| предыдущая | оглавление | следующая |
Пожалуй, осенними арестами 1979года – Татьяны Великановой и отца Глеба Якунина, двух наиболее активных и стойких деятелей правозащитного движения – власть надеется добиться перелома в “излечении общества от диссидентской “заразы”.
И эти надежды имеют под собой, увы, реальные основания. За последние годы (начиная с кризисного 1973-го) правозащитное движение внешне вполне устойчиво. Действуют Хельсинская группа, Фонды помощи политзаключённым, выходит “Хроника текущих событий”. Вместо арестованных и отъезжающих появляются новые люди, и тем самым сохраняется среди диссидентов преемственность традиций. Появляются даже новые формы – свободные профсоюзы, независимые пресс-агентства (Соловьёва, Поповского), делаются попытки издания самиздатских журналов и т.д. Это создаёт впечатление роста и развития.
Однако, на мой взгляд, впечатление благополучия обманчиво. Существуют и много тревожных тенденций:
За последние годы неизмеримо выросли связи диссидентов с Западом. Ограниченное разрешение эмиграции с начала 70-х годов привело к возникновению за рубежом большой группы бывших диссидентов, заинтересованных в поддержке оставшихся в стране. Они с большой оперативностью мобилизуют мировое общественное мнение в поддержку наших протестов, оказывают информационную и материальную помощь политзаключённым.
Всё это, конечно, усиливает действенность диссидентства. От чтения слепых, разрозненных машинописных копий публика перешла к чтению добротных книжек тамиздата, и наши авторы вместо забот о самораспространяемости своих произведений, теперь озабочены переправкой их за рубеж. Участие многих людей в протестах против нарушений прав человека стало излишним, ибо протесты и информационная деятельность Хельсинской группы, оповещающая мир о нарушениях прав человека, оказывается более эффективными и удобными для множества людей. Помощь политзаключённым в немалой степени стала осуществляться из “Русского общественного фонда”, “Фонда Солженицына”, что соответственно уменьшает нужду в сборе личных пожертвований.
Таким образом, помощь от инакомыслящих за рубежом при всей её громадной положительной роли имеет и очень важную нравственно отрицательную сторону: уменьшение самопожертвования и работоспособности среди нынешних участников движения, рост нетребовательности к себе, своеобразный паразитизм. Из-за арестов и эмиграции поколения диссидентов сменяются очень быстро, неустойчивы их традиции и облик. Чем прочнее опора на помощь зарубежных единомышленников, тем менее значимой и потому ослабевающей становится поддержка отечественной среды, тем больше изоляция и внутренняя шаткость правозащитного движения.
Стоит расчётам на помощь с Запада зайти достаточно далеко, как власти, усилив меры пресечения, насильственно перекроют все каналы неофициальных связей (и это вполне осуществимо при каком-либо обострении международной обстановки), и диссиденты окажутся без вольной литературы, без Фонда помощи, без общественной защиты.
Изменился и сам состав участников движения. Большой удельный вес стали играть люди, принявшие решение об эмиграции – немедленной или в некотором будущем. При всех нравственных достоинствах этих людей принятое решение об эмиграции накладывает на их деятельность и позицию определённые отрицательные черты. Я имею в виду, прежде всего, пессимизм, ибо добровольно покинуть Родину чаще всего решаются те, кто разочаровался и не верит в её будущее. Их активная общественная деятельность теряет патриотическую значимость и распространяет среди инакомыслящих неверие и скепсис. Кроме того, глубокая изоляция этих людей от советского окружения. Человек, решившийся на эмиграцию, стал тем самым как бы гражданином иного, зарубежного мира и потому начинает смотреть на своё окружение отчуждённо, а иногда с недоброжелательством, как свидетель с иной планеты, что, в свою очередь, вызывает реакцию отчуждения и у окружающих. Ещё хуже, если человек и вправду начинает работать в качестве добровольного иностранного описателя и корреспондента, пишет статьи, картины, книги – уже не для нас, а для иного мира, зарабатывая себе авторитет в нём (хотя с общей точки зрения – что тут ужасного?) Последней же степенью падения в этой самоизоляции, на мой взгляд, является решение будущего эмигранта принимать активное участие в правозащитном движении, хотя внутренней склонности к нему он не чувствует, но собирается завоевать некоторую известность и добиться скорейшего выезда (своеобразный карьеризм). И наконец, диссиденты, решившиеся на выезд, чаще занимают максималистские позиции. К этому их толкает и пессимизм, и чувство наступившей освобождённости (говорю, что хочу, всё равно выпустят), и изоляция от лояльной советской среды.
Повторяю, все эти отрицательные моменты никак не порочат конкретных людей, но в целом, они, конечно, ослабляют правозащитное движение.
На мой взгляд, наиболее тяжёлые последствия для нас будет иметь замедленное идейное развитие различных диссидентских групп. В самиздате мало появляется работ о проблемах реальной жизни и путях их разрешения. Однако если самиздат будет ограничиваться лишь острой критикой существующего и самозащитой, то он не выполнит своей главной задачи и не станет существенной сферой самосознания нации.
Наиболее интересной попыткой в последнее время был выход нескольких номеров “свободного московского журнала “Поиски”, который реально начал излагать различные точки зрения и завязывать общественный диалог различно мыслящих людей. Однако ориентация на мировое общественное мнение почти свела на нет и это интересное начинание. Ещё не успев встать на ноги, едва начав работать, редакция объявила о своём существовании на пресс-конференции иностранным корреспондентам, что вызвало обыски и возбуждение уголовного дела со стороны Мосгорпрокуратуры. Слежка и частые обыски практически парализовали деятельность журнала, и он остался фактически неизвестным публике.
С иными самиздатскими журналами, ориентированными на западное издание, по-моему, дело обстоит ещё хуже. Ибо они начинают рассчитывать на эмигрантского читателя и уже потому не могут найти связи с читателями на родине – и не только с нынешними диссидентами, но и с будущим широким читателем, с нашим народом. Можно сказать, что замедленное идейное развитие сегодняшнего диссидентского движения является следствием его излишней ориентации на мировую поддержку и недостаточного внимания к важнейшим национальным проблемам.
Другим отрицательным следствием этого крена является значительная индифферентность диссидентов к защите прав человека в полном комплексе – не только права на свободу выезда, слова, творчества, передачи информации и т.д., но и права на свободный труд, на свободную экономическую деятельность, права трудовых коллективов и их руководителей, и иных прав, имеющих громадное значение для множества людей. Можно сказать, что правозащитное движение, состоящее в основном из представителей интеллигенции, уже научились защищать свободы интеллигенции, но его пока не трогает вопрос о свободной деятельности иных слоёв населения.
Мне кажется, что эти отрицательные явления способны привести правозащитное движение к кризису, если не сейчас, то в будущем, т.е. к снижению числа его участников и их активности. Выйти из этого кризиса диссиденты смогут, только изменив свои внутренние установки, только переориентировавшись на собственные силы и внутреннюю помощь, переключив своё внимание на решение самых насущных проблем страны, только став широким и разноидейным оппозиционным движением. Впрочем, перестройки потребуют и обостряющиеся социально-экономические трудности страны.
Поэтому сегодня, в преддверии кризиса, небесполезно снова поставить вопрос о диссидентской этике, вернее, о будущей диссидентской этике.
Мне думается, что мы, авторы и читатели самиздата, прежде всего, должны перестать смотреть на себя лишь как на потребителей любопытного чтива. Нет, мы обязаны смотреть на это не совсем безопасное занятие, как на исполнение гражданского долга. Судьба нам отвела участь стать интеллигентами – и не просто по анкете, а по всем мыслимым критериям, включая и строгие дореволюционные характеристики о совести и разуме нации. Раз мы ищем, читаем и волнуемся самиздатом, этим истинным, неофициальным голосом нации, значит, мы, действительно, входим в состав “мозга нации”, но тогда должны и оправдывать делом такое самоназвание. Мы должны на деле стать независимой от государства интеллигенцией, т.е. общественной прослойкой, занятой профессионально или по призванию (интеллигент, зарабатывающий на хлеб физическим трудом – всё равно интеллигент) усвоением или переработкой информации, жизненно необходимой обществу. Подчёркиваю: обществу, нации, а не государству за жалованье. Особенно сейчас, в пору нарождающегося национального самосознания интеллигенция обязана выражать чаяния и проблемы всех слоёв общества и воодушевляться единой целью его спасения и преобразования, поисками взаимопонимания, взаимоприемлемой программы спасения.
Конечно, интеллигенция – это и самиздатские авторы, и те, кто доводит до авторов новые веяния и мысли, кто чисто словесно формулирует витающие в воздухе мысли, кто читает и, следовательно, по-своему осмысливает общественные проблемы, обогащая их собственным опытом, и передаёт дальше в цепи стихийной общественной мыслительной работы. И кто собирает и хранит самиздат, и кто организует его обсуждение и т.д. и т.п. Тут нет неважных функций, они все необходимы. Важно только осознать свой долг, а уж каждый сам найдёт наилучший способ приложения своих сил. Но только когда все эти функции мы будем исполнять сами, автономно и стихийно, по велению собственной совести, только тогда процесс национального самосознания будет протекать быстро, устойчиво и неуязвимо для репрессий. Только тогда мы сможем выполнить свой гигантский долг.
В осознании своего долга и ответственности (перед обществом, нацией, Богом) за работу самосознания, за возникновение и развитие общественных дискуссий, за существование и действенность самиздата – состоит, на мой взгляд, первая и самая главная заповедь интеллигента или диссидента, называйте, как хотите.
Второй по важности диссидентской заповедью я считаю трудолюбие, имея в виду, как раньше говорили, трудолюбие в Божьем деле, а именно – в создании, распространении и хранении преследуемого самиздата. Почти каждый из нас имеет пишущую машинку и свободное время. Следовательно, почти каждый имеет возможность печатать и распространять самиздат, делая его бессмертным и неуязвимым. И каждый по долгу совести должен это делать. Как раньше верующие обязаны были отдавать десятую часть доходов в церковь на милостыню и иное Божье дело, так и сейчас настоящий интеллигент обязан десятую часть своего времени отдавать печатанию самиздата. Только исполняя свой долг, он сможет иметь чистую совесть, и его не будет терзать унылое: “А что я могу?”
К несчастью, исполняющие заповедь диссидентского трудолюбия довольно редки. Наоборот, распространено барское убеждение, что интеллигентам пристало заниматься чтением, или, по крайней мере, написанием своих произведений, но никак не перепечаткой “чужого”. Такая гордыня – громадный грех. На деле, трудолюбию диссидентов нет приемлемой замены и потому нет цены. Мощности и возможности тамиздатской литературы ограничены, каналы поступления её продукции к нам узки, и могут быть легко перекрыты. Печать с помощью наёмных машинисток и левых множительных аппаратов в государственных учреждениях – тоже бесперспективна. Во-первых, потому что в условиях растущей инфляции плата за ручную и тем более за опасную перепечатку или за левое копирование возрастает очень быстро. Этот путь требует больших денег, сложных методов сбора и расчёта средств, конспирации. Я лично пробовал осуществить его, но достаточно быстро от него отказался. К тому же он втягивает в производство самиздата людей равнодушных или даже просто мало нравственных (например, пьяниц на множительных аппаратах). Да и странно выглядит, когда мало зарабатывающий интеллигент тратит деньги на производство духовно необходимого ему самиздата с гораздо большей расточительностью чем, если бы он сам перепечатывал его и тем избавился от необходимости зарабатывать на него деньги. Так было бы полезней для всех, и безопасней, и нравственней.
Повторяю: убеждён, что альтернативы диссидентскому трудолюбию нет. Однако, к сожалению, лень и барство изживать нам всем очень трудно. Надеяться на силу моральных призывов не приходится.
Сегодня примером трудолюбия могут служить, пожалуй, только сотрудники “Хроники текущих событий”, вкладывающие в перепечатку её материалов свой труд и досуг, жертвуя не только личной безопасностью, но и творческим временем, не говоря уж о денежных интересах – лишь бы жил и действовал главный выразитель и защитник диссидентов. Они занимаются “Хроникой” с истинно религиозным рвением, как, впрочем, и должны заниматься самиздатом.
После кризиса и отказа от опоры на зарубежную помощь станет ясно, что только самиздатское трудолюбие интеллигенции сможет сделать процесс национального самосознания широким, неуязвимым и необратимым (ибо невозможно пересажать всех инакомыслящих, если они все, а не только инициативные группы, будут распространять самиздат).
Наконец, третью главной заповедью диссидентов я бы назвал смелость, потому что отсутствие её в большой степени тормозит и парализует процесс национального мышления в самиздате. Я имею ввиду не смелость открытого протестанта и правозащитника. Она тоже необходима обществу, но далеко не обязательна для каждого интеллигента, ибо далеко не каждый должен обрекать себя на открытое противостояние власти и, как следствие, на изоляцию от нормальной человеческой жизни. Нет, я имею ввиду именно смелость автора и читателя самиздата, который безбоязненно, хранит, перепечатывает и обменивается самиздатом, не делая трагедии, если власти вдруг сделают обыск в его доме и отнимут самиздатские произведения. Интеллигенту присуще чтение самиздата, как любому современному человеку – слушание иностранного радио, и потому этого факта не надо стыдиться и скрывать. Конечно, с такой смелостью связан некоторый риск, но, как показывает опыт, очень небольшой (обыски редки и направлены в основном лишь против активных диссидентов). А главное, надо осознать, что издержки от нашей самиздатской болезни очень велики. Нередко слышишь, как при одном известии о произведённом у диссидента обыске, от него катится по знакомым настоящая волна страха: в панике ожидают, что “завтра придут и к ним” и начинают срочно перепрятывать, т.е. перевозить свои самиздатские библиотеки другим знакомым, которые часто и не читали ничего подобного и читать не будут. И бывает, что, разобравшись с содержанием подкинутых им “красных свитков”, новые хранители приходят в ужас и перепрятывают их другим или уничтожают как “опаснейшие бумаги”. Такая волна страха часто губит гораздо больше, чем изъято властями на самом обыске, ибо переданный на хранение, а не для чтения самиздат выпадает из оборота, из мыслительного общественного процесса. Сохраняясь физически, эти тексты, создание которых досталось так дорого, уничтожаются духовно, т.е. на деле.
Мне кажется, что перепрятывание должно расцениваться, как перекладывание на другого, практически неосведомлённого человека, своих собственных опасностей и тягот, что просто непорядочно. Настоящий интеллигент не станет заниматься такой нечистоплотной конспирацией, а просто будет исполнять свой долг, заботясь о сохранности самиздата не с помощью хранения в чьих-то тайниках, а с помощью распечатывания.
Разумеется, что из этой моральной нормы: “Не прятаться!” могут быть исключения, когда угроза обыска весьма реальна и просто жалко, что снова “всё очистят”. Но как только близкая угроза исчезает, самиздат должен вернуться домой, занять своё открытое место на полках и читаться, читаться, читаться. Ведь его так мало, а думать нам нужно много и уже почти нет времени. Самиздатские книги – самое важное, что у нас есть, и потому их надо беречь. Я не вижу ничего ужасного даже в том, чтобы записывать (зашифровывать), кому даёшь книгу на прочтение – это почти необходимое условие нормального кругооборота. Опасность расшифровки не велика, да и почему читателю не брать на себя и этот риск, раз он берёт самиздатскую книгу и уж этим становится интеллигентом?
Ответственность перед нацией, трудолюбие и смелость - три этических кита, на которых только и может укрепиться диссидентское движение и преодолеть свои нынешние слабости. Сам я давно уже пытаюсь преодолеть ориентацию на чью-то помощь, барство и паразитизм, трусость и изолированность от среды, и хотел бы найти в читателях своих единомышленников.
| предыдущая | оглавление | следующая |
