| предыдущая | оглавление | следующая |
Уважаемая редакция "Литературной газеты"! Как многолетний подписчик, знаю, что за перестройку нашей жизни "ЛГ" ратовала уже много лет. Но сегодня, когда "перестройка ради ускорения" стала всеобщим лозунгом, когда уровень разоблачительной критики достиг невероятных высот, мало кто знает, как надо перестраиваться. Сама "ЛГ" своей точки зрения на это не имеет и, может, потому чтение материалов сегодня оставляет общее ощущение растерянности: один автор ратует за одно, другой – за второе и часто, противоположное.
Поймите правильно: я совсем не за однообразие мыслей, рад спорам разномыслящих, но сама-то редакция должна иметь свое мнение и проводить его в среде своих читателей. Острыми материалами плодить не душевный хаос, а уверенность, так необходимую в каждом деле, а тем более, в перестройке.
Конкретным поводом для этого обращения послужил №34 "ЛГ" от 20.08.1986, где на стр.10 опубликовано интервью с генер.директором Ташкентского тракторного завода И.Мусиным под заголовком "Справедливость и выгода", а на стр.12 дан очерк белорусского писателя А.Козловича под аналогичным названием "Корысть и бескорыстие", но противоположного смысла и чувства. Это противоречие не комментируется, как бы не замечается редакцией, а меня, читателя, оставляет в недоумении: так к чему надо стремиться в наше время:
- к сочетанию выгоды и справедливости, как на практике осуществляет директор Мусин?
- или к борьбе с корыстью (выгодой) ради победы бескорыстия (справедливости), как призывает на словах писатель Козлович?
Интервью с Мусиным кончается так: "Важно правильно поставить цель и не терять ее из виду в повседневных заботах. Для нас такая цель – современное гибкое производство с гарантированным качеством продукции и минимумом ручного труда. Только такое производство сможет завтра давать устойчивую прибыль, и только оно позволяет нам последовательно проводить в жизнь принцип социальной справедливости.
- Справедливость и выгода… Не смущает ли Вас соединение столь разнородных понятий?...
- Нисколько. Именно в единстве социальных, экономических, технологических подходов я вижу суть перестройки нашего народного хозяйства. Мы начинаем думать и действовать шире, чем прежде, и в этом тоже залог успеха".
А что утверждается в талантливой и искренней статье А.Козловича, вызывающей у меня восторг и глубокую досаду?
"Как же мы допустили в свою душу заразу, понуждающую нашу участливость друг к другу только рублем и копейкой?.. Констатируем итог, печальней которого не придумать: в мутной атмосфере деколлективизации люди теряют ориентиры. Нарушается система моральных ценностей, пересматриваются жизненные цели и средства их достижения. Перестраиваются человеческие отношения: Привезти трактором мешки с картошкой – 10 р. Дрова из лесу – 10. Разбросать навоз навозоразбрасывателем – 5 р…. Почистить дымоход – 3 р…. Подвезти на "Жигулях" в райцентр – 1 р…
Такса общеизвестна. Она передается от человека к человеку, из деревни в деревню, как эстафета, никого не удивляя… Губительная эстафета: ожидая друг от друга рубль, передавая друг другу рубль, люди теряют потребность в бескорыстии, а вместе – самое человечное, что в них имеется. Бескорыстие – изначальная правда, его естественное состояние…
Все действия, все нюансы социального поведения человека таксировать и оплатить рублем невозможно. Абсурдно. Опасно. Первичным побудителем творчества, инициативы, поиска добра служит бескорыстие, а не рубль. Утверждать обратное – значит, лгать на человека…"
Мне близка и понятна боль и тоска А.Козловича (и редакция, которая, видимо, с ним согласна), но что же он утверждает?
Что идущая в стране перестройка производственных отношений людей на принципах хозрасчета и взаимовыгодного обмена услугами (шедшая вначале стихийно, а сейчас и в порядке эксперимента) – равна деколлективизации, безнравственна, абсурдна, опасна, губительна… А после вынесения в "ЛГ" таких оценок реально происходящих в жизни процессов роста хозяйственной, трудовой самостоятельности людей – как не требовать еще большего ужесточения очередного закона "о борьбе с нетрудовыми доходами"?
И чувствуется, что сама редакция еще не знает, к чему звать людей: осуществлять ли справедливость в жизни на основе достижения выгоды-корысти, хозрасчета и хозяйственной самостоятельности, или ради этой же справедливости задавливать с корнем выгоду-корысть, хозрасчет-самостоятельность?
Но приглядитесь к жизненным примерам хотя бы в очерке Козловича. Выполняя производственное задание, рабочий обращается не к начальнику с требованием дать ему необходимый сверлильный станок (долго, канительно и, наверное, даже безнадежно – раз просверлить надо всего 8 дырок), и не в газету с критикой начальства, который не обеспечивает его нужным станком, и не сидит сложа руки (раз вы не можете, так и я ничего не могу), а обращается к соседу, рабочему другого ведомства, в распоряжении которого такой станок есть и тут же сверлит нужные дырки, но не за "спасибо", а по известной таксе – 20 к. за отверстие. И так выполняет задание, строит наш дом.
Вроде бы все хорошо, но вот А.Козлович в "ЛГ" в ужасе – свершилась незапланированная операция хозрасчета, товаро-денежного обмена, что почему-то подрывает бескорыстие и нравственность. Но почему?
Ведь первый рабочий проявил инициативу и выполнил работу, рассчитывая, видимо, получить дополнительную к окладу премию или иной вид стимулирующей оплаты (и из этих будущих премиальных выделил соседу 1,6 рубля за использование сверлильного станка). С другой стороны сосед тоже прав, по-хозяйски повысил эффективность использования своего станка, а в качестве вознаграждения за износ сверла, за уход за станком, за риск – получил частичку будущей премии соседа.
В итоге в выигрыше оказываются все, включая общество и народное хозяйство в целом – ведь работа выполнена и станок лучше загружен.
Конечно, я могу согласиться, что ненормально, когда каждый рабочий должен сам себе добывать станочное время и вступать в хозрасчетные отношения с другими рабочими. Но что же делать, если сегодня наши организаторы-хозяйственники так опутаны запретами и инструкциями, что сами почти ничего не могут организовать и их функции берут на себя сами рабочие? И почему же за это рабочих надо осуждать? Ведь если не А.Козлович, то сама редакция "ЛГ", наверняка, не против укрепления хозрасчета и самостоятельности производителей, ибо в условиях нашего гигантского народного хозяйства надеяться только на сверхрасторопность центрального начальства – значит, обречь работников на пассивное выжидание и бездействие, на провал работы.
Может, А.Козлович и редакция "ЛГ" предпочли бы иной вариант "производственных отношений": "Пусть рабочие будут инициативными и эффективными тружениками, пусть пользуются оборудованием друг друга – но бескорыстно, безвозмездно"? Но тогда окажется, что один, воспользовавшись "чужим оборудованием", сделает работу и получит за нее деньги, а второй фактический участник работы (ведь он ухаживает за станком, точит сверла, ремонтирует, тратит свое время и т.д.), не получит ничего, лишь символическое "спасибо". В чем же тут справедливость? Одному - "корысть" (плату), другому – лишь "бескорысти" (траты)?
Весьма оригинальная концепция справедливости, по которой одному полагается все, а другому – ничего! Концепция "справедливости", основанная на инстинктивном неприятии равенства в труде и неприятии самого духа хозрасчета, который и занимается как раз выяснением и установлением трудового равенства (а как иначе можно установить равенство без процедур сравнения и расчета?)
Конечно, жизнь сложна и, как правильно пишет А.Козлович, все "нюансы человеческого поведения таксировать и оплатить рублем невозможно". Много дел друг для друга люди делают без расчетов, без денег – не тратя силы на расчеты равенства. Так, люди не считаются деньгами и услугами в семье, или в отношениях с детьми и стариками, или оказывают друг другу нетрудоемкие взаимоуслуги несистематического характера, или, напротив, работая на безответное будущее, на вечность и бесконечность, где хозрасчет в принципе невозможен. Но такие "беспроигрышные дела" можно осуществлять только на базе упорядоченных в равенстве людских взаимоотношений в основном, житейском, будничном труде, только на базе хозрасчета в основных производственных отношениях. А не будь этого, отмени денежные, хозрасчетные отношения, под маской бескорыстия обязательно вырастут отношения принуждения, эксплуатации, неравенства.
Да и сам очерк А.Козловича подтверждает эту печальную зависимость. Так, председатели многих послевоенных "горе-колхозов", действуя лозунгами о нуждах Родины и необходимости бескорыстного труда, отымали у колхозников последние крохи из заработанного (на деле же – чтобы выслужиться и отрапортовать). И таких "энтузиастов бескорыстия и рапортов" много и сейчас, но может, еще больше было в сталинское, трудное и якобы, чистое, бескорыстное время. Такие, как знаменитый председатель колхоза "Рассвет" Орловский были исключением.
Но с чего начинал Орловский отношения с вновь принятыми к нему в колхоз людьми? С лозунгов о бескорыстии? – Нет. Вспоминает колхозница: "Он дал нам картошки, постного масла, муки"… не просто так, а чтобы "народ повеселел и горы своротить мог"… Так и получилось. Фактически Орловский впервые применил к людям отношения хозрасчета, нормальной оплаты – и люди ответили самозабвенным трудом.
Даже сам А.Козлович, описывая этот случай, приходит к выводу: "Бескорыстие – ответное чувство человека" – и тем самым зачеркивает изначальный смысл понятия бескорыстный труд, как труд без расчета на оплату и благодарность. Однако он тут же поправляется: "Бескорыстие – не философия самоотречения, а система взаимоотношений человека с обществом… Прежде он должен почувствовать заботу о себе… Создайте человеку условия, он выразит себя бескорыстием".
И становится понятным: А.Козлович приемлет хозрасчетные отношения между государством (руководителем колхоза-совхоза) и людьми, но не между самими людьми. Хозрасчетная же самостоятельность в отношениях людей клеймится как нравственное падение, как недопустимая корысть и даже, как "нетрудовой доход". С точки зрения такой логики трудовым доходом может считаться только государственный оклад, а не сам конечный результат… В этой "логике" все шиворот-навыворот.
Но дело совсем не в одних парадоксах предпочтений А.Козловича. Я сознаю, что высказываю сейчас весьма спорное суждение, что противоречу известному: "Раньше трудней и голодней жили, но люди были дружней и отзывчивей, могли последним куском хлеба поделиться". Вместе с А.Козловичем совсем не хочу чернить суровое и голодное сталинское время, но думаю, чудес не бывает и в главном психология нашего народа не изменилась: умирающему от голода и сегодня подавляющее большинство наших людей не откажет. Только в наше сытое время никто с голода не умирает и такой бесспорной нужды в помощи почти нет. А вот дарить автомашину, ставить бескорыстно дом, вести хозяйство – этого и раньше почти не бывало. Конечно, хорошо бы провести социологическое исследование и научно установить, сколько добрых дел на душу населения приходилось по годам, скажем, последних 40 лет, чтобы воспользоваться научно выверенными фактами. Но пока такие исследования не проведены, я имею право считать, что с течением времени и ростом зажиточности количество добрых дел, совершаемых рядовым человеком, не падает, а растет – сообразно росту его возможностей. Если же думать по-иному, то придется признать правоту военно-коммунистической теории, что чем богаче общество, тем люди хуже, придется встать вперекор истинно коммунистическим стремлениям к росту благосостояния людей.
Благосостояние – этот синоним счастья на житейском уровне – для нормальных честных людей может достаться только трудом и творчеством, т.е. трудно, с преодолением самого себя. Но, пользуясь своим разумом, человек может взамен себя заставить трудиться природные силы, технику – и это хорошо, или других людей – и это плохо. Общество технического прогресса – это хорошо, общество эксплуатации человека человеком – это плохо. В истории оба типа эксплуатации не столько взаимодополняли, сколько противоречили и мешали друг другу. Принудительная эксплуатация людей, рабство – было прямой помехой техническому прогрессу эксплуатации машин, т.е. основному пути развития и роста человечества.
Во-первых, потому что эксплуатировать человека – этот самый совершенный организм природы – наиболее просто и вначале наиболее эффективно, и потому для эксплуататоров отпадает нужда в техническом изобретательстве и собственном труде. Общество эксплуататоров (рабовладельцев) изгоняет из своей среды изобретателей и трудящихся и потому само детренируется, развращается и, в конечном счете, гибнет. В, во-вторых, сами трудящиеся, превращаясь в эксплуатируемых рабов, теряют человеческие качества – инициативу, разум в труде и способности преодолевать себя, деградируют до уровня опасных и упрямых существ, стремящихся лишь к избавлению от работы.
Чтобы оградить общество от разрушительного действия эксплуатации человека и был выработан человечеством великий принцип равенства по труду: "Каждому по его труду!" (или в библейско-революционном варианте "Кто не работает, тот не ест!") Реальным же механизмом для сравнения трудовых усилий и определения трудового (творческого) равенства людей и служит механизм товарно-денежного, хозяйственного расчета.
Только общество хозрасчета и трудового равенства может достичь расцвета в своем богатстве, человечности, искусстве, щедрости. История знает этому блестящие примеры (к сожалению, неполные), а будущее, несомненно, будет знать коммунистический строй, основанный все на том же трудовом равенстве, на полном хозрасчете.
Однако как только действие хозрасчетных отношений в обществе ослабевает, начинают расти случаи паразитизма, когда один живет за счет другого. Лозунг бескорыстных, нехозрасчетных отношений как раз на руку таким паразитам, он допускает и стимулирует их появление и рост. Бескорыстие людей паразитирующие стремятся превратить в свой успех, в источник собственного благосостояния – с помощью демагогии на нравственности и силой государственного принуждения.
Я подчеркиваю: опасность такой болезни ждет каждое общество, уклоняющееся от хозрасчета и, следовательно, от равенства в труде. Следствием же этой болезни служит рост апатии и неэффективности труда, а в пределе – экономическая разруха и гибель от иностранного вторжения. И даже после восстановления остается наследственная общественная болезнь: потомкам остаются предрассудки о том, что богатство прочно связано с паразитизмом, что нравственность присуща только бедности, что жизнь может заключаться только в службе, т.е. неверие в хозяйственную самостоятельность людей и неуважение к денежным, хозрасчетным отношениям между ними.
Конечно, я сейчас изложил лишь основную схему, но ее подтверждает известная нам история, когда целые цивилизации гибли от развившейся в них болезни рабства – до наших дней, когда за романтическим лозунгом немедленного коммунистического бескорыстия реальной расплатой вставало страшное принуждение военного коммунизма.
Ведь все мы – дети своих отцов и дедов, в каждом из нас живы не только хорошие традиции, но и ошибочные оценки, почти каждый из нас грешит романтическим пренебрежением к торговле, к мелочности денежных расчетов, к "корысти", хотя жизнь принуждает подчас к иному. И когда сегодня встает вопрос о том, как надо строить жизнь правильно, на ум приходят прежде всего такие вот идеальные рецепты бескорыстия и пожелание, чтобы начальство осуществило их силой. Само время сегодня голосует за самоопределение в сторону самостоятельности и хозрасчета, а вот наше собственное нутро просит иного – хорошего начальства и чтобы оно устроило все "как надо".
Вспомним нашу историю. Почти сразу после революции и первых попыток устроить хозяйство на основах голого бескорыстия и принуждения (конечно, неудачных), Ленин устанавливает, что коммунистам надо строить не вопреки и не помимо материального интереса, а на его основе. В этом суть: строить справедливость на основе выгоды, хозрасчета. Но как видите, мы до сих пор еще вынуждены усваивать и защищать этот первый ленинский урок социалистического хозяйствования.
Ведь буквально в те же годы этот краеугольный ленинский тезис был истолкован и извращен (и не только Троцким) в духе военного коммунизма, в виде трудовых армий, где в ответ на заботу командиров люди должны были отвечать ударным трудом и в духе лозунга о "закручивании гаек порядка". И дошли до разрухи. Как известно, страна была спасена только ленинским поворотом к людям, к крестьянству, к НЭПу. Через поощрение самостоятельности производителей и на основе полного хозрасчета, строительство коммунизма в стране получило долговременную прочную основу. Жаль только, что Ленин умер рано, а страна была вновь возвращена силой к административным методам управления экономикой, во многом схожим с военным коммунизмом,- силой и фанатизмом поборников бескорыстия.
Сегодня мы стоим перед перестройкой и должны ясно понимать, от чего надо навсегда отказаться и что принять. Я считаю – надо безоговорочно принять самостоятельность и хозяйственную трудовую свободу людей и коллективов и отказаться от методов административного вмешательства и произвола в производственных отношениях во имя любых, самых идеальных принципов (чем красивее идеал, тем опасней внедрять его силой). И сегодня нельзя надеяться поощрить и обеспечить хозяйственную самостоятельность людей и в то же время преследовать их же, якобы, за нетрудовые, а на деле рыночные, хозрасчетные доходы. Приветствовать хозрасчет и в то же время ругать и даже преследовать "корысть" – значит, не перестраиваться, а только плодить неразбериху и хаос в обществе, топтаться на месте, а в будущем даже скатываться вниз.
Я думаю, в такой обстановке "ЛГ" не имеет права уклоняться от выбора и изображать нейтральность, печатая без комментариев и Мусина, и Козловича.
Да, конечно, безобразие, что сегодняшние колхозницы-пенсионерки должны кланяться-упрашивать и заманивать бутылками-десятками соседских мужиков помочь в деревенском хозяйстве. Но разве мыслимо требовать от этих мужиков бескорыстной (а не в очередь или всем миром, как бывало до революции) работы на старух, если тех много, а их мало, если колхоз и государство, чем дальше, тем меньше способны сделать для старух, а пенсии за прежний тяжкий, почти каторжный труд хватает лишь на полуголодное состояние, а не на ведение хозяйства. Потребуйте от этих мужиков заботы о старых соседях – проповедью бескорыстия и силой, да обяжите их это делать бескорыстно – Вы с одной стороны дадите повод снять груз забот о ветеранах с государства-колхоза, а с другой стороны, отвадите этих мужиков делать для старух хоть что-то и за бутылку. И старухам станет еще хуже, много хуже, если не совсем смертно. Как это и бывало всегда: ибо за требованием бескорыстия всегда шло принуждение, бюрократизм, разруха и смерть.
Поверьте, я совсем не желаю сейчас идеологических наклеек ради политических доносов. Я просто ищу привычные слова для обобщения противоборства двух идейных позиций в нас самих, выразителями которых оказались И.Мусин, и А.Козлович, а редакция "ЛГ" молча согласилась и с тем, и с другим. Без всяких плохих мыслей я упрекаю сейчас в военном коммунизме, потому что уверен, что время политических доносов – уже прошло, "ярлыки" не страшны. В доказательство могу даже вспомнить, что принцип равной платы равного труда Ленин называл еще и буржуазным правом равенства. Тогда можно сказать, что отстаиваемый мною и всеми иными сторонниками хозрасчета принцип "по труду" – есть принцип буржуазного права. Ну и что же тут ужасного? Что плохого в сохранении на будущее всего эффективного, выработанного человечеством в предыдущих общественных формациях? Раз сама жизнь убедила нас, что без этого принципа невозможны развитие и сам коммунизм? Что коммунизм может быть построен только на основе выгоды? Свободы и доверия к людям?
Чтобы сделать процесс перестройки и обращения к людям – необратимым, надо обезопасить себя от повторения прежних ошибок. А для этого надо иметь мужество открыто признать; да, в течение всей нашей новейшей истории, социализм, это органическое соединение буржуазного права и устремлений к социальной справедливости, подвергался тяжелейшим деформациям и насилиям военно-коммунистического толка: недоверие к живым людям, насилие над ними, преувеличение роли центра, вождя, господства штампов и схем, бюрократическое омертвление и застой.
Многие годы живые люди стихийно сопротивлялись этому застою и омертвлению, и если им запрещали проявлять инициативу, то она проявлялась, к сожалению, в недозволенных и иной раз даже преступных формах. Но главную вину за эти вольные-невольные преступления людей должен принять на себя военно-коммунистический режим запретов. И если мать для спасения своих детей крала на колхозном поле колосья хлеба, то судить надо было прежде всего тех, кто по всей стране принудил к таким кражам множество людей. Но что-то подобное можно сказать и в отношении многих сегодняшних хозяйственных преступлений, вина за которые лежит не столько на непосредственных виновниках, сколько на худой хозяйственной системе, и на тех, кто сопротивлялся и сопротивляется всемерному развитию в народе хозрасчетных отношений.
Сегодня естественный процесс трудового самоосвобождения людей и коллективов, инициативы и хозрасчета признан партией и провозглашен курсом на "перестройку ради ускорения". И чем дальше, тем очевидней становится, что и коммунистическое общество, к созиданию которого могут стремиться люди – это не распланированные казармы или занормированный монастырь, а свободное человеческого общество, где на основе полного расцвета хозрасчетных, производственных отношений и оптимальной экономики, в полную силу смогут быть развернуты коммунистические человеческие отношения.
Коммунизм может быть построен только на труде, на рассчитанном, выгодном, эффективном труде – и только так. Потому ни о какой временности хозрасчетных отношений, ни о каком якобы отступлении от коммунизма не может быть и речи. С вольными или невольными сторонниками военного коммунизма не может быть идейного согласия (даже если эти "оппоненты" живут в нас самих). С ними нельзя соглашаться, потому что они со всей силой своего горячечного романтизма смогут нас вновь увлечь на путь очередной "культурной революции" взамен освобождения и реформирования экономики. Печатать очерки таких искренних и талантливых людей, как Козлович, конечно, надо, но оставлять их без ясных критических возражений газета не может, не имеет права, если она сделала свой выбор.
Только когда газета открыто определит свою позицию, она перестанет дезориентировать читателей. Только тогда идейный смысл перестройки будет проясняться, а получив теоретическую базу – укрепится практически и станет необратимым. Только тогда "ЛГ" сыграет свою историческую роль. Думаю, что вправе надеяться на ответ в письме, а еще лучше на страницах газеты. 3.09.86
| предыдущая | оглавление | следующая |
