4.Письмо в "Комсомольскую Правду", 1961 г

Я был очень удручен появлением в "Комсомольской правде" статьи Лавлинского "Билет, но куда?". Привыкший читать в "Комсомольской правде" статьи друзей или хотя бы людей нейтральных, в этой статье я увидел лицо умного и потому опасного врага. Он умело включился в кампанию протеста против повести Василия Аксенова "Звездный билет" и нанес удар по самому главному и опасному месту. Неплохо зная суть романа, Лавлинский успешнее всех ведет дело к осуждению романа и к запрещению его печатания, к тому, чтобы "раздразнить гусей" из нашей цензуры. Потому-то, несмотря на всю "объективность" статьи, она оставляет впечатление литературного доноса.

Особенно огорчает меня то, что при напечатании статьи редакция не оговорила свое особое мнение и тем стала заодно с Лавлинским. Выходит, что "Комс.правда", которую мы привыкли считать своей газетой, наносит самый верный удар роману, сразу же оказавшемуся в центре внимания молодежи, ставшему на передний фронт идейной борьбы. И вы протестуете против его публикации!

Лавлинский согласен, что писатель "заглянул в глубь проблем, волнующих молодость". Но он не согласен с теми выводами, которые делает из "глубинных проблем" Аксенов. Еще бы – ведь у Лавлинского совсем другие выводы, вернее, впечатления.

Выскажем свои выводы.

1. Мы считаем, что "Звездный билет" – дальнейший успех Аксенова, следующий шаг в его борьбе за коммунизм, за души нашей молодежи. Самым ценным и важным мы считаем создание образа Виктора, его отношение к молодым. Думается, что Виктор выражает мысли автора.

2. Его отношение к младшим.

Он их жалеет и им завидует.

Жалеет – потому что сам работает на нужной и интересной работе, потому что имеет ясность в своих мыслях, имеет цель в жизни, имеет "звездный билет".

Завидует – потому что те не связаны, как он, верой в авторитеты, не связаны этой гнусной осторожностью за всякий свой шаг, вызванный душевным порывом, этой осмотрительностью – под страхом не только ухудшения материальной обеспеченности, но и потери политической лояльности. Помните отвратительные намеки Бориса на "настроения Виктора в определенный момент"? Виктор завидует их независимости, тому, что они все делают, как хотят, и буквально плюют на авторитеты; он завидует их беззаботности в отношении собственного будущего, их поистине счастливому неведению тех жизненных трудностей, под которыми люди ломаются и ради своей шкуры поступаются своими мыслями.

Совсем по-другому относится к молодым Борис, а вместе с ним и Лавлинский. Они жаждут "решительного осуждения стиляжничества". Под стиляжничеством Лавлинский понимает нигилизм, скептическое отношение к советской действительности, беспринципность – в смысле беспартийность. Он протестует против снисхождения, он говорит: "Дело в самом решительном осуждении стиляжничества, дешевого нигилизма, неверия, смутности и зыбкости мировоззрения". Мы согласны, что глупо относиться со снисхождением к этим вещам. Это значит замазывать противоречия. Но ведь Виктор не снисходит, он ищет в молодежи что-то новое, характерное для людей более высокого склада, для людей, появившихся на сороковом году советской власти, которые будут жить при коммунизме. Лавлинскому кажется кощунством считать определяющей чертой "бородатого поколения" кристальную честность, железную принципиальность. Но неужели он считает честность и принципиальность – чертами предыдущего поколения - поколения, которое до 1956 г. молчало, хотя и многое видело; неужели он считает, что до 1953 г. могли вырастать принципиальные люди и спокойно дожидаться XX съезда? Если бы молодежь учили принципиальности люди, пострадавшие за нее в 1937 г. – это было бы понятно, но когда этому начинает учить молодых молчавшее поколение – это просто смешно! Для Лавлинского естественно кричать "караул" при виде скептицизма молодых. Ведь этот скептицизм подвергает сомнению даже саму советскую действительность, т.е. то, в чем сам Лавлинский никогда не сомневался, то, что для Лавлинского является вопросом не ума, а сердца, веры, обсуждению не подлежит. Мы же не имеем "бездумно-восторженного" взгляда Лавлинского, мы, следуя призыву Маркса "подвергай все сомнению", подвергаем критике и сов.действительность в целом, и в этом сходимся с "бородатым" поколением. Конечно, мы делаем разные выводы из этой критики. Мы отвергаем и скептицизм, и бесцельность жизни, и шарахания в сторону западной культуры; стараемся критиковать не с западных позиций, а с точки зрения более передовых коммуннистических отношений. Но ведь "бородатые" еще такие молодые, и они, конечно, найдут свой "звездный билет", без того, чтобы стать молчащим поколением.

Только близорукий не может понять, откуда взялась эта почва для роста "бородатого поколения ". Ведь только недавно были разрушены многие авторитеты, господствовавшие над душами молодежи до 1956 г. Именно сейчас возникло относительное жизненное благополучие, позволившее молодежи беззаботно относиться к материальному обеспечение своего будущего и думать совсем над другими вещами (ведь мы вступаем в царство свободы, покидая царство необходимости). Именно сейчас создалось положение относительной политической свободы, когда никто не опасается рассказывать политические анекдоты и высказывать "буржуазные" взгляды. И если определенная часть молодежи в этих условиях качнулась в сторону буржуазного мировоззрения (пусть поверхностного), то в этом виноваты деятели типа Лавлинского, которые считают эту часть нашей молодежи только сбродом и подонками. Они не находят иных средств для "искоренения стиляжничества", кроме как: 1) усиления железного занавеса против буржуазной пропаганды; 2) репрессий против деятелей искусства и литературы, пытающихся выразить мысли молодежи. Идейную же работу среди так называемых "стиляг" они возлагают только на милицию. Что возиться с подонками?

Меньше всего в таком отношении можно упрекнуть Виктора. Полностью наш человек, Виктор бессилен что-либо доказать этим ребятам. Единственное, что он может – только сохранять с ними дружбу, искренние отношения. Действительно, как доказать этим ребятам пользу труда, когда они уже получили о нем представление на уроках труда ("хочется все ломать") - этой карикатуры на производительный труд. Как он может показывать им свои собственные политические и художественные убеждения, если эти же мысли высказывают радио и газеты, но уже в опошленном виде?

3. Отношения Виктора и Бориса.

Герой Лавлинского – это Борис, очищенный от карьеризма. Но таких не бывает. На практике нельзя найти такого умного человека, настолько наивного и не задетого жизнью, чтобы он был искренним "ортодоксом", не имеющим иных мыслей, кроме написанных в газете. На практике надо выбирать: или Виктор, или Борис, что и отразил Аксенов.

Но мы далеки от того, чтобы считать Бориса законченным эгоистом. Таких как он – слишком много, чтобы ставить на них крест, чтобы не постараться с ними ужиться. Эти люди – тоже результат нашего воспитания, причем "положительный" результат – то, чего добивались педагоги: примерное поведение, большое трудолюбие, уважение к старшим, передовое (и, главное, твердое и официально проверенное мировоззрение). Если у человека подавили самостоятельность как в политике, так и в основной работе, если у него для самостоятельного мышления осталась только одна область – собственная личность, разве удивительно, что он становится эгоистом? Конечно, если "бородатое поколение", свихнувшееся на относительной свободе и отсутствии трудового воспитания, исправить довольно легко, столкнув его с настоящей жизнью, то людей типа Бориса - гораздо труднее. Да сейчас и совсем невозможно, ибо официально даже не решено – кто прав, Борис или Виктор? – ибо до сих пор ортодоксальный Борис является официальным образцом.

4. О "бородатом поколении".

Лавлинскому оно не нравится. А вывод, что широко оно могло появиться только сейчас, ему совсем не по нутру. Но если сказать, что в будущем с дальнейшим подъемом к свободному обществу, к коммунизму, самостоятельность молодежи возрастет, а оппозиция ее старшему поколению, возможно, еще больше расширится, то, вероятно, он взвоет. Пусть! Лавлинский против "зыбкого и… смутного" мировоззрения. Он забывает, что самостоятельные убеждения могут родиться только из смутных и неопределенных юношеских мыслей. Иначе не бывает. А его мечта о твердом и четком мировоззрении во что бы то ни стало, есть мечта об убеждениях Бориса, мол, пусть учителя подсказывают молодежи нужные убеждения. Он против самостоятельности.

Ведь это смутно и зыбко! Но пусть он прочтет резолюцию 6-го съезда РКП(б), где мотивируется создание самостоятельной организации молодежи: "Учитывая опыт Западной Европы, где самостоятельные организации социалистической рабочей молодежи, в отличие от опекаемых партиями, почти всюду являются опорой левого интернационалистского крыла рабочего движения, наша партия должна и в России стремиться к тому, чтобы рабочая молодежь создала самостоятельную организацию, организационно не подчиненную, а только духовно связанную с партией".

5. Язык романа мы считаем новаторским и художественным.

Мы считаем, что редакция "Комсомольской правды" должна выразить свое несогласие с содержанием статьи "Билет, но куда?", т.к.: если даже книга неверная, так же, как неверны мысли "стиляг", т.е. представляет собой полную защиту их (чего в романе Аксенова вовсе нет), то можно и надо критиковать эти мысли, но недопустимо требовать запрещения их публикации, недопустимо запрещать выражение взглядов определенной части молодежи в печати.

Относиться отрицательно к произведениям типа "Звездный билет" – значит порвать с традициям "Комсомольской правды" бережного отношения к мыслям молодежи, с традицией застрельщика искренних споров и дискуссий.

Ответа скорее всего не последовало, но зато есть ответ на письмо, черновик которого не сохранился.