| предыдущая | оглавление | следующая |
Галя уехала в ярославский пионерлагерь. Я проводила её и просила не скучать. Она взяла с собой 30 конвертов на 42 дня.
Сейчас я пишу отзыв на работу Я.И. "Л.Н.Толстой и его жена С.А. Толстая", ч.2, 73 рукописных страницы. Делаю это с трудом, т.к. многое самой не ясно. Хочу выписать пару цитат из дневника С.А.:
"Совсем мои дети не такие, какими бы мы хотели их видеть. Я хотела бы от них образования, сознания долга и утончённости эстетических вкусов. Лев Николаевич желал от них труда простого, сурового, простой жизни. Оба мы хотели высоких нравственных правил – и ничего не получилось"………
Еду на дачу. Тёмка сдавал экзамены в МИФИ и получил за сочинение и физику по 4. Итого только одна пятёрка и общий балл с аттестатом – 21,5. Все прошлые годы проходным был балл 19. Если он даже поднимется в этом году, то не больше, чем на две единицы. Можно потихоньку начинать радоваться.
Тёма не решился взять близкую ему свободную тему "За что я люблю кино?", т.к. побоялся своих идеологических неточностей, а взял "Становление советского человека в огне гражданской войны". Писать было тяжко, каждую фразу из себя вытягивая, зато штампованную, известную… Вот так наш сын входит в жизнь. И мы радуемся, что приспособился…
Завтра он поедет с Ксаной, Юрой и их Олей на машине по старым городам.
Как все наши болели за Тёмку! Про каждый экзамен меня подробно расспрашивали.
Валя с Леной уехали вчера ночью. Экзамены у Лены только после Олимпиады. Как водится, я их провожала, т.к. руки у них были полны. К тому же я передавала для Володиной жены обувь и лимоны для мамы. Командировка у Вали была лёгкой, так что они в основном по магазинам. Мероприятий у нас общих, считай, не было, только сходили на концерт в Спасский собор Андроникова монастыря
Пробовала я обсуждать с Валей и совместно читать "Мой собеседник", потому что, прочитав самостоятельно, она сказала, что ей понравилось, но что-то она не поняла. Тогда я писала ответ Я.И. на его работу, и был у меня диалогический зуд. Я начала было с ней обсуждать тезис Я.И. – духовные силы должны уходить не в литературу, а в материальную сферу – и ощутила, как она меня не слышит. С трудом пробилась к ней. Потом предложила ей почитать вместе Померанца, т.к. представила себе, что она ничего не усвоила. Действительно, она ухватывала только близкие ей мысли, переводила их на себя, своё окружение. А в непонятное не вчитывалась. Она и сама призналась, что так всегда читает. Она привыкла к монологу.
Первый день я на даче. Сегодня ветрено и солнечно. Перестирала груду белья: ведь здесь было столько народа, да и детки за три недели выкрасили простыни в серый цвет. Вымыла углы, разложила вещи.
Сейчас я наверху, а они буйствуют внизу. Вернее буйствует и не даёт Алёше спать Анюта. Попробую её завтра положить на кухне. А мы с ней так хорошо провели утро: вместе стирали и убирали, после обеда я прочла им одну из сказок Зин.Ал. А потом вот Анюта, не задержавшись, начала истерику. Выпустила, пусть рисует.
Какие ещё события? Серёжа Б. был у Бурцева по вызову. По-видимому, Бурцев звал его затем, чтобы показать пачку его открыток, посланных тебе, в которых он выражает с тобой солидарность, показать и сказать, что так нельзя, надо через него. Поскольку открытки у Бурцева, а не ждут твоего суда в канцелярии тюрьмы, как нас уверяли, то он может и не отдать их после суда. Как видишь, не имеет смысла писать. Зато мы много будем писать тебе после.
В пятницу встретилась с Леной и Юрой, чтобы отдать им сказки З.А. Я знаю, что ей и Наденьке они будут в радость. Опоздали на 20мин. и даже не стали оправдываться… Зато рассказали, что Танина Юлька родила девочку и защитила диплом. Вернее, сперва защитила, на другой день родила, а через 4 дня пришла из роддома и пошла за дипломом. Сильна! Лена с Юрой ехали к ней поздравлять.
Вот день и кончился. Было у нас событие – заезжали наши путешественники. Забавно видеть Тёмку путешественником на машине. Они с Олей друг друга стесняются. Оля вообще очень застенчива. Мы их наскоро покормили: наша вермишель и их курица.
Вечером Аня "показывала диафильм": прикладывала к стенке старую плёнку и говорила полную бессмысленность. А днём мы с Алёшей учили её кататься на велосипеде – метров 10 уже проезжает.
Алёша за ужином спросил меня, какие стихи я люблю. Я не смогла толком ответить. Он же про себя знал: "А я про Варшаву" (из Оли-Сашиного диафильма). А за едой вёл себя неслухом, пришлось выводить. Тёма помог, а то Алёшка здорово брыкается.
Опять мне не хочется садиться за патенты, опять я ищу, что написать. За утро поучила Аню кататься на велосипеде, развесила проветриваться вещи из гардероба, сготовила завтрак и обед, простирнула твои штаны, но краски на них оказалось больше, чем грязи. Убралась, что-то переложила - переставила. С Алёшей поссорилась - не хотел давать Ане велосипед. Сейчас он принёс зелёного кузнечика с сообщением, что тот ест всё: и помидоры, и огурцы, а колбасу они ещё не пробовали давать. У них за утро гораздо больше событий – прибегала овчарка, и они за ней гонялись, потом кормили. Алёша наездил не один километр на велосипеде, Аня Григорьева принесла им по спелому банану, девчонки переиграли разные игры и в разном составе.
Читая дневник, ты, наверное, будешь удивлён, что так мало грущу о тебе. Я грущу больше, чем пишу, но грусть моя пополам с гордостью за тебя, за то, что я твоя жена. Снишься ты мне редко. Вот сегодня приснился Олег Г. Он пришёл с прощальным визитом. Накануне пришло сообщение, что тебя вывезли, и я, погоревав, начинаю сборы к отъезду. Г. пришёл торжественно проститься, а я к нему с деловыми вопросами о продаже имущества, реализации денег за кооперативную квартиру… Но ведь ты и не хотел бы, чтобы я плакала о тебе. Я плачу совсем редко. Нет дня, когда бы я ни помнила тебя, не вспоминала по тому или иному случаю. Я предлагаю тебе разделить все мои радости, плачусь, когда мне плохо. Самое главное, чтобы ты был жив. Господи, не дай его убить! Как бы мне хотелось сообщить тебе о Тёмкином экзаменационном успехе. Наверное, это освободило бы тебя, и ты б мог послать их если не к чёрту, то всё же в том направлении!
Здесь, на даче, каждая мелочь напоминает о тебе, и я практически не выхожу из поля воспоминаний и грёз, мечтаю о встречах, о письмах, возвращении. Вспоминаю твои слова, смех, действия. Слушаю детей и жалею, что тебе их таких уже не достанется. Аня может уже проезжать целую улицу, но ещё не может садиться, и я бегаю за ней. Это полезно, но как мешает пятка, она болит при каждом шаге. Надо видеть, как Аня отчаянно начала учиться. Упав, она очень сдержанно хнычет и тут же готова ехать снова. Как горят её глазёнки от побед! Как она пыхтит на горках!
Читаю опус З.А "Ангел". Дети обсуждают понятие "невидимый". Аня: "Но ведь к маме Иисуса Христа ангел прилетал видимый". Что-то остаётся.
Алёша вчера вошёл во двор какой-то очень добрый. Оказывается, поймал лягушонка и собирается устроить ему дом. Разговаривает с ним, воркуя. Когда тот от него сбежал, Алеша, не меняя тона: "Упрыгал", т.е. он вступил с ним в какие-то непонятные мне близкие отношения (я с неприязнью гоняю жаб, прячущихся под клубничными кустами, их там три было, Алёша добавил).
Работать за столом совсем не хочется. Я ввела утреннюю, до завтрака уборку двора от травы. Сколько крику было от Алёши, сколько слёз, сколько вредности! Аня работает легко.
Ну, что ещё. Вчера села на велосипед и сгоняла на 9-ый км, а потом в Грибцово за сахаром, привезла 15 кг. Устала. Потом собрала клубнику, сварила две трёхлитровых банки варенья. Устала. Села за стол и после третьего патента отвалилась на диван. И тут же проснулась – дети… Аня стала просить поддерживать её велосипед. Чтобы я подкрепилась, нарвала мне кружку полуспелой красной смородины. Мы её втроём съели и пришлось идти.
Вчера утро было особенное, пасмурное, с лёгкой грустинкой. Его б посмаковать, им бы упиться… Но я принялась за сорняки. Просто рву самые длинные, чтоб участок не выглядел заросшим, и полю грядки. Увижу сегодня отца, спрошу, что нужно ещё делать. Должна приехать Инна, чтобы отпустить меня на два дня в Москву.
Сейчас пасмурно, но без дождя, и они звенят под окном уже второй час. Их стайка из пяти человек: две звонкие Ани, басовитый Алёша и два тонких мальчишеских голоса Миши и Саньки. Из всех ребят Санька мне активно не нравится за пошлость. Потребность у него, что ли, говорить дурные слова? Девчонки, правда, при этом смеются. Вчера, загадывая мне загадку, Аня произнесла грубое слово, но, увидев мою реакцию, Алёша досказал вторую часть фразы, смягчив её.
Сыграла с Алёшей в шахматы. Минут через 10 после начала он мне сказал: "А Миша мне сразу мат ставит". Я же с трудом поставила где-то на 20-ой минуте. Забываю, что и знала. Ещё привезла им проигрыватель. Втроём с Аней Григорьевой они вчера под музыку из "Кошкина дома" концерт мне показывали. Алёша был активнее всех: и пел, и плясал, и рассказывал.
Я им продолжаю читать (уже по второму разу) сказки Зин. Ал. Алёшу завораживает стих про три огня – "один рубиновый и два зелёных".
Сегодняшнее утро началось с тихого Алёшиного бунта – не буду работать. Ане тоже не хотелось, но она себя преодолела и таскала корзины с травой, что я рвала. Алёша остался без завтрака. Долго крепился, но потом всё-таки утащил кусок хлеба, но я у него его вырвала. Хлеб изо рта ребёнка – жуть какая-то! Он ходил тихий, молчаливый. В 12.50 согласился подёргать траву, но на беду пришёл Миша и увлёк своим зелёным лягушонком за собой (наверное, на болото). Так что Алёшина неполная корзина так и стоит у меня перед глазами. Уже много времени, и Анюта куда-то ушла. Тишина. Я написала Наташе письмо (Наташа в самолёте на Владивосток размышляла о женском предназначении на примере жён декабристов) и пишу тебе. Детей не ищу. Анюта проголодается, придёт, а Алёша в охоте забыл про свой голод, но тоже – куда денется. Надо работать, чертить графики, но так не хочется.
Алёша так и лёг спать голодный. Пришёл он от Миши в 3-ем часу, я уже читала сказку Ане. Предложила ему на выбор ложиться спать голодным или доделать свой участок и поесть. Он выбрал – доделать. Но работать одному так тягостно, поковырялся несколько минут и пошёл спать. В седьмом часу я не выдержала, разбудила его и опять напомнила про участок. Он захныкал. Я предложила поработать вместе, но чтоб он не ленился. Набрали мы всего три корзины, в основном за мой счёт, и пошли есть. Всё было так вкусно!
Сейчас уже гоняет на велосипеде. Аня тоже гоняет. Стоило мне уехать, как она тут же научилась садиться. Слава Богу, кончился инцидент с Алёшей. Его вопрос: "А когда третью корзину наберём, ты меня уже будешь кормить?" – признание справедливости наказания. Ты тоже так думаешь?
А вот Алёшин вопрос за столом: "Человек произошёл от обезьяны, а обезьяна от кого?" Второй: "Как человек мог узнать, кто был до обезьяны?" Серьёзный товарищ. Как он сказал, прослушав "Сказание о Петре и Февронии": "Серьёзная сказка" А как балагурит, играя в шахматы, готовый к мату ему. Славный мальчуган, с такими хорошими задатками. Господи, дай им реализоваться, а нам (мне) умения помочь этому.
Вечер, 8 часов. Тёма, наверное, к нам уже не приедет. А вдруг ему чинят препятствие с обратным билетом, хотя он и взял паспорт? Ну, ладно, утречком двинем.
Нам второй раз привезли молоко. Я взяла 10 литров, поставила на творог и опять мысль: нет тебя, любителя творога. Собираю незрелую клубнику и всё время помню, как ругала тебя за то, что ты собирал незрелую, а ты защищался: "Попробуй, Ли, она только не красная, но вполне спелая". Как принёс однажды вечером две корзины, а я расплакалась – устала, и не оставить до утра, надо перебрать. Хожу на больной пятке. Неужели и у тебя всё время болела?
Ан.Ст. приходила за рублём. Спросила, что я делаю, и узнав про письмо: "Виктору?" На мое: "Нет, ему ещё нельзя", расплакалась, и я стала её утешать дрожащим голосом. Она твёрдо уверена, что ты не мог ничего плохого сделать, а экономика у нас, действительно, никуда не годится, и 80% людей это понимают, но молчат. А ты вон какой, не смолчал. И Гена полон тебе сочувствия, а твой одноклассник Толя молчит, он ведь в "почтовом ящике" работает. По-видимому, все, кто знал тебя, не могут к тебе плохо относиться…
Утром 16-го встали в шестом часу, чтобы поехать на автобусе 5.58. Дети встали легко, доехали спокойно. Но Тёмы дома не оказалось. Я разнервничалась, начала звонить, но никто ничего не знал. Зато узнала, что Лида родила нормальную девочку. Витя Н. обещал у кого-то справиться. Длился наш перезвон до 12час. В 12 ровно Витя поздравил меня с зачислением Тёмы в студенты. На 10 минут раньше об этом узнал Тёмка. Его поезд опоздал на 4 часа, и, конечно, он прямо с рюкзаком отправился в институт, отстоял там длинную очередь за временным пропуском и явился домой в третьем часу.
К этому времени я отключилась от всех волнений и полусонная писала Гале письмо. И всё же воспрянула духом. Начала его кормить и обхаживать. И побежала звонить по всей телефонной книжке. Потом на почту, чтобы отослать Гале тёплые вещи и зубную пасту, телеграммы, открытки, письма.
В 9-ом часу отправилась к Вале. У неё интересная концепция [разговор шёл о сборнике Витиных писем и статей]. От Вали поехала к Володе Б. за новым колесом для Алёшиного велосипеда. Володя готовится к ремонту и тщательно моет окна-двери. А я собираюсь только сверху помазать. Может всё же помыть? Но когда?
Утро 17-го началось с того, что мы с Аней отправились в магазин за тортом. Завтрак у нас был праздничным. Дети наелись до отвала.
В 10 часов я позвонила Бурцеву и в начале двенадцатого уже с ним здоровалась. Приветлив. Посадил в соседней комнате начальника и дал почитать письмо Лёни П., взятое у тебя при аресте, которое я раньше "не читала", и где он ссылается на мою нетерпимость. Я звонко удивлялась тому, как Лёня пишет про меня, но Бурцеву совсем не нужно было узнавать, кто такой Лёня, чего я боялась. Просто он в этом письме усмотрел мою значимость и влияние на тебя. Чудно!
А через 5 минут пришёл Х.Х. Еле слышно он себя назвал. Имя я заполнила только потому, что несколько раз прочитала в твоём письме ему. Так и не поняла его эмоций по поводу твоего заявления для печати. Почему-то он радовался некоторым словам, например, "я отщепенец", "дилетант" причём последнее он сперва произносил, как "дилетат". Так вот, разговор вёл Х.Х.. Он сидел напротив меня за узким столом и, глядя в меня "честными глазами", говорил, что хочет помочь тебе стать полноправным гражданином. Но начал он с того, что сейчас тебя переведут в Лефортово, т.к. твои деяния вполне тянут на 70-ую статью, т.е. на 7+5, а продолжил тем, что ещё не поздно. От Х.Х. я узнала, что у тебя была пятичасовая беседа с неким доктором экономических наук, и от него ты почерпнул такое большое количество новых сведений, что он все твои предложения в пух и прах разбил. И что экономисты думают и бьются, и инфаркты хватают, а ты хочешь коммунизма через буржуазные свободы. Мы же должны все, как один, отстаивать свой завоёванный строй, а то начнётся резня. Американцы нам вот хлеба не дают. Я: "А зачем совались в Афганистан?" – "Что Вы знаете? Они и до Афганистана организовывали против нас холодную войну". Я не верю и говорю, что сами виноваты. Потом про экономику, про очереди. В ответ: "Не надо обывательских разговоров". – "Я как все советские граждане".
У них целая подборка бумаг: радиоголоса (это видела) и, наверное, газетные публикации, - в общем, "враги" во всю используют твою информацию, и потому остаётся опасность 70-ой. А они хотят, чтобы ты вернулся к 4-м детям и занимался их воспитанием. Он с Ю.А. тратит на тебя массу своего времени и очень хочет нам помочь.
Я не знаю, какие у него действительные мотивы. Допускаю, что ты ему нравишься и он искренен. Но если даже другие мотивы… всё же только он может нам помочь. Не говорят, чего им от тебя нужно. Ну, вот уже есть заявление для печати. На "буржуа" он споткнулся. В конце концов, я думаю, ты его доработаешь. А так – заявление нормальное, ничего для меня нового и позорного. Мне стало легче – не поломан. Лефортовым, почти уверена, он пугает – уж очень мутно и насчёт переквалификации, и насчёт замены следователя. Х.Х. пообещал приехать на дачу. Говорит, что нужно со мной беседовать, чтобы подготовить к очной ставке. А не нужно ли ему человечины? Что тогда? Вопрос...
В письме тебе я написала, что Тёма поступил, такой фразой: "Тёма со вчерашнего дня свободен до сентября и обещает мне помогать и с ремонтом, и с детками". Моя часть обращения к тебе была зарезана. Х.Х. продиктовал свой вариант, я его малость подправила, но фразы не мои, и ты сразу поймёшь, что писала под диктовку. Только б не расстраивался, что мне приходится с ними общаться. Я немного дрожу, но общаюсь с ними с интересом, с надеждой что-нибудь узнать про тебя. Надеюсь, не наговорю лишнего.
Не велено мне рассказывать об этой беседе – боятся гласности. Х.Х. сразу заявил, что не хочет, чтоб об этой беседе написали иностранные журналисты. Пообещала к иностранным журналистам не ходить. А вот рассказывать ли Глебу? Он написал, что скоро будет в Москве.
В следующей беседе буду настойчиво спрашивать, перед чем ты остановился. У меня, в самом деле, ощущение, что если Х.Х. на тебя "плюнет", то дадут 70-ую. Очень интересно, как ты к нему относишься.
Трёп с Бурцевым. "Вы в отпуске?" – "Да, а Вы когда?" - "Да вот, Олимпиада". – "Не пускают? Господи, поскорей бы она кончилась, сколько от неё неприятностей". – "Да уж"…
После чтения письма Лёни Бурцев меня зауважал (явно, он в него недавно вчитался). Он считает, что я тоже "о-го-го" и даже, наверное, способствовала тебе в твоих действиях и что-то писала. Я отмахивалась: где уж мне. Но говорил он это почему-то застенчиво и тихо. Забавно.
Напротив стола начальника – большой портрет Дзержинского. "И у вас, и у КГБ общий вдохновитель?" – спрашиваю. – " А кем же нам ещё вдохновляться?" Действительно, кем?
Мы с Тёмой едем в Москву. Ждём электричку.
Вот и кончается неделя. Вся она в полоску: дача – ремонт.
Тёма меня спросил: "Самый неинтересный отпуск?" У меня нет такого ощущения. В конце концов, я просчитала по таблице свои патенты. Немного пошила, хотя ни платья, ни анараки себе так и не сшила. Но если удастся сделать ремонт, то можно считать, что отпуск был очень продуктивным. Отпуск ведь ещё выпал на время заготовки варенья.
За прошлую субботу я успела ободрать нашу комнату. Для этого пришлось все полки перенести на кухню, а письменный стол в большую комнату. Надо было видеть, как я пыталась отодвинуть шкаф, а перед этим снять полку над столом, ту самую, злополучную. Но не отчаивалась и к Тёмкиному приходу уже вымыла пол.
К вечеру, конечно, прилично устала. Выходила только в хозяйственный, чтобы купить ещё "Примы", но в олимпийской Москве всё тот же дефицит.
В воскресенье занимались оставшимися комнатами, а перед этим до двух ночи переносила книги и заканчивала переборку. Набрала два полных рюкзака. Еле дотащила до дачи: один впереди, другой сзади, а в руке сумка. Груз не угнетал, т.к. сознавала полезность физических нагрузок. А похода в этом году не будет - мы ж так и планировали.
А потом прошли дни сбора ягод и дни пульверизатора: сперва опрыскивали "Примой" до, надеюсь, "смертельной атмосферы", потом потолки пытались обновить – это получалось плохо.
Вот и прошло 26 июля, намеченное Тёмкой для некоего, связанного с тобой, важного события. Как ирония судьбы, это мог быть день перевода тебя в Лефортово. Но не должно такого быть, ты ж написал "Письмо для печати". Значит, во всю стараешься. Что же тогда? Я сама поверила в это число.
Пошёл седьмой месяц. Мы уже как-то привыкли жить без тебя, но всё равно есть ощущение, что жизнь без тебя – временная. Я всё чаще подумываю, что пора переписывать оставленный тобой новый сценарий диафильма про Баку. Ты скоро вернёшься и обидишься, что я не переписала его. А то мечтаю, как поеду к тебе в ссылку. Но эти идиотские условия прописки. И все же может удастся выхлопотать разрешение на то, чтобы жить у тебя без прописки. Огород заведём, кур и кроликов. Я уверена, что смогу хозяйствовать. Малышей заберём, а старшие останутся на Т.П.
Еду домой со вчерашнего детского дня рождения. Ты, наверное, в эти дни много думал о них. Мне сейчас особенно тоскливо, до слёз. Солнечное утро, тепло, а мне хочется реветь оттого, что ты ничего этого не чувствуешь, что перед тобой решётка, а с тобой только раздирающие душу мысли. Господи, когда всё это кончится! Как я хочу идти рядом с тобой и радоваться тебе и всему на свете!
Бурцев после нашей беседы к тебе не ездил, и ты ещё не знаешь, что Тёмка поступил в институт. Поступил, но терзается, что продешевил: с его данными можно было идти в университет. На физфаке в этом году очень маленький конкурс: 0,8 для москвичей; 1,2 для иногородних. Думает в сентябре сделать попытку перевестись в университет, если у них будет недобор. В МИФИ поступило мало интересных ему ребят, и это его огорчает. Конечно, МИФИ с его засекреченностью, не лучший вариант, а когда дойдёт до засекречивания, его могут вообще погнать за то, что скрыл твоё "под следствием". Но испытывать второй раз судьбу, учитывая, что университетские товарищи преподаватели с большой вероятностью знают твою фамилию, конечно, рискованно.
Детский праздник прошёл, по-моему, хорошо. Они встретили меня на выходе из леса, а через час пришли их гости – три девочки (Алёшины мальчики не пришли). Принесли цветы и подарки (один из букетиков я сейчас домой везу, хотя в запахе красок и хлорофоса они, наверное, долго не простоят). Ели они мало. Анюта накинулась на апельсины. Почитала им сказку про Белого Зайца. Только Аня Григорьева дослушала до конца. Именинники были заняты в основном подарками, а для Кати и Вероники эта сказка сложна, хотя и самая простая из всех. Интересно, что вечером, когда всех разобрали, детки наши стали играть в эту сказку, Алёша был волком. Аня Григорьева эмоционально очень развитая и смышлённая девочка. (Мы с ней в этот день играли в шахматы и ходили на пруд). Это особенно заметно рядом с Вероникой, которой тоже 7 лет. И я теперь понимаю, почему девочки, как правило, вместе не играют: Ане Григорьевой с ними не интересно. Она выбрала нашу Аню и сделала всё, чтобы отделить её от других. А на дне рождения меня поражало её наибольшее миролюбие, готовность уступить. Умница, понимает, что на празднике надо без ссор. Но с обеда они опять играли вдвоём, а на пляж мы ходили вчетвером. Алёша на Анином круге уже довольно далеко заплывает, вовсю колотит руками и ногами. Аня почти не отстаёт. Я пошла, чтобы день им запомнился ещё и этим, да и самой хоть раз в пруду искупаться. Правда, далеко поплыть мне помешали Алёшины рассказы о неком "конском волосе", который водится в нашем пруду. Почувствовав какие-то прикосновения, я повернула обратно. Что понимается под "конским волосом", не знаю, но почему-то тревожно.
За день до этого мы с Тёмкой плавали в Москва-реке, удивительно чистой (закончили клеить третью комнату и, совершенно одуревшие, захотели как-то отвлечься). А потом продолжили - развешивали полки, я мыла очередной раз пол. Развесили, расставили, и три комнаты приобрели жилой вид. Очень симпатичные обои в маленьких комнатах – толстые и нарядные. Их легко было клеить. В большой - жёлтенькие, как всегда. Работы, конечно, ещё много. Сегодня нужно оклеить прихожую и нашу комнату и покрасить "ободверья", чтоб к субботе просохли. А в субботу надо провожать детей на Украину. Тёма уже купил билеты.
В понедельник, 28 июля умер Высоцкий. Я узнала об этом только 31-го от Тёмки. Проводы были многолюдными. Наша пресса в рот воды набрала.
31-го опять звонила Бурцеву. Голос мягкий, но без единой информационной нотки. "Так, - это его обычное начало, - был я у него. И у начальства был. Подождём до конца Олимпиады". – "А то, что он написал, - неудовлетворительно?" - "Нет, почему же. Мы только подправим немного без вреда для него". Ну их к дьяволу, пусть поправляют!
Тоскливо мне было целый день. Тоскливо от смерти Высоцкого и неопределённости с тобой. Поревела, повыла я только на следующий день в лесу, когда шла от Грибцово (ехала на Петрищевском автобусе). Как нарыв вскрыла, стало легко и только чуть грустно. Господи, как же люди живут и не видят любимых годами, или их вообще не любят? А я через полгода начала выть от тоски. Похоже, началась тяжёлая, тоскливая пора, спускаюсь ниже нуля…
Пришло письмо от Наташи – ей там хорошо, её любят. От Гали после большого, 12-дневного перерыва тоже пришло письмо – лежали они в больнице 11 дней с отравлением. Не было с собой конвертов и писем им даже не приносили, а кормили протёртой невкусной пищей. Почти вся московская группа попала в больницу. Убеждаю себя, что это случайность – не травили же их специально. Письмо хорошее, повествовательное, никаких жалоб.
Напротив меня села женщина, удивительно похожая на мою маму лет 10 назад. От мамы пришло письмо, в котором я надеялась получить извинения за её ругань. Но она обвинила меня в том, что я старею и дурею. И снова ругань в адрес друзей и Вали.
"Здравствуёте все! Получила вторую открытку от тебя и очень рада за Тёму, что у него всё так хорошо. Я в душе посылала ему пожелания и молила Бога, чтоб исполнилось его желание.
А вот, что ответить на первую открытку, ума не приложу. Лиля, то ли ты переживаешь горе такое, то ли теряешь разум, как твой отец. Сколько раз я сажусь писать тебе и бросаю. Слава Богу, что я тебе не нужна, мне стало легче на душе. А то всё голову ломала, как быть поближе и хоть чем-нибудь помочь с детками. Посидеть и то была бы помощь. Спасибо за откровенные слова.
Ты пишешь, что я не люблю твоих друзей, а ты любишь Тёминых. Боже мой, какое же неумное сравнение. Я же ни разу не сказала об их уме и внешности. На вид они казались мне культурными, благородными. Но ты, Лиля, понимаешь, за что я их не люблю, а стараешься винить меня. Разве тебе этого мало, что они довели Витю до тюрьмы? И что же ты думаешь, Вите там рай душевный?
Как же те хорошие друзья не поймут, что в нашей могучей стране никогда не будет того, чего им хочется. А только мутят по-за углами, и всё это пустая затея. Нигде в мире нет такой зоркой охраны, как наши органы. Уже начинают понемногу выводить, кто мешает строить мирную жизнь. Вот священник Дудко покаялся в своём поступке, или танцор Юрий Степанов попытался изменить Родине, счастье его, что быстро хватился, и простили его. Да сколько их таких. У меня есть газеты на этих дельцов.
А что касается друзей твоих школьных, то ты явно врёшь, что я их не любила. Вспомни, сколько ходили к тебе за помощью, а я радовалась…
| предыдущая | оглавление | следующая |
