-кого", кто упорствует и сопротивляется взятию на учет "каждой меры зерна, мяса, сахара…"
Мы же вправе утверждать, что здесь идет речь о системе укрывательства хищений социалистической собственности на довольно высоком, почти правительственном уровне – и потому совершенно безнаказанном и безнадежном к исправлению… И еще вправе сделать вывод, что в самом факте ультрамонопольного, забюрокраченного (запланированного) управления нашим хозяйством скрываются огромные возможности для хищений и всяческих недостач… Неточное взвешивание, крайне неточно определенный средний процент "гнили" в перевозимых продуктовых грузах, разрешение списывания грузов по оптовым ценам (чем пользуются транспортники, перепродавая перевозимые ими товары по спекулятивным ценам (см. фельетон "А ловкачи не дремлют" о суде над шоферами и т.д. и т.п.) все это прекрасная почва для огромных растрат народного труда, для огромных афер, узнав о которых мы ужасаемся, забывая часто об их первопричинах.
Фельетон "Диверсия в накладной" посвящен следующему хозяйственному выверту: еще годные приборы и иное государственной имущество легко списывают, а потом продают иным предприятиям через оптовый магазин-салон… естественно, при покровительстве самых высоких лиц из московских снабженческих организаций.
Судили организаторов за хищение 320 тысяч рублей, но еще интереснее вывод фельетониста И.Шатуновского:
"К этому делу можно было бы не возвращаться, если бы на суде не обнаружилась поразительная вещь. Из всех должностных лиц, закупавших оборудование для организаций, не было ни одного, кто бы в дальнейшем обратился с претензиями к магазину-салону. А ведь им в накладных завышали цены. Вместо дорогостоящего осциллографа подсовывали какой-нибудь приборчик.
…Человек несет часы в починку, с него просят 4,5. Почему такая дикая цена? Ссылаются на прейскурант. Он идет с теми же часами в соседнюю мастерскую, там берутся их починить за два сорок. Что так мало? Указывают все на тот же прейскурант.
Впрочем, когда клиент начинает соображать, что из его кармана пытаются увести лишние гривенники, он возмущается, протестует. Но вот он приходит в свое объединение или, может, даже в министерство и садится за рабочий стол утверждать заявки, подписывать счета. Речь идет теперь не о личном гривеннике, а о сотнях и тысячах государственных рублей, которые, скажем, просят за нефтяное оборудование. Бывший клиент сферы услуг спокоен, уравновешен, нелюбопытен. С легкостью необыкновенной он ставит свою ответственную подпись в платежных документах, не заглядывая ни в каталоги, ни в прейскуранты…"
А ведь так прост, лежит на поверхности ответ, сам автор уже на свой вопрос ответил… И тем не менее он тут же сообщает подобную же историю о том, как сотрудники Машприборинторга вместе с заводским оборудованием отправляли "никем не учтенные магнитофоны и приемники" (причем в статье умалчивается, почему эти приборы не были учтены и за чьи деньги их покупали…), сообщает, что в подпитии из краденых магнитофонов эти сотрудники составляли штанги для футбола во дворе, и что судили их за растрату 200 тысяч рублей. А кончает свой рассказ и весь фельетон следующим:
"Удивительное благодушие парило в иных министерствах, объединениях, на предприятиях. Здесь просто забыли истину: чтобы ограбить казну, вовсе не обязательно являться в масках и взламывать сейфы, для этого достаточно бывает лишь учинить чернильную диверсию в обыкновенной накладной".
Этот вывод представляется не точным, потому что в "министерствах, объединениях, предприятиях" (и не иных, а почти везде) царит не "благодушие", а безответственность – и не от забывчивости, а по необходимости… порядку вещей…
Случай перераспределения дефицитного оборудования и материалов на высоком уровне описан в фельетоне того же автора "Был такой директор…", когда по заданиям директора якутского золотого прииска Таракановского (в просторечии: "оборотистый человек"… "ловкач", "воротила"… "папа"), ставшего потом директором всего объединения "Приморзолото", снабженец Саква, получая две фиктивные зарплаты, использовал эти "похищенные" средства для взяток фондораспределителям в Москве (выше просто некуда) и на выпивку для слесарей-расхитителей:
" В штат артели и шахты Саква был зачислен фиктивно, реальная же зарплата и премии шли на взятки столичным хапугам. Как же он их находил? Хорошо известно, что матерью всякой интуиции является хорошо поставленная информация. Обмен опытом идет не только в кабинетах и конференц-залах, но и в коридорах и приемных, где день-деньской отираются толкачи.
- Иванов – человек крутой, выгонит взашей.
- Петров не просто прогонит, но и позвонит прокурору.
- Сидоров под вопросом.
- А вот Макаров берет. Сыпь только в лапу побольше.
И ходатай с прииска Кулар устремляется к Макарову…"
( В фельетоне перечисляются "расходы" Саквы – 100 р., 150р., 570р., 1500 руб… и т.д.)
"…А руководителю золотоносного прииска, как той жадной старухе из пушкинской сказки, все было мало. Он по-прежнему вызывает своего бравого обеспечителя: " Достань это. Привези то".
"Образцовый" директор чувствовал себя в безопасности. Какой с него спрос? Взяток он не дает, о левых поставках сам не договаривается…
На суде выяснилось, что не только директор прииска пользовался услугами взяточников из центральных организаций. Находились и другие "образцовые" хозяйственники, которые за ценой не стояли и тащили на свои склады, что нужно и не нужно. А Соловьев, Косарец, Макаров распределяли технику вовсе не тем, кому она предназначалась и была по-настоящему нужна. За две тысячи они сплавили налево экскаватор и автокран, за пять тысяч – четыре автомашины, трактор и бульдозер попали совсем не по адресу…"
И.Шатуновский кончает свой фельетон "моралью" и призывом к "руководителям иных ведомств" призадуматься и "сделать выводы", но даже в этих заключительных словах не чувствуется веры в то, что столь распространенное зло "толкачества" и "взяточничества" может быть устранено в сколь-нибудь близком будущем. И эта безнадежность понятна: пока не будет ликвидирована система централизованного, "фондированного" распределения продукции в бюрократических организациях, до тех пор эти явления будут процветать, а герои "фельетонов" вызывать не гнев, а сочувствие.
Другой фельетон на тему верховной преступности - "Мануфактур-советники" касается системы частно-рыночного перераспределения дефицитных тканей в условиях фондированного (т.е. планового) распределения.
"Республиканские министерства легкой промышленности, именуемые фондодержателями, распределяют наличные запасы тканей по своим швейным предприятиям: тебе – столько, тебе – полстолька, тебе – четверть столька и ни метра больше. Перерабатывайте их в модную современную одежду и – с Богом! – реализуйте через торговую сеть. Удовлетворяйте быстрорастущие запросы".
Фельетон тут умалчивает, а всем известно, как неохотно идут государственные предприятия на освоение именно модных изделий из дефицитных тканей: план тот же, а мороки с производством гораздо больше. Им этот "тканевый дефицит" зачастую просто не нужен.
"Но вот тут-то на горизонте и возникает внушительная фигура Шакро Хихинашвили с его референтами. Бывший товаровед овощной базы с незаконченным начальным образованием Шакро очень точно сориентировался в сложившейся конъюнктуре. Шакро и его борзые агенты добровольно приняли на себя роль эдаких мануфактур-советников.
Для работника, скажем, объединения "Женская мода" или фабрики "Красная швея" заготовлено письмо с торгово-закупочной базы, принадлежащей какому-нибудь нейтральному министерству – угольному, лесному или вообще – путей сообщения: "Для удовлетворения растущих запросов тружеников угля (леса, дороги) просим направить в наш адрес…"
Просьба удовлетворена и за серьезное вознаграждение управители министерских баз сосредотачивают на складах огромное количество непрофильного "левого" товара.
На этом этапе Шакро Хихинашвили открывает на базах свою ярмарку. И приглашенным сюда землякам – торговым работникам Грузии - он показывает товар лицом. Не какой-то альбом с образцами, а самую ткань "в штуке" – ее можно пощупать, помять в пальцах, поцокать.
Здесь Шакро Хихинашвили советует на одну ткань набросить по три рубля, на другую – по четыре семьдесят на метр. Причем он настоятельно советует продавать одну и ту же ткань по одной и той же цене и в Зугдиди, и в Очамчире - от греха и ОБХСС подальше.
На этих "ярмарках" чистый барыш идет уже в карман Шакро и его референтов. Этот барыш с лихвой покрывает все их прежние расходы (на взятки). Подсчитано, например, что один из агентов Хихинашвили за три-четыре дни "делал" 20-25 тысяч рублей. Делал, не имея ни сырья, ни станков, ни торгового оборудования. А из чего делал? - Из ничего. Из воздуха…
Между прочим, мануфактур-компания процветала не один год. И как процветала! Только с различными предприятиями Латвии было совершено незаконных сделок на общую сумму больше 6 миллионов рублей. Солидный куш поделили дельцы и с литовскими текстильщиками…"
Не один год обеспечение дефицитными тканями Грузии, Латвии, Литвы, т.е. как раз тех республик, где шьют хорошие вещи… Значит, это система? - Да, система, потому что она была у всех на виду, на поверхности и всем необходима, хоть ее и не утверждали официально. Ее воспринимали как норму, за исключением разве что отдельных "морализаторов" и "доносчиков".
"Но разве никто не видел, не замечал этого? – Видели. Замечали. Сигнализировали…
Я листаю многочисленные приказы по некоторым республиканским министерствам, их главкам и управлениям на этот счет: "указать", "поставить на вид", "выговор", "строгий выговор". Есть там и более крутые меры - "снять с должности".
А жулик читал эти приказы, мотал на ус и… оставался жуликом. Он только еще более квалифицировано маскировался, более умело вуалировал следы и продолжал свои махинации".
И даже после суда над главным деятелем этого мануфактурного рынка, над Ш.Хихинашвили, текстильщики Союза продолжают открыто ему сочувствовать:
"Однако настораживает позиция некоторых руководящих текстильных и швейных деятелей. Прокуратура СССР арестовала большую группу махинаторов, занимающих ответственные должности на предприятиях легпрома. Они растранжирили сотни и сотни тысяч метров дефицитных тканей. Между тем находятся люди, которые дают понять, что ничего такого особенного не произошло. Мы ворочаем миллионами метров тканей, а тут, подумаешь, мелочи… Нет, не мелочи! Государственный карман – не бездонная бочка. И мы не позволим разбазаривать безнаказанно ничего".
Трудно поверить в этот заключительный оптимизм. Сможет ли фельетонист запретить в будущем рыночное перераспределение фондируемой продукции или нет, но аресты Шакро нынешнего и Шакро будущих только ухудшит снабжение эффективно работающих предприятий и иных производителей нужными им материалами, т.е. увеличит народнохозяйственные потери. Дефицитные ткани для прибалтийских и грузинских мастеров швейного дела теперь будут лежать грузом у неквалифицированных или равнодушных к делу руководителей, спущенными сверху и, наверное, будут испорчены в устаревших фасонах одежды… Кому это нужно?
О знаменитом "помидорном деле" 1975 года Ленкорани Азербайд.ССР (62 осужденных) рассказала "Литературная газета" (№86,1975) в судебном очерке А.Мальсагова "Процент гнили".
4 рыболовецких колхоза занялись выращиванием помидоров, но, войдя в сговор с Ленкоранской овощной фабрикой, они оформляли сдачу гораздо большего количества овощей, чем выращивали и отправляли на деле, полученные лишние деньги раздавались в качестве зарплаты, но потом снова собирались руководством колхозов – для взяток вышестоящим и на прочие нужды. Руководителей этих колхозов и работников фабрики судили за хищение 2 миллионов 350 тысяч рублей.
Но как же рассчитывалась плодоовощная фабрика со своими потребителями? – А очень просто:
"Во-первых, на приемных пунктах фабрики систематически занижали вес овощей, принимаемых от специализированных овощеводческих совхозов. Во-вторых, так же искусственно и столь же нагло завышали вес овощей, отправляемых во все концы страны.
Мне поначалу не верилось, что такое возможно. Но побывайте в поле и на приемных пунктах в пик сбора и заготовок такого скоропортящегося овоща, такой неженки, как помидор! Сотни машин с овощами снуют по ленкоранским дорогам, ждут у весовых. Униженно мечутся от приемщика к приемщику экспедиторы, получившие наказ от своего начальства: "Пробиться на весы сегодня же, а то каждый час простоя в жару – это снижение стандарта помидоров и убыток". Да разве станешь в такой обстановке спорить, если приемщик и снизит тебе вес полупудового ящика на какой-то килограмм?
Что же касается далеких, неведомых фабрике потребителей – всех этих "торгов", "орсов", пищетрестов, то телеграфные протесты (их в деле несколько сот) даже ответа не заслуживают. Как это - "гниль"? Что значит "недостача"? Докажите, что она была. Мы, фабрика, загрузили вам вагоны килограмм в килограмм. Но или поезд медленно шел, или вы там на разгрузке у себя в Кунгуре или в Кинешме копошились, вот помидор и перезрел, потек. И весь изошел соком. Утек вес!"
Да, все очень буднично и просто. Как и везде. Только не надо забывать, что фабрика действовала, видимо, в пределах общепринято "процента гнили и недостачи", как все… Иначе бы она так долго не выдержала, на нее бы давно обратили внимание. Вся уникальность ленкоранской истории, видимо, в том, что в иных местах помидор, как и любой фрукт-овощ, и вправду гнил в дороге и на складах, а колхозники не получали деньги за действительно сгнившее. А в Ленкорани колхозы умудрились получать деньги за этот процент гнили – и не производя самих гниющих помидоров. Ленкоранцы как бы усовершенствовали и рационализировали наше абсурдное хозяйство, устранив сами гниющие помидоры, но оставив себе за них государственную оплату.
У меня нет сочувствия к этим осужденным и их покровителям. Секретаря райкома, которого А.Мальсагов тактично называет хозяином районного сейфа, в который долгие годы упрятывались все разоблачительные материалы на "помидорщиков", видимо, посадили, а более высокие покровители, наверное, отделались "гневным публичным осуждением" их прежних приятелей. Ведь фактически они не делали ничего полезного, хотя в экономическом смысле – вреда тоже не наносили (не надо забывать, что без их махинации помидоры просто сгнили бы… ну, может, на меньшую сумму. Они просто приспособили нашу иррациональную хоз.систему себе на пользу. Вот и все.
Когда-то аристократы, отринув предрассудки и романтические бредни, вдруг бросались в стихию наживы, вызывая изумление окружающих своим напором и грубостью, оставаясь и в капитализме – феодалами. Теперь бывшие фанатики и коммунисты взялись за обогащение, но и они несут с собой прежние привычки. По сути, эти люди – все те же партфеодалы в новых условиях нарождающегося рынка.
Интересны портреты осужденных – и интеллигентного, поэтичного Байрамова, который даже показания о хищениях капусты пытался изложить суду в форме восточных газелей и рубайи, но особенно председателя Махмудова:
"60-летний человек, стоя на ленкоранской земле незыблемо, как дуб, шагал по ней вельможно, как хан в старину, успевая примечать из-под нависших бровей, склонился ли в почтительном наклоне встречный колхозник. Да что там колхозник! Районных деятелей не баловал милостивыми улыбками председатель колхоза…
Махмудов оказался во главе артели случайно. Руку я ему не пожимал, но под холодной кожей ладони можно, наверное, и по сей день ощутить бугристые мозоли рыбака, натертые на Каспии веслами старинных рыбацких шаланд (сейчас-то у колхоза отличные сейнеры). Рыбак, сын рыбака… Все было у человека, чтобы прославиться в районе, стать самой почетной фигурой среди 26 директоров совхозов и 3 колхозных председателей.
Махмудов решил стать самой денежной фигурой. Такую он выбрал себе форму самоутверждения, посчитал, что все стальное – скоротечно, зыбко, как каспийская волна. Не для дешевой славы и шика нужны деньги таким натурам, как эта. Кутежи на виду у всех и неприличные жесты вроде раскидывания сторублевых бумажек под ногами у невесты на какой-нибудь многолюдной свадьбе – тоже не в стиле таких натур. Они ценят деньги просто как золотое обеспечение личности. Или проще: некий инертный материал, скажем, булыжник. Булыжником можно ударить, он годится для сооружения фундамента… Им можно, наконец, перегородить поток, который грозит тебя снести. Не скупились на взятки члены шайки!
Для того и нужны деньги таким, как Махмудов, чтобы под рукой всегда иметь куш на случай. Инертный материал. Пусть лежит. В виде пачек в просмоленной бумаге или в виде нескольких домов-дворцов в разных районах. Рыбак знает, что такое балласт. Песок. Лежит себе бесполезным грузом в трюме… Но без него корабль – не корабль. Не будет иметь устойчивости и осадки…
…Откуда же такое социальное высокомерие у человека из трудовой семьи?
- Я однажды принес в кабинет Махмудову его очередной пай за бестоварку – рассказывал мне звеньевой Фаруду Бабаев – дождался своей очереди вручить ему сумму. Я знал, что в этой двухтысячной пачке у меня не хватает трех рублей, и сказал об этом Махмудову. Как же он рассердился! Хотел ударить меня стулом по голове, чуть не выгнал с деньгами из кабинета…
Звеньевой сетует на скупость председателя. А я думаю, что не стал бы скаредничать из-за трешки этот туз, положивший в карман вместе с Галимом Байрамовым, главбухом фабрики Энвером Зохрабовым и несколькими другими хищниками сотни тысяч рублей. Просто Махмудов приучал к неукоснительному соблюдению дисциплины, финансовой в том числе. А то разболтаются кадры…"
В Махмудове чувствуется и характер, и сила денежного воротилы, капиталистического капитана, который мог бы организовать настоящее, а не дутое дело, сумел бы приучить своих людей честности и ответственности (даже учил этому!!!), если бы были иные условия, если бы не развращала его ситуация легкой добычи денег (а иначе – ведь нельзя), само существование "процента гнили", заложенного в планах, в саму основу социалистического способа хозяйствования. Судьба уготовила ему иное... И все же жаль…
Еще один "производственный" судебный фельетон - "Винокуры на Нерли" повествует о том, как два грузинских "специалистa" - "свободные, как горные орлы" – Нодар Накаидзе и Нурзар Харшиладзе" перестроили Боголюбовский плодоконсервный завод на производство прибыльных дешевых вин типа "бормотухи" взамен плодовых консервов:
"Плодоконсервный вступал в эру процветания. Из жестяных обрезков на скорую руку склепали гремящий на ветру винно-давильный комплекс.
…Винокурня наращивала темпы, и все хирел конвейер с неконкурентоспособными грибочками и огурчиками. Прошло еще немного времени и наступила почти полная алкогольная гегемония: из плодоконсервных изделий остались, как говорится, хрен да луковица. Остальную традиционную номенклатуру вытеснило главное винное подразделение.
Гости сдержали свое слово. Поползла вверх кривая выполненного плана. Пришли обещанные премии, повернулась, наконец, лицом желанная известность. О заводе и лично Александре Васильевиче уважительно заговорили сначала в областных кругах, потом – повыше".
Однако дальнейшему "процветанию" положили конец соответствующие органы и арест одного из специалистов…
Описанный случай – один из немногих, когда ориентация на рыночный спрос приводит не к общественной пользе, а скорее к вреду… Оружие, медикаменты, наркотики, алкоголь – государственный контроль на производство и потребление этих товаров, видимо, необходим в любом обществе. "Горные орлы" посягнули на винную монополию государства и справедливо за это поплатились.
Однако в большинстве других случаев происходит совсем иное.
Второе громкое азербайджанское дело (56 подсудимых) описано в фельетоне Шатуновского "Трест, который лопнул" – про работу швейного учебно-производственного комбината в г.Казахе. Особый статус комбината дал большие полномочия его общественному совету, что и определило "успех предприятия". Совет начал менять структуру выпускаемой продукции: вместо неходовых и дешевых маек и жакетов комбинат стал производить модные джемперы и водолазки:
"Вот тут-то над городом Казахом и стала заниматься золотая заря трикотажной эры. Джемперы, кофты, водолазки переполнили склады, захватили в плен городские магазины… Да можно ли было подумать, что скромная продукция, изготовленная в двух неказистых цехах, вызовет на рынке настоящий бум и переполох!..."
Сам же механизм скорого обогащения был совсем прост:
" А делалось все весьма хитро. Вначале в накладных фигурировали те изделия, которые выпускались на самом деле. С этими документами контейнеры выходили из ворот комбината и поступали в автолавки, палатки и магазинчики. Когда товар был распродан, старые накладные уничтожались, и участники преступного сговора счетовод-кассир Н.Кулаковская под теми же номерами выписывала фиктивные документы. В них уже указывалось, что были проданы не дорогие водолазки, а дешевенькая бахрома, не мужские джемперы, а детские майки. …От каждой сделки компаньоны получали до 50 тысяч рублей".
"Общественный совет" стал на деле акционерской компанией-трестом.
"В него можно было вступить, лишь внеся солидный денежный куш. Участники банды так и именовали себя: "пайщики", "компаньоны". Они содержали на "твердом" окладе официальных руководителей комбината. В зависимости от размеров похищенного директор получал ежемесячно от 1000 до 2500 рублей, главбух – от 500 до2000. Свою долю имели главный инженер, начальники цехов, кладовщики, счетовод-кассир…"
Интересно, что, как и в случае с Махмудовым, подпольные капиталисты живо навели порядок с производственной дисциплиной и честностью, пресекли хищения и тем самым "улучшили мораль":
"Никто членов совета не выбирал, не утверждал, но за работу они взялись рьяно: с утра до вечера ходили по цехам, следили за сохранностью станков, за чистотой и порядком, пересчитывали на складе готовую продукцию, сличали финансовую документацию. Они были непримиримы к лодырям и бракоделам. С лютой ненавистью набрасывались на расхитителей общественной собственности. Попробуй только попадись в проходной с мотком пряжи или с катушкой ниток! Всю душу вытрясут: "Сгинь с наших глаз, жалкий ворюга, пока прокурору не позвонили!"
Наладив производство, казахский комбинат организовал и собственный всесоюзный сбыт, с размахом – почти по всей южной России и Украине:
"- Товару делаем много, - говорит председатель.- Теперь надо отлаживать сбыт. Наше будущее - торговля с колес. Даешь автолавки!
Своих автолавок у комбината не было, поэтому решили подбирать подвижников-энтузиастов.
- Нужны люди, на которых можно полностью положиться. А то попадется какой-нибудь пьяница или мошенник и завалит все дело…
Свои люди развернули торговлю в 32 городах: в Воронеже и Ворошиловграде, Мелитополе и Харцыске, Ставрополе и Краснодаре… Бесперебойное снабжение торговых точек потребовало создания разветвленной транспортной службы. Специальные агенты, большей частью из тех же общественников, сопровождали грузы в самолетах, поездах, автомобилях…
Руководители торговых организаций Азербайджана как-то не заметили, что продукция комбината идет и в Российскую Федерацию, на Украину, прямо в торговую сеть, минуя всякие базы. А уж продавцы в лавках при попустительстве руководства Орсов выделывали все, что только хотели. К примеру, лавка "Харьковсельстроя", начисто позабыв о тружениках Харькова, колесила по рынкам Винницкой, Белгородской, Курской, Смоленской, Владимирской и других областей. Ну, а что можно сказать о властях города Казах, которые будто и впрямь не ведали, что вокруг комбината крутится тьма подозрительных типов…"
Кстати, может потому суд над "трестом" и прошел не в г.Казахе, а в Донецке, что власти побоялись симпатий населения к "воротилам"?
Фельетон кончается очень интересным (в устах "Правды") вопросом:
"Хочется узнать мнение деятелей легкой промышленности. Как они объяснят, почему этим малограмотным, абсолютно несведущим в технике и технологии дельцам на полукустарном по существу предприятии удавалось выпускать продукцию, могущую конкурировать с изделиями нашей промышленности.
Без ясных ответов на эти вопросы, а главное, без конкретных и действенных мер нельзя дать твердых гарантий, что подобный жульнический трест, лопнувший в Казахе, не возродится где-нибудь в другом месте. Нельзя будет дать таких гарантий до тех пор, пока идея заменить неходовой товар ходовым и извлечь из этого максимальную пользу будет приходить в голову сначала жуликам, а потом уже осенять умы наших некоторых честных, но, увы, безынициативных и неповоротливых работников".
Вопрос сформулирован очень точно и злободневно, но в том-то и дело, что действительный ответ на него не может понравиться издателям газеты "Правда"
- До тех пор, пока "честные, но увы, безынициативные и неповоротливые" государственные работники не уступят права хозяйствования - "малограмотным, абсолютно несведущим в технике и технологии, но удивительно энергичным и разворотливым дельцам, способным за короткий срок, на полукустарном предприятии" и в условиях полуподполья развернуть всесоюзное производство – толку с нашей промышленности не будет! Нет, не будет.
И остается еще вопрос: За что же их судили?
Наверное, за "хищение социалистической собственности", к которой приравняли ту разность между рыночной стоимостью реальной продукции комбината и стоимостью той фиктивной продукции, которую он должен был делать согласно всем планам и в которой он постоянно отчитывался, числясь, наверняка, в передовых и благополучных. Но спрашивается, почему?
Ведь свои финансовые обязательства перед государством комбинат выполнил полностью, почему же государство претендует теперь и на сверхприбыль, заработанную комбинатом в его свободных взаимоотношениях с потребителями (которым он, видимо, давал немало выгод, раз его продукцию расхватывали)?
Вот было бы логично, если бы руководителей комбината судили за производство неходовых маек (которые в случае их списания в торговой сети принесли бы государству лишь чистый убыток). Кстати, Ленин в свое время предлагал именно это: судить руководителей предприятий за убыточность… Но их судили совсем за обратное, т.е. за эффективность. Где же тут логика?
Может их судили за то, что скрыли перестройку своего производства? – Но оповести они начальство, им такую перестройку просто не разрешили бы, а если бы разрешили в принципе, в плане, то все равно такое разрешение стало бы фактическим запретом, ибо весь успех Казахского комбината зиждется на свободном производстве, свободно следующем за конъюнктурой рынка, а не за опостылевшим планом. Единственное, что можно поставить им в упрек – сокрытие части доходов от налогового обложения – снимается тем, что в такой ситуации подобное сокрытие было необходимо для самого производства. Заявить о дополнительных доходах – означало просто закрыть дело. Вина за это сокрытие должна лежать на самом государстве, желающем и хорошие деньги забирать у производителей, и беспрерывно командовать ими, лишая даже экономической свободы. Но и доходность, и отсутствие эконом.свободы – вещи несовместимые!! И я не знаю, сколько еще пройдет времени, пока наши управители не поймут этого простого факта.
Размышляя над фактами, описанными во всех этих фельетонах, видишь, что государство наказывает любую инициативу – приносит ли она пользу народу (как в Казахе) или нейтральна… Не трогает оно и даже культивирует лишь послушность и бездеятельность, т.е. самые вредные качества для хозяйственника.
Последний пример: история директора, слишком болевшего за дело и потому вызвавшего на себя доносы. Статья "Канашское "дело" написана удивительно мягко (имеет подзаголовок не "судебный фельетон", а "размышления над фактом") и даже не приходит к итоговым выводам, что совсем удивительно для газеты "Правда". Вот это дело:
"В Канашском районе Чувашской АССР привлечены к уголовной ответственности и сняты с работы директор, главный инженер, главный бухгалтер и нач.планового отдела комбината бытового обслуживания. Судили их за то, что изготовленные в цехах комбината швейные и трикотажные изделия продавались на рынках, а в отчетах указывалось, будто сшиты они по индивидуальным заказам. В результате за 6 лет было незаконно выплачено 14 тысяч рублей.
Кажется, вина бывших руководителей комбината очевидна. Тем не менее, они пишут: "Не понимаем, в чем конкретно мы виноваты. Старались выполнять план, расширить объем услуг населению – и вот чем все кончилось…"
Новый директор – энергичный, инициативный – смело взялся поправлять дела. При нем построили еще один цех, гараж, котельную, складские помещения… Обновилось оборудование, улучшились условия труда. За сравнительно короткое время объем услуг населению увеличился в 2,5 раза. Налажен заново пошив и ремонт меховых изделий, химчистка, открылось фотоателье, детская парикмахерская, дамский зал. В селах района создано 8 комплексных приемных пунктов.
Наводя порядок, директор строго наказывал тех, кто допускал злоупотребления. Кое-кого пришлось уволить за различные махинации. В отместку на него начали писать жалобы. Работу комбината семь раз проверяли финансово-хозяйственные органы, народный контроль, Мин-во быт.обслуживания населения республики. Комиссии отмечали производственные недостатки, но злоупотреблений не находили. Однако авторы писем не успокаивались. В конце концов, было возбуждено уголовное дело.
Нет необходимости рассказывать о его перипетиях… Ну какая, казалось бы разница: купит человек вещь в магазине или у "коробейников" на автофургоне? Вопрос вроде бы резонный, но не настолько очевидный, как может показаться на первый взгляд. Верно, за покупку приходится платить дороже, зато не надо тратить времени на заказ, примерки и т.п. Однако бытовое предприятие потому и именуется так, что выполняет работы по индивидуальным заказам, готовые же изделия поставляет легкая промышленность. А если разрешить бытовым предприятия продавать готовые изделия, то есть опасение, что они махнут рукой на заказчика, начнут работать вовсю на рынок…
Руководители службы быта, требуя выполнения плана от предприятий, обычно закрывают глаза на нарушение инструкций. К тому же размеры "мелких партий" не обозначены. И многие обувные фабрики, ателье, мебельные мастерские выпускают продукции в массовых размерах, на миллионы рублей. Выполнение чисто бытовых услуг, таким образом, отодвигается на второй план. В результате во многих ателье образуются очереди, сроки исполнения заказов граждан растягиваются на месяцы. А в магазинах, увы, не каждый может найти вещь по вкусу.
Но вот вопрос: почему везут изделия на рынок? "Бытовики" ведь отлично знают: поступая так, они нарушает правила торговли, рискуют быть оштрафованными, наказанными, осужденными, наконец. И все-таки снаряжают автофургоны, не только и не столько ради перевыполнения плана и премий. Главная забота – обеспечить ритмичность производства, загрузить людей работой.
Для того чтобы предприятие работало стабильно, нужен реальный план, основанный на учете спроса населения и возможностей предприятия. Но как часто еще планы увеличиваются механически по осужденному методу - "от достигнутого уровня"!
А материальное снабжение? Послушайте, что говорят об этом руководители горьковских предприятий службы быта. Зам.директора объединения "Волжанка" А.Казарин: "Ателье обеспечены материалами на 35-40%, план выполняем в основном из материалов заказчиков…" Ну и так далее и тому подобное…"
Так и хочется произнести старое: "Скучно, господа!" Нет жизни деловым людям, нет. Ни одно хозяйственное преступление, осуждаемое советским судом и осмеиваемое в нашей прессе нельзя сразу же, без внимательного разбора, считать преступлением. Все требует анализа и поправки. Одни из этих подсудимых и вправду виновны, другие вызывают лишь сочувствие и негодование против их гонителей. Все напутано и в наших "загонах" и в нашей "общественной морали", и потому нам надо разбираться.
| предыдущая | оглавление | следующая |
