| предыдущая | оглавление | следующая |
…Не смотрю ли я на мировые события с "диссидентской" колокольни? Не исключено. Говоря о поражении, я имел в виду и нас, и себя. Но не поймите это чересчур буквально. Сейчас нередко можно услышать, что советское инакомыслие агонизирует, что практически оно свелось почти к нулю. Если иностранным корреспондентам не с кем разговаривать, то, действительно, Россия может показаться и вовсе опустевшей… Я не хочу никого мистифицировать мнимым знанием действительного положения вещей. Наши источники "информации" – частичны и случайны, кругозор неизбежно узок. Москва – это особое тело, живущее отдельной от страны жизнью, а интеллигент в Москве – всего лишь частица этого тела; если же эта частица вдобавок исторгаемая, то нетрудно представить, как неумолимо ограничивается ее образ действительности. Но кого в этом винить? Есть, однако, бесспорные факты, в отношении которых вопрос сводится уже не к признанию их реальности, а к тому, чтобы признать их жизненно важными для себя, если даже они прямо тебя не касаются. Можно сказать, что тут самое больное наше место. Как назвать нынешнее умонастроение: ступором? Прострацией?… Либеральный интеллигент, внимающий радиоголосам, имеет возможность "переживать", не сдвигаясь с места. И тот же интеллигент, и также не сдвигаясь с места, может поучаствовать в играх иносказания, разочарования, взаимного сжигания прошлого, получая от прикосновения к "чужой" опустошенности своего рода санкцию на бездействие. И опять-таки: вменить ли это в вину? Речь идет ведь не только о немалом риске даже малого шага в сторону от привычного и обязательного. Но куда шагнуть обеспокоенному дельному человеку,… в пустоту – за отсутствием ясной и просто всякой цели? Я не склонен к всепрощению, тем более, когда речь идет о человеческих судьбах. Я не могу отвлечься от того, что вопиет: почему наше "образованное общество" предало диссидентов? Предало молчанием, если не равнодушием. Но я сам себя останавливаю, спрашивая: вправе ли кто-то присваивать себе роль судьи, когда в подсудимых оказываются все? Нет избранничества в мудрости и когда исчезает она, когда место вчерашнего смысла (пусть окровавленного, пусть в исторической грязи, но все-таки смысла) занимает – "пустота", то надо либо вовсе отойти в сторону, либо самую "пустоту" признать своей… Не этой ли иллюзией мы особенно близки сейчас остальному миру?
Тем не менее я не склонен хоронить отечественное инакомыслие, хотя отдаю себе отчет и в понесенных им тяжких потерях, и в том, что оно проходит ныне трудную полосу изживания собственных иллюзий и переоценки ценностей. Но именно это последнее и внушает надежду. Я мог бы персонифицировать эту надежду, назвав не одно имя. Ограничусь, однако, двумя: Валерием Абрамкиным и Виктором Сокирко. Это люди среднего возраста, отцы семейств, инженеры по профессии, способные и квалифицированные специалисты, стоявшие на пороге защиты диссертации и обеспеченной деловой карьеры, когда они почувствовали себя обязанными начать другую жизнь.Я выделяю этот момент. Общее у названных людей – то, что они прежде всего нравственные люди, которыми владеет не честолюбие и не озлобление, люди, которым внутренне чужды всякие бенгальские огни и мелодраматические жесты; движет ими в первую очередь потребность узнать, понять – отчего у нас так плохо идут дела и отчего так трудно живется людям. Я не уверен, что оба они придерживаются одинаковых взглядов, и знаю, что во многом они думают иначе, чем я. Но из встреч и бесед с ними я вынес стойкое впечатление: это действительно, поборники диалога. Я бы сказал – рыцари диалога, если понимать под последними не просто процедуру, не только взаимную вежливость и даже терпимость, но гораздо большее: взаимную заинтересованность в других взглядах и позициях. Неслучайно жизненный путь привел их в редакцию "Поисков" – самиздатсткого "свободного московского журнала", девизом и стержнем которого и явилась идея диалога (диалога, как выбора, диалога как выхода!)
Остается только добавить, что оба они, Валерий Абрамкин и Виктор Сокирко, находятся сейчас в Бутырках – под следствием по делу "Поисков". Не могу не упомянуть также, что накануне ареста Сокирко написал статью, в которой доказывает допустимость и необходимость диалога демократов со "сталинистами" (в широком смысле, включающем и то, что он назвал там "сталинской народной оппозицией")
…Являются ли именно эти люди типичными для современного инакомыслия и демократического движения? Ими ли подытоживается целая полоса и даже эпоха – после 1968-го? Я не берусь давать категоричный ответ на этот вопрос. Я сомневаюсь – возможен ли вообще однозначный ответ…
Мне остается также повторить сказанное выше о значении нравственного перелома наших Шестидесятых годов, центральной фигурой которого является Андрей Сахаров. Без этого перелома не было бы нас – сегодняшних, со всеми нашими духовными приобретениями и всеми нашими слабостями. Я не склонен ни боготворить ту полосу, ни принижать ее. Говорю это в сознании того, что она уже позади и что нам еще предстоит изжить ее – раньше всего в себе. Прогнозировать ближайшее будущее не берусь, не моя стихия. Однако надеюсь и верю: будущее за людьми того типа, к которому принадлежат Абрамкин и Сокирко. Сознание этого позволяет мне сохранить мои убеждения, мою преданность принципам человеческого равенства и свободы, делу взаимного понимания – людей, народов, миров.
| предыдущая | оглавление | следующая |
