предыдущая | оглавление | следующая |
29/ХI-82г. я был вызван на допрос на М.Лубянку,12-а, ст.следователем УКГБ г.Москвы Поповым. Перед допросом в кабинет заглянул невзначай уже знакомый мне капитан Капаев (два года назад вызывал по делу Капитончука и др., но я не был с ними знаком) и сообщил, что недавно видел Г.Павловского (видимо, снимал с него допрос), поинтересовался, где он сейчас, удостоверился, что я не знаком с А.Костениным) его обвиняют в издании "Хроники"). Как и в прошлый раз, разговор тут же перешел в спор о необходимости или вредности "Хроники", причем он доказывал, что если даже в ней и не было бы клеветы, то все равно такой тенденциозный и односторонний подбор материала, информации – вреден, тем более, что любая печать у нас должна быть партийной, я же доказывал, что нужна гласность, особенно в таких делах, и только такие издания, как "Хроника", могут спасти КГБ от произвола, что "Хронике" надо не мешать, а помогать самому КГБ… Через три минуты Капаев удалился.
Начав допрос, Попов назвал мне две фамилии, из которых я знал только В.Л.Гершуни, как члена редакции "Поисков". После короткого устного разговора, Попов стал писать протокол в виде сплошного рассказа. Всего набралось чуть больше страницы. Было зафиксировано, что с Гершуни я познакомился на заседаниях журнала "Поиски", когда вошел последним в состав его редколлегии, что другого общения не помню, близости не было, как не было и личных счетов. Никаких конкретных фактов, кроме участия Гершуни наряду с другими членами редакции в заседаниях редколлегии в 1979 г. по выпуску пятого номера и по поводу приостановки журнала с одновременным выпуском 6 и 7 номеров, а также, что в журнале публиковались какие-то материалы за подписью Гершуни, ничего другого вспомнить я не мог. Но следователю и этого было достаточно, т.е. от меня ему было нужно юридическое подтверждение нескрываемого нами и очевидного факта, что Гершуни был автором и членом редколлегии "Поисков", заранее преступного по их понятиям. Тем самым я становился "свидетелем обвинения" и, как ни грустно, а возможно, что в этом качестве мне придется участвовать в будущем суде над Гершуни, как и в суде над Павловским, хотя я и постараюсь выразить свою убежденность в его невиновности. Мне стало особенно грустно, когда я узнал в середине допроса, что сам Гершуни показаний не дает и, видимо, факт моих показаний будет ему – неприятен, хотя, конечно, ухудшить его судьбу они никак не могут. Отказываться же мне от показаний было нельзя: я уже говорил об этом на двух судах, да и после суда за отказ от дачи показаний всегда стараюсь избегать этого нарушения нынешней ст.182.
У меня создалось впечатление, что к Гершуни у следователя довольно положительное отношение. В разговоре о своеобразии его характера, Попов выразил убеждение, что Гершуни, конечно, вполне нормален и последователен, нелицеприятен и мог вслух и в глаза отнестись критически ко всем, в том числе и диссидентам, когда они, по его мнению, начинали поступать ради корысти, скорейшего выезда за границу и т.д. Почти с удовольствием он записал в протокол моих показаний выработанную едва ли не совместно с ним характеристику Гершуни, как человека очень честного и умного, часто категоричного в своих суждениях и смелого в их отстаивании, как яркого представителя правозащитного движения, "каковым он остается и сейчас".
Да, ни о каких связях Гершуни со СМОТом я не знаю.
По объяснению следователя, Гершуни сейчас здоров, обвинение ему предъявлено по ст.190-1 УК, но совсем не обязательно его будут держать в тюрьме все 9 месяцев. Вообще, у меня создалось впечатление, что можно рассчитывать, что ему дадут ссылку – лишь на больший срок удалить из Москвы. Фраза Попова: "Если бы он сидел тихо, никто бы его сейчас не трогал"…
предыдущая | оглавление | следующая |