| предыдущая | оглавление | следующая |
11.9.81г. к нам приехал старый знакомый Михаил Леонидович Богоявленский и рассказал, что к нему приезжали "архаровцы", показали удостоверение сотрудников КГБ и попросили показать его альбомы по московским церквям.
Михаилу Леонидовичу немного осталось до 80 лет, но он бодр. Сын священника из Тульской области, в молодости был рабочим и очень долго не мог закончить институт из-за соц.происхождения. Только перед войной закончив лесной институт, он прошел с ранением войну, потом работал по лесной части, а, выйдя на пенсию, посвятил жизнь собиранию сведений о московских церквях, нынешних и уже исчезнувших, ходил по улицам, снимал и расспрашивал. В исторической библиотеке много работал со старыми путеводителями и картами.
Результаты его многолетнего собирательства были изложены в 8-ми альбомах по 100 с лишним безинтервальных машинописных листов, где описание истории и особенностей каждого храма (причем, кроме литературных источников М.Л. использовал и собирал сведения из разговоров, зарубежных радиопередач и т.д.) сопровождалось дореволюционным фото церкви и современным фото. Как ни странно, оказалось, что сохранилось более половины старых церквей (правда, часть из них перестроена до неузнаваемости). Мы с ним консультировались при написании сценария диафильма "Московские церкви", он очень ценил этот фильм и после окончания своего труда подарил нам один комплект из 8 томов. Они много лет помогали и нам, и нашим друзьям, когда те начинали заниматься московскими древностями. Альбомы были представлены и обсуждались в Обществе охраны памятников на секции "москвоведов". Там говорили, что эту "энциклопедию" хорошо бы издать, соединив ее с другими, более частными трудами москвоведов. Интерес к этим альбомам проявило и окружение художника Ильи Глазунова, там тоже велись разговоры о подготовке к печати, о более качественных фотографиях и редакции текста.
Думаю, что сведения об трудах М.Л. в диссидентскую среду проникли через мой комплект. Но попыток делать их известными я не делал после того, как в конце 60-х годов М.Л. решительно отклонил мое предложение написать об альбомах аннотацию в раздел "Хроники" - "Новости самиздата" – как о самиздате. Но вот недавно мне рассказали, что в каком-то интервью Л.Копелева, переданному по западному радио, упоминалось: "М.Л.Богоявленский познакомил москвичей с историей разрушения и переделок московских храмов".
Когда я пребывал еще в тюрьме, следователь как бы невзначай показал мне номер "Посева" с помещенной на обложке рекламой альбома "о разоренных и оскверненных московских храмах" и спросил – не знаю ли я, кто мог написать подобный "пасквиль". Спросил, хотя и знал, что я вообще на такие темы не разговариваю, а тут-то – откуда мне что знать про посевовское издание? – Смешно.
Теперь же Михаил Леонидович рассказал, что навестил его "архаровец", даже оставил посмотреть такой зарубежный альбом московских церквей (правда, обязав никому не показывать), изданный в Париже (ИМКА-пресс) под названием "Москва златоглавая". Текста почти никакого, только масса фотографий храмов, их убранства и святых и… современного состояния, иногда фото пустой площади с надписью "здание не сохранилось" (но эти современные фотографии никак не совпадают с фото М.Л.). Взамен же он взял с собой авторский экземпляр 8 томов М.Л., конечно, посмотреть на время и вернуть. Но больше всего расспрашивал о том, кто бы это из знакомых М.Л. мог читать его альбомы и помогать в составлении зарубежного издания. В связи с этим показал ему один из альбомов (№6) из подаренного мне комплекта и с надписью "Сокирко" (наверное, изъят был где-то на обыске). М.Л. ничего о зарубеже не знал, но знакомства со мной не отрицал. И на том расстались.
Я посоветовал М.Л. обязательно вытребовать все свои альбомы обратно, не уступать, а то ведь начнут чего-то «желать», не остановишься, знают, что их боятся, и не скрывать разговора со мной, попросить от моего имени потерянный кем-то и теперь всплывший у них 6-й альбом с надписью "Сокирко". Но говорить в таком тоне М.Л. трудно, поэтому он просто дал мне телефон некоего Константина Григорьевича.
Последнему я и позвонил через день, назвавшись и попросив вернуть свое имущество. Фамилия моя Константину Григорьевичу была известна, он даже уверял, что сам намеревался просить меня о встрече, в ходе которой можно решить и вопрос об альбоме.
Не сразу, но встреча наша все же состоялась в четверг 17.10.81 в Приемной Моск.УКГБ, в начале Малой Лубянки. Разговор длился около часа, но был безрезультатным.
Конечно, альбом мне не отдали, а, напротив, высказали уверенность, что через три дня оставшиеся номера комплекта будут мною доставлены в этот кабинет. На мой вопрос, вернут ли альбомы Михаил Леонидовичу, ответил: "Подумаем".
С сожалением я расстался с надеждой вернуть лежащий на столе свой альбом (правду сказать, очень маленький), и конечно, отказался "выдавать" остальные на уничтожение. К.Г. возмутился: "Как Вы о нас думаете! У нас эти альбомы еще лучше сохранятся. Что мы, звери, нам памятники старины дороги не меньше, чем Вам. Думаете, мне приятно, например, видеть эту лужу вместо храма Христу-Спасителю?"
На главные его вопросы, кто именно от меня получал и читал эти альбомы, я не был в состоянии ответить, так давно это было. А сейчас К.Г. пусть не беспокоится: остальные альбомы хранятся не у меня, но в надежном месте, и ни на какую таможню с иностранцами не попадут.
Говорить было не о чем, но он все же показал мне еще два альбома: издание "Посев" - "Разоренные и оскверненные храмы Москвы" и рукодельный альбом, в котором фотографии современной Москвы совпадают с посевовскими и попросил убедиться в прямой связи. Да, связь была, но при чем здесь я и альбомы М.Л.? Упомянул мне фамилию Бородина – я такого не знал. "А Володя, уехавший в Израиль?" -"???" – Ну, тот, с которым М.Л. познакомился у Вас на квартире, он сам это говорил? (Оказывается, К.Г. успел еще раз навестить М.Л., резко выговорить ему за встречу со мной, выцарапать какой-то рассказ про какого-то Володю, забрать ИМКА-прессовский альбом и еще дополнительно все фото церквей, что у М.Л. оставались в наличии).
"Конечно, никакого Володю я не помню, мало ли кто бывает в нашем доме, с кем мог познакомиться М.Л. Задавал вопросы и я: "Все же почему Вас так интересуют эти альбомы, даже в зарубежных изданиях?" - "Они позорят страну и мы должны знать, кто именно добровольно или за плату помогал нашим врагам". - "Но ведь позорит не правда, а ее сокрытие. А самый лучший способ уничтожить значимость зарубежных изданий – это самим издать подобный справочник, например, альбомы М.Л. Ведь сколь нужны они и пользу принесли б многим".
К.Г. не соглашался: "И так очень много путеводителей и литературы по московским памятникам архитектуры (у него дома тоже есть), а если кто заинтересуется архитектурой исчезнувших зданий, вроде Сухаревской башни – то, пожалуйста, можно и старую литературу поднять в библиотеке. Сопоставлять же все это ни к чему. Да и не нам решать эти вопросы"… Мы не понимали друг друга.
В заключение мне сказали, что веду я себя плохо и, видно, придется на днях снова встречаться. Но думаю, не вернут они М.Л. и мне альбомы московских храмов, а жаль. Окт.1981г.
По-разному можно рассматривать эту книгу-альбом. И как путеводитель для любителей старинной архитектуры, и как справочник для старых и новых жителей Москвы и даже как пособие для верующих людей. Но правильнее всего смотреть на нее как на историческое исследование существования московских храмов в послереволюционное время, как попытку их восстановления, реставрации памяти о них в полном объеме. Как героическую попытку, предпринятую обыкновенным советским человеком на свой страх и риск. Только помещая рядом дореволюционные и современные фотоснимки некогда великолепных зданий, не добавляя ни слова, сколько сожаления, негодования и стыда будит в нас автор. Таково воздействие голой правды. Одной только правды, голой как фогография.
Перед вами – результат шестилетнего упорного труда московского пенсионера. Ведь чтобы ответить хотя бы на самый первый и закономерный вопрос: "Сколько церковных зданий в Москве и сколько их было до эпохи социалистической реконструкции?" простому человеку необходимо предпринимать долгие и утомительные розыски в библиотеках и на улицах (сколько сохранилось до наших дней). Ведь с 17-го года число церковных зданий в Москве отнюдь не увеличивалось, и на месте любовно поставленных и украшенных предками храмов вырастали жилые коробки, заводские корпуса или попросту асфальтировались площади. Но многое, к нашему счастью, и осталось.
Все это и фиксировал фотоаппарат неутомимого, бескорыстного и отважного исследователя. Неутомимого – потому что огромный труд все же доведен автором до конца. Бескорыстного – потому что никогда, ни при каких обстоятельствах автор не мог рассчитывать даже на бесплатную публикацию, а только на внимание своих родственников и знакомых. Отважного – потому что автор, тяжело переживший сталинщину (его отец и деды были священниками), лишь с огромным трудом изживал из себя страх, решаясь на поиски с фотоаппаратом (при Сталине запрещалось даже фотографировать московские улицы), на расспросы жителей, на пересъемку старой "церковной" литературы в государственных библиотеках. Сейчас нам даже трудно понять, каких обвинений можно бояться в столь почтенном и безобидном занятии. Но это сейчас – а при Сталине? Много ли нашлось смельчаков на такую работу? А ведь автор – пожилой человек, и ему совсем не просто было вырваться из плена собственных опасений, возникших при сталинщине.
Автор не искал славы, он искал только правду и в меру своих небольших сил пытался сохранить ее – хотя бы для близких людей. И он был прав в своих робких надеждах. Даже при таком узком круге читателей, его труд не пропал бы зря. Но как говорит старинная мудрость - "пути Господни неисповедимы", и если данное издание окажется интересным и полезным для многих-многих не только религиозных, но просто культурных русских людей, то это и будет чудо, о котором и не смел мечтать автор: добытая им правда не погибнет, а станет правдой для всех.
Дорогой Михаил Леонидович! Ваша новая книга кажется мне, постороннему читателю, более интересной, чем предыдущие изыскания о родственниках. Конечно, и здесь подо быть уроженцем или жителем г.Черни, чтобы с вниманием прослеживать все детали истории и быта этого города и его именитых граждан.
Однако тот, кого интересует правда о переломной эпохе революции, почерпнет немало важного и из этих деталей (а я считаю себя таким интересующимся). Конечно, многое уже стало известно – и о большой роли духовенства в народном просвещении, и о патриархальных отношениях между священниками и прихожанами, и о том, что жизнь даже таких провинциальных русских городов как Чернь совсем не была "пустой и мрачной", как твердится в некоторых учебниках.
Многое мы знаем и о расстрелах крестных ходов, и о погромах помещичьих усадеб, и о скоропалительных судах, и о безрассудных расстрелах первых революционных лет. И даже та великолепная легкость, с которой комиссар Петраков разрешил мучения Вашего батюшки (ослушаться ли приказа власти или нарушить тайну исповеди), чуть не сведшие его в могилу, тоже известна.
Именно от этого мудрого совета (согласиться на доносительство теоретически, но не доносить на практике) и идет вся наша традиция сплошного лицемерия. Мы, конечно, многое уже заем, и все же Ваши детали тоже важны и необходимы. И я рад, что Вы меня с ними познакомили. Особенно интересны для меня оказались Ваши сведения о Вознесенском. Раньше я ничего не знал об этом деятеле. Мне, как экономисту, очень интересны люди, породившие современную политэкономию социализма и практику планирования.
И очень хорошо, что Вы не карикатурите его, отдаете должное его достоинствам и отрицательным качествам. Очень существенно отмечены Вами аккуратность и работоспособность Коли Вознесенского с детства, его вежливость и подобострастие к вышестоящим. Чувствую, что после чтения Ваших воспоминаний, этот человек будет интересовать меня и в дальнейшем.
Что касается формы, то Вы уже знаете, Михаил Леонидович, что меня больше привлекает простая повествовательная (или хроникальная) форма. И все же я почувствовал и некоторые преимущества воспоминаний в современной переписке: наложение Вашей правды о прошлом и ее официального или полуофициального толкования.
Только надо было бы эту форму полнее развернуть: довести спор со своими оппонентами до каких-то логических выводов. Чтобы я мог понять – ищут ли современные авторы статей в газетах правды о прошлом или больше стараются скрыть, исказить ее, и почему.
Что касается переписки с Л.Успенским, то меня эта тема меньше волнует. Конечно, я сам удивляюсь обилию незнакомых иностранных слов. Особенно часто это со мной случается при чтении журнала "Вопросы философии". Иногда создается впечатление, что авторы, начитавшись иностранных статей, просто не в состоянии передать смысл того или иного философского термина принятыми у нас словами и поэтому вводят их в собственный текст прямо без перевода. Обычно, по общему смыслу статьи, догадываешься о значении нового слова и читаешь дальше. Как правило, больше его нигде не встретишь. Получается, что авторы настолько углубляются в свою тематику, что каждый начинает выдумывать собственный язык.
Но я отношусь к этому очень спокойно: если автору так легче – Бог с ним! А если его не поймут, тем хуже для него самого, он просто не достигает своей цели.
Что касается загрязнения русского языка, то беспокоиться об этом столь же бесполезно, как и о порче нравов народных. К народу в целом такие опасения бесполезны. Только он сам может себя воспитать и охранить, и никто больше. А что касается языка – то для меня задача одна, говорить проще и понятнее. К сожалению, это плохо получается.
Еще раз спасибо!
| предыдущая | оглавление | следующая |
