В защиту экономических свобод.            Выпуск 7

Раздел II.Права человека и социально-экономические права

(подборка статей и документов)

Морис Крэнстон "Права человека", Париж, 1975г. (выдержки из книги)

Гл.6. Неприкосновенность собственности

В вопросе "существует ли право на собственность?" есть что-то нелогичное, ибо само слово "собственность" подразумевает некоторое право. Собственность значит "правомочное обладание", а различие между обладанием и собственностью состоит в том, что последняя – это обладание на законном основании. Слово "собственность" содержит в себе не только утверждение, но и требование. Знаменитое изречение Прудона: "Собственность – это кража", кажется на первый взгляд терминологическим противоречием, ибо одно слово означает законное владение, в то время как другое – незаконное присвоение. "А на первый взгляд" - потому что своим парадоксом Прудон хотел выразить более глубокую мысль, а именно, что система позитивного права во Франции прошлого века признавала в качестве "собственности" имущество, которое буржуазия, по его мнению, присвоила, лишив трудящихся плодов их труда. Прудон считал, что трудящиеся имеют естественное право владеть имуществом, а так как буржуазия воспользовалась лишь позитивном правом на это, он отвергал современный ему институт собственности, считая его незаконным, т.е. противоречащим естественному (моральному? – К.Б.), а не позитивному (юридическому? – К.Б.) праву.

Говоря о правах человека, часто утверждают, что человек имеет право на собственность. Но это не означает, что у него есть естественное право обладать всем, что предусмотрено данной системой позитивного права. Многочисленные случаи, когда высланные из своих стран в Южную Америку преступники добивались признания себя законными владельцами награбленного ими добра, должны научить нас тому, что у самого слова "собственность" есть двоякий смысл, как и у слова "право", с которым первое связано логически. Владение имуществом может быть законным согласно позитивному праву и незаконным согласно естественному, или моральному, праву; однако и первое, и второе позволяет нам говорить о таком владении как о "собственности".

Из всех философов наиболее веское обоснование естественному праву на собственность дал Локк, и он гордился тем, что ему удалось обосновать существование этого естественного права человека… Локк употребляет очень простой, обычный и бьющий в цель аргумент для оправдания любого права: он говорит о праве собственности как о заработанном праве. Проследив происхождение собственности и установив, что для человека естественно трудиться для обеспечения себя питанием и жилищем, он выдвинул положение о том, что человек завоевал право владеть соответствующей частью природы, ибо в ней есть часть его труда. Желуди, собранные человеком, или дичь, им убитая, принадлежат ему потому, что он приобрел их трудом. Вместе с тем, отмечая, что взаимоотношения в сфере собственности усложняются с введением денег, Локк утверждает, что право собственности распространяется также на имущество, не являющееся плодом труда человека, по той простой причине, что люди молчаливо одобряют введение денег. В более развитых обществах богатства, и в особенности крупные достояния, обычно передаются по наследству или приобретаются в форме ренты или процентного дохода и, таким образом, не являются продуктом труда их владельца. Локк выдвигает сильные аргументы в пользу того, что крупные состояния, приобретенные по наследству или на основе ренты или процентной выплаты, приносят пользу обществу в целом, так как содействуют экономическому развитию и т.д. и, следовательно, такие права на собственность – законны; но эти аргументы Локка как бы находятся в другой плоскости, нежели аргумент о естественном праве на собственность, заключающийся в том, что такое является плодом труда человека. Итак, Локка с одинаковым успехом могли цитировать Карл Маркс и Адам Смит.

Институт собственности является отчасти следствием условий человеческой жизни. В природе нет изобилия. Человек беззащитен не только потому, что его легко убить и ранить, но и потому, что он вынужден работать, чтобы кормиться и одеваться. Молочные реки и кисельные берега существуют только в сказках, и люди не могут жить в пещерах, созданных природой.

Конечно, если искать, то можно найти еду, и если работать, то можно ее вырастить, но как то, так и другое – дело нелегкое. Добытая с таким трудом еда быстро портится, и нет конца тяжелому труду людей в их борьбе за существование. Естественно, да и справедливо, что заработанное с таким трудом человек хочет оставить у себя, чтобы пережить тяжелые времена, когда природа не только скупа, но в своей жестокости не дает ему даже мизерных своих плодов. В этом смысле право собственности есть логическое следствие права на жизнь: если человек имеет право на выживание, он имеет право оставлять себе имущество и еду, необходимые для этого. Некоторые мыслители, например, Фома Аквинский, утверждают, что право на жизнь, поскольку оно предваряет право на собственность, позволяет голодному воровать, дабы выжить; они также говорят, что нельзя считать воровством, т.е. незаконным присвоением, если голодный берет принадлежащий другому кусок хлеба. Локк с этим не согласен, он считает, что хотя сытый обязан дать хлеб голодному, голодный не имеет права брать его по своей воле. Разница, по-видимому, отражает различие между средневековой и современной христианской этикой. Отношение к собственности неизбежно меняется от одной эпохи к другой, и всякая формулировка права на собственность, претендующая на универсальность, была бы крайне абстрактной.

Любой человек имеет право на собственность, которую он приобрел честно и законно, за исключением той доли, которая законно взыскивается с него в виде налога правительством, под властью которого он находится. Мы уже отмечали некоторую неоднозначность термина "законно". Более того, оговорка насчет налогов создает предлог для всякого рода обмана и грабежа. Какой-нибудь левый режим, буквально грабящий человека, может оправдываться тем, что он всего лишь взыскивает налоги. Обычно говорят, что налоги законны только тогда, когда они добровольны, но как можно назвать добровольными гигантские налоги, существующие в некоторых государствах всеобщего благосостояния в ХХ веке, налоги, которые часто выплачиваются лишь из боязни жестоких наказаний, налагаемых на неплательщиков? Где кончаются налоги и где начинается конфискация? Перешел ли границу дозволенного чилийский президент Альенде, как это сделал Фидель Кастро на Кубе много лет назад? Говоря о налогах, мы попадаем в совершенно иную область, где все границы смазаны и в глаза бросаются только крайности, когда налоги либо платят добровольно, либо правительство прибегает к прямой конфискации.

Конфискация лишает людей не только собственности, но и свободы. Очень возможно, что естественное право человека на собственность, если его рассматривать отдельно, можно оправдать лишь в той степени, в какой оно заработано, но при этом нельзя забывать, что право на собственность есть одно из целого комплекса прав, тесно связанных с правом на свободу. Поэтому трудно себе представить, каким образом люди могут быть свободными, если они лишены права владеть имуществом и полностью отданы на милость какого-нибудь хозяина или коммунистического правительства, которые должны обеспечить их всем необходимым для жизни. В этом смысле собственность неотделима от свободы.

Гл. 7. "Защита прав человека" (в сокращении)

…Полный текст Всеобщей декларации прав человека по объему значительно превышает декларации эпохи Просвещения, но по качеству не во всем превосходит их. Первые статьи Всеобщей декларации написаны языком, выдержанным в традициях старых понятий о естественных правах. Права на жизнь, свободу, неприкосновенность собственности, равенство, справедливость и стремление к счастью зафиксированы в двадцати статьях, которые, среди прочего, провозглашают право свободы передвижения, право владеть имуществом как единолично, так и совместно с другими, право иметь семью, право на равенство перед законом и на справедливый суд в случае обвинения в преступлении, право на неприкосновенность личной жизни и жилища, свободу совести и религиозных убеждений, свободу слова и собраний, право политического убежища. Объявляются незаконными рабство, пытки и произвольные аресты. Всеобщая декларация 1948г. не ограничивается этими классическими принципами. В целом ряде статей перечисляются права еще одной категории. Статья 22 утверждает, что каждый человек "имеет право на социальное обеспечение", а другие статьи провозглашают всеобщее право на образование, принцип равной оплаты за равный труд, право каждого человека на "жизненный уровень, который необходим для поддержания здоровья и благосостояния его самого и его семьи, что представлялось совершенно новым, право на отдых, досуг и "оплачиваемый периодический отпуск".

Те, кто составляли проект Декларации, отметили разницу между этими новыми правами и традиционными правами. В протоколах заседаний Комиссии (в ООН) первые 20 статей названы "политическими и гражданскими правами", а новые права названы "экономическими и социальными правами". В дальнейшем я буду придерживаться этой терминологии. Включение экономических и социальных прав во Всеобщую декларацию было значительным дипломатическим успехом коммунистических стран-членов ООН, хотя при голосовании Советский Союз воздержался, не поддержав Всеобщей декларации 1948года, и она была "одобрена и провозглашена",… - без возражений, но не единогласно.

Экономические и социальные права не были известны Локку и другим ранним теоретикам естественных прав, поэтому может создаться впечатление, что упоминание об этих правах – "признак прогресса" – ведь теперь они были признаны правами человека. Но рассуждая так, люди слишком доверяют своим чувствам, игнорируя рассудок, и я попытаюсь доказать в одной из последующих глав, что экономические и социальные права нелогично причислять к категории прав человека и что попытка такого рода в корне подорвала само дело защиты прав человека в ООН. Конечно, многие люди (а не одни коммунисты) приветствуют экономические и социальные права, но дипломатический выигрыш, полученный коммунистическими правительствами благодаря включению этих прав во Всеобщую декларацию, заключается в том, что они смогли заявить, что многие права, провозглашенные в ней, гарантируются их режимами. Разумеется, коммунистические правительства не могли доказать, что они осуществили право на свободу, собственность и неприкосновенность личности, т.е. свободу от незаконных арестов, тайных судов и принудительного труда. Однако они вполне могли утверждать, что гарантируют всеобщее образование, социальное обеспечение и "оплачиваемый периодический отпуск".

Но даже авторы Всеобщей декларации 1948 года не считали обязательным… следовать ее букве,.. она была составлена в качестве предварительного документа, некоего идеала: "Генеральная ассамблея провозглашает настоящую Всеобщую декларацию прав человека в качестве задачи, к выполнению которой должны стремить все народы и все государства"… Но даже Генеральная Ассамблея не удовлетворилась этими благочестивыми словами. В 1948 году Комиссия по правам человека получила от нее инструкцию "в качестве неотложной задачи" завершить составление формально обязывающего документа, а именно "проекта Конвенции о правах человека и проекта мероприятий по ее выполнению".

Эта Конвенция вскоре превратилась в две Конвенции, так как Комиссия, убедившись в существовании принципиальной разницы между традиционными правами человека и новыми экономическими и социальными правами, вскоре осознала, что их нельзя осуществлять одним и тем же способом. В обоих случаях требовалось новое определение прав; более того, их надо было выразить таким языком, который способствовал принятию определенных обязательств странами-членами ООН. Эта Конвенция, несмотря на все недостатки, имела целью сделать номинальные права человека позитивными. Однако в этот период ООН стала превращаться в арену бесконечных словопрений. Шли годы и некоторые члены Комиссии ООН по правам человека (причем не только коммунисты) потеряли веру в то, что можно что-то сделать в этом направлении. Теперь они стали заявлять, что создание международной организации для проведения в жизнь прав человека "могло привести к подрыву суверенитета и независимости государств".

До 1950 г. большинство членов Комиссии еще стояло за организацию какой-то системы практического осуществления прав. Выдвигались различные "предложения относительно образования Международного суда по правам человека, временных комитетов или постоянных органов, которые разрешали бы споры о том, как интерпретировать и применять Декларацию, или о том, как проверять соблюдение ее положений, куда могли бы обращаться с прошениями и заявлениями либо государства, либо, наряду с ними, отдельные лица и группы". Мнения относительно того, могут ли обращаться к такому суду не только государства, но и частные лица и неправительственные организации, разделились поровну. Этот факт был отмечен на пятой сессии Комиссии по правам человека. На ее шестой сессии (с марта по май 1950г.) уже твердо наметилось большинство против рассмотрения прошений от отдельных лиц и неправительственных организаций. Комиссия решила образовать постоянный правовой орган – Комитет по правам человека, который "занимался бы рассмотрением жалоб со стороны любого государства, подписавшего Конвенцию о том, что другое государство, ее подписавшее, не выполняет какого-либо из положений, в нем содержащихся".

Однако на пятой сессии Генеральной Ассамблеи в сентябре-октябре того же года была принята резолюция о том, что Комиссии по правам человека следует "продолжать обсуждение положений на предмет их включения в проект Конвенции или в отдельные протоколы, которые предусматривали бы принятие и рассмотрение прошений от отдельных лиц и организаций… На следующем заседании Комиссия по правам человека подтвердила свое предложение о том, что "мероприятия по осуществлению декларируемых прав, прилагаемые к проекту первой Конвенции" (касающиеся политических прав), "должны содержать положения о рассмотрении жалоб государств на государства" и на том же заседании она большинством голосов (8 против 3 при 3 воздержавшихся) снова отвергла, несмотря на резолюцию Генеральной Ассамблеи, предложение предоставить такое же право отдельным лицам, а предложение предоставить его неправительственным организациям было отвергнуто 7 голосами против 4 при 3 воздержавшихся.

Представители США и стран Британского Содружества, которые в начальный период работы Комиссии с таким пылом добивались создания особого судебного органа с целью превращения прав человека в позитивные права, теперь перешли в лагерь скептиков. Секретариат ООН разослал анкету государствам-членам относительно предоставления права подавать прошения, ответы на которые весьма поучительны. Израиль и Филиппины высказались за предоставление такого права неправительственным организациям, а также государствам, но против предоставления его отдельным лицам; Дания предложила решать эту проблему путем сепаратных соглашений; Голландия и Австралия полагали, что для предоставления такого права кому-нибудь, кроме государств, "еще не настало время". Индия предложила установить особою должность Генерального прокурора, чтобы он выступал как посредник для обращения к такому суду или Комитету отдельных лиц и неправительственных организаций. Что касается США, Великобритании, Норвегии, Франции и Югославии, то они одобрили предложение о предоставлении права подавать прошения только государствам.

Некоторые правительства, отвечавшие на анкету, пытались обосновать свои взгляды. Англия заявила, что если право подачи прошений предоставить отдельным лицам, то им будут злоупотреблять, возникнет слишком много трудностей, что "поставило бы под угрозу всю работу", проделанную по подготовке обеих Конвенций. Франция мотивировала свой ответ тем, что поскольку нет единогласного решения о приеме прошений от отдельных лиц и неофициальных учреждений, было бы еще хуже навязывать такое решение большинством голосов. Франция поддержала бы такое решение, если бы его поддержали все остальные.

Такие и подобные им аргументы имеются в протоколах заседаний Комиссии по правам человека. Правительства, выступающие против права отдельных лиц подавать прошения, все время ссылались на то, что "человеческое общество не достигло еще достаточного уровня развития" и что право подачи прошений стало бы предметом злоупотреблений со стороны безответственных, психически ненормальных людей или сутяг, одержимых манией преследования.

Выдвигались также следующие аргументы: 1) лишь государства являются субъектами международного права; 2) предоставление права прошения отдельным лицам может поставить под угрозу национальный суверенитет; 3) несомненно, что государства, подписавшие Конвенцию, будут ее выполнять.

Другие члены Комиссии возражали против этой позиции на следующих основаниях: 1) международное право имеет дело не только с межгосударственными отношениями; в качестве примера подтверждения можно привести меры, принятые Лигой Наций в защиту национальных меньшинств, и Нюрнбергский процесс; 2) любое ограничение национального суверенитета в соответствии с Конвенцией было бы добровольным; 3) в некоторых случаях есть основания сомневаться в том, что государства, подписавшие Конвенцию, будут ее соблюдать.

Но эти возражения были отвергнуты. Первая Конвенция (Пакт), посвященная гражданским и политическим правам, содержит не менее 50 пунктов. Многие из них, а именно пункты 27-50, всецело посвящены функциям Комитета, которому предстоит выносить решения по заявлениям, поступающим от государств. Первые же статьи перечисляют более подробно, но в более осторожных выражениях, политические права или, точнее, некоторые из этих прав, упоминаемых во Всеобщей декларации. Ст.2 обязывает каждую страну, подписавшую Конвенцию, "принять соответствующие законодательство и другие меры, которые могут оказаться необходимыми для осуществления прав, признанных в настоящей Конвенции". Ст.3 подтверждает равноправие женщин с мужчинами; ст.4 разрешает государствам, подписавшим Конвенцию, "в случае национального кризиса, угрожающего существованию страны", принимать меры "в нарушение взятых ими на себя в данной Конвенции обязательств в строгих пределах необходимости, диктуемой обстановкой".

Ст.6 гласит, что "ни один человек не может быть насильственно лишен жизни"; запрещаются пытки и "жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание" (ст.7); запрещаются рабство, работорговля и принудительный труд, но особо оговаривается законность обязательной воинской и других общенациональных повинностей (ст.8). Ст.9 утверждает, что "каждый человек имеет право на свободу и неприкосновенность личности" и что никто не может быть лишен свободы, иначе как на законных основаниях и в установленном законом порядке". Ст.10 призывает к человеческому обращению с лицами, находящимися под стражей. Ст.11 запрещает тюремное заключение за невыполнение по контракту обязательств. Ст.12 провозглашает право каждого свободно передвигаться в пределах своей страны и покидать любую страну, включая свою собственную, право, ограниченное лишь в пределах, специально оговоренных законом, а также диктуемые обеспечением государственной безопасности, общественного порядка, здоровья, поддержанием морали, защиты прав и свобод других людей, а также если "осуществление данного права не противоречит другим правам, признаваемым в настоящей Конвенции". Ст.13 запрещает какую бы то ни было высылку иностранцев, иначе как на "законных" основаниях; ст.14 подтверждает право на справедливый суд для тех, кому предъявлено обвинение. Ст.15 оговаривает, что закон не имеет обратной силы. Ст.16 требует признания права каждого человека на обращение с ним по закону. Ст.17 подтверждает право на неприкосновенность личной жизни и домашнего очага, чести и репутации, тайны переписки. Ст.19 провозглашает право на свободу слова, а ст.20 и 21 оговаривают право на свободу собраний и союзов.

Остальные статьи перечисляют право на свободу союзов, в частности, объединения в профсоюзы (ст.22); право мужчин и женщин вступать в брак по достижении соответствующего возраста (ст.23); право каждого ребенка носить имя и пользоваться защитой в качестве малолетнего, независимо от его расовой принадлежности (ст.24); право каждого гражданина на голосование (ст.25); право на равенство перед законом (ст.26) и право национальных меньшинств на собственную культуру (ст.27).

Одна из статей Конвенции намечает создание Комитета по правам человека, "уполномоченного принимать и рассматривать послания от государства относительно выполнения другими государствами своих обязательств в соответствии с данной Конвенцией (ст.41). Доступ в Комитет, как отмечалось выше, открыт исключительно для государств.

Первая Конвенция, посвященная гражданским и политическим правам, вместе со второй, говорящей об экономических и социальных правах, были одобрены Генеральной Ассамблеей ООН в сентябре 1966 года значительным большинством голосов. Но на этом дело затормозилось. Чтобы ввести обе Конвенции в действие, требовалось ратифицировать их по крайней мере в 35 странах, их подписавших, но прошло уже 7 лет, а этого кворума еще нет…

…Тем временем в различных органах Объединенных наций велась жаркая дискуссия о правах человека и особенно об экономических и социальных правах. Но дальше разговоров дело не пошло. Об осуществлении экономических и социальных прав в Конвенции ничего не говорится. Конвенция даже не предлагает учредить орган для разрешения межгосударственных споров. В ней лишь содержится фраза о "периодических докладах". О том, чего стоят такие "доклады", может судить любой читатель "Ежегодника ООН по правам человека", на страницах которого делегаты стран-членов ООН по очереди прославляют "великие достижения" своего правительства в осуществлении прав человека, причем эти дифирамбы звучат весьма убедительно

Гл.8. Экономические и социальные права

Старая, добрая, философски обоснованная концепция о правах человека в последние годы была до предела искажена и выхолощена в результате включения в нее конкретных прав, принадлежащих к совершенно иной логической категории. Традиционные права человека – это права политические и гражданские, как например, право на жизнь, свободу и справедливый суд. Теперь же делается попытка изобразить как универсальные такие экономические и социальные права, как страховка от безработицы и оплаченные отпуска. Эту попытку нельзя оправдать ни философски, ни политически. С философской точки зрения, эта новая концепция прав человека бессмысленна. С точки зрения политической, распространение путаного понятия о праве человека парализует защиту настоящих его прав.

За годы существования ООН ее интерес к политическим и гражданским правам уступил место заботе об экономических и социальных правах. Причины, по которым это произошло, будут рассмотрены в следующей главе. В 1966г. обе категории прав приобрели, можно сказать, равноправие, так как Генеральная Ассамблея одобрила две Конвенции (Пакта – К.Б.) сразу: одну – о политических и гражданских, другую об экономических: и социальных правах. И хотя подавляющее большинство правительств затягивало ратификацию обеих Конвенций, все же Конвенция об экономических и социальных правах оказалась в этом отношении впереди. Это произошло потому, что права, перечисленные в ней, вовсе не являются универсальными правами человека.

В самой процедуре преобразования политических и гражданских прав в позитивные нет ничего трудного: стоит лишь учредить международный суд с реальными полномочиями по осуществлению этих прав. Но так называемые экономические и социальные права нельзя считать позитивными аналогичным образом. Сходство между правом и обязанностью состоит в том, что они должны быть практически осуществимы. Нельзя говорить, что я обязан что-то сделать, если я физически не могу это сделать. Никто в здравом уме не скажет, что я был обязан прыгнуть в Темзу в районе Ричмонда и спасти тонущего ребенка, если в этот момент я находился в миле от Ричмонда. А то, что касается обязанностей, касается и прав. Если что-либо неосуществимо, то правом это называть просто нелогично. В настоящее время абсолютно нереально, и долго еще будет нереально, обеспечить всех людей на свете "оплачиваемыми отпусками". Для миллионов людей, населяющих те области Азии, Африки и Южной Америки, где индустриализация практически еще не началась, такое требование, по меньшей мере, легкомысленно.

Традиционные "политические и гражданские права" могут быть (как было уже сказано выше) легко закреплены в законодательстве, и обычно такое законодательство довольно несложно. Поскольку эти права по большей части нарушаются в форме правительственного вмешательства в дела отдельных лиц, требуемые законодательные акты должны лишь оказывать сдерживающее влияние на исполнительные органы правительства. В этом случае дело обстоит несравненно проще, чем когда речь идет о "праве на труд", "праве на социальное обеспечение" и т.д. Чтобы осуществить социальное обеспечение, правительству недостаточно одобрить необходимые законы, оно должно иметь в своем распоряжении крупные средства, а в настоящее время многие правительства ими не располагают. Правительство Индии, например, просто не имеет ресурсов, чтобы обеспечить "жизненный уровень, который необходим для поддержания здоровья и благосостояния более чем 440-миллионного населения своей страны", не говоря уже об "оплачиваемых отпусках".

Другим эталоном прав человека является то, что они – подлинно всеобщие моральные права. Так называемое право на оплачиваемый отпуск никак не подходит под этот эталон. Ибо оно применимо лишь к тем, кто получает зарплату, т.е. к штатным рабочим и служащим. A поскольку не все являются таковыми, это право не может считаться всеобщим или, как говорится во Всеобщей декларации прав человека, правом, которым обладает "каждый человек". Я отнюдь не отрицаю, что право на оплачиваемый отпуск для многих является настоящим моральным правом. Оно относится к разделу 26 классификации прав, предложенной выше, т.е. это право, на которое могут претендовать члены какой-либо группы просто потому, что они к ней принадлежат.

Теперь остановимся на принципе первоочередности при оценке прав человека. Хотя этот принцип не является абсолютным критерием, он все же чрезвычайно важен. Опять обратимся к сходству между правом и обязанностью. Выручать человека из беды – мой первоочередной долг, а доставлять удовольствие – нет. Я бы считал своим долгом спасти тонущего ребенка в районе Ричмонда, если бы я в этот момент находился в этом районе, но я не считаю таким же своим долгом дарить подарки соседским детям на Рождество. Это различие между первоочередным долгом и непервоочередным смазано в работах утилитарных философов, оценивающих, что хорошо и что плохо, с точки зрения "максимальной пользы для максимального числа людей". Но люди со здравым смыслом эту разницу понимают. Они отдают себе отчет в том, что без пожарных машин и карет скорой помощи обойтись нельзя, но можно обойтись без ярмарок и кемпингов. Хотя широта и доброта души считаются добродетелями, они не являются моральным долгом в том смысле, в каком им является обязанность спасти тонущего ребенка.

Интересно рассмотреть обстоятельства, при которых простой народ вспоминает о правах человека. Приведу несколько примеров.

Студенту-негру из Южной Африки предложили стипендию, чтобы он мог учиться в Оксфорде, но правительство Южной Африки отказывает ему в выдаче заграничного паспорта только потому, что он негр. В этом вполне естественно усматривать грубое нарушение права человека на свободу передвижения. Нацистские правители уничтожали евреев только за то, что они евреи. В этом естественно усматривать вопиющее нарушение (в самой зверской форме) права человека на жизнь. В некоторых странах людей держат в заключении сколько угодно времени без суда. В этом естественно усматривать грубейшее нарушение права человека на свободу и на справедливый суд, если он обвинен в преступлении.

Эти случаи ставят перед нами принципиально иные проблемы, нежели проблема социального обеспечения и оплаченных отпусков. Право человека нельзя отнять без грубейшего нарушения принципов справедливости. Есть такие поступки, которых просто нельзя допускать, определенные свободы, которых просто нельзя лишать, некоторые ценности, которые являются неприкосновенными в высшем смысле. Если Декларация прав человека есть то, на что она претендует, то есть декларация всеобщих моральных прав, то об этих правах и следует говорить. Если в эту сферу ввести права другого рода, то можно дискредитировать саму идею прав человека. "Было бы замечательно, - скажут некоторые,- чтобы каждый человек пользовался оплачиваемым отпуском, чтобы каждый имел право на социальное обеспечение, чтобы все были равны перед законом, чтобы была свобода слова и чтобы каждый имел право на жизнь. Может быть, когда-нибудь этот прекрасный идеал осуществится…"

Обнародование Всеобщей декларации, перегруженной рассуждениями о так называемых правах человека, которые вовсе не являются таковыми, привело лишь к тому, что вся дискуссия об этих правах перешла из четкой и определенной области морально-обязательного в весьма туманную область утопических пожеланий. Во Всеобщей Декларации 1948г. есть слова "в качестве задачи, к выполнению которой должны стремиться все народы и все государства", что представляет данную Декларацию как попытку превратить права человека в нечто идеальное. Но моральные права отнюдь не идеалы и не мечты.

Очень много говорится о различии между правом и обязанностью, и действительно, это различие очень важно. Но нельзя не согласиться с Томом Пейном, когда он говорит, что не может быть прав без обязанностей. Говоря о всеобщем праве, мы подразумеваем и всеобщую обязанность; заявить, что все люди имеют право на жизнь, значит обязать всех людей уважать человеческую жизнь, запретить им всем нападать, причинять телесные повреждения другим людям или угрожать их жизни. В самом деле, если эта всеобщая обязанность не была бы узаконена, то концепция всеобщих прав человека потеряла бы всякий смысл.

Так называемые экономические и социальные права, если они вообще поддаются определению, не накладывают подобного обязательства. Эти права, которые обязывают одних людей давать блага другим, а именно, приличный доход, образование и бытовое обслуживание. Но кому отводится роль дающего? Чья это обязанность?

Когда авторы Конвенции ООН об экономических и социальных правах утверждают, что "каждый человек имеет право на социальное обеспечение", не хотят ли они этим сказать, что каждый человек должен войти в некую мировую систему социального обеспечения, от которой он может в случае нужды получить помощь? Если имеется в виду именно это, то почему Конвенция ООН не предусматривает организацию подобной системы? А если такой системы нет, то где обязанность и где право? Возложить на людей "обязанность", которая для них невыполнима, настолько же абсурдно, хотя, может быть, не так жестоко, как предоставить "право", которое для них недоступно.

Отрицать, что "экономические и социальные права" являются всеобщими моральными правами всех людей, не значит отрицать, что они могут являться моральными правами для некоторых людей. Критикуя с моральной точки зрения законные права, можно, конечно, доказать, что привилегии некоторых членов общества следует предоставить другим его членам (а может быть и всем). Но этот случай правильнее было бы рассматривать как проблему социализации или демократизации, т.е. проблему расширения привилегий или гарантий неприкосновенности, нежели как проблему универсальных всеобщих прав людей. Но для анализа конкретных претензий на расширение прав, оговоренных законом, можно привести другие аргументы.

Когда во время французской революции Бабеф требовал предоставить народу права на образование, он имел в виду не права человека, а права французов, как нации. Требовать экономических и социальных прав для членов какого-то данного общества – дело вполне разумное. Более того, требование Бабефа было подкреплено довольно логичным аргументом: он заявлял (прав он был или нет – вопрос другой), что богатство Франции было создано ее рабочим классом и что поэтому рабочие заработали право на образование. Права местного характера (например, для французов) принадлежат к другой логической категории, нежели всеобщие и не обязательно заработанные права.

Часто говорят, что обязанности конкретного человека зависят от его общественного положения. Подобным же образом положение конкретного человека в мире определяет ту систему прав, которую он может требовать. Шахтер в Питтсбурге может оправдать законность многих прав, в том числе экономических и социальных; шахтер в Дурхане может добиться тех же прав, хотя лишь приблизительно. Нищий в Калькутте, конечно, не может доказать, что он имеет право на что-нибудь подобное в сфере экономической и социальной, но этот последний имеет абсолютно те же права, что и первые два, в сфере прав политических и гражданских.

Гл.9. Перспективы осуществления прав человека.

Конвенция ООН об экономических и социальных правах, одобренная Генеральной Ассамблеей в 1966г. и пока ратифицированная лишь немногими странами, представляет собой любопытный документ. Формулируя, хоть и не столь категорическим образом, большинство экономических и социальных прав, изложенных во Всеобщей декларации, она дает самую различную их интерпретацию. Как уже упоминалось, некоторые из этих прав в ней рассматриваются как принадлежащие не отдельным лицам, а "народам"; так, ст.1 не просто заявляет, что "все нации имеют право на самоопределение", но утверждают, что "обладая этим правом, они свободно определяют свой политический статус и свободно развиваются экономически, социально, культурно".

Этот пункт изложен неудачно, ибо желаемое выдает за действительное. Однако ст.2 не оставляет сомнения в том, что эти "права народов нельзя считать всеобщими правами". Раздел III данной статьи гласит: "развивающиеся страны, проявляя должное внимание к правам человека и учитывая нужды национальной экономики, определяют, до какой степени им следует, согласно данной Конвенции, гарантировать экономические права инородному населению этих стран". Далее мы читаем в этой Конвенции, что, оказывается, даже право на собственность (признаваемое Всеобщей декларацией за отдельными лицами) якобы принадлежит "народам". Так, ст.25 утверждает "право всех народов свободно пользоваться всеми природными богатствами и ресурсами".

Другие статьи Конвенции признают, однако, права за "каждым человеком", т.е. за отдельными лицами. Они упоминают право на труд (ст.6), на социальное обеспечение (ст.9), на достаточный уровень жизни (ст.11), на образование (ст.13) и на максимально достижимое состояние физического и умственного здоровья" (ст.12). Эти права определяются как всеобщие. С другой стороны, ст.7 (согласно которой государства, присоединившиеся к настоящей Конвенции, признают право каждого на справедливые и благоприятные "условия труда") подразумевает, что эти "условия труда" касаются лишь рабочих и служащих. Именно в этой статье оспаривается право на "оплачиваемый периодический отпуск", а также на справедливую зарплату, безопасные и здоровые условия труда, равные возможности для продвижения по службе, а также право на "отдых, досуг и сокращение продолжительности рабочего дня в разумных пределах". В этом разделе Конвенция явно логичнее Всеобщей декларации. Ибо одно дело – требовать справедливого вознаграждения для рабочих и служащих, и совершенно другое дело – требовать прав для всего человечества в целом. Рабочие и служащие, несомненно, имеют право на оплачиваемый отпуск: они его зарабатывают; но не все люди являются рабочими и служащими, и особые права рабочих и служащих нельзя путать с общими правами всех людей.

Но Конвенция ООН – даже не хартия прав трудящихся, ибо, хотя каждому гарантируется право на объединение в профсоюзы и право на забастовку, эти права существуют, согласно ст.8 только "при условии, если они осуществляются в соответствии с законами данной статьи". Более того, государства, подписавшие Конвенцию, практически не дают никаких обещаний ей следовать. Подписавшие Конвенцию "обязуются представлять доклады относительно принятых мер по осуществлению этих прав и о достигнутых результатах" (ст.16), но Конвенция не предусматривает и не упоминает никаких санкций, направленных на их осуществление.

Хотя на словах Конвенция к чему-то "обязывает", а подписавшиеся берут на себя "обязательства" и дают "гарантии", она лишь усиливает впечатление, что права человека остаются идеалом или целью, о которой правительства всех стран могут спокойно и блаженно мечтать. Если бы Конвенция об экономических и социальных правах не была объединена с Конвенцией о политических и гражданских правах, она была бы ратифицирована гораздо быстрее и гораздо большим числом стран. Но проблема политических и гражданских прав решается далеко не так просто – ведь эти права имеют всеобщий характер и требует немедленного признания.

Всякий, кто изучает деятельность ООН в области прав человека, не может не заметить, что "вопрос о правах человека" все более принимает форму дебатов об экономических и социальных правах в ущерб политическим и гражданским.

Причина этого политическая. Большинство государств могут не без основания утверждать, что они в какой-то мере проводили программу улучшения материального благосостояния с 1945 года, и даже те, которые сделали в этом смысле очень мало, могут сказать, что они, хотя и медленно, но все же приближаются к целям, выдвинутым Конвенцией об экономических и социальных правах. А почтенные законодательства, направленные на улучшение благосостояния народа, имеются даже у тех государств, которые грубо попирают политические и гражданские права. Поэтому, чем чаще "вопрос о правах человека" сводился к проблеме прав экономических и социальных, тем больше государства выигрывали политически. Типичный пример – отношение к этому вопросу Советского Союза. Хотя СССР не отдал свой голос в поддержку Всеобщей декларации в 1948 году, "Правда" от 10.12.1971г. отметила 25-летие Декларации заявлением о том, что в СССР основные права человека не только провозглашены, но гарантированы и неуклонно проводятся в жизнь. В советских республиках 50-х годов Всеобщую декларацию называют "недостаточной", но "Дипломатический словарь" относится к ней с большой симпатией и энтузиазмом: "Принятие В.д.п.ч. отразило те всемирно-исторические изменения в международных отношениях, которые происходят в результате роста сил демократии, мира и социализма. Империалистические страны не в состоянии были игнорировать единодушное требование народов о защите прав личности и демократии" (1960г.).

Враждебная позиция, занятая Советским Союзом по отношению к дискуссии о правах человека в ООН легко объяснима. Сам Mapкс всегда рассматривал декларацию прав человека как продукт буржуазно-либеральной идеологии, в соответствии с которой люди суть изолированные друг от друга конкурирующие между собой существа, каждый из которых отгородился от всех в своем замкнутом мире прав. Маркс предпочитал рассматривать человека как… представителя вида, в котором как права, так и обязанности распределены между сородичами. Русские легко могли бы оправдать свое отрицательное отношение к Всеобщей декларации 1948г. с платформы марксизма.

Почему же они изменили свою позицию? Политическая причина состоит в том, что ООН тоже изменила свою позицию в этом вопросе. Коммунисты настолько же доброжелательно относятся к концепции экономических и социальных прав, насколько они враждебны концепции прав политических и гражданских. И чем больше экономические и социальные права выдвигались на первый план, тем больше Советский Союз примирялся с тем, что ООН вообще занимается правами человека. Более того, концепция экономических и социальных прав приобрела необычайную популярность в странах Третьего мира. Стран, недавно добившихся независимости, в ООН становится все больше и больше, и заняты они, прежде всего, двумя проблемами: разработкой общих принципов национальной независимости и практической задачей экономического роста. Путем введения в определение прав человека концепции "народ" (что фактически означает "нация") и снижения, таким образом, внимания к отдельной личности, ООН удовлетворила эти новые требования, основанные на идеологии национализма. Более того, весь этот ультрамодный разговор о том, что люди имеют право на достаточный уровень жизни и т.д., оказался полезным бедным странам в плане выжимания экономической помощи у богатых стран…

В 1968 г. СССР подписал как Конвенцию об экономических и социальных правах, так и конвенцию о политических и гражданских правах, но, разумеется, не стал подписывать факультативный протокол к первой Конвенции, который давал право отдельным лицам жаловаться в Комиссию ООН по правам человека. Ратификация была отложена, но в 1969г. СССР ратифицировал Международную конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации, отвергнув лишь статью 22, которая гарантирует передачу в Международный суд споров между государствами относительно интерпретации этой Конвенции. Ясно, что Советский Союз собирался осуществлять права человека исключительно в соответствии со своим собственным, советским представлением об этих правах. По мере того, как их интерпретация с акцентом на удовлетворении материальных потребностей приобретала популярность, советское правительство сумело рассеять представление о себе, как о злейшем враге прав человека и создать впечатление, что оно является одним из главных защитником этих прав.

И все же можно было предположить, что советская подпись под Конвенцией о политических и гражданских правах обязывает советских руководителей хоть в какой-то степени проявить терпимость к гражданам, не согласным с их внутренней политикой…

Советское правительство может, конечно, убаюкивать себя тем, что права человека сводятся якобы к оплачиваемым отпускам и наказанию военных преступников, но простые люди в России, так же как и в странах сателлитах, в достаточно ясной форме требуют права на жизнь и свободу…