| предыдущая | оглавление | следующая |
Раздел II. Полемика
Почти все из представленных здесь оппонентов хорошо знакомы и принадлежат к одному кругу. "Социологи" – конечно, достаточно условное название для них, но лучшего я не нашел для характеристики их интересов. В отличие от компании "экономистов" они оказались щедрее на отзывы и потому, как мне кажется, им удалось с наибольшей отчетливостью выразить позицию нашей гуманитарной интеллигенции в вопросе "защиты экономических свобод".
Конечно, я ожидал от них контробвинений, но действительность превзошла мои ожидания. Эмоции распустились во всю, так что в них может утонуть любая здравая мысль. Чтобы этого не случилось, я постараюсь вначале разобрать наиболее уравновешенные выступления.
"Выступление М.Коллонхарова"(Егор Газенко- юрист)
Первое неэмоциональное впечатление в процессе чтения – это аморфность категорий. На формулировке "околодиссидентская интеллигенция" вряд ли стоит задерживаться, ибо она относится не столько к содержанию текста, сколько к его стилю.
Следующие тождественные между собой категории: "люди" и "народ" в данном контексте представляются мне необоснованно гомогенизированными. О каком "народе" идет речь? Хотелось бы также знать другие проявления духовного богатства "массовой культуры" кроме фольклора. Легко обнаружить случаи синхронизации увеличения богатства народных масс и минимализации приращения элитарной культуры (в последнем случае дело по существу не выходит за рамки придания культуртрегентству современных форм и актуализация тех или иных достижений прошлого). Разумеется, следует уточнить, что речь в основном идет о той части элитарной культуры, которая выплеснута на поверхность. Я был бы рад ошибиться в своем утверждении. Но, по-видимому, скудость элитарной культуры признает сам автор. Иначе мы не столкнулись бы с почти безоговорочными призывами к интеллигенции переключиться в другие сферы деятельности. Заметим сразу, что эти призывы противоречат тезису самого автора, согласно которому "каждый человек должен работать на самом удобном, соответствующем его способностям и возможностям месте". Автор ратует за экономическую независимость от государства. Но на данном этапе эта независимость (или опосредованная зависимость от государства) неизбежно повлечет за собой плюрализацию деятельности интеллигента. Возникает вопрос, всегда ли отказ от институциональной формы деятельности проходит без ущерба для ее содержательного аспекта? (Сопоставьте физика-теоретика и физика-экспериментатора).
В целом с тезисом, что "на унавоженной материальным богатством почве обычно вырастает и богатая духовная культура" мы безоговорочно согласиться не можем. Однако это не мешает нам перейти к рассмотрению сооруженной автором торгово-экономической "надстройки".
И тут мы должны начать все снова. Аморфна также категория "рынок". Даже, кажется, иногда доходит до отождествления общества и рынка - "общество(рынок)". Сам "рынок" выступает то абстрактно, как место продуктообмена в широком смысле, то, притом большей частью, в качестве антитезы (реже – дополнения) государственной торговли. Характерна тенденция "снять" государство как непосредственного участника в продуктообмене на общественном рынке. Но для этого "общественный рынок должен в соответствии с законом отрицания отрицания стать новой реальностью. Иными словами, в сферу общественного рынка должна включаться вся продукция, включая ЭВМ или даже нейтронную бомбу… Автор все же отдает себе отчет в нынешней нереальности этого тотального "снятия". Об этом свидетельствует хотя бы обсуждение вопроса о воровстве с производства. А именно последнее по идее должно обеспечить элиминацию государственной торговли в условиях отсутствия частного производства. Но вряд ли есть необходимость переходить здесь к вопросам чисто технологическим.
Конечно, формулу "общественный рынок" следует понимать условно. Но нет полной уверенности, что автор включает в систему продуктообмена и духовную продукцию. Как, например, быть тем из (производителей), которые в данных условиях "опередили время" и должны дожидаться потребителя? Не отказываться же человеку от дела по этой причине. Не всегда же быть дворниками и не быть же ими за счет студентов, аспирантов и профессионалов. Согласен, что это детали. Но как и при каких условиях в наше время работает модель, где государство вынесено за скобки, а его функции переданы обществу и рынку с сохранением современной социальной системы?
Сама же идея возрождения "общественного рынка" и поиск путей ее реализации заслуживает внимания в футурологической перспективе.
В свете проблемы "рынка" автор рассматривает и систему цен ("рыночные", "спекулятивные" и "монопольные" цены). Приводится "числовой пример" c 1000 шт. товара по цене 1 руб./шт. Известна рыночная цена – 3 руб/шт. и спекулятивная – 7 руб./шт. Но мы остаемся в неведении о себестоимости 1 штуки товара, иначе говоря о сумме расходов на производство и реализацию 1000 шт.товара. Есть все основания подозревать, что себестоимость товара в данном случае не больше 60 коп/шт.
Это "упущение" себестоимости из виду у автора, претендующего на безоглядную откровенность, находятся в тесной связи с необъяснимым сознательным или бессознательным непризнанием государства, как спекулянта. Как объяснить призывы к государству стать тем, что оно уже давно есть. Пусть автор объяснит, откуда у нас формально бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное так называемое образование, дешевые квартплата и проезд на общественном транспорте и т.д.
И это при колоссальных расходах на оборону, включая военно-промышленный комплекс (ВПК), на производство средств производства (пресловутая группа А), на систему управления (включая его бытовую сферу). Именно государство занимается балансировкой цен на промышленные товары вместо идеального "общественного рынка" в представлении автора. Не обязательно дожидаться повышения цен на такси, кофе и вино, чтобы убедиться в известном факте. Ни один промышленник и ни один фермер не могут позволить себе подобной роскоши. Поэтому товары на Западе относительно дешевые, но весьма высока стоимость жилья и общественного транспорта. Не берусь судить, насколько удачливее государство в роли спекулянта. Но приведенный автором пример с букинистическими книгами не корректен, ибо в открытую букинистическую торговлю попадают далеко не все книги. А если раритеты и попадаются, то обычно перед обещанной перспективой переиздания. Пример этому "Петербург" А.Белого. Оптимисты дожидаются нового издания, как в конце концов это случилось с однотомником О.Мандельштама. Повышением же стоимости такси и кофе государство добилось хотя бы на данный момент их легкой организационной доступности для потребителя.
Требовать же повышения цен на продовольствие, пусть даже ради улучшения качества, нерационально, ибо, как видно из выкладки автора о производстве зерна и овощей, ожидаемый эффект не будет достигнут. Сомнителен также метод борьбы с перебоями в снабжении населения продуктами за счет повышения стоимости последних. Такси, вино, кофе и т.п. не являются общепринятыми предметами первой и больше того, жизненной необходимости.
Повернувшись спиной к государству-спекулянту, автор обратил свой взор надежды на спекулянтов-частников, которые "повышают эффективность общественной системы". Можно только пожалеть, что этот тезис, если он, конечно, не риторический, остался без доказательства. Даже если бы речь шла о поддержании эффективности системы на одном и том же уровне, следовало бы привести аргументацию. Освобождение же "избранной" части творчески продуктивных членов общества от поиска необходимого им товара не может быть причислено к числу доказательств эффективности системы в делом.
Дабы преодолеть шокирующий эффект защиты спекулянтов, автор сформулировал следующий, по-видимому, основной, тезис своих конкретных рассуждений: "Только когда государство прекратит… свои репрессия против экономически свободных людей и станет уважать экономические права и свободы человека, только тогда наша экономика станет оптимальной, рыночной и быстро развивающейся".
Это условие действительно необходимо, но недостаточно, ибо дело еще в пропорциях составляющих экономических компонентов, среди которых весомое место принадлежит ВПК. А именно военно-промышленный комплекс является крупным козырем государства на мировой арене.
В этой ситуации расширение экономических прав у своих граждан по существу означает полную или частичную передачу частному сектору производства средств потребления. Автору вероятно понятны экономические последствия этой акции и поэтому он ограничивает свой максимализм сферой торговли и услуг. В результате самоограничений автора круг соискателей экономических прав и свобод сузился до спекулянтов, воров и "леваков". Но странно отождествление спекулянтов и частных торговцев. Если бы речь шла только о "частных" спекулянтах, то подобное тождество можно было бы принять со следующей оговоркой: "частный торговец" – субъект деятельности, в то время как "частный спекулянт" – оценочное олицетворение определенного метода деятельности этого субъекта.
Автор заявляет, что "необходимо узаконить любую производственную деятельность спекулянтов". Но этот вопрос представляется всего лишь элементом проблемы пресловутых "нетрудовых доходов". А получают их не только спекулянты. Что такое "нетрудовые доходы"? Парадоксально, но в чистом виде – это те же самые "трудовые доходы", но отличаются от обычных тем, что их владельцы не делают определенных отчислений государству. Отношение государства и общественного мнения к "нетрудовым доходам" в самое различное время далеко не одинаково. Существуют легальные "нетрудовые доходы", против которых время от времени создается "общественное мнение" (доходы от репетиторства, от продажи садово-огородных урожаев на рынке и т.д. и т.п.). Государство борется не только с реальными "нетрудовыми доходами", но и с потенциальными. Вспомните, что почти до середины 60-х годов существовал налог на радиоприемники и телевизоры. Это было во времена, когда телевизоры были еще редкостью и когда в жилом фонде монопольно господствовали коммунальные квартиры. Около телевизоров собирались большие компании. Резонно было предположить, что отдельные владельцы телевизоров могли "работать" как директора "домашних клубов". С расширением жилищного строительства и ростом производства телевизоров необходимость (или объяснимость) такого налога отпала, и он был отменен с незначительным удорожанием телеприемников. Разумеется, нельзя забывать и то, что отмена этого налога в вице подачки была одной из попыток компенсировать замораживание государственных займов.
В связи с проблемой "нетрудовых доходов" и отношения к ним государства стоит и предполагаемая автором "помощь" спекулянтов государству. Спекулянт якобы возмещает государству убытки, вернув ему свои доходы в обмен на покупку у государства же гарнитуров, алкоголя и т.п. Но, как известно, государство не испытывает недостатка в покупателях на эти товары; оно могло бы с той же легкостью продать их любому другому покупателю. А вот то, что спекулянт получает от своих покупателей доход, не взяв государство "в дело", т.е. не заплатив ему соответствующего налога, государство воспринимает как прямой ущерб.
Кстати, аналогичной аргументацией подкреплен и тезис о пользе для общества и государства воровства с государственных предприятий. При этом проанализированы два варианта воровства: 1) для спекуляции (разумеется, здесь существует разделение труда); 2) во спасение от расточительства овеществленного труда людей. Пример с автомобильными запчастями мог бы выглядеть убедительно только во 2-м случае. К сожалению, автор безоглядно прошел мимо случаев присвоения ворами (для личных нужд) готовой продукции, которой ничего "не угрожало". Национальный доход, о котором так печется автор, не увеличился, а личный доход, как бы поделикатнее выразиться, изымателей заведомо вырос. Относить же плоды воровства к трудовым доходам в обычном понимании я не берусь, хотя воровство – это своего рода труд с вредными для исполнителей условиями.
Частная торговля (предпринимательство) действительно имеют право на существование, хотя они не могут решить кардинальным образом, как это утверждает автор, социальные проблемы.
Если автор согласен с такой трактовкой понятия "нетрудовые доходы", то для установления легального статута спекулянта автору придется сконструировать идеальную модель взаимовыгодного сотрудничества спекулянта с государством.
Лозунги автора за экономическую независимость от государства следовало бы только приветствовать. Однако те рецепты, которые милостиво (на "государственный манер") предложены читателям, могут сработать лишь на первой стадии, на стадии иллюзорной независимости от государства. Хотя государство и не является единственным работодателем, но эта функция им все же монополизирована. Поэтому человек, реализующий свое намерение быть независимым от государства, в действительности меняет форму зависимости – от прямой он переходит к опосредованной. Ведь далеко не вся клиентура новоявленного индепендента находится в аналогичной ситуации. Допустим, работает (не только числится) некий Демобуржуазов секретарем у какого-нибудь члена Союза Писателей. Оба они вроде бы независимы от государства. Но на практике эта независимость оказывается иллюзорной. (В данном случае не имеет значения, кто этот Демобуржуазов, а также его патрон – диссидент, околодиссидент или просто интеллигент). Писатель должен быть эффективным производителем, но эффективность его труда зависит не только от него… А Демобуржуазов помимо всего прочего получает необходимый трудовой стаж. А если Демобуржуазов подрядится делать сарай полковнику… Сложно, хотя и нелегко добиться опосредованной зависимости от государства. А дальше что? Развилка… Нетрудно прийти в это связи к заключению, что тезис К.Буржуадемова о детерминированности политических свобод экономической свободой, мягко говоря, провисает. Эти свободы, действительно, взаимосвязаны, но ошибочна модель примата одних свобод над другими.
Мы сознательно прошли мимо этической стороны статьи. Морализирующие сентенции лучше было бы избежать, ибо они по "ассоциативному" принципу "стреляют" самым неожиданным и убийственным образом. Так, например, суждение: "Если какое-то деяние дает лишь временную или иллюзорную пользу, а в перспективе приносит существенные вред, то такое деяние – просто вредно", представляется хорошей "бомбой" для лидера советских диссидентов. Если у уважаемого автора есть дети, то пусть он задумается о судьбе их и их потомков. Не покажется ли ему в этой перспективе вопрос об экономических и прочих свободах граждан пустяком?
Или другая фатальная, притом повседневная ситуация. Автор утверждает, что чем больше мы будем презирать спекулянтов, чем больше честных людей выживем из их числа, тем с более худшими в наглыми спекулянтами нам придется иметь дело и т.д. Но если на место спекулянта в этой сентенции поставить партию или систему спецслужб, реакция автора будет близкой к реакции читателей на защиту спекулянтов. Приношу извинения перед отшатнувшимся автором за запрещенные приемы полемики.
Рецензируемый текст, несомненно, является достоянием элитарной культуры. И все же это – своеобразная изощренная форма культуртрегенства. Налицо причудливая смесь концепции "малых дел" и "сверхчеловека" ("эффективные производители и потребители"). Можно обнаружить идею "хождения в народ", как ее ни старался закамуфлировать автор.
Можно, конечно, сказать, что мои контратаки – это всего лишь метод самозащиты. Но другого выхода у меня не было. Пусть автор перепишет свое обвинение или выступает адвокатом самому себе. Я же со своей защитой подожду. Собственные грехи мне, признаться, известны были и до чтения заявления К.Буржуадемова. Саму постановку К.Буржуадемовым проблем считаю необходимой и оправданной. Спорна же от начала до конца аргументация. Но заседание ведь продолжается.
Комментарий к выступлению М.Коллонархова.
1. Замечания об аморфности употребляемых мною категорий принимаю и был бы рад любому конструктивному совету, чтобы содействовать улучшению положения (думаю, что это не только мой недостаток) в меру своих сил.
2. Сознаю всю проблематичность базисного постулата о положительной в большинстве случаев связи между материальным и духовным богатством, понимаю сомнения своего оппонента, но не могу браться за его переубеждение – в рамках нашей темы, это необходимый исходный постулат. Если М.Коллонархов считает, что между материальным и духовным богатством существует в основном отрицательная связь, то он со спокойной совестью может зачеркнуть всю мою статью и усилить свое презрение к людям материального труда. Это будет логично и понятно. Но для меня неприемлемо.
3. Не могу согласиться с тем, что я призывал интеллигенцию переключаться на иные, не свойственные ей сферы деятельности. Свободу и независимость каждому лучше завоевать в своем собственном деле. Думаю, что сейчас важно прежде всего внутреннее стремление к такому самоосвобождению, а еще насущнее уважение к процессу самоосвобождения людей в других сферах и других интересах.
4. Конечно, у меня наличествует тенденция "снять" государство в его современной роли монополистического, почти единственного продавца. Но отсюда никак не следует призыв к запрету государственной торговли и т.п. (частная торговля "нейтронными бомбами" и т.д.). Выступление против государственной монополии, за признание прав частной торговли нельзя расценивать как отрицание государственной торговли – этак меня можно во многом обвинить.
То же самое и в отношении к роли государства в деле поддержания духовной культуры. Эта роль велика не только у нас, но и на Западе. Да, без государственной поддержки и общественной благотворительности многие ученые и художники, работающие не столько на сегодняшний рынок, сколько на будущий, сегодня умерли бы с голоду. Да, без государства и его средств здесь не обойтись, наверное. Но разве эта истина зачеркивает еще более существенную правду наших дней, заключающуюся в том, что наше государство кормит гуманитарную (да и прочую отчасти) интеллигенцию не столько ради будущего, сколько ради своих нынешних политических и пропагандистских интересов?
Возьмем для примера советских писателей – свыше 6 тысяч одних членов ССП. Сколько из них известно массовым читателям и смогло бы жить за счет продажи своих произведений, без государственных дотаций? – Уверен: сотня, от силы – две. А сколько писателей, которые получат известность не сейчас, а в будущем – уверен, что не больше, да и большинство из них сегодня просто вне ССП и государством никак не поддерживаются. Кем же являются остальные пять с половиной тысяч советских писателей. Ответ прост – государственными служащими. Они зависят не от рынка, не от популярности среди читателей, а от начальства, от государственных денег. На Западе тоже много писателей, но большинство их зарабатывает себе на жизнь иным, необходимым обществу трудом, а литературой и прочими "вечными" занятиями занимаются не за чужой, не за государственный, а за собственный счет. И это правильно. И демократично.
Роль государства в духовной культуре, у нас столь же гипертрофирована, как и в экономике. Характер болезни – тот же… И средства лечения аналогичны…
5. М.Коллонархову совершенно чужда идея о том, что товары должны продаваться по ценам рыночного равновесия, а не по себестоимости (+небольшая прибыль). Вспоминая мой пример, в котором товар имел госцену – 1 p/шт., рыночную – 3 р/шт и спекулятивную – 7 р/шт., он заключает, что и государство – спекулирует, наживается, обеспечивая себе средства на оборону, управление, бесплатные медицину, квартиры и т.п.. При этом равновесные цены в 3 р/шт. выглядят прямым грабежом, спекулятивные цены – садизмом, а государство со своим рубль за штуку – наиболее приличным торговцем, почти божьей овечкой в сравнении со спекулянтской мордой, дерущей за штуку в 7 раз дороже.
На деле же в создавшемся виновато государство, которое не будучи способно само расширить производство этого товара запрещает такое расширение частным производителям. Сегодня они, эти леваки и спекулянты могут продавать товар за 7 р/шт., но дай им разрешение, то конечно, при себестоимости 0,6 р/шт. они сразу взялись бы разворачивать производство. И чем больше на рынок поступало бы этого товара, тем сильнее снижалась бы рыночная цена равновесия. При производстве в 5000 шт. эта цена стала бы равной 1 р/шт., т.е. нынешней государственной, но уже без дефицита и очередей – для всех, а при производстве, скажем 7000 шт., цена снизилась бы до 0,8 р/шт., производство по более низкой цене было бы уже убыточным и поэтому наступило бы рыночное равновесие.
М.Коллонархов скажет: "Вот и хорошо. Я и хочу купить этот товар по 80 коп/шт. Пусть государство посовестится, пусть снизит цену до нормального уровня, а спекулянтов-живоглотов с их 7 р. вообще прижать надо. Вот тогда будет справедливо… Вы говорите – размеры нынешнего производства не позволяют. Ну, производство – пусть построят фабрики, пусть сделают, ну, не знаю как, не мне об этом судить, не мое это дело, не интеллигентное…".
А я снова с ним не соглашусь, снова стану доказывать, что прежде чем покупать по дешевке, надо сначала платить подороже, чтобы помочь производителю своими деньгами наладить массовое производство… Ну и так далее. Спор наш будет длиться без конца, ибо различны здесь отстаиваемые интересы. Нет, не идейные, а простые, шкурные интересы одной стороны – потребителя, стремящегося отдать поменьше, а с другой стороны – производителя, берущего как можно больше. И этот торг естественен. Но в отличие от цивилизованного общества, этот спор оканчивается не полюбовной сделкой, а перебранкой, взаимным презрением и даже апелляцией к государственным запретам…
6. Что касается жалоб на отсутствие доказательств и аргументов в пользу эффективности деятельности частников, то мне остается лишь развести руками. М.Коллонархов видит пользу от них лишь в экономии времени своего стояния в очередях. Остальное же он не услышал. Думаю, что если я начну сейчас повторять заново свою статью, М.К. ее не услышит снова. Что тут делать – не знаю.
7. Не видя пользы от рыночных цен и экономических свобод, М.Коллонхаров, как ни странно, высказывается все же за расширение экономических прав и свобод человека. И я рад этому.
Однако полемика требует прежде всего разбора возражений. Так, М.К. упрекнул меня, что, боясь денационализации, я ограничиваю свои предложения лишь сферой торговли и услуг, т.е. обходя вопрос о частном производстве. Упрек совершенно незаслуженный, тем более что чуть позже сам М.К. цитирует мое предложение: "Необходимо узаконить производственную деятельность спекулянтов".
Непонятным образом вопрос о разрешении частной производственной деятельности М.К. свел лишь к проблеме сбора госналогов. Мол, леваки не платят налогов и только потому государство их преследует. Получается, что государство как бы разрешает: плати налоги и открывай завод, а частник – не хочет… Но ведь нет такого положения на деле. Как известно, при капитализме частник платит государству налоги и немалые, зачастую много больше половины своих прибылей. При социализме частник ничего не платит государству, потому что последнее этого не хочет. В этом все дело. Есть, к сожалению, различие между капиталистическим и социалистическим государствами. Есть.
8. Чем дальше, тем больше выясняется, что мы не можем найти взаимопонимание с оппонентом. Так, я очень долго и детально исследовал на числовом примере случай воровства с производства именно готовой, пригодной к употреблению продукции для рыночной продажи, а М.К. заявляет, что "автор безоглядно прошел мимо /таких/ случаев". Я доказывал, что при "таком случае" нацдоход вырастет, а оппонент на это заявляет просто и уверенно: "Нет, не вырастет". Какой же смысл в таком невнимательном разговоре?
9. О способах достижения экономической независимости, т.е. способах работы на рынок, для людей.
Согласен, что давать такие советы в общем бессмысленно, каждый сам решает за себя. Я лишь упомянул о нескольких типичных способах заработка в ответе на типичный вопрос, возникающий при таких спорах: "А где мы возьмем деньги на жизнь?"
Довод М.К., что шабашник, строящий частным образом сарай для полковника КГБ, тем самым "опосредственно" служит КГБ, что достигаемая при этом эконом. независимость – иллюзорна, этот довод мне кажется неверным. Подобным же образом можно доказать, что все производители зависят от государства, и что между ними никакой разницы нет.
Строя сарай полковнику, я волен в своем труде и условиях оплаты, а связи моего заказчика с государством меня не волнуют (хотя в некоторых случаях я могу его бойкотировать и по морально-политическим соображениям). А вот если я поступлю на государственную службу на условиях недемократического государства, практически без права выхода, то это уже почти рабство. Шабашные бригады, кстати, тоже часто работают на государство, но работают свободно (аккордно), фактически на рыночных условиях, но по своим порядкам и этим резко отличаются от государственных служащих.
10. В очередной раз вынужден отклонить приписываемый мне тезис о детерминированности политических свобод – экономическими. Я стою на точке зрения их тесной взаимосвязанности, причем подчеркиваю прежде всего значение экономических свобод. Имею на это право или нет?
11. Не поняв, почему некое мое суждение является "бомбой" для лидеров советских диссидентов, а эконом. и полит. свободы – пустяки в перспективе моих внуков, я уразумел лишь сравнение честных людей в среде спекулянтов с честными людьми в партии и КГБ.
Наше непонимание с М.К. продолжается. Кажется, я очень старался доказать, что экономически свободные люди (в том числе и спекулянты-торговцы) – противоположны нашей системе, т.е. партии и КГБ. М.К. вроде бы даже согласился, что частное предпринимательство и торговля имеют право на рост и развитие в нашей стране. Тогда почему он отказывает этим людям в честности – непонятно.
Мало того, я не испугаюсь и не "отшатнусь" (как предполагает М.К.), от предложения, чтобы честных людей было больше в партии и КГБ. По очень простому соображению; чем больше честных людей будет, где бы то ни было – тем лучше.
Подводя итоги, я вынужден признать, что разговор не получился. Мы не слышим друг друга. Недоверие (мягко говоря) к экономически свободным людям у моего оппонента не уменьшилось, а мои доводы – в сущности, отброшены без основательной критики. Наверное, это необходимое условие для сохранения в неизменном виде презрения к шабашникам, спекулянтам и т.д. Статья М.Коллонархова, по-моему, убедительно это показала.
| предыдущая | оглавление | следующая |
