В. Чалидзе "Хищения социалистического имущества"

(глава из книги "Уголовная Россия", Нью-Йорк, 1977г.)

(Источники, на которые ссылается автор, при перепечатке опущены)

Я уже упоминал о том, что русская традиция пренебрежения правом собственности казны осталась значимой и в советское время. Эта традиция получила необычайно широкое распространение среди публики еще и благодаря тому, что ныне собственностью казны или, как говорят теперь, государственной собственностью оказалось почти все вокруг. Согласно Конституции СССР (ст.6):

"Земля и ее недра, воды, леса, заводы, фабрики, шахты, рудники, железнодорожный, водный и воздушный транспорт, банки, средства связи, организованные государством крупные сельскохозяйственные предприятия (совхозы, машинно-тракторные станции и т.п.), а также коммунальные предприятия и основной жилищный фонд в городах и промышленных пунктах являются государственной собственностью, т.е. всенародным достоянием".

То более или менее значительное имущество, которое государственной собственностью не является, оказывается собственностью общественной, принадлежащей колхозам или кооперативным артелям, причем разницу между этими двумя видами неличной собственности (государственной и общественной) не учитывает ни законодатель, устанавливая наказания за преступления против государственной или общественной собственности, ни многочисленные расхитители.

Однако законодатель по-разному относится к охране государственной или общественной, т.е. социалистической собственности, и к охране личной собственности граждан: предусмотрены существенно более жестокие наказания за преступления против социалистической собственности. Трудно сказать, следует ли рассматривать этот факт как призыв законодателя: "Если уж воруете, то воруйте у частных лиц, а не у государства", или как следствие доктринальной установки о том, что человек, осмелившийся посягнуть на всенародное или общественное достояние, гораздо более социально опасен, нежели тот, кто посягает на личную собственность граждан… Считается как бы очевидным, что такой подход к определению меры наказания за хищения – естественен, и, насколько мне известно, в советской юридической литературе нет попыток логически, а не декларативно, обосновать большую жестокость наказания за хищение социалистического имущества. Такие попытки были бы, однако, весьма уместны, тем более что советский закон предусматривает даже смертную казнь в наказание за хищение социалистической собственности в особо крупных размерах.

По-видимому, среди советских юристов воспринимается как очевидное мнение о том, что интересы государства должны быть защищаемы посредством более жестоких репрессий, чем интересы частных лиц. То, что в буржуазном праве эта презумпция примата интересов государства не всегда значима при определении наказаний за преступления, дает советским юристам повод для выводов доктринального характера. Так, например, советский юрист Б.С.Никифоров при редактировании перевода книги английского юриста К.Кенни "Основы уголовного права", сделал следующее замечание к сноске по поводу того, что по английскому праву в некоторых случаях подкуп агента частного предприятия и агента государственного учреждения наказуемы одинаково. Никифоров отмечает:

"Все эти нормы, направленные к защите частного предпринимателя-патрона от недобросовестного поведения со стороны его служащего, представляют собой недвусмысленное выражение, характерное для буржуазного правопорядка в период империализма, легализация единства интересов буржуазного государства и отдельных капиталистов…" (392)

Публика также по-разному относится к хищениям собственности социалистической и собственности личной. В то время как хищение личной собственности граждан рассматривается всеми, за исключением разве что самих воров, действием преступным, недопустимым, постыдным, хищение собственности социалистической, во всяком случае, если оно проводится не в слишком крупных размерах, мораль обывателя не считает чем-то постыдным, а напротив, рассматривает как естественное поведение людей. Мало кто из публики пытается обосновать такую моральную концепцию, но те, кто пытается, высказывают, например, такие соображения: "У государства меньше не станет, если я возьму какую-нибудь мелочь", "Лучше уж я возьму, все равно попадет", "Если бы я мог эту вещь купить в магазине, я бы не стал красть ее на службе", "Государство нам многое недодает, приходится брать самим".

Советские юристы 393 сообщают о результатах анкетного опроса одного завода по поводу хищений социалистической собственности:

"…Один из работников завода, заполнивший опросный лист, пишет: "У нас считается глупостью покупать вещь в магазине, если ее можно взять или сделать на заводе. Берут все – от канцелярских принадлежностей до самых дорогих приборов, варварски выдирая их из изделия". Другой работник этого же завода пишет: "…Порой видишь честного (?) и материально обеспеченного товарища, ищущего в цехах кусок провода или розетку, винт, болт, резиновую шайбу или втулку – в общем, от мелочи до крупного… Одни тащат скрытно, но по мелочам, а другие вывозят бидонами, бутылями".

Те же авторы сообщают, что осужденная за хищения работница бухгалтерии на вопрос, "считает ли она себя равной в моральном отношении тем преступникам, которые обкрадывают квартиры, похищают деньги из карманов граждан", ответила: "Что вы! Я не воровка какая-нибудь. Я никогда в жизни ничего чужого из кармана или из квартиры не взяла бы".

Известно, что общественная оценка социальных явлений часто отражается в изменениях языка; весьма интересно, что для обозначения лиц, допускающих систематические мелкие хищения социалистической собственности, в языке не нашлось слова, адекватно отражающего общественное отношение к такому виду воровства: родилось новое слово – несун. Само появление этого слова свидетельствует о снисходительности публики в моральном осуждении мелкого воровства социалистической собственности. Разумеется, я говорю о снисходительности неофициальной, на собраниях трудящиеся гневно осуждают несунов: советский журналист, например, 394 отмечал, что "философия "несунов" давно уже осуждена общественным мнением.

Разумеется, было бы невозможно бороться с несунами только устроением собраний с целью общественного их осуждения. Попавшиеся несуны часто подвергаются административной ответственности, поступок их осуждается товарищеским судом. Разумеется, если о ком-либо известно, что он систематически совершает мелкие хищения, то его дело должно быть передано в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. Есть, однако, важное обстоятельство, препятствующее тому, чтобы руководители учреждений были слишком заинтересованы в борьбе с хищениями социалистической собственности. Дело в том, что руководитель предприятия или учреждения несет ответственность не только за качество работы и выполнение плана на предприятии или в учреждении, но, как настойчиво объясняют идеологи, он ответственен за воспитание каждого подчиненного ему человека в духа коммунистической морали, и совершенно ясно, что каждый широко разглашенный случай хищения социалистической собственности свидетельствует о недостатках воспитательной работы на данном предприятии или учреждении и вызывает недовольство высшего начальства, особенно начальства партийного. Поэтому стало системой, что руководители предприятий стараются "не выносить сор из избы" и стремятся замять ставшие им известные факты хищений социалистической собственности, разумеемся, в случаях, когда не совершено значительного преступления. Такое поведение руководителя вполне естественно, ибо раз он несет ответственность за поведение своих подчиненных, то в большинстве случаев оказывается вынужденным скрывать правонарушения, оберегая себя от ответственности. Таким образом, помимо круговой поруки друг за друга, т.е. распространенного среди трудящихся обычая не мешать друг другу в мелких хищениях социалистической собственности (я при этом не имею в виду активистов), возникает своего рода круговая порука сверху вниз, когда руководители предприятий побуждаемы покрывать совершаемые их подчиненными мелкие преступления.

По-видимому, такая позиция руководителей обратила на себя внимание властей, и недавно стало известно 395 об опыте организации специальной комиссии на кондитерской фабрике "Заря", которая должна следить за эффективной борьбой с мелкими хищениями; существенно при этом, что возглавляет эту комиссию "освобожденный" секретарь, т.е., как можно судить, лицо, не зависящее непосредственно от руководства предприятия.

Издавна многие предприятия охраняются специальными подразделениями Министерства внутренних дел, не подчиненными руководителям предприятий. Практика деятельности такой охраны показывает, что основная ее функция (помимо охраны предприятий от шпионов и диверсантов) – не допускать хищений социалистической собственности. Считается естественным, что работники предприятия, покидая предприятие после работы, проходят специальную проходную – помещение, в котором стоит охранник, и которому трудящиеся должны показывать содержимое своих сумок и портфелей. Неизвестно, кем утверждена инструкция о производстве таких добровольных обысков; сама эта инструкция также не опубликована, однако известно, что, по-видимому, авторы этой инструкции с некоторым уважением относились к гарантии Конституции о неприкосновенности личности – обыски в проходных действительно добровольные (исключения бывают на особо секретных предприятиях или в случаях, когда работники охраны слишком активны и бесцеремонны). В случае, если работник отказался предъявить содержимое своей сумки или портфеля для обыска, т.е. открыть сумку или портфель и по указанию вахтера показывать все вещи, сам вахтер в принципе не имеет права открыть портфель, но вправе, разумеется, при наличии обоснованных подозрений вызвать милицию, которая и произведет обыск, несмотря на отсутствие санкции прокурора и несмотря на гарантию Конституции. Случаи, когда работники предприятий и учреждений, включая ученых, отказываются от таких добровольных обысков, необычайно редки.

Вахтеры, впрочем, выполняют и другие функции: они следят, чтобы рабочие не проносили на завод водку; рабочие носят водку не в портфелях, а в карманах, так что иногда, особенно под зимней одеждой, нельзя углядеть, не несет ли человек в кармане бутылку: обыски в проходной сопровождаются ощупыванием. Весьма редко бывает, чтобы рабочий заявил о том, что считает подобный обыск оскорбительным для своего достоинства. Газета "Известия" посвятила статью одному рабочему, который покинул работу, так как не счел возможным согласиться на такой обыск 396. Boт как сам этот рабочий, Борис Туранов, охарактеризовал возникший конфликт:

"Я был задержан в проходной, когда шел на работу. Но ощупывать себя не позволил, руководствуясь законом о неприкосновенности личности, незамешанной в правонарушениях… У меня не было желания совсем покинуть шинный завод, потому что дали хорошее общежитие. Но меня не устраивают отношения в проходной…"

Весьма существенно, что Туранов протестовал именно против обыска при входе на работу, когда проверяют, нет ли водки. Корреспондент "Известий" Г.Комраков пишет о нем:

"Он знает, что отдельные нечестные люди иной раз пытаются вынести через проходную какие-нибудь мелочи – электрическую лампочку, моток провода, банку краски. Безусловно знает, что помноженная на наши масштабы "мелочь" оборачивается государству существенным ущербом, поэтому с "несунами" ведется борьба. Еще Туранов знает, что при выходе с территории предприятия рабочий обязан показать содержимое свертка или, скажем, сумки, коли таковые имеются, что, наконец, после смены вахтеры имеют право даже на поверхностный осмотр одежды, если к тому есть основания. Все это для Туранова не новость, со всем Борис согласен. Но подвергать себя осмотру при входе на завод он не желает: кому и зачем нужна по утрам столь странная процедура?"

Далее из слов заместителя начальника заводской охраны читатель статьи узнает, зачем:

Если, к примеру, пальто на груди оттопыривается, тогда могу ощупать. А вдруг водка? По закону требуется отобрать. И уничтожить. По закону…"

Корреспондент по этому поводу замечает:

"Слукавил слегка Алексей Данилович: нет такого закона. Можно поверить, что процедура обусловлена самыми благими намерениями, но тем не менее закона такого нет. И в Уставе на этот счет – ни слова. Вот что есть, так это – приказ директора, где в общих чертах означено: лиц, пытающихся пронести на завод спиртные напитки, необходимо задерживать, спиртное уничтожать".

Как видно, человек с сильно развитым чувством человеческого достоинства, памятующий о принципе неприкосновенности личности, тем не менее, смиряется перед необходимости подвергаться обыску при выходе с завода, понимая острую общественную необходимость таких обысков.

Более резкой была реакция публики на попытки проводить обыски в магазинах самообслуживания. Работники таких магазинов, судя по многим сообщениям, требовали от покупателей, чтобы они оставляли свои сумки и портфели при входе в магазин, а в некоторых случаях требовали предъявления сумок и портфелей для обыска при выходе из магазина. Реакция была тем более острой, что магазин не отвечал за сохранность оставляемых покупателями сумок и портфелей. Фельетонист "Известий" 397 сообщает об одном из случаев, когда оставленный таким образом портфель с документами исчез, аи утратившая его студентка услышала в утешение лишь то, что она не первая и не последняя жертва.

Не знаю, вследствие ли протестов публики или вследствие непрерывного совершенствования советского нормативного регулирования, но в 1973 году в приказе Министерства торговли СССР было специально отмечено запрещение работникам торговли проверять у покупателей их личные сумки, портфели и т.п.398

Хотя власти пытались применять такие же жесткие превентивные меры в борьбе с воровством в магазинах самообслуживания, как и в борьбе с несунами, но у меня есть сильное, и надеюсь, обоснованное впечатление, что хищения в магазинах самообслуживания распространены, несомненно, меньше, нежели мелкие хищения социалистической собственности на предприятиях: мораль среднего советского обывателя оценивает кражу, совершенную покупателем в магазине как кражу, в то время как хищение социалистического имущества, которое совершают рабочие и служащие по месту работы, эта мораль оценивает гораздо более снисходительно – я уже говорил об этом.

Помимо проблемы несунов, с которыми властям приходится бороться, в основном, общественными, служебными и административными мерами, существует, конечно, и проблема борьбы с более крупными хищениями социалистического имущества. Такие хищения тоже весьма и весьма распространены, и это можно смело утверждать, хотя бы по тому вниманию, которое уделяет пресса этому виду преступления (при том, что советская пресса вообще не склонна увлекаться уголовной хроникой). По данным399, осужденные за преступления против социалистической собственности в общем числе осужденных составляют 15-18% (по тем же данным, осуждено за преступления против личной собственности в 1967 г. 16%).

Невозможно перечислить даже наиболее распространенные способы хищений социалистического имущества; особенно разнообразны приемы хищений, связанные со злоупотреблением служебным положением. В частности, относительно хищений в особо крупных размерам советский автор400 сообщает:

"Хищения в особо крупных размерах совершаются, как правило, организованными сплоченными группами расхитителей, в состав которых входят руководители организаций и предприятий, работники бухгалтерий, материально ответственные лица, т.е. те, на кого возложены обязанности по контролю за расходованием и учетом материальных ценностей и денежных средств".

Хищение в особо крупном размере наказуемо лишением свободы от 8 до 15 лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества. Советская практика рассматривает как хищение в особо крупном размере хищение на сумму 10000 рублей и выше, при этом такой формальный количественный критерий часто не является решающим при квалификации хищения: диалектический образ мышления побуждает советских правоведов и судий учитывать при обсуждении вопроса о квалификации хищений не только ценностный критерий, но объемы, количество и характер похищенного.401

К сожалению, в советской юридической литературе и прессе не публикуются подробные рассказы о делах, связанных с хищением социалистического имущества в особо крупных размерах. Судя по тем данным, которые все же появляются в печати, в некоторых случаях преступникам удается похитить солидные суммы. Так, по данным 404, "пробравшиеся на трикотажные фабрики Киргизской ССР жулики длительное время расхищали государственное имущество и всего похитили ценности общей стоимостью свыше трех миллионов рублей".

По данным 402, Гольдман и другие в период с 1950 по 1960 г. на предприятии текстильной промышленности похитили ценности, общий размер которых был определен Верховным Судом СССР в 2952772 рубля. Такие крупные дела, конечно, редкость, однако довольно часто становится известно о разоблачении хищений на суммы в несколько тысяч и даже в несколько десятков тысяч рублей.

Организация хищений в крупных и особо крупных размерах требует от исполнителей, несомненно, большого хозяйственного опыта и способности к конспирации. По данным 404 на основе изучения материалов двухсот дел о хищениях в особо крупных размерах было установлено, что свыше одного года хищения совершались свыше 2 лет – в 66% случаев, свыше 5 лет – в 14% случаев. Такие данные указывают на весьма низкую раскрываемость преступлений в этой области и свидетельствуют не только о недостаточно активной деятельности ревизионных органов, но и об изощренности расхитителей. По-видимому, в делах меньшего масштаба культура хищений социалистической собственности в среднем ниже.

Встречаются, и нередко, дела совсем удивительные по примитивности техники исполнения. Так, в Москве в конце 50-х годов шофер автобуса систематически с помощью специального приспособления выуживал деньги из кассы в своем автобусе. По-видимому, он не слишком глубоко изучил проблему конспирации, ибо навлек на себя подозрение попросту тем, что в кассах других автобусов того же маршрута всегда бывало больше денег.

Другой пример поразительно низкой культуры хищений социалистической собственности свидетельствует также о весьма низкой культуре контроля в области подбора материально ответственных сотрудников: одна дама устраивалась на работу кассиром в магазины разных городов, совершала хищения денег из кассы и скрывалась. При оформлении на работу она предъявляла поддельный паспорт с подрисованной печатью, причем в этот паспорт взамен недостающего был вставлен паспортный лист с другим номером.108

Отмечу в заключение… явление весьма характерное для советской хозяйственной жизни: "завладение" социалистическим имуществом не с целью присвоения его, а с намерением обеспечить себе возможность нормальной работы. Необычайно распространено такое противоправное "завладение" социалистическим имуществом среди тех людей, служебная деятельность которых не обеспечивается в должной мере сырьем и запасными частями: шоферы и механики сельскохозяйственных машин "крадут" друг у друга запасные части машин, рабочие, лаборанты и научные сотрудники "крадут" друг у друга дефицитные материалы, инструмент, приборы. При этом часто "крадут" не потому, что в данный момент случилась крайняя необходимость употребить какой-либо инструмент или деталь, а "крадут" на запас, зная, что когда понадобится – не достанешь.

Начальство по возможности борется с этим злом среди своих подчиненных, но не слишком препятствует им в тех случаях, если такие "кражи" совершаются в соседнем цеху или в соседней лаборатории. Такие "кражи", конечно, не влекут уголовного наказания, хотя и можно было бы приискать статью Уголовного кодекса. Впрочем, если такими "кражами" занимается должностное лицо, возможно обвинение в злоупотреблении служебным положением, как это показывает следующий, весьма интересный случай.406

"В.И.Самарский, работая ведущим инженером лаборатории нейрохирургии Института экспериментальной медицины, злоупотреблял служебным положением: в течение двух лет систематически изымал из лаборатории вверенные ему приборы, радиодетали и другие материалы, приносил их домой, где и хранил. Всего им изъято имущества 57 наименований в количестве 1129 штук на общую сумму 984р.43 коп.

Приговором Петроградского районного народного суда от 22 сентября 1967г. Самарский был осужден за хищение социалистического имущества по ч.2 ст.92 УК PCФCP к 3 годам лишения свободы (имеется ввиду хищение путем злоупотребления служебным положением. - В.Ч.)

При рассмотрении дела в кассационной инстанции Судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда установила, что Самарский, вынашивая весьма перспективную идею полного овладения нервной системой при помощи отведения и стимулирования на расстоянии биотоков мозга, - добился включения соответствующей темы в перспективный пятилетний план научно-исследовательской работы института. Опасаясь, что ввиду недостаточной обеспеченности института радиодеталями и неэкономного их расходования дефицитные материала будут исчерпаны еще до того, как начнутся работы по интересующей его теме, он решил припрятать их дома. Через два года после совершения преступления Самарский сам явился с повинной и за весь период хранения у него деталей ни одной из них никуда не израсходовал. При таком положении коллегия Ленинградского городского суда пришла к выводу, что у Самарского отсутствовала корыстная цель и потому определением от 1 ноября 1967г. переквалифицировала действия Самарского на ч.1 ст. 170 УК РСФСР (злоупотребление властью или служебным положением. – В.Ч.)