4.8. Феномен Виктора Сокирко. П.М. Абовин-Егидес

(Парижская газета “Русская мысль” от 21.05.81г)

Я согласился с просьбой «Русской мысли» высказаться публично по полученным ею материалам в связи с заявлением Сокирко, хотя есть весьма дорогие мне люди, которые предлагали не начинать этот разговор и пройти мимо. Поэтому я с этим разговором не торопился – тем более что ополчаться отсюда на слабость куда легче, чем не проявлять её там, в логове тоталитаризма. Но всё же есть и серьёзные контраргументы: во-первых, умолчание о какой-либо болезни лишь загоняет её внутрь, во-вторых, шила в мешке не утаишь, и если об этом начнут писать люди, меньше меня знающие историю «Поисков», то могут наговорить лишних оскорбительных слов в адрес как самого Сокирко, так и тех, кто открыто выступает в его защиту.

Феномен Сокирко не только сложен, но и совершенно специфичен: с одной стороны, он открыто выступал не только против экономической политики кремлёвской олигархии, но и против её внешней политики, осудив в письме к Брежневу империалистическую акцию в Афганистане (на что мало кто в стране отважился), с другой же стороны, вот читаем его заявление в АПН…

И на суде его позиция была далеко не однозначной: он не только никого лично не предал (как это было у Петра Якира и Виктора Красина), но не предал и сам журнал «Поиски», членом редколлегии которого был с №4: он очень логично доказывал, что в «Поисках» нет ни грана клеветы, и даже удачно высмеивал потуги суда и «экспертов». Он не признал себя виновным (как Дудко и Регельсон) по статье 190-1, но при этом он признал себя частично виновным в том, что его работы использовались на Западе в идеологической борьбе с нашей страной, к тому же не отказываясь от своих взглядов, не каясь, он дал обещание больше не заниматься самиздатом, а уйти в частную жизнь советского бюргера. Имеет ли Сокирко на это моральное право? Безусловно. Можно понять тех, кто жалеют его – отца 4-х детей – и находят хорошие слова о нём. Но нельзя принять ни то, что он признаёт себя частично виновным, ни его отказа от самого себя в будущем, ни – что самое главное – стремление Сокирко не просто сохранить красивую мину, но показать к тому же, что так и должно быть (это он делает уже после суда), стремление тянуть за собой в омут слабости и других, - нельзя, ибо это не только неверно само по себе, но уже означает серьёзную опасность для демократического движения, которое сейчас и без того переживает тяжёлые времена.

Когда Сокирко в заявлении «для западных читателей», переданном в АПН, пишет: «Я, действительно, не считаю себя жертвой советского режима, а, напротив, благодарен нашим властям за своё освобождение» (он получил условный срок), то хоть читать это просто стыдно, но и это, как говорится, всё же его дело. Но когда он пишет дальше, что просил от суда не оправдания, а лишь снисхождения, ибо, хоть и не виновен перед законом, но виновен перед мнением подавляющего большинства соотечественников, т.е. повторяет тезис о том, что народ интегрирован с режимом, в непонимании-де чего заключается «основная трагедия части советских диссидентов», то это уже дело не только его, это уже и наше дело. С подобной логико-этической фальшью уже не может быть примирения. «В тюрьме, - продолжает Сокирко, куда меня посадили именем народа, я с горечью согласился, что мои взгляды и действия противоречат взглядам и желаниям нашего народа, и моя деятельность именно в этом смысле может быть названа антинародной или антиобщественной… Поэтому я и заявлял, что приму любой приговор советского суда… как приговор народа». М-да… Остаётся только развести руками.

Но гораздо хуже другое – стремление Сокирко склонить и других к отказу от самих себя под благовидным названием «компромисс»: «Я убеждён, что такое возвращение из тюрьмы к обычной жизни лучше исчезновения (словно подобное «возвращение» не равносильно духовному исчезновению, - П. А.-Е.)… Моим коллегам по журналу «Поиски» выпало (?) иное: путь в лагерь. Я разделяю восхищение их твёрдостью, но вместе с тем сожалею, что они не искали взаимопонимания со следственными и судебными властями (виртуозно – ничего не скажешь: «Поиски» действительно провозгласили своим девизом взаимопонимание, но с кем? - П.А.-Е.) и не вышли из тюрьмы».

Поиски выхода из противостояния с властями ведь, попросту говоря, означают поиски прекращения правозащитной деятельности, примирение с рабством, с отсутствием элементарных человеческих прав, поиски возврата к состоянию «премудрого пескаря», забившегося в свою филистёрскую нору, т.е. поиски отказа от самого смысла «Поисков», которые как раз и были задуманы, как поиски противостояния тоталитарным мерзостям, как поиски выхода из того тупика, в которое наше общество завели нынешние власти. И хотя сейчас – после ряда погромов журнала «Поиски» и серии арестов - старая редакция прекратила своё существование, но дело «Поисков», тем не менее, продолжается – новыми людьми.

Нет нужды доказывать, что описанная выше позиция Сокирко вовсе не вытекает из сахаровского принципа ненасилия, а, наоборот, противоположна ему: последний предполагает именно твёрдое, неуклонное, постоянное, решительное сопротивление, противостояние, неповиновение злу – методами бескровной борьбы в рамках конституционности.

Вот почему можно понять Софью Васильевну Каллистратову, которую смутило и возмутило заявление Сокирко. Хочу снова подчеркнуть свою мысль: каждый человек имеет моральное право на частичный и даже полный отказ от себя, но если это превращается в целую «философию» самопредательства, которую публично проповедуют другим, если слабость выдаётся за мудрость, если при этом пытаются рекламировать как принцип всеобщего поведения, то это уже без ответа оставить невозможно: подобная «философия» грозит диссидентскому движению, чревата разжижением сознания и воли.

Пользуясь моральным правом на нечто, человек не вправе обижаться на тех, кто хочет воспользоваться своим моральным правом показать несостоятельность этого нечто, тем более, если последнее пытаются обставить лжекрасивостями при помощи виртуозных извивов мысли, способных ввести неискушённых в заблуждение.