предыдущая оглавление следующая

Лиля

5 июня.

В субботу к 16 часам ездила на занятия по иконе. Зашла в магазин. Народу теперь в Москве меньше и торгуют каждый день гречкой и яйцами. Видела даже морковку, но мне не хватило. Зато рынки, говорят, пустые.

Готовимся к Олимпиаде. Расскажу, как Андрюшу принимали в гостиницу: "Что вы будете отвечать, если Вас спросят, есть ли у нас свобода слова? У нас её, конечно, нет, но Вы должны ответить: есть". И дальше аналогично про все свободы. В конце он сказал: "Видите, как я откровенен с Вами. Надеюсь, Вы тоже будете откровенны со мной".

На воскресенье написала себе список работ, разбила его по времени и практически весь выполнила, кроме глажки белья. Главное, к 12 часам закончила отчёт.

Воскресный вечер начался с "Мангышлака", а потом все три части "Сибири". Большая программа. Глеб привёл М.Я.Гефтера и других раньше, чтобы посмотреть "Мангышлак" - очень он Глебу нравится, т.к. в нём "цельная жизненная позиция". М.Я., начав смотреть, вспомнил, что видел, и ушёл в другую комнату дочитывать "Мой собеседник". Сдержанно похвалил статью, сказав только, что зря там о твоём "совершенном несовершенстве", т.к. всякий интеллигент несовершенен. М.Я. выразил уверенность, что мы будем чаще встречаться. Не знаю... "Буддизм" в "Сибири" он похвалил так: "Целое исследование".

Наши появились из Тарусы только в половине одиннадцатого. Спрашиваю Алёшу: "Очень утомил тётю Ксану?" Он машет головой: "Наоборот". Ощущает, выходит, себя подарком.

Пришли от тебя 10 рублей. Я уже перестала ужасаться твоим действиям.

Ответила адресатам в США и ФРГ с благодарностью за посылки. В ФРГ даже на смешанном немецко-русском языке. Было нелегко. Написала Оле в деревню. Оказывается, они не получили моего первого письма, а второе пришло вскрытым - "канал прослеживается". Нашли за чем следить! А дело, видно, в том, что Оля, посылая посылку, не вынула со дна моего ящика бумагу, а она - отходы от ротапринта.

Моя пятка стала меньше болеть после воскресенья - после трёх часов стояния у проектора. А твоя?

В среду с утра ездила к Померанцам на дачу, повезла в подарок крупу и сухие яблоки, а также две из присланных книжек - посмотреть... Поехала, потому что очень соскучилась. Я сейчас не могу вспомнить, о ком бы я могла так сказать, кроме детей и тебя, мамы раньше. Мне с ними хорошо, славно. Я в их обществе не говорю глупостей, т.е. естественна. С радостью их слушаю, всё важно и интересно. Зин. Ал. рассказала, что её смотрел врач, который был поражён: он не знает другого такого случая, чтобы после такой болезни люди оставались психически здоровыми. 5 лет она лежала в параличе. Ей нужно писать книгу о своей жизни, о преодолении болезни, о силах, позволивших это сделать. "Я как канатоходец живу. Сколько приходится стараться, чтобы удержаться в жизни". И в самом деле, страшно за неё. Она обещала мне почитать стихи. И я оставила две иконные книжки, чтобы иметь повод вернуться за ними...

Гр. Сол. меня проводил, несмотря на дождь. Он дал почитать пятую часть "Снов"... На вопрос, понравилось ли прочитанное, я ответила, что это не то слово, правильней будет сказать "соответствует", хотя в глубины его разрезов не всегда могу заглянуть. Наверное, и слово "соответствует" не точно. Но то, что в №8 после чтения Померанца ничего другого читать не хотела, не могла вчитаться – это правда. Я определю когда-нибудь поточней своё отношение к его работам. В "Русской мысли" помещена ругательная рецензия на него Сергеева (Рошальского), где говорится, что Померанц готовит почву под нечто вроде "фашизма" (уничтожение людей). Гр. Сол. день порастраивался, а потом написал юмористическое лёгкое прелестное письмо. Он мне его рассказал наизусть. Умница! Только так и нужно отвечать чёрным злопыхателям. Но грустно всё это. Сложности у Гр. Сол. и с издателями: все претендуют на свои издания и очень сложно всех их успокоить.

В 3 часа собралась к Бурцеву. Назвалась по телефону. "Так", - пророкотал он.

-У меня наложились два мероприятия: НТС и встреча с Вами. Но НТС не собрала кворума, и я, если хотите, могу приехать к Вам.
-Что это за постановка, "если хотите"...
-Ну, ведь это Вам нужно, а не мне.
-Вам тоже.
-Ну, тогда заказывайте пропуск.
В 4 часа с минутами я была у него, в 5 ушла.

Начал он так: "Вопросы есть?" Я спросила о твоём здоровье, самочувствии, о передачах и о сроке.
-Вот о сроке и пойдёт наш разговор. Он в какой-то степени зависит от Вас.
- За чем дело стало? Хочу, чтоб он завтра был дома.
- Нет, это не так просто. От суда его нельзя освободить. Но после суда можно добиться амнистии.

Потом был вопрос о моём к тебе отношении.

- С каждым годом нашего 18-летнего супружества люблю всё больше. Он замечательный человек.

Следующий вопрос: "Кто у вас принимает основные решения?"

- Витя, а я по мелочам хозяйственным.

Дальше порядка вопросов не помню. По его словам ты и хотел бы всё рассказать, да боишься осуждения моего и друзей. Я отвечала, что бы он ни сказал, я, конечно, признаю всё правильным и не буду осуждать. "Но, видно, Вы от него требуете что-то такое, чего он сказать не может". – "Да нет, только про свою деятельность в "Поисках". Ещё вопрос: "Как Вы относитесь к его деятельности в "Поисках" и степень Вашего участия?"

-Участия, понятно, никакого. И с самого начала была против его работы в "Поисках". А уж когда опасность нависла над Валерой, тут и вовсе.
-Когда он начал добиваться закрытия "Поисков"?
-Летом ещё, когда стало ясно, что работать вы им не дадите. Ведь ему не противостояние нужно, а диалог.
- Да, он говорил, что вошёл в "Поиски", чтобы печатать свои экономические статьи.
- Может и так. Он не очень-то со мной обсуждал, т.к. знал, что я против.
- Судить его будут не за письма, а за сборники. В них много негативщины.
- Понятно, за письма судить стыдно. Но ведь Витя пишет о том, что больно. Вот здоровая рука, разве Вы о ней вспоминаете? А даже небольшой гнойник Вам отравляет жизнь, и надо вскрыть его, чтобы рука снова стала здоровой (понятно, что пример я привела чисто полемический). Ну, а дальше я говорила, что ты настоящий мужчина, гражданин, не разрушитель, не для себя стараешься. Об экономике. О невозможности сверху управлять изготовлением всего до мелочей...

Вроде соглашается: "Но ведь он с 61года начал". И тут я по-новому загорелась: "Вот именно, начал, но с чего? С того, что через 20 лет коммунизм обещан, а у нас ещё так много не сделано. Кто тогда верил в коммунизм? А сейчас и вовсе таких нет, а он остается единственным человеком в моём окружении, кто верит в коммунизм, ищет пути к нему. Я недавно перечитала его выступление на студенческой комсомольской конференции (вместе учились). Я запомнила тогда только его первую фразу, потом отключилась, потому что мне было всё равно. А ему нет. И никогда ему не всё равно, если речь идёт о коммунизме".

Дальше каким-то образом дошли до буржуазного демократа. Я ему напомнила, что для тебя буржуазный - это городской, не то, что для нас, а буржуазная демократия - это изначальная, народная демократия. И вообще, ты человек из народа, именно его беды чувствуешь и хочешь, чтобы ему был лучше. Другие только ворчат, а у тебя есть предложения. Надо бы к ним прислушаться.
- Да... Вот мы с Вами говорим и понимаем друг друга (что-то в этом роде). Но вот когда это написано – по-другому выходит.
- Но что же мешает нам с Вами сесть и прочитать вместе и разобрать все неясности? Он же и просит, чтобы услышали, чтобы обсудили...
- Да-да... Он не злобный. Вот Абрамкин очень злобный. А Виктору надо помочь. Тем более такой уникальный случай - четверо детей.

Что я поняла: от тебя требуют подробных показаний, чтобы скомпрометировать Валеру (по крайней мере). Тебя будут судить отдельно. Если ты выступишь нужным свидетелем, то тебя амнистируют. Ты почти дал согласие "не писать". Мне предлагается роль "тебя убеждающего", умоляющего согласиться на всё. Я поддержала его надежду на эту роль, т.к. у меня появилась надежда получить очную с тобой встречу. В заключение сказала, что ты мне дома нужен любой, что очень без тебя плохо. И дети скучают. Спросил где-то в середине разговора про мою зарплату, про денежную помощь. 300 рублей вполне убедительное число, чтобы поверить, что деньги из Фонда я не беру. А когда объяснял, что ты отказываешься от показаний по моральным соображениям, спросил:

- Ну, вот Вы не осудите. А друзья? Кто-то из друзей - единомышленников остался?
- Глеб Павловский.
- Ну что там Глеб, - отмахнулся он, - а вот Сорокин?
-Витя приезжал один раз, когда его выпустили из карантина, чтобы помочь мне отнести передачу, больше его не видела.

Про Валеру я сказала, что слышала, как он читал стихи и пел, но ни разу серьёзно не разговаривала. Бурцев пожалел меня, сказав, что знает, как мне тяжело, у него своих двое парней растёт. Я тут впихнула про ответственность перед ними и про то, что придётся держать ответ. Он согласился. Когда я стала рассказывать про Алёшика, он махнул рукой: "Ладно, пишите письмо", Как будто экспромт, но листки он взял в эту комнату заранее. Наверное, в комнате есть и микрофон. Мягко, но всё же выяснял, читала ли я Буковского. "Не успела, только посмотрела картинки". – "Злобная книга. А экономические знания приобрели из чтения чего-нибудь?" – "Да нет, из разговоров с мужем".

Меня он привлекать не собирается, хотя и знает, что я переводила "Разноцветные рынки" – ты будто сказал. Я поправила, что поскольку языка не знаю, переводить не могла, только переписывала. А в конце доверительно: "Вы знаете, что сейчас репрессии усилились?"

Какому искушению ты подвергаешься! Бог мой! Я целый день сегодня мечтала о свидании, проговаривала, что скажу. Надо б записать, а то на ходу и не успею обо всём сказать, не про то буду говорить. В воскресенье запишу. Он посетовал, что я отказалась стать свидетелем. Ничего не сказал о Гримме.

10 июня.

Надо написать о моей позорной защите в пятницу. Я начала заикаться с первых же слов. Не подготовилась – какой-то заскок. Не понимала, что мне придётся докладывать, думала, что всё будет формально. И чем больше я лепетала, тем больше их раздражал мой лепет. И мне поставили 3. При этом много спрашивали. Не все ответы были достаточны. А дело, видно, в том, что работа не продумана, кое-как сляпана. Это моё ощущение и вылезло. До сих пор противно и тоскливо, хотя все меня утешают.

В пятницу вечером ездила к Тамаре Васильевне, простилась с ней. Она уезжает в Европу в ночь с 15 на 16. Очень сердечно простились, хотя видела её я до этого всего два раза. Уезжать она не хочет, но что поделаешь – бросить мужа она не может, любит...

Вернулась поздно. Детки с утра уехали с Т.П. на дачу.

В субботу и воскресенье я немного побегала и поплавала, а потом засела за письменный стол. Написала 5 отказных решений и одну формулу. При жгучем солнце работать тяжко. Сегодня 6-ую закончу, последнюю, наверное, не успею.

Вечером детки ворвались вихрем в 8 вечера, счастливые, что их до Москвы довезли на машине. Отец пришёл минут через 5-7. Вид у него был обиженный. С трудом разговорила, рассказала, как много наработала, потом про разговор со следователем (я о нём рассказала только Оле и просила молчать). Отмяк, а то просто не смотрел на меня. Вроде легко согласился привезти детей, но видно, от дороги устал. Жалуется на сердце и плохое настроение, на детей, которые не умеют класть на место и доводить дело до конца. Обижается, что не звоним. Тёмке сказал: "Ты бы хоть когда позвонил, узнал: ты еще не сдох, дедушка?" На что Тёмка ответил: "Сдам экзамены, позвоню". Отец чуть не плюнул. Мне: "О чем с ним говорить?" Да, слишком деловой...

Ещё от поездки детей в Тарусу с Ксаной Галино впечатление: они (детки) не ели, а выполняли, что им велели бабушки. Именно бабушкиного воспитания им не хватает и потому ужасные манеры. И решили мы воспитывать у них манеры. Приступили. Правда, Алеша надеялся, что наутро мы своё решение забудем. Сегодня утром Анюта выскочила из-за стола с протестующим воплем, что Тёма ей не разрешил есть яичницу руками.

Сегодня утром звонила, как договаривались, Бурцеву. Говорил он со мной сурово: что-то ты там говоришь, но, видно, мало, он будет решать о тебе вопрос с начальством. Со мной он, похоже, решил не возиться, очной ставки не устраивать. А я так настроилась. Сегодня даже во сне тебя видела. Интересный сон, из двух половин. Впервые я тебя увидела на каком-то книжном аукционе. Ты сидел в позе игрока, боящегося, что удачу перехватят, и тихо говорил мне, что сейчас поедешь домой, чтобы взять 100 руб. на подписку, которую облюбовал. Я не могла разобрать фамилию писателя, но не стала тебе перечить. А вторая часть - личная встреча.

15 июня.

Эти сутки только начались. Я приехала от Померанцев, где так и не смогла показать диафильм, и не хочу спать. Нескладно получилось. Я так и не смогла подключить нашу "Ноту" к их приёмнику…

Утро. Сбегала в магазин и покормились. Я ведь теперь приеду домой только в среду вечером, Тёмку надо обеспечить едой на три дня. Возбуждение моё не прошло ещё и оттого, что вчера я доставила Померанцам огорчение, не полюбив Кузьму из пятого "Сна земли". Кузьма был хорош и красив, но бездельник, спился и убил себя. Померанцы любили и любят его за душевность, за широту и удаль, за чутьё на правду. Он слишком был совершенен, чтобы трудиться. После 6-ти лет лагерей друзья вернулись в университет, как не трудно им было жевать науки и вообще всё начинать сначала, а он проходил несколько дней в вечернюю школу в 8 класс и бросил. Эти "несколько дней" сидят гвоздём во мне, мешают полюбить красивого душой человека. И я поражаюсь, мучаюсь, хочу сформулировать для себя более чёткий ответ. Ведь я же ценю душевность. Просто мне её одной мало. Это - полчеловека. Идеал: душевность + деловитость. Для дружбы и душевности хватит, но ведь мне с ним не дружить. А для восхищения одной душевности мало. В этот мир мы пришли не для развлечения, мы должны поработать, чтобы как-то его улучшить. Надо найти своё место и цель и работать самому. Но Кузьма самим своим существованием улучшал климат... Может в этом и было его дело?

Всё. Не буду больше о Кузьме. Сейчас не могла отвязаться и много времени потратила на размышления о возможном выезде. Вчера Ася сказала, что из Таниной записки следует, что её ждёт высылка. Бурцевское "будем решать" связалось с Таниной перспективой. Плохо это. Вот у Тёмы девочка появилась... Обоим горе будет. А как жалко уезжать от Померанцев, от Лиды С., от Наташи, М.И....

Вечером в понедельник Гоша привёл своего знакомого француза, чтобы я показала ему диафильм. Француз - приятный молодой человек, лет 30, математик. Находясь в России, он с большим интересом изучает нас, чем математику (ею он займется дома). Говорил, что французские школьники стали меньше читать (много времени проводят у телевизора - он забавно это представил). Много говорил об отчуждённом труде. Уверял, что французы на нелюбимой или тяжёлой работе работают только под страхом увольнения. А у нас работают плохо, потому что такого страха нет. Наверное, он прав. Показала я ему "Мангышлак" и первую часть "Буддизма". Про Мангышлак ему было интересно, про буддизм – заметно мало. Мы ему рассказали много весёлого из нашей жизни.

В понедельник же у меня была встреча с Юрой по твоим делам. Что он наработал, я ещё не посмотрела. Надо это сделать на следующей неделе, чтобы не сбивать цикл. Про вторник ничего не помню. В среду утром поехали в Бутырки за твоими вещами. Паспорт взяли, но приехать было велено вечером или на другой день. Поехала на другой день. Ждать у окошка пришлось целый час, пока дозвонились на склад и оттуда приплыли две толстухи, одна из них в форме. Выяснилось, что ты отдал одну пару белья. Мне хоть немного стало легче. Дотащила до Гали (она ждала меня на Баррикадной).

А ещё утром в среду я от Бутырки поехала в Печатники, в поликлинику – упросить терапевта смягчить её формулировки. Тёмка уверял, что такая медкарта помешает ему при поступлении (там о плоскостопии, цветоаномалии, а физкультурная группа рекомендована подготовительная). Но она наотрез отказалась.

Два дня я плотно работала над замечаниями замзава по отчёту, но меня опять отчитывали за плохое качество. Появились новые вопросы и "обиды", что не всё согласилась исправить. Лаврентьев (Володя) сказал, что если и дальше буду так плохо и мало работать, то он может поставить вопрос о моей дисквалификации, понимай, переводе в м.н.с. И опять у меня дрожали руки, и опять я не всегда хорошо парировала замечания. Тон – вежливо-пренебрежительный, и я теряюсь и реву (потом). Вечером в туалете выревелась, стало чуть легче.

Вот такая была прошедшая среда. Домой я вернулась поздно, но Наташа ждала. Я сразу пошла её провожать, рассказала про себя. Стало легче.

20 июня.

В прошлое воскресенье последний раз показывала "Москву" по Лёшиному заказу. Среди зрителей была Валя-социолог. Она смотрела радостно (по репликам сужу).

На этой неделе, когда мне плохо, я вспоминаю Валино "займи!" (так отвечал Валин знакомый, когда у него просили взаймы из последних 10 рублей – "всё равно на 10руб. семью не прокормишь"). И ещё думаю про Иринину судьбу (первая жена Гр. Сол.) – сколько потерь ей пришлось перенести! А сколько потерь (смертей) - самому Гр. Сол., и то не были смерти от старости. У мамы твоей была ранняя смерть, но всё же от старой болезни.

Отчего мне так сегодня плачется? Пришла с лекции и услышала по радио песню "У деревни Крюково". Меня и раньше она очень трогала своей искренней и немногословной печалью. А сегодня я так разревелась. Такое ощущение, что печаль моя общечеловеческая, т.е. я скорблю обо всех без времени погибших. Но вдруг это не так? Вдруг бьют тебя или не выбрался из своей очередной рисковой авантюры Алёшик? Отчего так тяжело четвёртый час подряд?

После лекции (опять об одеждах на иконах) зашёл разговор с В.Н. о жизни. Он обрушился на Ксану за её "интеллигенцию". Он считает, что такого сословия вообще нет, а если есть, то оно искусственное: "Я пишу книгу о Рублёве, а не про интеллигенцию". Очень он живой!

Сейчас примчался Тёмка. Получил пятёрку по физике.

Ничего почти тебе и не написала. Итак, был понедельник. Получила отчёт из печати, заплатила свои 27руб. Мало огорчилась - деньги есть. В этот же день получила куда более значительную сумму. Хочется хоть сколько-то потратить, но на что? Немного я тратанула - купила Оле чайный сервиз, да ещё крышек с машинками 4 комплекта. Подсчитала, что если машинки выбрасывать, то каждая из 30 крышек будет стоить 14 коп. Люди, наверное, еще не поняли, не посчитали. Надо накупить побольше, чтобы отослать на Украину и маме. Жалко, что машинки приходится выбрасывать. Лучше бы одни крышки продавали по 15коп. Мы бы их брали и машинки были бы целы. Опять появилась вдруг тонкая бумага...

Повстречалась с Соней. Они в лесу, а она им готовит...

22 июня.

Вчера мне Померанцы рассказали, что 20.06 по телевизору показывали кающегося о. Дмитрия Дудко. Все расстроены. З.А. думает, что на него надавили официальные церковники. А по мне, ежели человек имеет экстремистские взгляды, то от него можно ожидать любых колебаний. От тебя мы не ждём. И не дай Бог тебя увидеть на ТВ! Но ты им не нужен на ТВ. Хотя с "Поисками", может, и нужен.

А в четверг, едва дождавшись 4час., я вышла из института уже нагруженная, ещё зашла в хозяйственный, докупила крышек с машинками, в булочную за сдобой для детей, потом помчалась на Фили, купила сезонку, успела к опоздавшему поезду, влезла в полный вагон и всё же достала заявки. Стоя можно было только править описания, что я и делала. А после Одинцова нашлось местечко, и я так увлеклась, что чуть не проехала своё Дорохово. Из дорожного разговора пьяненьких петелинских хлопцев и москвички: "Была бы у нас в магазине колбаса, хоть ливерная, да вот вы, дачники, всё выбираете".

Детки мне встретились на лесной дороге – радостно звенели, собирали цветы. Алёша весь в зелёнке: "Мама, я совсем нечаянно, совсем нечаянно, немножко разбил стекло, и мы заложили досками". Это "нечаянно" он повторил раз пять. Дома меня ждала чистота и готовящийся ужин - Наташа жила-таки у нас. Её поле было за нашим прудом. Её женщин возят из Колодкино. Она же приходит утром, пропалывает три длинные грядки и уходит, а женщины с трудом делают по одной. Детки ходят к ней купаться в пруду. Вода там теперь, говорят, чистая и тёплая. А потом Наташа лежит с Достоевским наверху, у неё загорелая спина и хорошее настроение, Жаль, что только одна неделя у неё. Но на следующей приедет Юля.

Наташа накормила меня обжаренной в сухарях капустой. Как у неё вкусно получается! А дети ели макароны с сыром. Потом я начала прополку, перекинулась на полив, в небе грохотало, но дождь лишь слегка смочил землю. А в Москве был такой ливень! Ю.Д. видела, как машины шли по фары в воде. Бушевал полтора часа. – Не туда вылилось. Хорошо цветёт клубника, но участок рядом с вышкой в неухоженном состоянии. Травы вообще много. Может в этот раз отец покосит?

Утром просыпаться пришлось рано, в 5час. вышла, уехала на 6-ти часовой электричке. Не доехав до Театральной, заснула, и планы мои сделать вторую заявку заснули вместе со мной.

В этот день я отдала-таки отчёт Володе. Накануне всё же высказала ему, что зря он со мной так разговаривает, а он – что я "не оправдала доверия". И вообще он от меня ждёт "творческой работы, а не переписывания из разных работ, к тому же с ошибками". Договорить не пришлось, помешал телефон. А надо было бы сказать ему, о каком творчестве можно говорить в этом году? Я, правда, обещала в прошлом, но этот год полон сюрпризов.

По двум книжным бандеролям пришло объясняющее письмо из Мюнхена:

"Дорогой друг, я послала Вам две бандероли с книгами. В первой бандероли были следующие книги: А.Ахматова, "Воспоминания" И.Л. Толстого и книга древнерусской живописи. Во второй – "Лирика" Александра Блока и альбом иллюстраций музейных экспозиций. Очень прошу Вас, сообщите о получении этих книг. Это очень важно мне знать, т.к. от этого зависит дальнейшая посылка бандеролей.

Целуйте Ваших деток. Кланяйтесь мужу. Напишите размер обуви детей и Ваш, к осени "организуем" Вам посылочку с обувью. Целую и обнимаю Вас. Ильина (Эмилия Павловна)"

Помня твои пожелания, я ответила сразу:

"Дорогая Эмилия Павловна! Мы получили Ваше письмо, а позавчера бандероль со стихами Блока и альбомом. Ещё не насмотрелись, не начитались, не нарадовались. Одно только огорчительно, что доставили Вам и хлопоты, и заботы, и расходы. Поскольку дети обуты, одеты, то я не ощущаю жизненной необходимости в помощи, а ответить подарком на подарок никак не могу. Наверное, во мне говорит гордыня бедняка, но, тем не менее, говорит. Постарайтесь меня понять, дорогая Эмилия Павловна, не обижайтесь и... не надо больше посылок. Счастья Вам и удач! До свидания. Целую Ткаченко Лидия Николаевна. Привет Вам от моих детей Тёмы, Гали, Алёши и Ани."

24 июня.

Утро началось с гимнастики, продолжилось беседой с Бурцевым. Длинный и не получившийся рабочим день. Когда позвонил Бурцев, меня бросило в дрожь и успокаивалась я долго. Беседу трудно записать – была она какой-то сумбурной. Но самое главное, Бурцев сказал, что тебе не грозит больше 70-ая, а наговорил ты уже достаточно, чтобы было тебе послабление и по 190-1. Степень послабления зависит от твоего и моего дальнейшего поведения. После разговор шёл вокруг да около. Правда, наконец, он ясно сказал, что нужны от тебя показания на людей: кто давал, кому, кто печатал. Для дела такие показания ему не нужны, для дела достаточно технических показаний: эта работа напечатана на этой (твоей) машинке, а нужно тебя сломать, чтобы ты таким образом доказал своё "лояльное отношение к строю". Ты нужен поломанным. На это я ему сказала, что приму тебя всякого и любить буду всякого, но боюсь, что ты не простишь мне, что подтолкнула тебя к падению. Интересно, как он тебе передаст мои слова, т.к. именно с них он собирался начать сегодняшний разговор с тобой. Он сказал, что на этой неделе должен закончить свои беседы с тобой. На свидание после этой беседы, я, наверное, не могу рассчитывать, т.к. отказалась написать, что никакие твои действия я не осужу. Мы долго препирались, и всё же я написала, что никакие твои слова не буду осуждать: "Всё, что ты ни скажешь, я не осужу". Эту фразу я намеренно чётко написала, чтобы ты увидел, что она написана под диктовку. Но может он тебе и не даст письма. Он сказал, что после предыдущего моего письма ты стал говорить с ним суше, ибо в письме была двусмысленность.

Боже, как они тебя замучили, наверное! В такую жару! Мне разговор с Бурцевым никаких страданий не доставляет. Больше того, я сегодня узнала, что тебе не грозит 70-ая и рада–радёшенька. А тебе-то каково? Господи, дай ему силы!

Если он тебе не передал письмо, то надо записать, что помню. Сперва наши новости: Тёма, дети, Галин лагерь, мои планы на отпуск, отказ отца ехать на Украину, моя тройка за отчёт. Потом про то, что очень скучаем и, чтобы немного легче было, слушаем твой голос каждый воскресный вечер (очень надеюсь, ты догадаешься, что смотрим диафильмы, а для тебя важно знать, что я бодра и деятельна). Дальше я писала, что очень доверяю, очень верю и очень люблю. Очень не хватает твоих глаз, смеха, совета, решения приходится принимать самой. Что ты для меня самый чистый человек. Ю.А. говорит, что от тебя требуется рассказать о своей работе в журнале. Что тебе скрывать из того, что ты делал? Ты так мало общался с издателями. То немногое, что ты о них знаешь, наверное, можно и рассказать. Может, я не знаю... Вспомни опыт прошлого суда. Ведь ты тогда отмалчивался зря. Может, и сейчас ты не дошёл до своего предела? Вот Глеб нашёл какие-то слова и остался с Мариной. Мы так надеемся на твой разум. И последнее - та фраза. Сперва подписалась "Лиля", а потом уже "целую". А совсем внизу странички просьба о доверенности. Сейчас размечталась о том, что тебе дадут ссылку, и я к тебе буду ездить. Брать больничные на детей и ездить...

26 июня.

В половине 6-го побежала на Тёмкин выпускной вечер…

Итак, вручили аттестаты. Наш класс отличников не родил – Марина срезалась на физике. Дальше слова от учителей, от детей, от шефов, от родителей, вручение грамот учителям. И, наконец, кормёжка на ходу и танцы. Осмелев, поблагодарила учителей: классную, физика, биологиню, а главное - историчку. Она к Тёмке очень хорошо относится и полна сочувствия. Она умеет так рассказывать материал, что ребятам не приходится учить. Улыбчивая рыжая еврейка, она радостно улыбалась мне навстречу. Такое приятное, хотя и короткое знакомство. Роман Яковлевич, физик, находит, что у Тёмы есть один недостаток – не очень уверенные ответы могут помешать на вступительных экзаменах.

Ушли мы с мамой Серёжи К. в одиннадцатом часу, спать легла в половине двенадцатого, а в час Тёмка просунул голову ко мне в комнату и сказал, что привёл 26 ребят петь. Среди них были два студента (они преподавали нашим факультативный курс математики) и В.Е. –биологиня (её приводили как-то к нам на "Крым"). В первую минуту я пришла в ужас: в доме полбулки хлеба, а в холодильнике ни сыра, ни колбасы. И всё же колбаса нашлась – батончик копчёной из твоей несостоявшейся передачи. Из блинной муки напекла оладий, достала по банке варенья и компота, мёд. А главное, было и даже осталось кофе, а у В.Е. "нашлась" большая коробка конфет. Сахар и масло были. Вот только ни одной консервной банки не было - всё отвезла на дачу. И всё же они наелись и запели. Коллективного пения получилось, правда, мало. Зато у них было три гитариста. Один пел туристские (КСП-шные) песни, второй (студент, полукитаец - полуеврей) - классику от Баха до русских романсов, третий - исключительно еврейские песни не по-русски. У всех троих приятные голоса, у последнего – сильный. Удивительно, как близки еврейские песни цыганским.

Было ещё два мероприятия: я показывала "Коктебель" и один мальчик читал составленную в прошлом году книгу высказываний и деяний их Лёни Бурлачкова. На "Коктебеле" некоторые спали, но остальным было явно интересно. Ушли они в полвосьмого утра. Да и то, начинался дождик и некоторые стали раздумывать, не переждать ли. Я все клеёнки вытащила.

Начало ночи с 1 на 2 июля.

Итак, что же было интересного за эту неделю? В среду 25 .06, чтобы работать, пила и пила кофе. Вечером ездили с Тёмкой к Ксане с Юрой, они настойчиво приглашали... Домой добрались мы в половине второго, да и не сразу уснули, в половине седьмого надо было вставать, чтобы наработать нужное количество часов. Не выспалась я и на следующий день (в 5 вышла с дачи), не хватило сна и на субботу (лекцию по иконе я фактически проспала) и ночью на концерте КСП (слёт куста "Феня") тоже дремала. Отоспалась только в воскресенье днём.

В среду вечером был разговор с Володей–начальником про тебя. Поскольку я уведомила во вторник, что иду к следователю, то он стал расспрашивать, зачем меня вызывали. По-видимому, хотел узнать, не потенциальная ли я преступница. Но это я поняла потом, сопоставив вопросы. Не очень скрывая, я ему рассказала о тебе. Предлог ареста – "Прошение об Афганистане", причина – "Поиски". Не знаю, как у него всё это трансформировалось.




предыдущая оглавление следующая


Лицензия Creative Commons
Все материалы сайта доступны по лицензии Creative Commons «Attribution» 4.0 Всемирная.