2.31 Заявление следователю Бурцеву Ю.А.

На допросе 11.8.1980г. с целью устранения возможного ущерба от использования зарубежом моего имени и нынешнего положения во враждебных стране целях, я переписал "Заявление для печати", причем в мой вариант от 30.6.80г. внес чужеродные изменения. Под давлением спешки, нервного возбуждения из-за ожидаемого освобождения до суда и общего болезненного (нравственного и физического) состояния от длительного содержания в тюрьме на 10-рублевом в месяц рационе, я не смог быстро и правильно оценить эти изменения и лишь потому согласился с ними.

По зрелому же размышлению я настаиваю на следующем:

1. Внесенная чужая фраза: "мною дано обязательство не вести впредь деятельности, способной нанести вред моей Родине" выглядит невинно, тем более что я никогда и не вел такой деятельности, но на деле она весьма двусмысленна и звучит, как мое согласие с тем, что вся моя прошлая "самиздатская деятельность" наносила ущерб Родине. Вы прекрасно знаете, что такой смысл для меня абсолютно неприемлем, что подсовывать мне такую фразу – чистое шулерство. Тем более что, на деле, я тогда же, 11.8.1980г., дал совсем иное, более тяжелое, но зато и более определенное обязательство, не содержащее оценок: "Не заниматься больше самиздатом". Эту протокольную фразу и надо ввести в заявление, а именно: "учитывая данное мною обязательство не заниматься впредь самиздатской деятельностью".

В противном случае я буду считать все заявление 11.8.1980г. недействительным, полученным обманным путем.

2. В заявлении 11.8. упомянуто, что в настоящее время я выпущен до суда на свободу, т.е. само заявление пишется уже на свободе. На деле же я нахожусь в тюрьме и до сих пор гадаю, выйду из нее или нет. Это также делает все заявление недействительным до моего реального освобождения.

3. Второй абзац заявления, в который был включен большой чужой кусок, стал невразумительным и неточным, поэтому его следует изложить так: "Действительно, я участвовал в редактировании самиздатского журнала "Поиски", составлял сборники "В защиту экономических свобод" как под своей фамилией, так и под псевдонимом К.Буржуадемов, где старался обсудить среди узкого круга своих читателей свои убеждения, например, о перспективах рыночного социализма, о частной инициативе, о переходе страны к буржуазным экономическим отношениям, о свободе для частного предпринимательства и т.д. А в январе 1980г. я был арестован по обвинению в распространении клеветнических измышлений, порочащих сов.госуд. и общ.строй.

4. Меня совершенно не волнует пропагандистско-идеологический эффект моего заявления (даже напротив, считаю вредной любую пропаганду). Моя цель – только патриотическая: поставить заслон перед возможным использованием моего имени во враждебных стране целях. Поэтому это заявление предназначено именно для АПН и зарубежной аудитории. Использование же его в советской печати и тем более для телевидения мне кажется совершенно ненужным, морально тяжелым и двусмысленным для меня (а сыну закроет поступление в вуз), поскольку, видимо, будет расценено многими как трусость, отказ от убеждений, как покаяние, данное в тюрьме под давлением страха. Поэтому я считаю, что нужно или отказаться от этой идеи или сделать заявление для советской печати и телевидения более понятным, дав возможность мне объяснить, что я никого и ничего не предавал, а заявление это – не средство спасти свою шкуру, а именно выражение моей патриотической позиции. Тогда исключенные из варианта 30.8. фразы надо вернуть и расширить.

5. Чтобы с полной ответственностью заявить, что мне "известно" о квалификации меня за рубежом как "жертвы советского режима", мне необходимо самому прочесть и сделать выписки из апрельской статьи "Русская мысль". Как я успел понять из знакомства с радиосообщениями, они не содержат таких искажений, но и с ними мне надо ознакомиться по-настоящему.

6. Я должен иметь у себя точную и неотчуждаемую копию даваемого мной заявления.

Наконец, я должен сделать Вам заявление с объявлением голодовки, начиная с 18 августа 1980г. Основной мотив – протест против затягивания моего освобождения из тюрьмы до суда, несмотря на Ваши многократные обещания и заверения. Мои просьбы и проявление доброй воли к сотрудничеству в течение этих летних месяцев не дали результата, а только вымотали меня психически. У меня остается лишь это последнее средство, самое крайнее, тем более что я уже пробовал его и успешно, хоть с уроном для здоровья.

Я буду вести голодовку пока хватит сил, до своего освобождения. Не могу допустить, чтобы я был обманут следователем. Одновременно требую свидания с адвокатом, которого избрала моя жена, и приобщения всех моих заявлений, включая данное, к уголовному делу. Также требую изменения моего заявления для печати от 11.8.80г., как было разъяснено мною выше. 16.8.1980г.

Это заявление Витя не передал, потому что Бурцев с ним не встречался, а "коллега" сам отбросил второй вариант заявления.

Сохранились аналогичные заявления-жалобы Генеральному прокурору СССР и в Президиум Верховного Совета СССР, которые Витя так и не отправил, а также черновик заявления на имя нач.следственной части Мосгорпрокуратуры, в котором он протестовал против невыполнения обещания выпустить его до суда и писал о своей решимости добиваться его любыми средствами.

Событие 43. С утра 18 августа Витя подал заявление о начале голодовки начальнику тюрьмы.