| предыдущая | оглавление | следующая |
Этот фантастический роман был написан в 1948 году и стал одним из самых известных произведений мировой классики и, что еще важнее, одним из ощутимых факторов развития западного, а, следовательно, и всего мира. Сегодня он становится известным и в нашей стране, пока еще в цитатах и критических отзывах и неофициальных переводах и, думается, тоже окажет немалое влияние на наше самосознание и судьбу. Как и каким образом? К ответу на этот вопрос мне хотелось бы сейчас хоть приблизиться.
1. Что пишут о романе "1984" советские журналисты?
Сам я прочел эту книгу очень давно, кажется в 1969 году, в числе многочисленной тогда "самиздатской литературы". Помню, я совсем не удивился тому, что эту фантастику приходится читать как нечто недозволенное. Хотя в ней речь шла о сверхтоталитарном строе в будущей Англии, но мне она показалась пародией прежде всего на наше сталинское прошлое. Без труда узнавались детали, сама атмосфера страховидной жизни, сгущенной только до фантастики. Впрочем, я уже тогда был способен предположить, что роман мог быть написан частично и по тенденциям самой английской действительности. Но вот некоторые мои знакомые, совершенно не причастные к правозащитному движению, вполне благополучные советские граждане, после чтения этого романа были совершенно убеждены, что это – пародия или даже пасквиль именно на нас.
Как мне пришлось потом убедиться, аналогичным было отношение к Оруэллу и наших властей. Его книги (мне удалось тогда прочесть еще "Ферму животных" и, что особенно интересно, - "Память о Каталонии") – неизменно изымались на обысках и, по слухам, даже кого-то и где-то за передачу этих книг судили, как за распространение клеветы на строй. Сейчас я думаю, что таких судов все же не было, но упорные слухи об этот тоже немало значат. Оруэлл занимал прочное место в ряду западных антисоветских клеветников, несмотря на то, что о Сов. Союзе конкретно ничего не писал (я ничего об этом не слышал). И только в преддверии самого 1984 года, назначенного Оруэллом годом исполнения своего главного пророчества-предупреждения, отношение к нему изменилось. Его имя появилось в нашей официальной печати, в разнообразных критических статьях и книгах. По мере того, как на Западе в преддверии 1984 года росло количество статей, доказывающих, что пророчества Оруэлла применительно к самому Западу – не осуществилось, тем больший был соблазн у критиков Запада, в том числе и у наших журналистов, написать, что нет, именно применительно к Западному капитализму Оруэлл был прав. О его же прежней антисоветской клевете как-то перестали даже поминать, во всяком случае, не нажимали на эту сторону.
Мне самому и то, и другое отношение к Оруэллу не кажется справедливым и взвешенным, но произошедшей у нас переквалификации его из врагов в неполных друзей я рад – как шагу к признанию, возможной в будущем публикации и дальнейшей, более глубокой и правильно переоценке, переносу его предостережений на себя и – к собственному развитию. Но об этом после.
А сейчас я просто приведу в сокращении содержание попавшихся мне на глаза публикаций наших журналистов об Оруэлле, надеясь, что при этом станет яснее и содержание самого романа "1984".
1) Из заметки С.Воловца "Тост за прошлое? (по следам Оруэлла)","ЛГ" 18.1.1984г.
"…Формально наступивший год связан с книгой только ее заголовком, да и то случайно, поскольку Оруэлл, писавший ее 1948 г., в поисках названия просто переставил две последние цифры. С другой стороны, реальный 1984 год, возможно, дает больше оснований для сопоставления сегодняшней Великобритании с мрачными пророчествами, сделанными 35 лет назад, чем любой из предшествующих. Тем более что в отличие от авторов многих других утопий и антиутопий действие "1984" происходит в Англии.
К этому времени страна, по замыслу Оруэлла, становится частью тоталитарной империи Океании (в которой легко угадываются Соединенные штаты). Британские острова называют теперь "Взлетная полоса №1". Страна управляется жестокой диктатурой, в интересах самосохранения подавляющей не только свободу действия или мысли индивидуума, но и вообще все духовное в человеке. Этот строй Оруэлл называет "ангсоц" – английский социализм. На таком фоне в романе развивается история любви героев – Уинстона и Джулии, решивших вступить в борьбу с всесильной диктатурой. Схваченный тайной полицией и подвергнутый невообразимым пыткам, описание которых занимает пятую часть книги, Уинстон Смит предает Джулию и, сломленный, принимает как должное и единственно возможное окружающий его кошмар.
С момента выхода романа в свет в 1949 году и по сей день он с разной степенью интенсивности используется в антисоветской и антикоммунистической пропаганде. Читателям постоянно указывали на страны социализма как якобы источник опасности, о которой предупреждал автор. В действительности Оруэлл, писавший роман на заброшенной ферме острова Юра у западного побережья Шотландии, никогда не знавший и не ведавший социализма, питал свою фантазию (как и все авторы социальных утопий и антиутопий, начиная с Томаса Мора и Джонатана Свифта) современной ему английской действительностью. По многим причинам он ошибочно отождествлял ее с социализмом, в частности, и потому, что развитие послевоенного капитализма наблюдал при английском правительстве, называвшим себя социалистическим. Об Оруэлле можно сказать словами известного английского политика Э.Бивена: "Человек, пятящийся назад, с лицом, обращенным в будущее".
Лорд Брокуэй, один из немногих прогрессивно мыслящих людей, которых можно встретить в палате лордов англ.парламента, хорошо знавший Оруэлла, рассказал мне, что сам писатель менее всего хотел, чтобы правые круги с помощью его книги набирали очки в антикоммунистической пропаганде. Однако именно так и получилось. Сейчас, когда буржуазная печать пытается вновь использовать роман для очередной атаки на реальный социализм, уместно вспомнить слова Оруэлла: "Для мыслящего человека невозможно жить в нашем обществе и не желать изменить его. Я имею некоторое представление о капитализме, видел, что делают нищета и безработица в Англии"…
В потоке всего написанного по поводу "1984" заметно мошенническое стремление уйти от обсуждения главных причин беспокойства Оруэлла, проявившегося в сегодняшней Англии, как никогда раньше… И сегодняшние консерваторы хвастают тем, что часть безработных и обездоленных голосовала …именно за них, это означает признание в преступлении, описанном Оруэллом. Только У.Смита заставили смириться с угнетателями пытками, а часть безработных и бедняков – с помощью безудержной социальной демагогии и изощренного манипулирования сознанием людей.
Когда Уинстон и Джулия отмечают в "1984" свой союз, герой предлагает тост "За прошлое!" Ибо настоящее и будущее ужасны. К счастью, настоящая, а не оруэлловская Англия не пятится, оборотившись лицом к будущему, а в трудной борьбе отстаивает право смотреть в него без страха".
2) А.Сергеев "Бенефис Большого Брата" – газета "Сов.Россия" от 9.2.1984г.
"Был ясный, холодный апрельский день, и часы пробили тринадцать" – с этой фразы начинается произведение Джорджа Оруэлла "1984" – год, который кое-то ждал с ужасом, а кое-кто с нетерпением.
1984… Бенефис тоталитаризма. Миром, он же Океания, руководит всесильный и вечный Большой Брат – своего рода среднее арифметическое между Адольфом Гитлером и Господом Богом. "Большой Брат смотрит за тобой!" – этот лозунг висит везде, эти слова произносятся 24 часа в сутки, глаза Большого Брата пристально изучают все твои действия и проникают к тебе в душу, дабы распознать все твои мысли, но глаза и уши человеческие не всесильны, зато всесильна техника. Электронные глаза и уши работают безотказно.
…Оруэлл не уточнял общество, которое изображал, но большинство буржуазных исследователей отождествляли описанное с социализмом. История сыграла злую шутку – то, что приписывали нам, стало близким реальности на Западе… "Ясновидец" Оруэлл не ограничился только электронной стороной тоталитарного "дела" – его роман своего рода путеводитель по современному "свободному миру", который правомерно назвать "оруэлловским миром".
1984… Тоталитаризм не может существовать без аппарата насилия, пресекающего любую попытку свергнуть данное общество. Фантазия писателя предлагает нам "полицию мысли", которая должна следить за любым отступничеством от доктрины Большого Брата. А "министерство любви"! Тот, кто туда "вошел", уже никогда не выходит, все бумаги о таком человеке уничтожаются, воспоминания о нем вытравляются из памяти тех, кто с ним вместе работал. Сегодня подобное мы видим в тех странах, где у власти стоят фашистские режимы: Гаити, Сальвадор, Парагвай, Чили…
…"Если вы хотите картину будущего - представьте себе сапог, расквасивший человеческое лицо" – мрачное предвидение писателя, хочется надеяться, не станет всемирной реальностью, но для некоторых стран это сегодня – действительность. Империализм – в сапогах американского производства и с дубинкой – личный подарок г.Рейгана, топчет страны на Ближнем Востоке, в Лат. Америке, в Африке… Гренада…
1984 …Мир находится в состоянии перманентной войны, Океания воюет с Евразией или с Истазией – с кем, не важно, самое главное, бесконечность боевых действий и таким образом, отвлечение людей от других проблем. По Оруэллу, единственный закон межгосударственных отношений – постоянно дубасить друг друга по голове тяжелыми предметами и, как это ни абсурдно в наш просвещенный век некоторые государства возводят этот первобытный закон в ранг государственной политики.
1984… Создается новый язык "ньюспик" и своеобразная система мышления "даблтинк" ("двойное мышление"), когда белое называется черным, а черное – белым. Вот основные лозунги Океании: Война есть мир. Свобода есть рабство.
И своего рода дополнительный лозунг, который не раз приводится в книге: дважды два – пять, т.е. что хочу, то говорю…
Оруэлл заключает свою книгу словами: "Он полюбил Большого Брата" – они относятся к главному герою книги, который пытался подняться на борьбу с системой, но проиграл и сдался. Однако жизнь – не роман фантаста, президент Рейган – не Большой Брат (и будем надеяться, никогда им не станет), а народы земли – не бунтари-одиночки, которые в конечном счете полюбят своего насильника…".
3) Виктор Цомпи "Показания дает … привидение" - "Сов.Россия" от 4.4.1984.
"…Автор комментария в лондонской "Таймс" увидел там с содроганием: "Правда, что… кошмарное предвидение Оруэлла в известной степени отражает темную сторону английской действительности… Правда также, что его предостережение относится к сегодняшнему западному миру с его банками компьютерной памяти и детекторами лжи… Оруэлл правильно видел, что "капитализм" испарил личность", гасит мысль, требует непрерывной войны и подавляет знание других философий…"
Уловив; что механизм антисоветизма и антикоммунизма, приводимый в действие энергией оруэлловской антиутопии, стал работать с перебоями, молвил свое слово сам Большой Брат. Его голос, именуемый "Голосом Америки", что, на мой взгляд, должно оскорблять порядочных людей - граждан Америки, передал "комментарий, отражающий точку зрения правительства США". Очень непререкаемая точка зрения. Звучит как директива всем сотрудникам Министерства Истины и всем потребителям той "истины". Смысл инструкции примерно таков: не сметь и думать о совпадающих чертах оруэлловской Океании и нынешнего атлантического Запада. Никакого сходства не было, нет и не будет во веки веков. Категорически запрещается вникать в утверждения советских журналистов о том, что неверно считать, будто в романе Оруэлла дается портрет советского общества, и что Оруэлл обнаружил корни тоталитаризма в том обществе, в котором жил он сам. Большой Брат разгневан. Это прекрасно! Более весомого и авторитетного признания нашей правоты мы и ожидать не могли…
…Откуда взял Оруэлл Большого Брата? Придумал? Нет. Он просто знал, что такое фашистская тирания… Гитлер… Оруэлл пытался нарисовать карикатуру на социализм? Очень может быть. Ну и что из этого получилось? Беспощадный обвинительный акт против империализма…"
Эти три статьи мне кажутся достаточно представительными. Нет смысла заниматься критикой их достоверности. Их цель откровенно пропагандистская: ослабить "механизм антикоммунизма, приводимый в действие оруэлловской утопией" и укрепить воздействие собственной антизападной пропаганды ("антиимпериалистической"), опираясь на энергию все той же оруэлловской утопии. На мой взгляд, они это делают довольно уверенно, может, столь же профессионально, как и работники западной пропаганды. Но правы ли и те, и другие? Ниже мы увидим, что основания и правдоподобные аргументы есть у обеих сторон, но по сути они противоположны воззрениям Оруэлла едва ли не в равной степени. Ведь именно борьба мировых пропагандистских машин и стала одним из источников "1984".
Однако в нашей печати встречаются и иные ссылки на Оруэлла. Более по существу. Например, в очень неплохой книге С.А.Эфирова "Покушение на будущее" (Логика и футурология "левого" экстремизма), М.1984г. есть целая глава "экстремизм-84: лингвистическая революция (почти по Оруэллу)", в которой описывается убогий "р-рреволюционный" язык красных бригад и прочих леваков с их примитивной руганью и бюрократическими якобы м.л.-скими и маоистскими штампами. Их теоретик А.Негри вообще ставит вопрос о необходимости "лингвистической революции", создания "особого "пролетарского языка", который был бы "пригоден для критики угнетения". Автор также ссылается на современных французских "новых философов", печально знаменитых. А потом пишет:
"Но в интересующей нас связи невозможно не упомянуть о подлинном прообразе экстремистской "лингвистической революции", многими чертами напоминающей идею Негри и все то, что проделывают с языком современные экстремисты,- о грандиозном экстремистском проекте "преобразования языка", о котором идет речь в известном романе Д.Оруэлла "1984". В этом проекте запечатлены и выражены, пожалуй, как нигде, фундаментальные черты и тенденции экстремистского языка и экстремистского сознания.
…В стране, где установлена жесточайшая террористическая диктатура фашистского типа ведется работа над созданием "нового языка", который постепенно должен заменить и уже начинает заменять "старый". На этом языке в отличие от "старого языка" невозможно будет высказывать никаких "крамольных" мыслей и "враждебных" идей! Когда этот язык будет окончательно введен, исчезнут все системы аргументаций, все способы мышления, все "ходы" мысли, кроме "правоверных". "Еретическая мысль" станет просто невозможной, не будет лингвистических средств для ее выражения, "вредные" слова или значения слов будут отменены, запрещены, забыты.
Достижение подобной цели мыслится посредством предельного упрощения языковой структуры, частичного изобретения новых слов, введения большого количества аббревиатур и главным образом посредством постоянного сокращения словарного запаса: количество слов и их значений в этом языке не расширяется, а постоянно сокращается за счет директивного устранения "нежелательных слов" и освобождения их от "неортодоксальных" и вообще, насколько это возможно, от второстепенных значений. Слова должны быть однозначными, по возможности короткими, обрывистыми, иногда даже грубыми и уродливыми, а речь, состоящая из них, монотонной, лишенной выразительности… Это должна быть "квакающая речь" ("утиное кряканье"), механическое, нечленораздельное и обязательно бездумное, независимое от сознания воспроизведение "ортодоксальных" форму л"; мысль, осознанность, выразительность могут в какой-то мере остаться в разговорах об обыденных вещах, но не о сюжетах идеологических и политических. Здесь правильные "формулы" должны "выдаваться" автоматически.
"Новый язык" вообще имеет целью не расширение, а сокращение сферы мысли, вплоть до почти полной элиминации этого страшного врага. "Революция – говорит один из его создателей,- будет завершена тогда, когда язык станет совершенным… Тогда фактически не будет мысли, как мы ее понимаем сейчас… Ортодоксия означает отсутствие мышления, отсутствие необходимости думать". Соответственно из "новояза" исключается слово "наука". Речь может идти лишь о практических аспектах научных разработок, но не о науке как методе универсальной теории.
У "нового человека", сформированного с помощью "нового языка", не может возникать никаких сомнений в том, что он обладает единственной и абсолютной истиной. Постоянное сокращение словарного запаса должно помочь избеганию искушения мыслей. Той же цели должны служить многочисленные аббревиатуры, предназначенные не только для экономии времени, но и для исключения нежелательных ассоциаций… "В новом языке,- говорится в книге, редко было возможно продолжать еретическую мысль дальше простого представления о том, что она еретическая. За этим пределом не существовало необходимых слов". Можно, конечно, ругаться и "богохульствовать", но "богохульства" не могут быть поддержаны аргументами за отсутствием языковых слов для этого. При желании высказать "неортодоксальную мысль" необходимо было бы обратиться к "старому языку", но он должен быть полностью забыт. Должны, например, быть забыты слова "свобода" и "равенство", вернее забыты их политическое содержание и значение. В таких условия фраза "все люди равны" оказывается бессмысленной, поскольку может означать лишь равенство по таким параметрам, как вес, рост, цвет волос и т.д.
В связи с предстоящим полным отказом от "старого языка" вся старая литература должна стать просто непонятной. Поэтому предполагается перевод ее отдельных фрагментов на "новый язык". Для примера приводятся знаменитые слова Джефферсона о неотчуждаемых правах человека и о праве народа менять правительства, покушающиеся на эти права. При переводе на "новый язык" эти слова превращаются в панегирик абсолютной диктатуре.
Фантастичность и гипертрофированная гротескность проекта "лингвистической революции" настолько очевидны, что даже в антиутопии Оруэлла, в рисуемом им чудовищно "заорганизованном" террористическим мире его полное осуществление относится на достаточно отдаленное будущее (хотя на "новом языке" уже пишутся статьи в официальной прессе и стараются говорить партийные активисты). Но дело не в этом. Нереализуемость таких проектов очевидна, но в них, как сказано, удивительно рельефно воплощены особенности и тенденции экстремистского языка и выражающегося в нем экстремистского сознания.
В самом деле, вспомним примитивизм и словарную бедность реального языка экстремистов, наличие в нем безобразных аббревиатур и неологизмов, наконец, возникающую иногда необходимость "перевода" его на нормальный человеческий язык, эти черты наличествуют, доведены до логического предела в фантастическом проекте Оруэлла. Уродливые словообразования и усечения слов, многочисленные вульгаризмы, лингвистические нигилизм, идеологические искажения языка и всепроникающие бюрократические штампы, характерные для "нового языка", в большой степени присущи и "клановому языку современного экстремизма".
Если добавить к этому, что оба этих языка – фантастический и реальный – предназначены для сохранения любой ценой "ортодоксии", единственно абсолютной и окончательной "истины", основаны на антиинтеллектуалистских посылках (гонение на науку и индивидуальный разум наличествуют и там, и здесь), направлены на полное перерождение человеческой личности, превращение ее в личность искусственную, всецело сформированную согласно замыслам и проектам "начальства", если вспомнить, что оба языка отражают фантастический, мифический мир, что их фразеология пронизаны милитаризмом, то становится очевидно, что есть люди, которые готовы воплотить в жизнь некоторые аспекты антиутопии Оруэлла. Экстремисты "работают" вполне "по Оруэллу", тяготея даже к реализации фантастических лингвистических проектов, не говоря уже о практических моделях, которые экстремисты образца 1984 года прилежно копируют". (с. 141-144).
В данном отрывке книга "1984" использована уже по ее прямому и благородному назначению – увеличительного зеркала уродливых явлений действительности, в частности, левацкого экстремизма. А поскольку у этого явления имеются четкие тенденции к росту, то книга "1984" – снова оказывается верным образом нашего возможного и ужасного будущего. При этом оказываются бессмысленными споры о том, Запад или соц.мир имел в виду Оруэлл: левацкий экстремизм реально вырастает из западного мира и на Западе, но пользуется якобы коммунистическими символами, лозунгами, теориями и не только на словах потому что и у нас в далеком, недалеком прошлом, а возможно, и в будущем, всякого левацкого волюнтаристского добра тоже хватало (вроде троцкизма). Глядя в это увеличительное и прогнозирующее зеркало - "1984", можно лучше понимать действительность и на Западе, и у нас и изменять ее в лучшую сторону… И очень важно, жизненно необходимо, чтобы Оруэлл именно так, а не пропагандистски использовался нами… Однако это зеркало, этот инструмент понимания жизни, несмотря на свою чрезвычайную художественную простоту, необычайно сложен и глубок и в неосторожных или злонамеренных руках может из лекарства стать опасным оружием, вредным для людей и целей самого автора, например, пропагандистским. Или, как отмечено в книге Эфирова – пособием для экстремистов, несмотря на то, что для огромного большинства людей "1984" – страшнейшее обвинение экстремизма и противоядие против него… Но здесь дело еще сложнее, ведь сам Оруэлл был полон сочувствием левым и даже воевал в составе троцкистских боевых отрядов в Испании…
В конце своей книги Эфиров пишет:
"Обратимся еще раз лишь к оруэлловской "энциклопедии экстремизма", к роману "1984". Обойти его в интересующей нас связи просто невозможно, к нему постоянно и неизбежно обращаются западные и советские авторы, и это не случайно. Апелляции к антиутопии Оруэлла, ставшие своего традицией, обусловлены тем, что в ней схвачены и доведены до логического предела некоторые наиболее характерные черты и тенденции экстремистской футурологии. Кстати, в советской печати и исследовательской литературе в последние роды пересмотрен и отвергнут прежний, чисто негативный подход к Оруэллу, доказано, что Оруэлла не следует превращать в противника, что это скорее наш союзник в борьбе с империализмом, фашизмом и левацким экстремизмом…" (с.187)
Дальше следует ссылка на книгу Г.X.Шахназарова, видимо, самого авторитетного советского автора, выражающего наиболее официальную точку зрения сегодня на Оруэлла. Я не буду приводить цитаты из Шахназарова, а описание его точки зрения перенесу в конец данного реферата, ближе к итогам его. Мое же общее положительное отношение к ней видно уже и сейчас.
Думаю, в свете всего вышесказанного, вопрос о публикации Оруэлла в нашей стране, хотя бы с грифом "для научных библиотек" и с соответствующими пояснениями и комментариями, будет решен положительно в самом недалеком будущем. Поэтому я вполне могу воспользоваться своими прежними знаниями и рассказать о собственном восприятии, может, самого великого романа ХХ века.
II. Содержание романа Дж.Оруэлла "1984"
(Мои записи делались хаотично, лишь себе на память, и про основной сюжет и про интересное мне самому. Постепенно они становятся все более подробными, по мере того, как рос мой интерес к роману)
Англия. Лондон. Уинстон Смит – квалифицированный работник отдела документов Минправды, занимается уничтожением документов о прошлом и составлением взамен их новых, исправленных согласно указаниям сверху. Ему даже поручается иногда переписывание или составление статей Старшего Брата – таинственного Вождя Океании, т.о. в некоторой, очень малой степени У.Смит и сам является Старшим Братом. У.Смит – член "внешней партии" и работает под руководством "внутренней партии", которая реально и составляет образ Старшего Брата. Неясно, есть ли он на самом деле или сочинен ("мужчина лет сорока пяти с густыми черными усами и с грубокрасивыми чертами"). Партия в целом руководит пролетариатом - "пролам" – 85% всего населения. Членов внутренней партии – 2%.
Однако У.Смит не полностью предан партии. Он совершает "преступление мысли" и втайне от вездесущего телескина заводит собственный дневник. Но обнаруживает, что совершенно не способен описывать свои переживания. Первые слова, которые он смог написать, – это "Долой Старшего Брата".Ими он исписал всю страницу. И только выплеснув непроизвольно свою ненависть, внешне благополучный У.Смит обретает способность писать, что думает. Он сразу же осознает, что заранее обречен, что "полиция мысли" – самая страшная и вездесущая из всех, обязательно до него доберется и тогда его "распылят". И все же он не может противиться искушению и пишет, посвящает свой дневник: "Будущему или прошлому – тому веку, когда мысль свободна, когда люди отличаются друг от друга и не живут в одиночестве, тому веку, когда существует правда и то, что сделано – то сделано –от эпохи единообразия, от эпохи одиночества, от эпохи Старшего Брата, эпохи двоемыслия – привет! "
(В этом посвящении уже сформулированы идеалы Смита и Д.Оруэлла: свобода, правда, содружество разных людей и их антипатии: единообразие, одиночество, культ личности Ст.Брата, ложь двоемыслия, тотальной пропаганды. И эти идеалы, и эти антипатии свойственны людям на Западе и на Востоке).
Заведя неконтролируемый партией личный дневник, и возмечтав сохранить его до иных, правдивых времен, У.Смит посягнул на краеугольный камень существования царящего в стране сверхтоталитарного строя: "Кто управляет прошлым, тот управляет будущим, а кто управляет настоящим, тот управляет прошлым" Партия через настоящее и прошлое управляет будущим. Ведь в самом деле люди могут управлять своим будущим лишь на основе прошлого знания, а если управлять последним, то, естественно, можно и управлять будущим, формировать души будущих людей.
Несомненно, в этом принципе Оруэлл обобщил один из краеугольных камней государственной политики идеологического контроля над историей. Обобщил и довел до логического предела существующую везде реальную тенденцию. А уж наше собственное дело – бороться с этой реальной и пока еще не столь зловещей тенденцией, или "не замечать ее у себя" и давать ей беспрепятственный рост).
Уинстон записывает в дневнике свою первую встречу с девушкой Джулией, в которой он подозревает шпионку, на "Двухминутке Ненависти" – собрании сотрудников перед телескрином, где показывают партийного отступника – Гольдштейна (вроде Л.Троцкого), пособника внешних врагов и главу внутренних заговорщиков: «Гольдштейн обрушился с обычными уничтожающими нападками на учение партии, нападками до того ошибочными и преувеличенными, что они не обманули бы даже и ребенка, но вместе с тем, правдоподобными настолько, чтобы внушить тревожную мысль, что иные, менее уравновешенные люди, могут и увлечься ими. Он поносил Старшего Брата, осуждал диктатуру Партии, требовал немедленного заключения мира с Евразией, он отстаивал свободу слова, свободу печати, свободу собраний, свободу мысли, истерически кричал, что революция предана – и все это в стремительных и многосложных выражениях, как бы пародировавших обычный стиль партийных ораторов, в выражениях, насыщенных таким количеством слов Новоречи, какого не употреблял в будничной речи ни один член Партии. А чтобы не было сомнений в том, что именно стоит за словоблудием Гольдштейна, все это время позади него маршировали бесконечные колонны евразийских солдат; крепкие парни с бесстрастными лицами азиатов шеренга за шеренгой выплывали на поверхность телескрина и пропадали, заменяясь другими, точно такими же. Тупой, ритмический топот солдатских сапог служил фоном для блеющего голоса Гольдштейна. Не прошло и тридцати секунд, как половина зрителей в зале невольно разразилась восклицаниями ярости… Одно появление Гольдштейна или даже мысль о нем автоматически рождали страх и гнев… Однако, несмотря на все это, влияние его ничуть не ослабевало… Не проходило дня, чтобы Полиция Мысли не разоблачала саботажников или шпионов, действовавших под его водительством. Он командовал огромной и таинственной армией – подпольной сетью заговорщиков, всецело посвятивших себя одной цели: ниспровержению власти Государства. Предполагали, что эта организация называет себя Братством. Шепотом рассказывали также разные истории об ужасной книге- средоточии всей ереси, – автором которой был Гольдштейн, и которая тайно распространялась то там, то здесь…"
Впоследствии оказывается, что и Братство, и Книга существовали на деле, но были плодом мистификации самой Внутренней Партии, средствами разжигания ненависти и уловления всех потенциальных "преступников мысли". И разве нет такой же тенденции в жизни, когда организуются кампании ненависти, то к "советским ревизионистам», то к американским империалистам и проискам ЦРУ, то к коммунистам, как к "руке Москвы"?
"Нa второй минуте ненависть перешла в исступление… В минуту просветления Уинстон поймал себя на том, что кричит вместе с другими и неистово стучит каблуками. Самое страшное в Двух Минутах Ненависти, что, участвуя… невозможно было оставаться безучастным…"
(Удивительно метко замечено Оруэллом, что возбуждаемая огромная ярость оставалась ненаправленным и легко переключаемым чувством. Уинстон в какую-то минуту вдруг начинал ненавидеть Старшего Брата, а через секунду – снова Гольдштейна… Вздымалась ярость и "подавленного раба" – возмездие всем реальным деспотиям, но "Внутренняя Партия" 1984 г. знала это и умела направлять вздымаемую ярость).
Двухминутка Ненависти заканчивается той же сменой кадров – блеющего Гольдштейна, стреляющего с экрана евразийца и успокаивающего зал Ст.Брата с его тремя лозунгами: "Война – это мир", "Свобода – это рабство", "Невежество – это сила".
Экран тухнет, а потрясенные люди непроизвольно молятся Старшему Брату как Спасителю, поют вроде гимна: "Эс-Бэ! ".
Так партия создала подобие веры в живого бога – Ст. Брата (культ личности) и живого дьявола – Гольдштейна.
2 раздел 1 части описывает разговор Уинстона с соседкой и ее детьми, юными шпионами, с малолетства взращиваемыми на ненависти – сама мать их просто боится.
В 3 разделе Уинстон во сне вспоминает свое детство, голодное, тяжелое, военное, с матерью и младшей сестренкой. Сестренка умерла от голода, мать "распылили"… Уинстон все же помнит – и это преступление.
С.35 - "То, что Партия способна накладывать руку на прошлое и говорить о том или ином событии: «Его никогда не было», – страшнее даже пыток смерти… Все, что от вас требуется – это побеждать и побеждать без конца собственную память. Это называется "управляемой реальностью" или, на Новоречи,- двоемыслием… Его мысль соскользнула в запутанный лабиринт двоемыслия. Знать и не знать, сознавать всю правду и в то же время говорить тщательно сочиненную ложь, придерживаться одновременно двух мнений, исключающих друг друга, знать, что они взаимно-противоположны и верить в оба; пользоваться логикой против логики, отвергать мораль и вместе с тем претендовать на нее; верить в то, что демократия невозможна и что Партия – страж демократии; забывать все, что необходимо забыть, затем, когда это требуется, восстанавливать забытое в памяти и снова моментально забывать и, наконец, как высшее искусство,- применять этот процесс к самому процессу, сознательно усыплять сознание и следом за тем уметь заставить себя забыть акт самогипноза, который вы только что совершили. Даже для того, чтобы понять слово "двоемыслие", необходимо прибегать к "двоемыслию".
( Здесь впервые дается описание одного из ключевых положений оруэлловского и, след., реального мира - "двоемыслия". Нарочитая неопределенность и лживость, лицемерие – это лишь слабые и примитивные подготовительные ступени "двоемыслия". По моему опыту только софистические и диалектические системы могут претендовать на серьезное приближение к этой системе. Но еще скорее, что "двоемыслием" Оруэлл довел до пределов наблюдаемые им в жизни партийную софистику и демагогию в сочетании с реальной практикой и манипулированием сознанием. Для управления необходимо заставить человека отказаться от своей правды и принимать на веру навязываемую ему ложь, но на лжи нельзя построить "дело", нельзя реально жить, отсюда и реальная задача "двоемыслия": сочетать правду и отказываться от правды – во имя целей Партии. Что-то похожее проповедовали и маоисты своим требованием к кадрам: "быть красным и квалифицированным"…)
Раздел 4 посвящен описанию работы Уинстона, как он реально правит старые номера "Таймс"… "После того, как все поправки, которые приходилось вносить в тот или иной номер "Таймса", собирались вместе, они тщательно сверялись, весь номер перепечатывался, оригинал уничтожался, и его место в архиве занимала новая исправленная копия. Этот процесс непрерывной переделки касался не только газет, но и книг, журналов, брошюр, афиш, листовок, фильмов, звукозаписей, карикатур, фотографий – всех видов литературы и всех документов, которые могли иметь какое-либо политическое или идеологическое значение. День за днем, почти даже минута за минутой прошлое приводилось в соответствие с настоящим, т.о. правильность каждого предсказывания партии могла быть доказана документально. Ни одно газетное сообщение, ни одно мнение, которое противоречило нуждам дня, не сохранялось… Другая секция Отдела занималась только тем, что собирали все экземпляры книг, газет и др. документов, которые считались отжившими и подлежали уничтожению. Номep "Таймса", который в результате изменений политического курса ошибочных пророчеств Старшего Брата перепечатывался чуть ли не десять раз, хранился до сих пор в архивах под первоначальной датой и не было ни одного экземпляра, чтобы опровергнуть его. То же самое и с книгами…"
А вот отрывок любопытный для причастных к эконом.статистике: "Но на самом деле,- думал он, подгоняя цифры МинИзобилия,- на самом деле это даже и не подлог. Это просто замена одной бессмыслицей других». Большинство материалов, которые приходилось обрабатывать, не имели ничего общего с действительностью, не имели даже и подобия сходства с действительностью, какое содержится в прямой лжи. Статистические данные в первоначальных версиях были так же фантастичны, как и в исправленных. В большинстве случаев от вас ожидали просто выдумки. Например, по предварительным подсчетам Мин.Изобилия выпуск сапог должен был достичь в квартале 145 млн.пар. Действительное производство составляло по офиц.данным, 62 млн. Переписывая цифры предсказания, Уинстон, однако, уменьшил их до 57 млн., чтобы можно было утверждать, что план перевыполнен. Но при всех условиях, 62 млн. были ничуть не ближе к истине, чем 57 или даже 145 млн. Скорей всего никаких сапог вообще не было выпущено. И уж во всяком случае никто не знает подлинных цифр производства и не стремится их узнать. Известно было лишь, что в каждом квартале производилось астрономическое количество сапог, в то время как, быть может, половина жителей Океании ходила босиком… Все постепенно исчезало в призрачном мире, где даже даты теряли свою точность"…
Тем, кто причастен к экономической статистике, проблемам повторного счета, инфляции, дутых заявок, корректировок планов и т.д. и т.п. вышеприведенный отрывок может показаться злой и точной пародией…
Вот Уинстон читает самое сложное задание на сегодня на Новоязе: "таймс 3.12.83.сообщение дневприказе сб двуплюснехорошо ссылки нелюдей полнопереписать и верхпре доархивации", что в переводе на Старый английский значит: "Сообщение о Дневном Приказе Старшего Брата в "Таймсе" от 3 декабря 1983-го года крайне неудовлетворительно и содержит ссылки на несуществующие лица. Переписать полностью и представить корректуру на высшее утверждение до отправки в архив".
Уинстон сочиняет взамен уже исчезнувшего тов. Уитерса новую речь Старшего Брата о некоем героическом товарище Огилви, которого он сам же выдумал. Уинстон сам поражается, что его собственными усилиями в прошлом создан новый человек – Огилви, столь же достоверный для архивов, как и Юлий Цезарь.
Обед сотрудников МинИнформации проходит в подземном невзрачном буфете. Уинстон разговаривает с Сайми, экспертом по составлению Словаря Новояза. Сайми говорит:
"В конце концов мы сделаем преступление мысли буквально невозможным, потому что не останется слов для его выражения, каждое необходимое понятие будет выражаться одним, и только одним словом с совершенно определенным значением, а все побочные понятия сотрутся и забудутся. …Конечно, даже и теперь нет ни причин, ни оправдания для преступления мысли. Просто это вопрос самодисциплины и контроля над реальностью. Но в конечном счете отпадет нужда даже в них. Революция будет завершена, когда язык станет совершенным. Новоречь – это Ангсоц, а Ангсоц – это Новоречь…"
Рядом один партиец говорит на Новоречи:
"…Его голова была слегка откинута назад, и сидел он под таким углом, что свет падал ему на очки, отчего Уинстон видел вместо глаз два пустых диска. Слегка страшило еще то, что в потоке, изливавшихся из его уст, почти невозможно было различить ни одного отдельного слова. Только раз Уинстон поймал фразу "полное и окончательное уничтожение гольдштейнизма", брошенную очень быстро, одним духом… Для всех остальных его речь была просто шумом, кряканьем. И все же, хотя невозможно было уловить, о чем говорил этот человек… можно было быть уверенным, что каждое его слово было чистой партийностью, чистым Ангсоцем. Это говорил не разум человека - говорила гортань. Чепуха, исходившая из нее, состояла из слов, но она не была речью в подлинном смысле: это был шум, издаваемый подсознанием и подобный кряканью утки".
Весьма впечатляющий образ, легко распознаваемый у партийных функционеров любых континентов… Но вот объявляют о повышении уровня жизни за год на 20%, хотя еще вчера объявили о снижении пайков, все уже смогли забыть старое и радовались новому "счастью".
с. 60. "Teлескин продолжает изливать мифическую статистику. По сравнению с прошлым годом теперь было больше продуктов питания, больше одежды, больше жилищ, больше мебели, больше кухонной посуды, больше горючего, больше кораблей, больше геликоптеров, больше книг, больше детей – всего больше, чем в прошлом году, за исключением болезней, преступлений и сумасшествий. Год за годом и минута за минутой все со свистом взлетало вверх. Подобно тому, как это делал раньше Сайми, Уинстон взял ложку… обвел взглядом буфет. Переполненная людьми комната с низким потолком, грязные от прикосновения бесчисленных тел стены, покореженные железные столы и стулья, поставленные так тесно, что, сидя за ними, люди касались друг друга локтями, погнутые ложки, подносы со вмятинами, грубые белые кружки, все сальное, в каждой щели грязь и, вдобавок ко всему – этот кисловатый смешанный запах скверного джина, скверного кофе, грязной одежды и гуляша. Ваш желудок и кожа вечно протестовали, всегда было такое чувство, что вы обмануты в каких-то ваших законных правах. Правда, он не мог припомнить ничего сколько-нибудь иного. Во все времена, которые он хорошо помнил, было то же самое: всегда не хватало пищи, всегда носки и нижнее белье были в дырах, мебель всегда была шаткой и поломанной, комнаты недостаточно натоплены, поезда метро переполнены, дома разваливались, хлеб всегда был темный, чай был редкостью, кофе – отвратительного вкуса, сигарет не хватало и никогда ничего не было дешевого и в достаточном количестве кроме синтетического джина… Но почему это чувствовалось, как нечто нестерпимое, когда в вас просыпались наследственные воспоминания о том, что в свое время дела обстояли иначе?"
Рядовая оруэлловская картинка – ужасная и до ужаса знакомая мне лично. Но я то знаю, что ничего ужасного и убогого в моей жизни не было, а тем не менее сравниваю с тем, что не знаю, но о чем наслышан – прекрасном прошлом или благоустроенном чужим… и стыжусь себя, своей жизни, и злюсь на автора, своим столь ярким образом, как пародией, возбудившем во мне стыд. Но с другой стороны, я отлично знаю, что такое человек не может описать не из личного опыта и переживаний, но в нашей стране он, постоянный житель Англии, никогда не был. И приходится убеждаться – да, таков был облик Англии, Лондона трудной военной поры. В той Англии он увидел и показал всем ужасный "ангсоцевский" облик, который даже мы узнаем как пародию на себя самих. Наверное, для англичан мысль о том, что картина "1984" – о них была просто нестерпима, казалась клеветой и они срочно этот образ перевели на советского соперника: мол, он более похож… Нo разве в этом дело, кто похож больше? А не в самом ужасе, что похожи все?
"Он опять окинул взглядом буфет. Почти все выглядели безобразно и, если бы вместо форменных комбинезонов были одеты во что-нибудь другое, все равно выглядели бы не лучше… «Как легко,- думал Уинстон,- если вы не присматриваетесь к окружающему, поверить в то, что физический тип, выдвигаемый Партией в качестве идеала – рослый мускулистый юноша и девушка с крепкой грудью, оба белокурые, живые, загоревшие и беззаботные, этот тип действительно существует и даже преобладает». На самом деле, насколько мог судить Уинстон, большинство жителей Первой Полосы (Англии) были низкорослыми, черноволосыми и некрасивыми людьми. Занятно, что этот жукообразный тип особенно плодился в Министерствах: невысокие, коренастые мужчины, начинавшие рано полнеть, с короткими ногами, с торопливыми движениями, с жирными непроницаемыми лицами и с очень маленькими глазами. Казалось, что именно этот тип особенно преуспевает под господством Партии"…
И опять жутко знакомо… Значит, у них – тоже? Ну и пусть. Главное, в ином: почему такое везде происходит?.
Беседу с одним из таких "жукообразных человечков" – самодовольным и глупопреданным Парсонсом о его замечательных детках - "юных шпионах", совершенно жутких, пропустим…
Раздел VI посвящен описанию секса и семейной жизни в 1984 году. Интересно, что проституция и прямой разврат терпелся, но "любовное сожительство членов Партии беспощадно каралось".
"Цель Партии состояла в том, чтобы просто помешать мужчинам и женщинам связывать себя узами взаимной верности, трудно поддающейся контролю… Ее подлинная, тайная цель заключалась в том, чтобы устранить из полового акта всякое наслаждение. Не столько любовь, сколько эротика была врагом, как в браке, так и при внебрачном сожительстве. Все браки между членами Партии подлежали утверждению особого комитета, причем,- хотя этот принцип никогда не был ясно декларирован,- в разрешении всегда отказывали, если пара производила впечатление людей, физически привлекательных друг для друга. Единственной признанной целью брака было воспроизведение потомства, призванного служить Партии. Половое общение должно было рассматриваться лишь как небольшая неприятная операция вроде клизмы. Но и это никогда не облекалось в простые и ясные слова, а лишь косвенным путем с детства вдалбливалось в каждого члена Партии. Имелись даже специальные организации вроде Юношеской Антиполовой Лиги, проповедовавшие обет безбрачия для обоих полов. В этом случае зачатие детей должно было производиться с помощью искусственного оплодотворения (ископ – на Новоречи), а дети – воспитываться обществом"…
Уинстон вспоминает жену Катерину, с которой разошелся, потому что не было детей, хотя "замороженная" Катерина еженедельно призывала его "выполнить долг перед Партией -сделать ребеночка":
"Настоящая любовь – немыслимая вещь. Партийки все одинаковы. Целомудрие так же укоренилось в них, как верность Партии. С помощью различных мер к улучшению здоровья, предпринимаемых с детских лет, с помощью игр, холодных купаний, с помощью всякого вздора, который вдалбливается у них в школе, в Юных Шпионах, в Юношеской Лиге, с помощью лекций, парадов, песен, лозунгов, военной музыки убивается у них естественное чувство. Разум говорил ему, что должны быть исключения, но сердце этому не верило. Все они неприступны, как того и хочет Партия. Желание хотя бы только раз в жизни разбить эту стену целомудрия было в нем даже сильнее желания быть любимым Успешный и законченный половой акт был мятежом. Страсть – преступлением мысли. Ведь даже если бы он разбудил Катерину, это рассматривалось бы как обольщение, хотя она была его женой".
Вот эту картину не только англичанин, но и я готов признать злой фантастикой, а в качестве пародии – неправдой. Ничего такого в жизни не видел. Конечно, читал про мечту Кампанеллы о тотальном контроле над деторождением и сексом или про реальные кошмары Полпотовского "коммунизма", когда браки совершались Партией (Ангкой) между случайно подобранными парами и ради встреч раз в три недели… А потом вспоминается, какими дубовыми методами, насилием, проработками на собраниях пытаются насадить среди людей "мораль", "нравственность", "целомудрие" и… понимаешь, что всем этим есть, конечно, опасная связь, что цепочка насилия и всеподчинения может начаться и с проповеди целомудрия.
Раздел VII. Уинстон размышляет в дневнике: "Если и есть надежда, то только на "пролов" (рабочих), потому что только там, среди отверженных масс, роившихся как насекомые и составляющих 85% населения Океании, могла зародиться сила, способная уничтожить Партию. Партию нельзя ниспровергнуть изнутри… Но они не сознают своей силы… Пока их знание не проснется, они не восстанут, но раньше, чем они не восстанут, их сознание не может проснуться" (заколдованный круг невежества и рабства). Партия, конечно, утверждала, что она освободила пролов от рабства. До революции они жестоко угнетались капиталистами, подвергались избиениям, голодали… Но в то же время, по принципу двоемыслия, Партия учила, что пролы от рождения – существа низшего порядка, которых как животных, следует держать в повиновении с помощью немногих простых правил… Пока они плодятся и работают, от них не требуется ничего иного. Предоставленные сами себе, как скот, вольно пасущийся на равнинах Аргентины, они вернулись к образу жизни своих предков, который кажется естественным для них. Они рождаются, растут на улицах, в 12 лет идут работать, затем вступают в короткий период расцвета и полового желания, в 20 лет женятся и выходят замуж, к тридцати годам достигают среднего возраста, а умирают в большинстве около шестидесяти. Тяжелый физический труд, заботы по хозяйству и о детях, мелкие стычки с соседями, фильмы, футбол, пиво, а больше всего – азартные игры – вот и весь их умственный горизонт. Их нетрудно держать под контролем… Вce, чтo от них требуется – это примитивный патриотизм, когда надо согласиться с удлинением рабочего дня или с сокращением пайка. И даже когда они недовольны, что иногда бывает, их недовольство ни к чему не приводит, потому что, не имея руководящей идеи, они могут сосредоточить свое внимание лишь на мелочах. Более крупное зло неизменно ускользало из их поля зрения. У подавляющего большинства пролов нет даже телескрина на дому… Как гласит партийный лозунг: "пролы и животные свободны"… с.74.
…Стоит посмотреть вокруг себя, чтобы убедиться, что жизнь не только не имеет никакого сходства с ложью, издаваемой телескрином, но даже с идеалами, к которым стремится Партия. Очень многие стороны этой жизни – отбывание нудной трудовой повинности, битвы за место в метро, штопанье драных носков, выпрашивание таблетки сахарина, собирание окурков – даже для членов Партии нейтральны и не имеют отношения к политике. Идеальный мир Партии представляет собою нечто грандиозное, ужасающее и великолепное: мир стали и цемента, чудовищных машин, грозного оружия, нацию воинов и фанатиков, идущих вперед и вперед в совершенном единстве, одинаково думающих, выкрикивающих одни и те же лозунги, вечно работающих, сражающихся, торжествующих, вечно кого-то преследующих,- триста миллионов людей с одинаковым обликом. А действительностью были: приходящие в упадок мрачные города, где полуголодные люди едва волочили ноги в драных башмаках и кое-как залатанные дома 19-го столетия, в которых вечно стоит запах капусты и грязных уборных. Вид Лондона, казалось, стоял перед ним, как живой: вид громадного разрушенного города с миллионом домов, похожих на мусорные ящики…
…Все исчезло в дымке. Прошлое стерто, подчистка забыта и ложь стала правдой…"
Тема симпатии к "пролам", надежды на них и отчаяния от безосновательности этой надежды – сквозная у Уинстона, когда он встал на путь Противостояния Партии, а фактически и у самого автора. Интересно, что жестоко подавляя интеллигенцию, т.е. "внешнюю партию", Партия оставляет на относительной свободе "пролов", большинство населения. Но последнее возможно, только если «пролы» удовлетворены жизнью, чувствуют себя счастливыми.
Партия и вправду "служит" массам, но не "всемерным удовлетворением потребностей масс", а безудержной демагогией и всеобщей пропагандой, намеренным культивированием невежества "пролов". Чем больше невежество людей, тем легче их убеждать в счастье и полной свободе…(не окончено)
| предыдущая | оглавление | следующая |
