Переписка с В.А. вокруг статьи “Цена отречения”

4.14 Письмо В.А. №1

Здравствуйте, Лиля и Витя! Здоровья Вашим детям и всем родным! Случилось так, что прочитал Ваше, Витя, частное письмо "Цена отречения от диалога"… и эссе Г.Померанца "Цена отречения". Я глубоко уважаю Г.С. и все, что читал им написанное, мне очень близко. Принял взволнованно и это эссе.

Вы должны знать, что сам я горячий сторонник диалога, даже со своими принципиальными противниками. Если они захотят со мной обменяться мнениями – никогда не откажусь. К тому же я не считаю противников, даже врагов, обязательно плохими людьми. Правда, мне кажется, что среди моих друзей и единомышленников хороших, честных, искренних, добрых, неравнодушных, альтруистичных, не способных на подлость, открытых и т.п. людей больше. Я рад быть среди них и стараюсь, тянусь быть достойным их внимания, их дружбы.

Ваши статьи в сборниках и неофициальном журнале, которые мне случилось прочитать, Витя, мне очень нравятся. У Вас безусловный талант публициста. В этом я Вам немножко завидую и хотел бы поучиться. Но вот Ваше "частное письмо"…

Да! В "Цене отречения" Г.С. более, чем обычно, эмоционален, взволнован, категоричен. Я представляю себе философа невозмутимым при всех обстоятельствах. Но, мы всего лишь люди… И за этой, может быть, даже "пеной на губах у ангела" (Г.С.) я вижу его глубокое разочарование. Он любил Вас, верил в Вас, и поэтому Вам бы простить ему, может быть, несколько обличительную позицию и не отвечать резкостями.

Ни от какого диалога Г.С. не отрекался. Просто он отвернулся, как тонко чувствующий мелодию музыкант отворачивается с гримасой боли, услышав фальшивую ноту. И еще: Вы приняли все упреки на свой счет, а ведь некоторые из них имеют другие адреса…

Я попробую выделить в Вашей, Витя, позиции несколько, как я считаю, спорных положений. По-видимому, нужно уточнять некоторые понятия. Вот Вы считаете, что "оппозиции следует быть лояльной к народу и власти"… Одна маленькая фраза, и сколько неясностей! Вы имеете в виду правозащитное движение? Или отдельных граждан, не согласных с какими-либо нюансами социальной, хозяйственной или международной деятельности властей? (Вроде нас с вами). Или еще кого-то?

Теперь, что значит быть лояльным? Соблюдать гласные законы, не допускать в своих выступлениях враждебности, не призывать к насильственному свержению существующей власти, т.е. быть такими, чтобы иметь все основания считать себя лояльными? Или же такими, чтобы не мы, а власти считали нас лояльными? Т.е. беспрекословно подчиняться и негласным инструкциям, всяческим "указаниям", даже движениям бровью, поддерживать их во всем. Лесозащитные полосы? Ура!! Торфоперегнойные горшочки? Браво! Квадратно-гнездовой способ резко повысит!… Дружно будем сажать кукурузу! Даешь химизацию! Нет ничего эффективнее агропромышленных комплексов! А что завтра? Тоже ура! Ведь только такие граждане считаются властью лояльными.

Еще сложнее с лояльностью народу. Очень двусмысленное сочетание. Между прочим, некоторые считают, что именно деятели правозащитного движения являются наиболее лояльными к народу. В то время, как другие утверждают обратное. Ведь поскольку власти выражают самые, что ни на есть, чаяния народа и, по выражению "всесоюзного старосты дедушки Калинина", есть "всего лишь слуги народа", то стало быть правозащитники - "отщепенцы", продавшиеся ЦРУ, и их не называют "врагами народа" только потому, что у этой терминологии подмоченная репутация. Лоялен тот, кто делает добро, кто хочет делать, или кто говорит, что делает? Чаще всего в этом трудно разобраться даже через сотни лет. Были ли лояльны к народу декабристы, не будучи лояльными к власти? А народники? А…? И т.д. А Вы, Витя поставили даже рядом "к народу и власти ", подчеркивая, что это одно и тоже.

Вот я считаю себя лояльным к власти, а они меня считают весьма подозрительным и на всякий случай держат под негласным надзором, поскольку я не во всем с ними согласен. Убежден, например, что агропромышленные комплексы в животноводстве и особенно в птицеводстве при той организации дела, какая практикуется, принесли вред. И, что особенно важно, считаю, что те инициативщики, кто во имя карьеры добивались их широкого и повсеместного внедрения, должны нести гласную ответственность перед обществом. А Вы какого мнения?

Кстати, этот самый вред. Вы где-то сожалели, что, не желая того, принесли вред стране. Я не вполне понимаю, что значит "вред стране". Ее промышленному потенциалу? Экономике? Обороноспособности? Культуре? Национальному престижу? Чести и достоинству народа? Престижу властей? Весьма часто что-то приносит или могло бы принести пользу стране, но властям доставляет определенное беспокойство. Например, гласное, широкое расследование и осуждение рьяных проводников массовых репрессий тридцатых-сороковых годов было бы, по моему убеждению, на пользу нашему обществу, подняло бы престиж государства в глазах народа, и перед всем мировым сообществом, но было бы неприятно многим, кто именно в те годы на костях репрессированных и слезах их родных сделали себе карьеру.

Теперь власти требуют большего, чем просто не проявлять враждебности, и Вы присоединяете к этому требованию и свой голос. Надо, оказывается, "не допускать, чтобы ее могли использовать во враждебных стране целях". Во враждебных целях, кто-то чтобы не мог… И именно я должен этого не допустить!? В моих ли силах предугадать и не допустить? Может ли кто-либо вообще (даже они) это "не допускать"? И Вы приняли участие в этой бессовестной игре…

Неужели Вы это не понимаете? Например, кто-то из них решил когда-то, что Верховный Совет все законы и постановления должен принимать только единогласно. И это неукоснительно соблюдалось. Может ли этот факт быть использован кем-либо для дискредитации нашего верховного органа власти, с энтузиазмом и единогласно принимавшего постановления, которые вскорости опять же единогласно были отменены? Конечно! И кто может этого не допустить? Да ведь, если принять это условие властей, то надо сразу отказаться от всякого независимого слова!

Теперь о Ваших возражениях относительно тезиса "с ними не разговаривать". Разве Вы не видите, что с нами никто из них не хочет разговаривать? Кроме следователей. Открытый диалог возможен в обстановке терпимости, когда каждая стороны готова изменить свой установки, если доводы оппонента окажутся убедительнее. Имеем ли мы такую обстановку?

На мой взгляд, Витя, ситуация много безнадежнее, чем Вам представляется. Выхода нет! Как хочется крикнуть: "Не может быть!" Но...

Никогда открытого диалога у нас не будет. До полного краха нашей страны или всего мира. Да и с кем диалог? Вот, например, Вилли Брандт. Можно ли вступить с ним в диалог? Можно. Он потому член и председатель своей партии, что имеет соответствующие убеждения. Он будет высказывать свое мнение. A если оно разойдется с принципами его партии, он подаст в отставку. Он выйдет из нее, вступит в другую партию, платформа которой ему ближе, или попытается создать новую партию, а здесь… Почитайте старые газеты. Хотя бы их речи до 1964 года и после.

Вот Вы беседовали с приглашенным КГБ экспертом-экономистом. Он отстаивал личное мнение или сегодняшнюю официальную, согласованную соответствующими инстанциями, точку зрения на обсуждаемые вопросы? Вы скажете, что я упрощаю, и потом пусть так – в их лице будем вести диалог с официальной доктриной. А с ней можно вести диалог и без их лица! Да! И работы Г.С., и Ваши сборники, и наши разговоры, переписка, и песни на магнитной ленте, и стихи, перепечатанные на машинке, и статьи, письма многих, кого мы с Вами знаем, и нет надобности называть их имена в этом письме… Не надо думать, что мы одни в пустыне.

Кстати, интересно, что в домашней, дружеской обстановке высокопоставленные чиновники оказываются еще более "левыми" и радикальными, еще более пессимистично оценивают обстановку, чем мы с Вами. Правда, мой личный опыт – до замминистра включительно. В неофициальной среде я не встречал среди них желающих защищать официальную доктрину. А Вы слышали о человеке, который бы слышал о таком человеке?… На службе же они все безоговорочные сторонники утвержденного мнения. Они трезвые люди и никогда не допустят никакого диалога, т.к. лишены иллюзий и прекрасно знают, что не выдержат гласной критики, знают действительную цену своей доктрины.

В этих условиях, если Вы будете настойчивы в стремлении вести открытый диалог, то могут быть несколько вариантов:

1. Вы окажетесь агентом ЦРУ и японским шпионом.

2. Вы окажетесь шизофреником с бредом правдоискательства и навязчивыми идеями реформаторства.

3. Окажется, что Вы воровали иконы, спекулировали валютой, растлевали малолетних и вообще педераст. Выбирайте!

Вы, Витя, говоря о чуткости к разным нравственным призывам и о выполнении всех моральных заповедей, делаете ударение и выделяете слова "разным" и "всех". Думаю, что Г.С. имел в виду разные нравственные призывы и все моральные заповеди. Это существенный момент. Верно, что в большинстве наших поступков смешано и хорошее, и плохое. Но чаще всего мы можем различить безнравственность предателя и аморальность ханжи. Взаимопонимание нужно. Только почему обязательно всех без изъятия. На всех без исключения нас не хватит. Сил, жизни не хватит. А я скажу - "Всех, кому не безразлична судьба нашей страны. Кто не считает честь и совесть ненужными рудиментами. Кто не стремится урвать кусок у слабого". Не надо крайностей: или сектантство с единственной правдой, или все правды сразу, включая правду предателя, бандита, оккупанта, коллаборациониста. Всех! Да не всех!

Мне представляется, что в рассуждениях о специфике нравственных и научных истин Г.С. очень точен. Никакой путаницы, а тем более отречения, я не вижу. Нет там и "осуждения Акосты", а только сочувствие его тяжкой судьбе. Я вижу в Ваших обвинениях Г.С. существенные натяжки. И вот натяжка за натяжкой привели Вас к дикому предположению, что эссе Г.С. может стать "тактическим наставлением для каких-либо "переворачивателей". Здесь мне вдруг почудилось указание перстом: "Вот он!" Я даже вздрогнул, прочитав это место.

Уверен, что эссе Г.С. станет популярным. Оно помогает разобраться в том, что же произошло с нами в горьком восьмидесятом году. Это не для диссидентов-фанатиков. Я таких не знаю. (Кстати, кого Вы имеете в виду?) Это для всех, кто не встал на четвереньки, у кого душа еще не сломлена окончательно (инквизиция сильна!), кто не говорит на каждое движенье бровью: "Чего изволите?"

Вот, кажется, и все… Не знаю, имею ли я право на совет. Я не входил в число Ваших близких друзей и знакомство наше мимолетно. Но все-таки, если Вам не безразлично мое мнение, то скажу, что мне бы очень хотелось, чтобы на вопрос: "Что они с Вами сделали?", Вы бы отвечали очень коротко, ну, например, словами О.Мандельштамма: Грустно мне./Мое прямое дело/Тараторит вкось… /По нему прошлось другое,/Надсмеялось,/Сбило ось.

Есть, есть истины, которые, как киты нашу грешную землю, поддерживают нас в море лжи и отчаяния. Мы узнали когда-то захватывающую сердце восторгом мысль, что "рукописи не горят". А теперь мы знаем, что "история не простит инквизиции ее силу". Да! Да!! Да!!! И чем привлекательнее для многих с не очень зорким зрением румяна и белила изощренной лжи делают уродливое лицо инквизиции, тем оно отвратительнее в истории, когда муть осядет. Правда, один из них в моем сне ответил с усмешкой: "А истории не будет, мы ее ликвидируем". Этому я не верю, потому и живу.

Пишите, Витя. Надеюсь, будем вместе. Ваш В.А.

Р.З. Я не подписываю то, что пишу, своим полным именем. Боюсь, что они неправильно меня поймут. А зачем? Предлагаются аргументы. Какая разница, кто их высказал. Я не назначаю свидания с машинисткой по телефону, зачем искушать их? Вдруг они подумают, что речь идет не о частном письме, а о противоправных листовках? Если это называется конспирацией, то я за такую конспирацию. Думаю, что работники КГБ против.

Витя, еще одна просьба. У нас есть одна болезнь… Мы "плохо слышим друг друга и очень хорошо самих себя". Мама говорила: "Ты, Володечка, никогда не спорь, а только повторяй свои доводы". Давайте будем помогать друг другу изживать эту болезнь. Будем беспощадно и бестактно указывать друг другу, если кто-то будет увиливать и не отвечать прямо на поставленный вопрос.