| предыдущая | оглавление | следующая |
Уважаемая Софья Васильевна!
Я прочёл Ваше “письмо Виктору Сокирко”. Как политический документ оно выгодно отличается от сокиркинской цидульки для АПН. Вопросы поставлены лаконично, они обобщены и правомочны. Прямо скажу, в нелёгкое положение они ставят Виктора, и – поделом!
Делая такие ответственные заявления, к тому же для АПН, надо быть осмотрительнее и выражения выбирать. А Сокирко, между нами говоря, никогда не был стилист: я могу сообщить об этом как его коллега по “Поискам” и как редактор иных его статей. Приведись мне контактировать с АПН в таких странных обстоятельствах, я бы ляпов не допустил. Возможно, это профессиональное. Но свидетельствует ли оно в мою пользу?
Позвольте и мне - вопрос: нужно ли уметь капитулировать?
С точки зрения движения, рассчитывающего на конечное торжество – на победу – н е т ! Солдат, поднявший руки, да будет расстрелян – он подрывает окопное братство и боевую мораль:
Нет крепостей, которых не смогли бы взять большевики!
Мушкетёры короля не сдаются!
Победоносные армии легко прощают ренегатов-бедолаг, поставивших не на ту лошадку. Но разбитые стратеги расстреливают каждого десятого, иначе разбегутся все.
Виктор Сокирко, сами понимаете, не годится в герои Дюма. В нём нет этакой лихой удали, незамысловатости и группового лакейства. И он, как все, тоже, бывало, бубнил что-то о “тоталитаризме”, а когда понадобилось повторить это с пафосом, привстав, да поглядев соколом - на тебе, отказался! Персональное дело комсомольца Сокирко, начатое 20 лет назад исключением из ВЛКСМ за неверие в коммунизм-1980, завершилось Бутырками-1980, судом и изгнанием К.Буржуадемова из приличного диссидентского общества.
А сколько теперь из-за него хлопот – Вы себе не представите! И в ежегодный отчёт комиссии Конгресса попала лишняя фамилия, и ещё в скольких общественных синодиках проколы:
“Читайте свободный московский журнал “ПОИСКИ”!
…Три члена редколлегии Валерий Абрамкин, Юрий Гримм и Виктор Сокирко находятся в ЛЕФОРТОВСКОЙ ТЮРЬМЕ в ожидании суда.
Но “ПОИСКИ” ПРОДОЛЖАЮТ ВЫХОДИТЬ!..
Чеки и почтовые переводы выписывайте на…
(“Континент” №24)
Выписывать ли теперь чеки? Призадумаешься…
Вам, я полагаю, всё ясно, что сталось с Вашим адресатом, да и с “Поисками” тож. Вы, Софья Васильевна, своё мнение составили; а что не хотите его оглашать полным текстом, то это одна Ваша любезность к злополучному Сокирко: Ваш такт.
Меня, если хотите знать, поражает полная безотносительность и неотнесённость Ваших вопросов – стало быть, и Вашего мнения – к человеку, ставшему их полемической добычей. Год Витиной нравственной лихорадки обращён в предлог для демонстрации нерушимости Ваших нравственных принципов, равно и идеалов Вами выражаемого направления.
Ваши принципы всем известны и достойны уважения. Но что Вы можете сказать о Викторе Сокирко, кроме того, что он “человек, способный логически мыслить”? Он способен произвести на свет четверых детей, да, - отголодать в камере 15 суток, - сидеть в подвальном карцере за межкамерную связь, и при этом, увы, он способен воздержаться от сомнения и блуждания мыслью, - всё это Вы знаете. Вас удивляют его умствования: тюрьма ли место для пересмотров?!
Увы, и к чему лукавить? М е с т о ! и чуть ли не единственное в том общественном направлении, которое блестяще представляете Вы, как, впрочем, и сам Виктор Сокирко (К.Буржуадемов).
Здесь необходимо приостановиться, чтобы понять, как получилось, что первым произведением К.Буржуадемова, задевшим и больно задевшим за живое многих из нас, стало его заявление для АПН.
Дело не только в том, что, столько говоря, мы не верим в слова, которые говорим, - ещё меньше мы верим людям, которые с нами говорят. Слова диссидентских полемик сегодня также неконвертируемы, как рубли. Рубли размениваются в странах СЭВа, а наши слова – в самиздате. Человек, который говорит свои слова мучительно всерьёз, десять лет всерьёз, и при том одни и те же слова. Десять лет подряд – это потеха на весь самиздат!
Виктор Сокирко, под псевдонимом и без, десять лет кряду твердил нам о компромиссе, о негодности Противостояния в качестве политического инструмента для решения общих национальных задач, о необходимости искать предпосылки такого компромисса и понятия такого языка, которым граждане могли бы разговаривать друг с другом…
Физически ощущая глухоту, надвигающуюся с двух сторон, особенно ту, что ближе – диссидентскую, самиздатскую глухоту, он… лихорадочно писал последние статьи перед арестом, что составили хребет восьмого номера “Поисков” - статьи о компромиссе, о диалоге со сталинистами, о солидарном предотвращении политической и экономической разрухи…
Да кому они были нужны, те статьи? Кому время есть слушать какие-то вообще человеческие слова и обращения, когда и своим-то не веришь, а транзистор тут как тут (до 20 августа, как Вы помните, не глушили)?!
Потом чудак оказался где надо – в Бутырках… Это же было в порядке вещей, это никак не мешало никому из нас сохранять идейное и моральное равновесие… Но чудак вдруг взбунтовался, вдруг начудил слишком, слишком даже для К.Буржуадемова. Такого мы ему не спустим, да и статей писать полемических больше не надо, довольно перейти в обращении с “ты” на “Вы”, чтоб разом провести линию между мыслями камерника и идеалами правозащитного движения.
Идеалы этого движения известны: от противоправного строя - правовой свободе.
Стиль эволюционировал: от гражданского личного неповиновения к расчётам на геополитический патронаж Запада.
Итоги, по-моему, не секрет – лучшие из лучших, цвет молодёжи, соль соли с абсурдным автоматизмом перемещаются из городов в лагеря, часто без резонов, достаточных, чтобы с их помощью скоротать срок в зоне.
Неужели нам дела нет ни до чего, кроме их фамилий, номеров следовательских дел и перечня изъятого при обысках? Неужели у Вас, Софья Васильевна, для всех усомнившихся, или того хуже – сдавших идеал – только и разговору, что полная обойма в упор: семь Ваших вопросов? Но тогда не обессудьте, если до самого ареста, выполняя “свой гражданский долг”, мы так и не найдём “достаточно времени для анализа собственных поступков и осознания причин происшедшего!”
Следовательно, многим ещё предстоит делать первое в их жизни обдуманное политическое заявление – “в подвальном карцере”: а Вы уже видели, как это отражается на стиле.
Стиль же, Софья Васильевна, это вопрос тонкий. Стиль – это человек. Вот, например, как Вы то и дело осаживаете Сокирко: “… Вы осуждены за клевету. За этот приговор Вы благодарите советское правосудие”. И верно – разве возразишь? Экий неприятный тип этот Сокирко!
Человек изворачивается, теряет гладкость в риторике, проигрывая в жесте. Человек пытается выйти из игры – чужой игры, в которую невольно вступил, чтобы делать дело всей своей жизни. Оказывается, выйти из игры почти невозможно. Крайне маловероятно – оказывается, мы играем в игры, из которых своей волей, в особенности самим собой – не выходят. При этом ни для кого эти игры не свои.
Следователю надо представить тебя уголовником, нарушителем закона – а тебе приходится срочно врастать в маску гражданина, осуществляющего своё право и свой долг. И он и ты заняты лажей. Лажей, которая равно исключает – и почву для политического спора, и условия для политического компромисса.
Спасибо новой концепции охраны прав и свобод с помощью давления извне – мы исподволь влезли в самое геополитическое пекло, причастившись к блату сверхдержав (высшего не бывает!). Однако, увы – кодекса обращения сверхдержав с мелкими клиентами не разработан, чему пример судьба курдов, Тайваня, диссидентов. Отнюдь не потерпев истинного поражения, одним лишь переменчивым махом мировой конъюнктуры ты попал под следствие – и превращаешься из аргумента в сырое мясо мистификаций. Не политики, замешанные в потусторонние нам комбинации сверхдержав – на что мы вправе претендовать?
Камера – плохое место для самооглушающих теорий. Маски, что так хороши на свободе, здесь отсыревают. Можно, говорят, лечь на шконку лицом к стене, и так угрюмо пролежать срок – непримиримой куколкой собственных идей. Или заняться выживанием. Или найти, наконец, время пробиться к истине прежних слов, до которых не дошёл на свободе.
Последний путь тоже весьма рискован – истина может оказаться по ту сторону дела, за которое тебя посадили. Реакция на это открытие человека тоже бывает разной. А обратный ход связан с отказом не только от прежних слов, но и, обычно, от собственных тоже. Так возникает пугающая амальгама человеческого смятения с казённым интересом: Виктор Сокирко открывает рот, а говорит за него АПН…
И, тем не менее – Виктор Сокирко платит не за выход на волю. Он платит цену своих сомнений. Сегодня этой ценой оказывается капитуляция. Это высокая цена за право на неуверенность. Но завтра, быть может, она не покажется столь высокой. Сомнения Сокирко могут пережить иные блестящие идеалы.
Позвольте мне считать безумие Сокирко нравственно равноценным аристократизму Абрамкина. Оба эти достойные человека с равной самоотдачей свидетельствуют о судьбе движения, о пределах его значения, о его начале и его конце. Поступкам этих людей можно верить на слово – каждому на его собственное, своё. Выгоднее для диссидентства, чтобы по нему судили по Виктору Сокирко, чем по его манифестам и организационным предприятиям. А московские пересуды о сдавшихся – срамотища, вид морального слабоумия (в мышлении многих с 20августа стали наблюдаться перебои).
Впрочем, Софья Васильевна, на всё можно взглянуть иначе. В чём сегодня нуждаемся мы больше всего – в безудерже моральных сомнений или в бессловесной отдаче последнего долга движению пятнадцати лет?
При конце люди платят сразу по всем старым счётам, такое их европейское счастье. За политические просчёты, за лидерские амбиции, за полемическую пустоту, за штукарей, набивающих “моральным капиталом” свои чемоданы в ожидании визы – за всё придётся платить нам и нашим современникам.
Но и по более опасным счётам тоже надо платить.
Я понимаю Вас: дай только волю языкам, и развяжется пустой спор побеждённых – кто виноват? – и я первый прошу: увольте!
Увольте нас от половодья помоев, или “дискуссии среди диссидентов”. В жертве, пускай даже бессмысленной и невольной, человек всё же чище, чем в гнусной склоке, где всяк норовит урвать.
Но Вы уверены, Софья Васильевна, что самую тяжёлую цену заплатим мы, теперешние – и не более, как сроком в лагерях? Нет ли угроз другим Вашим идеалам – и не угроза ли в них самих? Не об этом ли пытался нам сказать Виктор Сокирко, у которого, как на грех, такой безобразный псевдоним и стиль?
Стиль – это человек, который говорит, как гибнет – безыскусно.
12.12.80г.
P.S. И последний, второстепенный вопрос: стоит ли перед человеком, осуждённым на условный срок по статье 190-1, ставить вопросы, ответы на которые образуют состав преступления по той же статье?
| предыдущая | оглавление | следующая |
