В защиту экономических свобод.            Выпуск 6

Раздел II. Истоки.

Выдержки из книги И.Зейпеля "Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви", 1910-е годы (пер. С.Н.Булгаков)

Подготовил к перепечатке в "ЗЕС" – К.Буржуадемов.

В наше время роста популярности христианского вероучения и идейных поисков выхода из углубляющегося экономического и социального кризиса обозначенная в заголовке дореволюционная книга особенно интересна, как возможный источник будущей экономической программы диссидентов почвеннического направления. Ведь авторитет C.Н.Булгакова, взявшегося за перевод этой книги, очевидно, по идейным соображениям, не говоря уже об авторитете отцов церкви среди этих людей очень велик.

Книга начинается с обрисовки хозяйственного и нравственного тупика, в которую попала древнеримская империя, в ситуации которого родилось и победило христианское учение, сыгравшее роль нравственной реакции и выхода.

Свободная римская республика поначалу оказалась столь эффективной и мощной, что беспрерывно побеждая во внешних войнах и завоеваниями превратилась в величайшую мировую державу. Однако вместе с этим расширением неизбежно изменилась и экономическая основа жизни римского народа: вместо труда свободных крестьян-воинов, основою стал труд рабов на огромных латифундиях и налоги с завоеванных провинций.

Строгая римская мораль и законы, отлично управлявшие раньше маленьким народом, не смогли выполнять такую же роль для огромного сообщества народов, оказавшихся в границах римского государства, главным образом, потому что с самого начала в римской морали не было заложено понимания равенства римлян и неримлян. И хотя впоследствии римское гражданство и права были распространены почти на всех подданных империи, отношение к неримлянам, как к прирожденным рабам, "говорящим орудиям", нелюдям, долго еще довлело над сознанием граждан столицы и управляющего класса, загоняя общество в тупик беззакония и аморализма, когда старые юридические и моральные нормы были отменены, а новые не были признаны. Этому признанию равенства жителей и управителей Рима с остальными подданными империи мешала система привилегий и легкой жизни, которыми пришлось бы при этом неминуемо пожертвовать.

Страницы книги, описывающие как система привилегий развращает целый народ, подрывает его способность к самостоятельному труду и жизни и, в конечном счете, губит, представляют большой интерес и для нашей страны, где также очень развиты системы государственных привилегий и для отдельных групп руководителей (номенклатуры), и для целых классов (например, рабочих), или регионов, вроде жителей столиц.

"Следствием такого строя хозяйственной жизни было, как и следовало ожидать, глубокое нравственное вырождение. У богачей возрастала с одной стороны алчность, не брезгавшая никаким средством обогащения, с другой стороны – распутство и роскошь; бедняки теряли мало-помалу всякую охоту к труду и не делали больше различия между дозволенными и недозволенными средствами удовлетворения своих потребностей. Обманное присвоение наследства и подкупность были общераспространенными преступлениями…

При Августе и его преемниках имущества отдельных капиталистов возросли еще больше, чем в конце республики. Денежный голод не уменьшался. Состояние в 5 млрд. динариев (свыше 1 млн. рублей) казалось некоторым нищенским. С другой стороны, Цезарь оставил в Риме 150.000 пролетариев, которые все еще должны были содержаться за счет государства. Число их при Августе возросло до 200.000 и с тех пор эта цифра остается постоянной. Для них по-прежнему должны были доставляться в большом количестве хлебные припасы из провинции, особенно из Египта; одновременно часть этих припасов продавалась по цене ниже существующей. Таким образом, цены на хлеб искусственно держались на римском рынке на низком уровне. Это было столь губительно для сельского хозяйства Италии, что зажиточное крестьянство могло возникнуть только вблизи самого Рима на почве разведения овощей, птиц, плодов, цветов, рыболовства, пчеловодства и т.п. Сама государственная казна оказалась в опасности, благодаря расходам на поставки хлебных припасов. Расходы эти были огромны. 1,75 млн. гектолитров пшеницы доставлялось ежегодно из Египта в Рим. Но этого запаса хватало только на 4 месяца, так как его употребляли не только на даровые раздачи, но и на упомянутую уже продажу по цене ниже рыночной. По приказу Августа, который в 21 году до Р.Х. взял на себя заботу об обеспечении Рима хлебными запасами, был выстроен особый императорский флот для регулярной доставки хлеба. Коммол прибавил к нему еще один, который был назван африканским флотом. Для снабжения города припасами должна была, разумеется, содержаться целая армия чиновников. Во главе ее стоял "префект…", которому были подчинены многочисленные чиновники в провинции и подсудны все жалобы по продовольственному делу.

С течением времени к раздачам хлеба присоединились и другие, которые точно так же причиняли большие расходы. Уже при республике иногда давали в придачу вино и оливковое масло… при империи сюда были прибавлены еще соль, мясо, одежда, даже наличные деньги. Их раздавали все чаще и при известных обстоятельствах регулярно, пока мало-помалу раздача мяса, масла и вина и совсем была отнесена к хлебному продовольствию. Так, начиная с Септимия Севера и до Константина Великого бесплатно раздавалось оливковое масло, с Аврелия также свиное мясо, вино же продавалось по низкой цене. Если мы прибавим сюда еще расходы на цирковые зрелища, великолепие и размер которых все увеличивались, на содержание постоянной армии в 300.000 человек и ветеранов, на жалованье чиновников, понадобившихся после превращения республики в монархию, наконец, расходы на дорогие постройки, производившиеся на государственный счет, то получим картину тех финансовых затруднений, с которыми Риму времен империи приходилось бороться, несмотря на упорядоченную и доходную налоговую систему и большие прибыли от испанских и дакийских рудников благородных металлов.

…Чтобы преодолеть финансовую нужду были испробованы разные средства. Одно из них было излюблено Цезарем и Августом – средство проскрипций. Некоторым императорам, напр., Тиберию или Веспансиану, было наруку осуждение богатых людей, так как оно давало возможность легко и быстро справляться с денежными затруднениями. Это средство применялось поэтому часто, но непланомерно. Другим средством было ухудшение мелкой монеты.

Земледелия не удавалось сделать настолько выгодным для сельского хозяина в Италии, чтобы он был склонен посвятить ему весь свой труд. Поэтому были приняты принудительные меры. Для охраны земледелия Домициан запретил насаждение новых виноградников на почве Италии. Но этот запрет не был проведен на деле. Все было напрасно; Италия по-прежнему оставалась в полной зависимости от провинции. Но и там возделывание хлеба грозило уменьшиться, т.к. число земледельческого населения все время убывало. Чтобы избегнуть этой опасности, пришлось прибегнуть также к принудительному закрепощению рабочих сил в сельском хозяйстве. К этому римское государство вынуждало и другое, близко касавшееся его обстоятельство.

Вследствие неблагоприятных условий рынка за крестьянами накоплялось все более недоимок по тем податям, которые платились деньгами. Поэтому при Андриане денежные подати были заменены для них натуральными. Это вполне совпадает с общим ходом развития: во 2 и 3 столетии государство вообще возвращается от денежного хозяйства к натуральному, хотя и не в такой степени, чтобы денежное хозяйство вообще исчезло. Это имело свое основание отчасти в чрезвычайном увеличении раздачи хлеба, главным же образом в кризисе монетной системы; благодаря этому кризису самому государству было выгоднее взимать налоги натурой, нежели невыгодной денежной монетой. Даже жалованье чиновников с течением времени стали платить натурой. Со времен Александра Севера денежная и натуральная плата существуют рядом; начиная же с Диоклектиана, жалованье чиновникам выплачивается исключительно в разного рода натуральных продуктах… В 4-м столетии выплачивались натурой также судебные издержки и адвокатский гонорар. …Государство, а у арендаторов также и землевладелец, отныне непосредственно заинтересованы в доходе (натуры) с полей. Поэтому они требуют для себя права надзора за крестьянским хозяйством… К концу второго столетия мелкие аренды, даже частнодоговорные были переведены в колонат. Крестьяне были отныне на всю жизнь прикреплены к земле со всем своим будущим потомством. Последние остатки крестьянской свободы исчезли в 3 столетии, когда императорские указы совсем уничтожили свободу передвижения колонов. Отныне они нераздельно принадлежали к поместью и были продаваемы вместе с ними. Бегство их наказывалось как преступление. Брак колона с женщиной не из колонов был запрещен.

Итак, производство хлеба от самого засева и вплоть до размола было строго организовано и находилось под строгим надзором. Вскоре дело зашло так же далеко и с производством других предметов потребления…

Раз хозяйственные отношения времен империи не изменились по существу, то остались, разумеется, также в силе и их неблагоприятные последствия, описанные выше. В особенности продолжалось безбрачие. Вследствие этого уменьшение римского населения стало принимать все более грозные размеры. Когда убедились в том, что законы, изданные Августом для поощрения браков, не привели ни к чему, создан был институт по подобию государственной раздачи хлеба: государственный прокорм детей…

Хозяйственную самостоятельность сумели сохранить лишь те немногочисленные семьи сенаторов и др.крупных землевладельцев, которым удалось добиться от императора изъятия их владений из муниципального союза. Они покидали свои дворцы в городах и даже сносили их с лица земли, лишь бы избежать опасности попасть вместе с потомками в какое-нибудь принудительное товарищество. Они устраивались в своих поместьях по возможности независимо… Но когда наплыв из городов в свободные поместья усилился, императорское правительство запретило его под страхом тех же наказаний.

Таким образом, экономические условия жизни в римской империи в первые века христианства были очень разнообразны. Таковы же были, впрочем, и потребности. Богачу нужно было, по крайней мере, в 100 раз больше, чем бедняку; ибо богачом считался только тот, кто мог содержать целую армию клиентов и рабов…

С нравственной точки зрения, несомненно, вышеописанные хозяйственные отношения подтверждают наше положение, что эпоха римской империи была эпохой упадка.

Жажда богатства и наслаждения задавала тон всей жизни. Положение гражданина определялось, прежде всего, его богатством, все другое ценилось только постольку, поскольку способствовало обогащению и услаждало жизнь богатых…

Разница между нравственными и безнравственными средствами обогащения существовала лишь в теории. Если законодательство, в котором от доброго старого времени coxpанилось больше следов, нежели от повседневной жизни, и налагало некоторые ограничения, то их можно было легко обойти, соблюдая букву закона. В стремлении к наживе люди не останавливались ни перед какими средствами, совесть и честность оставались совсем на заднем плане в области хозяйства. Так как экономическое могущество находилось в руках сравнительно немногих, они вскоре образовали замкнутое сословие со своими особыми принципами, с особой, так сказать, господской моралью, которая разрешала им попирать чужие права. Впрочем, в их среде попадались люди, которых занятие философией сделало гуманнее, но они не могли добиться господства своих принципов. В то время уже отлично умели эксплуатировать производительный труд рабочего, но не уважали его. Даже те, кто в поте лица своего добывали свой хлеб, делали это только под давлением нужды. Именно низшее население столицы было пропитано неизлечимым презрением к труду. Это презрение воспитали в них политические условия, причем это была не столько вина империи, сколько республики: отвращение к труду было наследием республики, и все благожелательные постановления и указы не могли уничтожить его.

В потреблении приобретенных благ высшие и низшие сословия следовали, главным образом, своей жажде наслаждений, которая развила невероятную роскошь в высших слоях населения. Результаты этого сказывались и помимо народного хозяйства в безбрачии и ограничении числа детей.

Однако именно в высших и богатых кругах не было недостатка в примерах выдающейся самоотверженности во имя общего блага. Впрочем, часто здесь говорила не любовь к ближнему и к отечеству, а лишь сила общественного мнения и традиции.

Таковы были экономические условия римской империи, когда на сцену явилось христианство, которое с самого начала выступает с притязанием регулировать и, если надо, перестроить заново всю жизнь человека" (конец первой главы).

Зейпель и Булгаков показывают, что экономический тупик Римской империи в еще большей степени был тупиком морали. И мы видим, также, что в некоторых аспектах можно найти большое сходство с нашим собственным положением, а именно: презрение к свободному, независимому от государства труду, всеобщая служба государству, система привилегий, бесплатных и полубесплатных выдач подданным – жилища, санатории, больницы, школы, низкие цены на продукты и т.п.

И возникает вопрос: может и сейчас именно христианство выведет нас из тупика, вновь сыграет роль морального реформатора, вдохновит общество новой моральной проповедью?

О чем же учили первые христианские проповедники? - В последующих главах книги подробно рассматривается этико-экономическое учение отцов церкви: о должном характере собственности, о должных способах приобретения материальных благ и способах его использования (распределения).

Учение о собственности

"В своем отношении к собственности христиане первых столетий не выходят из обычных рамок. Ерм, автор Пастыря, говорит о своей земельной собственности, как о чем-то вполне естественном. Бедность, доходящую до недостатка средств, необходимых для жизни, он считает большим несчастьем для человека; человек, совершенно лишенный средств, находится в таком же беспомощном состоянии, как узник в кандалах. При этом и душа подвергается большой опасности: слишком удрученный нуждой не принесет обильного и хорошего плода в вертограде Господнем. Нищета может даже довести человека до самоубийства. Именно из этого следует, что состоятельный должен помогать бедному, иначе он рискует стать убийцей. Итак, владение временными благами есть ценный дар Божий. Св.Климент Римский заканчивает свое послание к Корифенянам молитвой, в которой благодарит Бога также и за земные блага. Ерм также неоднократно высказывается в том смысле, что эти блага дарованы нам Богом.

Интересно объясняет наше право собственности Климент Александрийский: оно вытекает из дружбы человека с Богом. Точно так же, как на земле друзья делятся своим добром, так человек имеет право на все, что принадлежит его Божественному Другу. А так как истинным другом Божьим можно стать только через посредство Логоса, то только христиан надо считать действительно богатыми. Зато христианин должен смотреть на свое имущество, как на дар Божий. Ориген тоже не раз высказывался в том смысле, что все наше земное богатство от Бога. Все, что мы приобретаем честным и достойным путем: и хлеб наш насущный, и сладкая лоза, плод которой по словам Св.Писания веселит душу человека, и плоды оливкового дерева, освежающего лицо наше, все это Промысел Божий дает нам без всякого посредничества Кесаря. Другими словами: не следует думать, что Бог передал государям в собственность все блага земли, а обыкновенным смертным предоставил пользоваться ими лишь со вторых рук, милостью императора; нет, каждый из нас получает их непосредственно от Всевышнего. Здесь Ориген оговаривается: мы имеем от Бога только то, что приобрели честным путем. Св.Иоанн Златоуст развивает эту мысль подробнее".

Таким образом, первые христиане, святые отцы не считали материальное богатство само по себе чем-то низким и греховным. Когда оно добыто честным путем – то это несомненное благо, Дар Божий. Очень важно, что они считали материальное честное богатство именно даром Божиим, противопоставляя дарам Кесаря, т.е. государственным выдачам, тем самым отделяя христиан от развращающей системы государственного распределения, утверждая экономическую независимость от государства и свободу человека.

Но с другой стороны святые отцы неустанно подчеркивали, что само материальное богатство не является главным, что оно ценно именно Божественным отсветом, в нем заключенном, честностью своего приобретения. Если же человек забудет о главном – о нравственности, о мире и Боге, то погоня лишь за материальным может привести его душу к погибели:

"Св.Иоанн Златоуст рассуждает следующим образом: богатство не может быть чем-либо дурным, ибо Бог не создал ничего дурного; только злоупотребляя тем, что Бог создал во благо, человек рождает грех. Бл.Августин развивает ту же мысль: богатство создано Богом во славу Творца, для испытания праведных и наказания грешников, поэтому нет никаких оснований хулить его. Золото и серебро в том виде, как они даны нам Богом, являются сами по себе благом, хотя и не высшим и вообще не большим благом.

Обладание земными благами имеет также опасные стороны. Забота о своем имуществе может так поглотить человека, что он забудет свой долг. Ерму явилось видение, в котором ему открылась причина несчастья, обрушившегося на него и его дом: слишком занятый своими денежными делами, он мало заботился о нравственности своих домочадцев. Затем, богатство часто ведет к невоздержанности и делает человека пленником мирской суеты. У богатого часто не хватает времени для дел благочестия, a если он и творит молитву, то бессильна она и лишена главного достоинства, так как мысли и душа его всецело во власти его богатства; поэтому богатый оказывается перед Богом нищим, тогда как молитва и благочестие делают бедного богатым; молитва бедного имеет большую силу перед Господом.

…Поэтому о богатых сказано, что им трудно войти в царствие Божие. Они избегают сношений со слугами Господа из боязни, чтобы те не попросили у них чего-либо. Если богатые не обращаются на путь добродетели, Бог предоставляет их порокам, которые в результате ведут их к вечной гибели. Есть даже такие, которые из-за мамоны не принимают св.крещения. Они словно круглые камни: сначала должны быть обтесаны и лишь тогда могут пойти на постройку Церкви…"

Здесь христианство выступает твердым противником распущенности римского язычества. Но в осуждении безудержного и неограниченного стремления к материальному богатству, довольно легко может наступить перелом в сторону осуждения стремления к приобретению материального богатства вообще, т.е. к забвению того, что честно приобретенное материальное богатство – тоже Дар Божий. С этим перегибом связано усиленное подчеркивание преимуществ бедности, нищеты и аскетизма:

"Как говорит Татиан, богатый не имеет много пользы от своего богатства: в конце концов, ведь бедный тоже получает свою долю из жатвы богатого. В известном смысле богатый даже беднее бедного, он имеет больше потребностей и удовлетворить их бывает подчас очень трудно, тогда как бедному легко удовлетворить свои скромные нужды. Св.Киприан добавляет к этому, что богатство сопряжено с различными заботами, которых не знает бедный. Во всех успехах и наслаждениях жизни богатому не перестают мерещиться убийцы, он боится воров и грабителей, боится людской зависти, этого заклятого врага всех живущих в довольстве, боится злых наветов и клеветы, которые могут притянуть его к суду. Богатые воистину достойны сожаления, тем более что у них под рукой средство избавиться от всех этих треволнений, но в своем ослеплении они не видят его. Стоит им только раздать свои избытки, и они свободны…

Отцы неоднократно указывают на то, что богатство много теряет вследствие своей ненадежности и непостоянства. Лантанций считает крайне неразумным накоплять богатства, когда имеешь необходимое: ведь богатство ваше легко может стать жертвой грабежа или проскрипций, и уж во всяком случае вы не возьмете его в могилу…"

Возникает концепция истинного и ложного богатства, в которой под первым понимается больше богатство духовное, нравственное, а под вторым – богатство материальное.

"Отцы неоднократно обращают взоры верующих на другие, нетленные богатства. Климент Александрийский рисует яркий контраст между жаждой вечной правды и неизменным корыстолюбием; первая стремится к высшему и достойнейшему богатству, к бедности желаний, тогда как в последней гнездятся все слабости и пороки людские".

Теперь приобретение материального имущества оправдывается только его использованием для целей благотворительности, раздачи милостыни, т.е. для расточения его в делании бескорыстного добра беднякам, т.е. людям, не имеющих возможности для производительного труда (здесь благотворительность необходима), но и людям, не желающим производительно трудиться (тут призыв к оказанию безраздельной милостыни – общественно опасен). Конечно, переход от понимания материального богатства как дара Божия, к пониманию его как греховному занятию, если оно не оканчивается бесплатной раздачей милостыни – происходит постепенно и не заканчивается какой-то единой концепцией. Святые отцы говорят разно, так что в среднем получается скорее концепция безразличия земных благ.

"…Сами по себе богатство и бедность вещи безразличные. Согласно Иоанну Златоусту истинное богатство заключается именно в отсутствии самого желания стать богатым, а в сущности ни богатство, ни бедность не являются злом сами по себе; богатство не есть зло, если приобретено без алчности, без хищений и насилия, бедность и подавно – нет, так как она по меньшей мере мать здоровья. Бедность и богатство, говорит Златоуст в другом месте, не в деньгах, а в наших помыслах и побуждениях: тот всех беднее, чьи глаза самые завистливые, самые ненасытные… Не тот богат, кто имеет много, а тот, кому ничего не нужно. Не в собственности дело, а в самом взгляде на жизнь; богатство и бедность – вопрос миросозерцания.

Отсюда они выводят положение: истинное богатство заключается в бедности желаний. Мы встречаем это толкование у Климента Александрийского, Вас.Великого, и у Златоуста. Тертуллиан считает бедных богатыми, так как на них распространяется обещанное Спасителем вечное блаженство. Ориген видит богатство в обладании откровением, в вере и познании, Григорий Нисский требует, чтобы христиане были богаты добродетелью, Амвросий называет богатыми праведников, Августин считает все, что придает внутреннее достоинство человеку, ум, справедливость и доброту,- богатством высшего порядка. Очевидно, дело не в том, в чем именно отцы, каждый по-своему, видят духовное богатство человека, а лишь в том, что они единодушно отрицают первенство материального порядка, не признают за ним решающего значения, а стало быть, не считают его также очень большим, а тем паче самым большим благом.

Старания отцов церкви вызвать к жизни новую оценку богатства и бедности увенчались успехом; это доказывает другая тенденция в их писаниях: отцы неоднократно выступают против уж слишком коренной перетасовки прежних понятий и подчеркивают, что материальная нищета сама по себе еще не знак совершенства, а богатство не доказывает греховности богатого. В такого рода преувеличения было очень легко впасть; даже некоторые отцы, в особенности те, кто имели касание к монашеству, например, Григорий Нисский и Иероним, не вполне свободны от них. В 4-м столетии пошли еще дальше: за богатыми не признают вообще возможности спастись и войти в царствие небесное. Эта доктрина была одной из отличительных черт эвстатианцев – еретической секты, исходившей из чрезвычайно одностороннего аскетизма. Послание вселенского собора в Гангре в Пафлагонии – собор этот состоялся между 343 и 351 г. – приводит в числе прочих лжеучений эвстафиан следующее положение: если богатый не откажется от всего своего имущества, он не имеет надежды на спасение в будущей жизни.

…Рядом с богатством в обычном смысле существуют богатства высшего порядка, которые в большей степени заслуживают это название. Это нравственные ценности в самом человеке. На них должна быть построена оценка человека; христианин должен отказаться от языческого обычая оценивать людей по их имуществу…"

Последнее положение, на мой взгляд, лишь внешне кажется совершенно справедливым. На деле же так называемое материальное богатство включает в себя и сохраняет и духовные усилия своих творцов, поскольку в них воплощены и сохраняются для вечности труд и жизнь людей (произведения искусства – лишь самый яркий пример). Поэтому пренебрегать производством и сбережением материальных богатств – на деле, безнравственно, все равно, как пренебрегать временем и жизнью человеческой. К сожалению, эта сторона земных благ в учении отцов церкви о собственности как бы оказалась в тени.

Таким образом, тенденция недооценки материальных богатств в первоначальном христианстве становится все более ощутимой, хотя до логического конца доводится лишь в ересях, т.е. осуждается Церковью в целом. Церковь удерживается от этой крайности благодаря тому, что она сама становится собственником большого имущества, которое, правда, рассматривается лишь как источник милостыни, как имущество для бедных и нуждающихся. Но на деле Церковь все же оказалась юридическим владельцем громадных материальных богатств и потому не могла не учитывать экономические реалии.

"Мнимый коммунизм отцов церкви"

Зейпель и с ним С.Булгаков называют коммунизм отцов церкви – мнимым, поскольку их высказывания в пользу общности имущества никогда нельзя истолковать в смысле призыва к поспешному и насильственному обобществлению имущества. Но если коммунизм не связывать жестко с концепцией насилия, то придется говорить не о мнимых, а о действительных коммунистических тенденциях в учении отцов Церкви.

"Действительно, уже в Учении 12 Апостолов мы читаем: раздели все с братом своим и не называй ничего своей собственностью. Но смысл этих слов выясняется из следующего: Ибо если вы сообща пользуетесь благом непреходящим (подразумевается: вера и обетование вечного блаженства), кольми паче следует вам делиться благами преходящими? Итак, на основании аналогии с равенством нашим в области сверхъестественного требуется известное идеальное равенство в области благ естественных. Не раздел имуществ, а благостыня приближает нас к этому идеалу; цитированные слова Учения должны лишь побудить верующих к добровольному отказу от части своего достатка, в общем же последний категорически признается частной собственностью. Другими словами, мы имеем здесь дело не с пропагандой коммунизма, а с чисто моральной проповедью; цель ее установить правильный взгляд на обладание земными богатствами, а вовсе не равенство имуществ. Аналогичны тексты Апостольских правил и Послания Варнавы.

"Господь – говорит Климент Алекс. – предначертал человечеству жить в общности; Он сделал все блага общим достоянием, ибо не желает, чтобы одни имели больше других. Он дозволяет каждому пользоваться его дарами, но не через меру, а в пределах необходимого. Как потребности, так и потребление должны быть у всех одинаковы. Поэтому крайне странно и позорно, если один живет в богатстве и роскоши и предоставляет другим голодать. Ведь даже земная слава приобретается не столько богатством, сколько добрыми делами. В самом деле ведь и гораздо разумнее употреблять свой излишек на пользу ближним, нежели покупать на них золото и драгоценности".

Нa ту же тему пишет св.Киприан: "В сущности все принадлежит Богу и одинаково предоставлено всем нам для пользования; Бог никого не исключает от своих милостей и даров, дабы щедростью его пользовалось все человечество".

Климент действительно подчеркивает всюду духовный отказ от собственности, который, поскольку он не сопряжен с отказом материальным, проявляется, главным образом, в подаче милостыни. Даже слова Евангелия: Продай все, что имеешь, Климент толкует в этом, духовном смысле.

Тертуллиан говорит о своих современниках-христианах: "Они живут между собой до того по-братски, что у них все общее, за исключением жен". Это должно служить мерилом того, до каких пределов идет у христиан любовь к ближнему".

Коммунистические (даже с приставкой "якобы") воззрения отцов церкви формировались в атмосфере осуждения капиталистических, вернее – госуд.-мон. порядков современной им Римской империи:

"Лактанций видит великую несправедливость в том, что горсть людей присваивает себе все материальные богатства мира, служившие прежде многим, и, накопляя их в своих амбарах, заставляет других голодать и таким образом порабощают их себе.

Однако этот же отец церкви, так ратующий против несправедливого распределения частной собственности, категорически высказывается против коммунизма - по меньшей мере, против его насильственного введения. Он обвиняет Платона более кого-либо другого, что он во многом заблуждался, в особенности, же в требовании общности владения. Правда, ярче всего несуразность этого требования сказывается в том, что Платон желал также общности жен; в области материальных благ с требованиями Платона еще можно было бы примириться, но и оно неосуществимо и несправедливо. Лактаций считает введение коммунистического строя невозможным потому, что никогда все люди не дойдут до такой степени совершенства, чтобы презирать деньги; несправедливым же потому, что при этом больше всего пострадали бы те, кто трудом своим добился большого состояния, выгадали бы те, кто по собственной вине имеет меньше других. Идеал Лактанция – народное хозяйство на почве безусловной справедливости… Где нет всеобщего равенства, там не может быть и справедливости. Итак, Лактанций требует замены системы привилегий, господствовавшей у греков и римлян и считавшей полноправными членами человечества только знатных и имущих, системой равноправия для всех. Он ссылается при этом на волю Всевышнего: ведь Богу угодно, чтобы все люди были равны. Бог всем предопределил одинаковые условия жизни, всех призвал к мудрости, всем обещал бессмертие, никто не исключен от его милостей. Перед Богом нет раба и нет господина. Он всех отец, а мы его чада, и потому все свободны. Перед Богом беден лишь тот, кто беден благочестием, а богат тот, кто богат добродетелями. Неравенство пошло с дележа земли: сообща надо было обрабатывать землю…

Интересно, как Лактанций представляет себе возврат к идеалу всеобщего равенства. "Кто желает, - говорит он,- вернуть человечество на путь равенства, тот не должен отменять брак или собственность; не это, а гордыню, спесь и надменность должен он уничтожить, так чтобы сильные мир сего не гнушались считать братом своим и последнего бедняка". Но этого может достигнуть только религия… Лактанций перечисляет следующие способы добросовестного пользования своим богатством: гостеприимство, выкуп пленных, раздач милостыни достойным, попечение о вдовах и о сиротах. Бесцельное выбрасывание своего имущества глупо и не имеет ничего общего со справедливостью.

Итак, Лактанций нисколько не ратует за коммунизм. Выступаяпротив царившего в его время экономического неравенства и, клеймя его несправедливость, он, однако, не доходил до требования уничтожить частную собственность. Все свои надежды в этой области он возлагал исключительно на применение нравственных начал христианства в экономической жизни, только они вернут человечество к справедливости. Такое же впечатление выносим мы из писаний св.Астерия Амасийского…"

Мне все же кажется, что у Лактация и других отцов церкви настоящий коммунизм, только христианского и гуманного, ненасильственного толка. К тому же надо учесть, что в истории христианства эту грань "ненасилия" в коммунистических убеждениях переходили очень многие, в погоне за действенностью и логичностью становившиеся основателями сект и ересей. В их истолковании учения отцов церкви становились источником активного уравнительного коммунизма в Средневековье, откуда прямые нити развития ведут и к современному атеистическому коммунизму. Поэтому, перечисляя своих предшественников и источники, современные коммунисты совершенно незаслуженно забывают отцов церкви.

"Мысль о первоначальном равенстве и счастье людей мы встречаем также у других отцов церкви, например, у св.Григория Назианского и Василия Великого… Богатые захватывают общее добро и утверждают потом, что это их собственность. Если б при этом каждый брал себе лишь то, сколько ему нужно, в этом не было бы еще беды; но тогда не было бы ни богатых, ни бедных. Такое полное согласование противоречий не осуществимо в миру, его можно найти только в монастыре. Поэтому св.Василий так хвалит монастырский режим; в стенах обители упразднена собственность, а между тем отлично пекутся об удовлетворении насущных потребностей… Пример язычников тоже должен устыдить христиан. Ведь у язычников были даже случаи, что весь народ имел один общий стол, одни общие яства и составлял как бы одну семью. Но еще важнее для нас пример первой христианской общины в Иерусалиме, где 3000 верующих владели всем сообща, составляли одно нераздельное братство.

Подобно Василию Великому, другие отцы церкви тоже воздавали хвалу первым Иерусалимским христианам за их добровольный отказ от своего имущества. Тем не менее, в этом нет увещевания к коммунизму. Так, например, св.Киприан говорит о том, что верующие продавали свои земли, а выручку вручали апостолам, но у него ничего не сказало о том, что это имело целью общность имуществ,- напротив, апостолы должны были раздавать эти деньги бедным. Следовательно, иерусалимские христиане не имели в виду основание экономического товарищества на коммунистических или иных началах, они желали лишь следовать Спасителю в преподанном им примере совершенной бедности. Святой жалуется, что его современники христиане не способны более к таким жертвам, но он вовсе не желал бы повторения последних, его огорчает лишь недостаток единодушия, сказывающийся в этом охлаждении…

Уже ап.Павел говорит о "бедной" Иерусалимской общине, он устраивает в пользу нее сборы в других общинах и берется лично передать собранное. Надо полагать, что виной этого обнищания было, по крайней мере, отчасти, рвение первых лет, когда состоятельные раздавали свое имущество бедным и таким образом сами становились нищими с течением времени, когда наступило затишье в приливе богатых адептов, или же последние, вступая в общину, не отказывались более от своего имущества, пришлось искать помощи извне…"

В последней выдержке вскрыты причины упадка первых христианско-коммунистических общин, что, однако, не уменьшало числа новых попыток устройства таких общин. Особенно интересны попытки св.Иоанна Златоуста и бл.Августина.

"…Позднее Златоуст предпринимает в Константинополе такую же попытку, как в Антиохии, он берется вполне конкретно доказать, каким образом можно устранить в этом городе нищету. При этом он опять исходит из примера первых христиан в Иерусалиме. Они, говорит он, обращали на общественную пользу не только часть своего имущества и вырученные деньги не как личную собственность, они приносили все свое добро к стопам апостолов и делали их господами и управителями последнего, сами же получали из общей сокровищницы то, что им было нужно. Таким образом, они изгоняли из своей среды неравенство и жили все в избытке. Если бы, уверяет святой отец, снова ввести теперь этот порядок, то всем бы жилось лучше, не только бедным, но и богатым. Но так как современники Златоуста не проявляют действительного желания осуществить этот план, он ограничивается изложением преимуществ такого режима и доказывает, что передавая свое имущество на общую пользу, богатые не станут бедными, но бедные станут богатыми. При этом он предупреждает, что богатым нет основания беспокоиться, а бедным волноваться – ведь пока это только слова, он дает лишь описание этого строя. По мнению Златоуста, вся сумма частной собственности в Константинополе составляет миллион фунтов золота, не меньше, а вероятнее даже вдвое или втрое больше. Христиан в города около ста тысяч, иудеев и язычников тоже много. Кормить всю эту массу ежедневно на общий счет будет, конечно, сопряжено с огромными расходами, но тем не менее нечего опасаться, что это истощит все ресурсы и разорит город. Милосердие Божие сторицей воздаст за такую жертву, в этом не следует сомневаться. Если возможно было устранить нищету среди трех и пяти тысяч христиан, то ведь тем легче это сделать при столь многочисленном населении. Несомненно, охотно помогут иногородние христиане. Златоуст указывает далее на выгоды общежития: опыт учит, что гораздо дешевле, если многие живут одним хозяйством, нежели каждый вынужден приобретать для себя особо то, что может одновременно служить многим. Это поясняется сначала на примере семьи, состоящей из отца, матери и десяти детей, затем на примере многочисленной челяди рабов. Монашеские общежития тоже доказывают эту истину. Наконец, Златоуст прибегает к следующему аргументу: Бог непременно поможет на этот раз в гораздо большей степени, нежели тогда в Иерусалиме; ведь тогда большинство были язычники, христиан было мало; теперь же, вероятно, не останется ни одного язычника, если христиане подадут великий пример.

Это восхваление общности имуществ существенно отличается от сходных изречений древнейших отцов церкви. Златоуст, очевидно, усматривает в хозяйственных распорядках первой христианской общины действительный коммунизм… Характерна ссылка на пример монастырей, она отчасти объясняет нам эту перемену во взглядах на жизнь первых христиан. Монастыри считались подражанием и продолжением предполагаемого коммунизма первых времен, а отказ от земных благ вел в монастырях, действительно, не к бедности в житейском смысле, а скорее, к богатству: обитель пеклась о всех потребностях иноков и освобождала их от материальных забот…

Златоуст говорит только о Константинополе. Что касается остальной территории империи, то, несомненно, он представляет дело так, что там все останется по-старому; ибо оттуда он ожидает помощи на тот случай, если в столице все же воцарится нужда. Такое противопоставление столицы провинциям становится понятнее нам, если вспомнить, что государство веками содержало Рим на счет провинций, причем значительная часть населения столицы избавлена была от необходимости добывать себе пропитание; в этом отношении Константинополь унаследовал от Рима многие льготы. Отчего же и христианам в провинции не внести свою лепту на поддержание в столице образцовой общины, которая уже одним своим примером должна будет сослужить величайшую службу всей церкви? Противники общности имущества предсказывали, что она поведет ко всеобщему разорению, Златоуст не соглашается с ними и доказывает, что это во всяком случае наступило бы не так скоро… Тем не менее его похвала общности имуществ характерна. В любви к ближнему, доведенной до полного отказа от своей собственности, он видел нечто столь великое, что ожидал от торжества ее устранения всех недостатков нашей экономической жизни…

У Амвросия и Августина мы тоже встречаем рассуждения в духе Златоуста. Некоторые, говорит Амвросий, удовлетворяются тем, что воздают должное как общественной, так и частной собственности; они видят в этом верх справедливости, между тем это противоречит природе, которая родит свои продукты для общего пользования. Бог дал нам землю в совместное владение, все, что растет на ней, предназначается для всех нас одинаково. Значит, естественной можно считать только общую собственность, частная – продукт захвата. Алчность человеческая породила в результате все несчастья. Это доказывает пример птиц небесных: они не терпят недостатка, потому что птица не присваивает себе, не прячет общего корма. Мы нуждаемся в той же пище, что и животные, значит, даже самое необходимое Бог не дал человеку в его исключительное пользование – тем более не правы те, кто считают себя исключительными собственниками своего богатства.

Св.Августин объявляет частную собственность причиной пререканий, споров, вражды, восстаний, разногласия, огорчений, греха, несправедливости, убийства. Из-за тех благ, которые мы имеем сообща, как например, свет и воздух, не бывает спора. Первые иерусалимские христиане избрали путь, совершенно противоположный обычному: они превращали свою частную собственности в общественную. Поэтому они заслуживают высшей похвалы. В пылу этих рассуждений Августин восклицает: "Братья, воздержимся от частной собственности! " Но сейчас же прибавляет: "Или, если не можем этого, то хоть от любви к собственности"

Первая попытка Августина избавить себя и товарищей от материальных забот была настоящим коммунистическим экспериментом – друзья не отказались от своего имущества, но отныне оно должно было стать их общей собственностью, один внес больше, другой меньше, смотря кто сколько имел, но в общежитии все должны были пользоваться равными правами. В бытность же свою священником и епископом Августин возвышается уже вполне до образа действий первой христианской общины. Члены этой общины стремились подражать Христу в преподанном им примере совершенной бедности; с этой целью они продавали свои дома и отдавали вырученные деньги главе общины для раздачи бедным. Уже при первой попытке обнаружилось, что полный отказ от имущества не может быть проведен у всех. Поэтому в дальнейшее время такой отказ, который считается путем к совершенству, считается доступным сравнительно лишь немногим, поведение коих не могло иметь значения в экономической жизни широких кругов населения. Желающие вступить на этот путь переходили в монашество.

Мы наблюдаем таким образом известный прогресс и в жизни самого Августина. Будучи епископом, он не делает более коммунистических экспериментов, а стремится со своими клириками к самому высшему: не иметь вообще ничего, быть нищим и, как и прочие нищие, жить на средства церковной благотворительности или подаяниями верующих…"

Таким образом, коммунизм отцов церкви (вполне действительный, на мой взгляд) неразрывно связан с идеальными, религиозными путями его осуществления. В каком-то смысле он принимает как необходимое условие добрую волю и желание самих людей, т.е. имеет черты свободного, демократического коммунизма, неразрывно соединяет коммунизм и гуманизм, справедливость и демократию – в очень привлекательную и целостную программу… пусть трудную и в исторической перспективе, возможно, даже не состоятельную (христианского коммунизма так и не получилось), но эта программа, в которой идеалы первоначального общинного коммунизма были не отброшены, а преобразованы терпимостью и гуманностью, завоевала древнеримский мир и сотворила мир европейский.

Поэтому и сейчас кажется вполне возможным, что именно христианский коммунизм сможет заменить и реформировать обветшавшую систему насильственного атеистического коммунизма.

Однако мне лично такая реформа сейчас не кажется достаточно кардинальной и существенной. Потому что и тому, и другому виду коммунизма не хватает главного – буржуазности, устремленности к труду, к экономической инициативе, к техническому прогрессу. Ведь сами по себе коммунистические ценности не предполагают вышеперечисленные буржуазные ценности, а могут быть достигнуты скорее с помощью насилия или переделкой человеческого сознания и психики соответствующим идеологическим или религиозным воспитанием.

Так, при моральном реформировании древнеримского общества, первоначальное христианство и отцы церкви не изменили кардинальным образом его жизни. Сохранились и идеалы бесплатных раздач средств нуждающимся (только не от государства, а от церкви), сохранилось и рабство, сохранился и хозяйственный застой, которым потом продолжался едва ли не тысячу лет. Изменения наступили только в годы победы протестантской реформации, когда первоначальный коммунизм Евангелия и отцов церкви был соединен с идеалами богоугодного материального обогащения и свободной хозяйственной инициативы.

"Учение о приобретении земных благ"

Отличительные черты этого учения - весьма важное требование не нарушать морали при получении богатства, а с другой стороны – рекомендация отказа вообще от "наживы".

"Отцы неоднократно увещевают верующих противостоять искушениям корыстолюбия и любостяжания: в приобретении земных благ не следует переступать меры дозволенного и пользоваться дурными, не подобающими христианину средствами. Кто в своем любостяжании не гнушается нечестивых средств, тот служит мамону, а служение мамону не совместимо со служением Богу. Христианин,- говорится в "Учении" – не должен даже в мыслях предпочитать получать что-либо от других, нежели отдавать свое другим; это должно быть чуждо его душе. Там же говорится, что не следует давать с целью получить свое даяние обратно. Св.Поликарп тоже видит в жажде наживы своего рода идолопоклонство… Поэтому христианам вменяется в преступление то, что у других оставляется без внимания. Нельзя называть себя христианином и в то же время в своих житейских делах, в исполнении своего ремесла, в хозяйничании вверенным имуществом дозволить себе хотя бы несправедливость или кражу: одно с другим совершенно не совместимо. Тертуллиан причисляет обман к самим тяжелым грехам и определяет его, как похищение чужого добра или отказ в возврате долга. Григорий Низианзин объявляет нечестное стяжание залогом несчастной жизни.

Согласно Ерму, христианину позволительно приобретать только то, в чем он имеет действительную потребность. Не следует накоплять лишнего. Ведь христианин лишь странник в этом мире, его истинная родина далеко отсюда. Для мира и владыки мира человек всегда остается пришельцем, чужим…"

Очень важно, что отцы церкви провозглашают труд, особенно физический – едва ли не единственным достойным и богоугодным средством приобретения средств к жизни (исключая, конечно, случаи неспособности к труду). Ведь это ими повторено апостольское: "Кто не работает, тот не ест!"

"Если,- говорит "Учение",- в общине поселяется христианин, знающий какое-нибудь ремесло, он должен заниматься своим ремеслом и таким образом добывать себе необходимое для жизни. Если он не изучил никакого ремесла, пусть община найдет ему занятие по своему усмотрению, ни в коем случае она не должна терпеть праздности у людей, называющих себя последователями Христа. Остерегайтесь тех, которые сами не работают, а, выезжая на своем христианстве, норовят жить за счет других. Для них христианство лишь выгодная сделка, их вера не серьезна. Кто не знал никакого ремесла, тому не трудно было найти заработок в качестве поденщика.

Отцы церкви высказываются в пользу физического труда, впрочем, на первом плане стоят у них при этом не столько этико-экономические, сколько гигиенические и аскетические соображения…

Василий Великий ссылается на слова апостола, повелевающие трудиться, чтобы быть в состоянии помогать бедным. На том же основании он предписывает своим монахам физический труд. Впрочем, он руководится при этом и другим соображением: надо предотвратить возможность того, чтобы под маской благочестия не нашли себе убежища лень и праздность. Праздность – большое зло. Это следует уже из слов апостола: кто не работает, тот не должен и есть.

Если сравнить работы, которые советует монахам св.Василий, с теми, о которых пишет Рустику св.Иероним, наше внимание обращает на себя выступление св.Иеронима в пользу умственного труда. Как ни как, он рекомендует переписку книг именно потому, что с ней связано чтение их, дающее пищу уму…

Иоанн Златоуст энергично выступает против предубеждения древних, презиравших физический труд. Простой рабочий,- поучает он,- так же брат тебе, как и богач, разъезжающий на колеснице, имеющий 10.000 рабов и всюду встречаемый с подобострастием и раболепием. Не презирать ты должен дровосека или молотобойца, почерневшего от сажи, а восхищаться им. Ибо апостол Петр тоже отправлялся подучившись на работу, тащил сети и ловил рыбу после воскресения Христова. Апостол же Павел после того, как предпринял свои далекие путешествия и совершил столько чудес, все еще продолжал работать в мастерской и сшивал шкуры для шатров…

Златоуст чтит физический труд также тем, что объединяет его в понятии "искусства" с высшими проявлениями духовной деятельности человека, с церковным и светским господством. Каждое искусство и ремесло исполняет свою определенную задачу во благо человечества, каждое из них необходимо в своем роде; важнее всего искусство управления, затем следует земледелие…"

Очень важно, что отцы церкви фактически принимают принцип равноправия человеческих профессий. За немногочисленными исключениями они считают все мирские занятия равно богоугодными.

"Таким образом, Климент объявляет дозволенными самые разнообразные профессии. В своем писании против язычников он даже призывает новообращенных продолжать свое прежнее занятие и доказывает, что в каждом ремесле можно служить Богу. Если ты земледелец, продолжай пахать свое поле, но познавай при этом Всевышнего. Если ты моряк, отправляйся смело в путь, поручив себя божественному кормчему. Если благодать веры осенила воина, да повинуется он по-прежнему разумным приказаниям своего начальника".

Однако для нас важно знать и исключения, которые делали отцы церкви из этого общего правила:

"В писаниях отцов церкви нет недостатка ни в общих предостережениях против недостойных занятий, ни в частных осуждениях того или иного промысла. Св. Игнатий пишет своему соепископу Поликарпу, чтобы он избегал дурных занятий и предостерегал от них в своих проповедях к народу.

Занятия, открыто ставящие себе целью обогащение или удовлетворение честолюбия, считались неподобающими для христиан. Я не хочу власти,- уверяет Татиан,-не хочу богатства, не хочу быть претором, я ненавижу разврат и не намерен скитаться по морям наживы ради. Он отказывается от почетных государственных должностей, и, несомненно, им руководит при этом то соображение, что честолюбие недостойно христианина. Морскую торговлю он считает по примеру древних римлян неблаговидным занятием, потому что единственным побуждением к ней является алчность. Ориген требует освобождения христиан от государственных должностей, ибо христиане гораздо более споспешествуют благу общества, если всецело посвящают свое время Всевышнему. Тертуллиан считает немыслимым для государственного человека уберечься от всякого общения с идолопоклонством. Уже само ношение должностного значка не кажется ему невинной вещью. Св.Григорий Назианзи не запрещает христианам занимать государственные должности, но все же считает последние небезопасными для души, ибо кто живет на миру, тот неминуемо подвергается его тлетворному влиянию…

Тартуллиан высказывается против того, чтобы христиане шли в учителя и профессора. Весь строй государственной школы слишком уж тесно был связан с языческой религией государства".

Конечно, в определенном смысле эти запреты были связаны с первоначальным противопоставлением преследуемых христиан и языческого государства, поэтому запрет на государственные должности просто оберегал христиан от трудных нравственных коллизий, оберегал их покой. Когда государство стало христианским, эти запреты ушли. Но были запреты и более принципиального свойства:

"Лактанций, подобно Тациану и Тертуллиану, проводит параллели между военной службой и торговлей, главным образом заморской. Присущая христианам скромность и нетребовательность не позволяет им отправляться в чужие страны за заморскими сокровищами. Тертуллиан замечает однажды, что слово "покупать", т.е. торговать, употребляется в Св.Писании, как синоним грехов, совершенных на почве корыстолюбия. Это доказывает, насколько пагубной он считал торговлю… Впрочем от отцов церкви не скрылись и некоторые положительные стороны заморской торговли.

Св.Григорий Назианзин: "Профессия актера совершенно несовместима с христианскими принципами". Тартуллиан объявляет, что сам Бог запрещает христианам театральные и цирковые представления. Св.Киприана спросили однажды, можно ли терпеть в церковной общине актера, продолжающего и после своего обращения заниматься своим ремеслом и обучать ему подрастающее поколение. Святой ответил отрицательно В таком случае,- писал он,- снисходительность принесет церкви не почет, а позор. Он исходит при этом из соображений общественной нравственности и доказывает греховность актерской профессии ссылкой на закон Моисея, запрещающий мужчинам ношение женской одежды. Рядом с воровством, взломом, разбоем и сводничеством блаж.Августин считает греховными и неподобающими христианину профессии возничего, гладиатора и актера…"

Особенно непримиримую борьбу вели отцы церкви с ростовщичеством, т.е. со сдачей денег в ссуду под проценты. Ссуды под проценты осуждали все: Аполлоний, Климент Александрийский, Тертуллиан, Киприан, Коммодиан, Лактанций, Афанасий, Гиларий, Кирилл Иерусалимский и другие, т.е. почти все, кроме разве умолчавшего Оригана. Вот как это делает Василий Великий:

"Так ссужать деньги, как это делают богатые, т.е. требовать сверх капитала еще процентов, бесчеловечно, это не что иное, как эксплуатация нужды своего ближнего.

Очень резко высказывается Григорий Нисский: если назвать несправедливый процент своего рода воровством и разбоем, мы уклонимся недалеко от истины. Ведь в конце концов совершенно одно и то же: проломать ли воровским манером дыру в стене и похитить чужое имущество, убить ли странника на проезжей дороге и присвоить себе его добро, или же прийти к тому же результату путем ростовщичества.

Св.Амвросий яркими красками описывает козни ростовщиков, изложение его не оставляет никакого сомнения в том нравственном негодовании и возмущении, которые вызывает у святого взимание процентов… Святой противопоставляет ростовщичеству благодеяния, который богатые могли бы и должны бы были оказывать бедным… Амвросий тоже ставит ростовщичество на одну доску с грабежом и разбоем, как мы это видели уже у других отцов церкви… Всякий излишек нашей собственности над потребностями нашими принадлежит бедным, людям, лишенным необходимого. Раз все люди братья, мы должны поступать с бедными по-братски, с радостью делиться с ними своим добром. Кто же вместо этого требует лихвы от брата своего, тот несомненно берет большой грех на душу.

Св.Иоанн Златоуст высказывается в том же духе. Он лишь прибавляет, что ростовщик в сущности еще хуже вора и разбойника, так как действует более тиранически…

Василий тоже полагает, что при большом усердии к слову Божьему ростовщичество могло бы быть искоренено и богатые давали бы ссуды за одну небесную награду. Кирилл Иерусалимский видел во взимании процентов доказательство невоздержанности, Василий – доказательство жестокосердия, точно также, как Иероним и Августин, Василий и Амвросий осуждает ростовщичество на том основании, что оно лишает бедных их великого блага – свободы… Иероним и Амвросий осуждают также взимание процентов у состоятельных людей, временно вынужденных прибегать к займам…

Все эти изречения отцов церкви решительно и бесповоротно осуждают взимание процентов во всем его объеме, краткие, но резкие слова Августина на эту тему могут считаться вполне правильным выражением учения отцов в вопросе о ростовщичестве. На вопрос, откуда отцы церкви почерпали все эти аргументы, сам собой является ответ: из наблюдения окружающей их экономической действительности, наблюдения под тем углом зрения, который Спаситель преподал своей заповедью любви.

Вселенские соборы осуждают ростовщичество точно так же, как и отцы церкви…"

В борьбе отцов церкви против торговли и особенно против ссудного капитала проявляется, на мой взгляд, антибуржуазная консервативно-коммунистическая роль первоначального христианства. Ведь известно, что без денежных операций, в том числе и процентов, просто невозможно современное сложное хозяйство, невозможна развитая экономика, невозможен экономический и социальный прогресс. Этот христианский запрет в течение многих веков входил в сильное противоречие с потребностями развивавшегося хозяйства, тормозил, пока не был сломлен уже в новое время:

"Из неоднократных постановлений соборов по этому вопросу, а также из некоторых вышеприведенных мест из писаний отцов церкви мы можем констатировать следующее: несмотря на предписания отцов церкви, многие христиане, в их числе и клирики различных степеней, не соглашались бросить свои денежное операции. Если принять во внимание, что ссуды под проценты были очень распространены в Римской империи и законодательство считало их вполне дозволенным, до известного, довольно высокого уровня процентов, то нет ничего удивительного, что направленные против процентов учения христианства, которые к тому же ни в Ветхом, ни в Новом Завете не были высказаны настолько категорически, чтобы не оставалось никакого сомнения на этот счет,- лишь медленно пробивали себе дорогу, а в некоторых местах, быть может, и вовсе не достигли полного признания".

Как известно, этот запрет потерял свое значение лишь после церковной Реформации в Европе. Что же касается остального содержания взглядов отцов церкви на учение о приобретении богатств, то оно горячо рекомендуется автором книги и его переводчиком современным христианам:

"Как мы видим, в писаниях отцов церкви отражаются различные стороны экономической жизни их эпохи. Если отцы и не дают систематического кодекса морали в области экономической жизни, то они тем не менее имели возможность осветить с точки зрения христианства все связанные с этой областью вопросы.

Они отмечают важность того, каким образом добыто имущество, объясняют, что стремление обладать земными благами должно иметь меру в потребностях человека, и увещевают его не пектись об излишнем. Они считают труд главным и лучшим способом приобретения и снимают с него пятно неблагородного занятия, каким он считался в древнем мире. Они оставили даже предписания для тех, кто живет милостыней. Подробнее всего они останавливаются на правах и обязанностях духовных лиц и бичуют без пощады пороки клириков того времени. Верующим они предоставляют большую свободу в выборе профессии, долженствующей доставить им необходимые хозяйственные блага. Они запрещают только те профессии, которые сопряжены с опасностью для веры, а именно военную и чиновничью службу, - этот запрет действителен лишь пока имеется налицо упомянутая опасность; те же профессии, которые находятся в противоречии с подобающей христианину чистотой нравов, как, напр., артиста и гладиатора, запрещаются безусловно. При оценке различных профессий у отцов, разумеется, обнаруживается влияние их предшественников и современников, так, например, торговля долгое время считается еще занятием не вполне безупречным. Но, в конце концов, отцы признают и хорошую сторону за торговлей, а именно ее значение для всеобщего благосостояния. Вполне согласны отцы в осуждении процентов. Чем ярче выступают отрицательные стороны последних и чем труднее становится отцам искоренить это пустившее глубокие корни зло, тем усерднее и энергичнее борются они с ним, тем многочисленнее и разностороннее приводимые ими аргументы.

Многочисленные учения отцов, затрагивающие экономические вопросы, должны были приучить христиан рассматривать и экономическую сторону их повседневной жизни с точки зрения нравственных начал и даже перед заманчивыми перспективами наживы не забывать, что для верующего существуют другие, высшие блага, которые ни в коем случае нельзя ставить на карту" (конец III главы).

Видимо, эти рекомендаций были актуальными не только для жителей Древнего Рима, но и для русских в предреволюционной России, православных христиан… Правда, меня удивляет некоторое сходство их с марксистскими рекомендациями, которые тоже боролись против капитала, против эксплуатации человека, против наживы и за высокие цели… К чему это привело?!

"IV. Учение о пользовании земными благами"

"Действительную ценность доставляют земным благам только пользование ими… Кто умеет пользоваться самим богатством, тот соберет с него обильную жатву для души. Поэтому,- Климент Александрийский постоянно возвращается к этому утверждению,- не самый факт обладания богатством, а справедливый дележ его делает человека богатым, а так как на последнее способны только бескорыстные люди, т.е. христиане, то в сущности только христиане и богаты в истинном смысле этого слова.

Согласно св.Иоанну Златоусту, справедливое употребление богатства – знак того, что владеешь им как даром от Бога. Не говори,- поучает он,- это мои деньги, и я могу пользоваться ими, как хочу, это вовсе не твоя собственность, а чужая. Чужое становится твоим лишь тогда, если ты уделяешь его другим, если же ты употребляешь его только на себя, то твое становится чужим. Он подчеркивает также необходимость разумного пользования своим имуществом и порицает бессмысленное и бесцельное его расточение, как оно имело место у греческих философов… Именно для того мы и должны презирать деньги, чтобы уметь ими пользоваться… Богачи и скупцы, которые хоронят свое имущество,- а ведь на него и другие имеют право,- в погребах и кладовых, вместо того, чтобы пользоваться им,- воры и разбойники…"

Одна из характерных черт христианской стратегии в пользовании богатствами – это отрицание языческой роскоши и расточительства, бережливость… Лишь такая экономность позволяла сберечь эти блага для бедных. Увещевания отцов церкви на этот счет, без сомнения, явились важным завоеванием экономической этики той эпохи и должны оставаться непременным элементом любой будущей хозяйственной этики, ибо способствуют сбережению и, следовательно, росту совокупного национального богатства общества, этой материальной основы жизни людей. Сегодня эти увещевания направлены против психологии массового безудержного потребительства.

"Климент Александрийский доказывает, что именно те предметы, которые не трудно приобресть, оказываются для нас самыми полезными, ибо ими также всего легче и пользоваться. Тертуллиан так же как и Климент, советует простоту в одежде, Бог сам не желает чрезмерной роскоши… Лактанций выводит долг бережливости из обязанности творить милостыню. Число нуждающихся так велико, что богатые не могут исполнить свой долг по отношению к бедным и вместе с тем вести расточительный образ жизни… Простота должна царить везде, также и в книгах, в том числе и в изданиях Священного Писания… Только те траты приличествуют человеку, которые родились из чистых побуждений. Не возводите ненужных зданий, но постройки необходимые сооружайте…"

Правда, отцы церкви в этих призывах руководствовались не современными требованиями об экономии производительного капитала и сбережении производственных ресурсов, а лишь целями накопления средств для милостыни. Милостыня, это коммунистическое распределение средств "по необходимым потребностям" оказывается почти единственным оправданием и бережливости, и вообще любой экономической деятельности. Фактически раздача милостыни церковью стала продолжением древнеримских государственных раздач хлеба бедному народу. Сходство это очевидно, однако, очень интересно, что отцы церкви постоянно возражали против передачи права и долга милостыни одной церкви, как организации. Они считали, что хотя добрый христианин и должен жертвовать свое имущество в церковь на бедных, но и сам он должен не забывать о личной благотворительности, ибо по их учению, подача милостыни прямо или косвенно связана с отпущением грехов и способствует спасению:

"Как мы видим, почти все отцы учат, что милостыня много содействует отпущению греков. У Оригана и Лактанция мы находим указание на библейский источник этой доктрины. Это – слова Спасителя: Подавайте милостыню, и все будет у Вас чисто (Лк, 11, 41), и: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф.5, 7).

Из нашего изложения следует, что отцы церкви все без исключения оценивают законно приобретенную собственность в зависимости от того, как и на что она употребляется. Выше всего они считают употребление земного имущества на пользу ближних; здесь возможны два случая: раздача всего своего имущества бедным; это удел праведников; делиться же с бедными своим излишком, давать милостыню – долг каждого сколько-нибудь состоятельного христианина. Чтобы быть в состоянии творить милостыню изобильно, необходимо налагать на себя известные ограничения в расходах на собственные потребности, стало быть, избегать роскоши и расточительности. Впрочем, отцы понимают роскошь в довольно узком смысле, так что верующему предоставляется достаточная свобода в распоряжении своей собственностью. Права государства признаются без оговорок; даже церковное имущество не составляет в этом отношении исключения.

Как мы видим, у св.Амвросия общественная благотворительность церкви всегда идет рука об руку с частной. Вообще последняя никогда не считалась излишней рядом с той косвенной помощью бедным, которая выражалась во взносах в общинную кассу. …Монополия благотворительности была чужда церкви, она притом не была в ее интересах. Св.Златоуст… категорически заявляет, что верующий не имеет права отговариваться ссылкой на церковную благотворительность: церковное имущество, правда, идет на общую пользу, но христианин не может спастись, если не творит сам милостыни; из того, что церковь совершает дела благотворительности, не следует еще, что ему отпустятся его грехи, он и сам должен действовать на этом поприще".

Итак, экономическая программа отцов церкви в части распределения материальных богатств сводится в основном к бесплатному распределению их между бедными и нуждающимися (что часто входит в противоречие с апостольским принципом: "Кто не работает, тот не ест" и продолжает стародавнюю коммунистическую традицию родового общества.

Однако очень важным нововведением является передача самой этой благотворительности из государственных рук в руки частные и общественные: даже когда милостыни творили церковные организации, средства для этого они получали из добровольных частных пожертвований. Эта "деталь" оказывается очень важной и кардинально меняет экономические отношения людей. Перемещение бесплатного распределения богатств из государственных в частные руки делает главным субъектом экономической жизни свободного человека и создает условия для развертывания его независимой и свободной экономической деятельности.

Заканчивая перепечатку выдержек из книги Зейпеля, еще раз подчеркнем аналогию между экономикой древней Римской империи и нашей. Конечно, эта аналогия далеко не полная, как и любая аналогия, но в той степени, в которой она существует, справедливо и наше ожидание, что этико-экономическое учение, базирующееся на христианских началах, может стать нашим ближайшим выходом…

Но нельзя основываться только на таком опыте, на этой параллели. Не забудем опыт и остальной человеческой истории, не забудем и опыта экономического застоя в долгие века христианского Средневековья и тех причин, по которым необходимо возникла Европейская Реформация и дополнила рассмотренное выше этико-экономическое учение отцов церкви. Не надо забывать и опыта протестантизма.