В.Сокирко Жизнь и поражения советского инакомыслящего

Глава II. Школьные годы

6. На родине отца, в Шевченково

Наверное, с моего 4 класса, в нашем мазиловском доме стал появляться Сергей Данилович Сокирко - мой двоюродный дядя по отцу и родной брат моего погибшего дяди, в чью честь я получил своё имя. Сергей всю войну шоферил в армии, а потом продолжал водить машину сельского техникума и часто наезжал в Москву и дальше в Ярославль, откуда была родом его жена Женя. Так что мы заново познакомились со своими центральноукраинскими родичами. Наверное, от Сергея отец получил известие о том, что в 1952 году в селе скончалась его мать, не прощенная им Антонина Васильевна Сокирко (урождённая Зелинская). История семьи отца осталась для меня непонятной. Я знаю только, что Володя Сокирко родился в изначально счастливой семье портного Клима Сокирко. У нас сохранились две фотографии, где он одет барчуком.

Но еще до Первой войны наступило их расставание, причем, семья раскололась не на две, а на три части. Клим ушел на фронт, попал в плен, после революции вернулся домой и быстро, в 1922 году, вроде бы, сгорел от тифа.

Володю взяла на попечение бабушка Марта, а позже он был как бы усыновленовлен комсомольской ячейкой вплоть до своего отъезда в Киевский водный техникум и в последовавшую армию.

Володя Сокирко второй справа в верхнем ряду

Комсомолец Володя Сокирко (сидит справа) с сельскими пионерами.

И все это время мать не общалась с ним. Когда в 1932 бабушка Марта умерла, Антонина осталась на попечении бабушкиных родственников Решетило. Кто-то говорил о ней как о "странной", кто-то как о запойной пьянице. Тем не менее, сейчас я не могу не вспомнить с благодарностью этих своих дальних родственников, которые заботились о незнакомой мне, но реальной бабушке Антонине Зелинской, от которой у меня четверть генетического наследия. Думаю, в глубине души что-то подобное испытывал к родственникам бабушки Марты и мой отец.

Но по-иному посмотрел на ситуацию с объявившимся у Володи наследством его кузен Сергей. «Ты - законный наследник дома. Сейчас им владеют чужие тебе люди, хотя все права на твоей стороне. Неужели ты будешь это безропотно терпеть?» Доводы Сергея возымели действие.

Отец подал заявление в местный суд и тот принял решение в его пользу.

Летом 1954 года мы все вместе приехали на родину отца в Шевченково - принимать деда Климово наследство. Реально же я получил в наследство гораздо большее: еще одну свою «батькивщину», еще одну когорту родных людей и одновременно огорчение от собственной глухоты к родственникам бабы Марты.

Ехали мы с пересадками в Киеве, где я впервые увидел днепровские пляжи, ходил по Крещатику, а ночевали  мы в полуподвальной квартирке дальней родственницы - мамы молодого матроса Аполлончика - напротив старинных «Золотых ворот». Апполон – двоюродный брат Сергея по женской линии, в то время как мой отец- его двоюродный брат по мужской линии.

Отец с мамой и незнакомой мне женщиной в Киеве      Апполон с родными

Из Киева доехали до станции Городище, где встретил нас Сергей на своей грузовой полуторке и довез прямо до своего дома на хуторе Юрково в 8 км от села Шевченково.

Из множества украинских впечатлений больше всего запомнилось мне первое купание в местной запруде-речке под Сергеевой хатой. Я много купался и в мелкой Фильке, и в большой Москва-реке, и даже случилось в огромном Днепре напротив князя Владимира. Но плавание в прозрачной тихой воде на резиновых автобаллонах без всяких комаров, под яркой луной напротив радостно гуторящих киевлянки Ольги Павловны, ярославки Жени, маленькой Люси и моих родителей дало ощущение родства с этим миром, про который я знал только из книг: «Тиха украинская ночь, прозрачен воздух, звезды блещут»... Оно стало главным событием этого года.

Кроме пребывания в гостях у Сергея Даниловича и оформления отцом бумаг на получение отсуженного дома у нас были и иные гостевания, уже в самом селе. У основателей рода - Ивана и Марты Сокирко были трое сыновей и две дочери. Из-за войн и революции сыновья рано ушли в мир иной, а дочери Василиса и Груня были цепче и еще тянули свой жизненный жребий. Я начал звать их, как и мои сверстники, баба Васька и баба Груня. Они были примерно одного возраста, имели детей и внуков, но привычки и характеры у них были очень разные.

Слева направо Ольга Павловна, баба Васька и баба Груня

Баба Васька (по умершему мужу Крицкая) все время жаловалась и плакалась на обиды, особенно, в конце жизни и этим изводила живших с нею детей и внуков.

Её дочь Татьяна  неожиданно рано умерла, оставив бабе Ваське свою дочку - подростка Марусю, которая после смерти матери переехала в Москву, в нашу семью, поступила на наш Трубный завод, там нашла своего суженного - заводского парня Володю Гордеева, но тоже довольно рано умерла, оставив двух девочек Таню и Нину. Сведений об их взрослой жизни у меня нет.

Семья Гордеевых: Маруся с Ниночкой, Володя с Танечкой, Ниночка постарше.

Баба Груня была сама мудрость и спокойствие во многих испытаниях. Таким же светлым характером природа наградила и ее многочисленных приветливых детей. Но прежде чем рассказывать про семью Красовитовых, я дорасскажу про судьбу доставшегося отцу дома деда Клима. Я помню его очень смутно, в виде совершенно пустого здания, освобожденного жильцами для новых хозяев,т.е. для нас. Помнится жаркий каникулярный день, в который нас, школьников, направили на колхозную пасеку (кажется, на поле цветущей гречихи). Заведующим пасекой был тогда инвалид войны Юрко Красовитов .

Провожатой к пасеке была Юркова младшая сестра Оля, третьей была Люся - дочка Сергея и Жени. Хозяин Юра прежде всего заставил выпить (съесть) по кружке густого прозрачного меда. Сделать это было довольно трудно, кормил нас Юра, в действительности, впрок, хотя и утверждал, не моргнув, что на недоевшего пчелы будут нападать. Мы почти поверили, т.к.на обратной дороге пчелы нас не тронули. Не помню почему, но вернуться с пасеки прямо домой к Красовитовым нам было слишком рано, и потому Оля привела нас по дороге в уже отсуженный и опустевший дом деда. Я уж знал, кто в нем раньше жил и спорил. В моих представлениях последними владельцами были люди, которые рассорили маму отца с дедом на фронте и сделали отца сиротой. И потому отец отсудил этот дом у вредных «Решетил» и востановил «справедливость». При этом я, конечно, знал, что из Москвы в этот дом мы не уедем и что его, видимо, по предварительной договоренности, займет дядя Сергей со своей семьей, включая Люсю, ибо он давно уже хотел перебраться из хутора в село, ближе к месту своей работы в агрономическом техникуме. И действительно, дом был переписан (продан) на Сергея, по выражению матери за «смешные и тогда деньги», но довольно быстро был перекуплен техникумом, который нуждался в расширении своей территории. Реально семья Сергея дедов дом и не заселяла. Я и сам его больше не видел, потому что к моему следующему приезду дом был просто разрушен. После получения выкупа за него, Сергей стал строиться в селе, но на другом месте.

А в тот памятный вечер моего единственного посещения дедова дома мне пришлось запомнить свой постыдный поступок. Мы бегали по опустевшему дому, когда во двор пришла какая-то местная бабушка и, глядя на стены дома, стала громко плакать. Мы затаились, и Оля мне тихонько пояснила: «Это Решетила!» -«Зачем она пришла?» - «???» Теперь-то я думаю, что женщина оплакивала не сам этот дом, а всех живших здесь дорогих ей людей: и Клима, и бабу Марту, и странную Антонину, и собственную жизнь. Сейчас я понимаю, что нам следовало бы присоединиться к этому оплакиванию уже погибших или, хотя бы тихо промолчать, помянуть их уважительным молчанием. Я же стал пародировать ее плач, негромко подвывая. Мне, поросенку, это казалось остроумным, хотя на деле было безобразным кощунством. Постояв у дома и поплакав, женщина тихо ушла, а после нее из пустого дома ушли и мы, оставив в памяти зарубку, что была возможность у меня по-человечески помянуть Клима, Марту и Антонину, да вот не хватило воспитания и чуткости. Есть, конечно, в этом вина и моего отца, который, услышав рассказ Оли «как Витя передразнивал», не нашел слов осуждения в мой адрес - настолько сильна в нем было недоброжелательность к своим родственникам Решетило.

Переезд в Шевченково особого счастья Сергею не принес. В последний раз я видел его в 1962 году в разбитом инсультом состоянии. Повзрослевшая дочь Люся осталась жить в Черкассах, а недостроенный дом он оставил на выпивающего сына Сашу, который скончался в молодом возрасте раньше Жени. С внуками Сергея мы не знакомы. Не знаем мы, и как развернулась жизнь детей Дмитрия - уцелевшего в войну родного брата Сергея.

Дмитрий, будучи на службе в госбезопасности, после войны подавлял лесных братьев в Литве, а в отставку вышел в Баку. На Украину его потомки не ездят, уход за могилами Даниловичей и Ольги Павловны остался теперь на потомках Сергея. Где могилы других Даниловичей, погибших в войну, Василия, Виктора и Николая, не известно

На фото внизу слева направо видны Дмитрий, его племянники Саша и Люся и двоюродный брат Юра Красовитов
Мы же прикипели на Украине душой лишь к одной родственной ветви нашего рода - к семье Ивана Михайловича Красовитова, русского выходца из Орловского губернии, священика и учителя, за которого вышла замуж младшая дочь основателя рода Ивана Сокирко Агрипина (Груня) Ивановна, чтобы вырастить новый род - семью Красовитовых:

Красовитов Юрий Иванович: Воспоминания

Рассказы Ю.И.Красовитова о жизни и о войне

Воспоминания Нины Ивановны Красовитовой.

О том, какой силы была их любовь, можно судить по тому факту, что в церковной книге дата ее рождения записана на два года раньше истинной - иначе брак не был бы разрешен. А он, видимо, был благословен на самих небесах - какие замечательные у них дети!

Пришла революция и связанное с ней разрушение церковного уклада. Но в смуту односельчане нуждались в Божьем слове даже больше учительского, и потому Иван Михайлович никогда не отказывался исполнять церковные обряды. Но в основном, он крестьянствовал на хуторе Юрково, поставив дом недалеко от дома Ольги Павловны и Данилы Сокирко. Из девяти родившихся у них за 27 лет совместной жизни детей здравствовали в год нашего первого приезда шестеро (сейчас только четверо: Нина, Маруся, Галя, Оля). Из троих, родившихся до революции, первые двое умерли преждевременно, а Нине сейчас идёт 93-ий год.

Мы с Ниной читаем воспоминанмя Юрка Галя и Маруся

Оля, которая всего на полгода меня старше, так никогда и не увидела попавшего в гулаговскую мясорубку и сгинувшего в войну на Урале отца. Лагерная похлёбка досталась и Нине, но у неё, молодой, хватило сил выжить.

Жили они очень скромно, и в голодомор родители смогли уберечь детей. Перед самой войной, получив непривычное пособие на последнего ребенка за два года, тетя Груня купила старую хату в селе Шевченково. В войну бед и тревог хватало, но заложенная в основу этой семьи подлинно христианская любовь друг к другу помогала ее членам преодолеть все невзгоды. Они и сейчас, старенькие, светятся добром. И дальше продолжаются Иван и Груня - во внуках и правнуках.Изредка омываются красовитовской любовью и наши дети - внуки.

В свои взрослые годы мы много путешествовали по Украине, начиная или заканчивая свои поездки в семье Красовитовых .