В защиту экономических свобод.            Выпуск 4

Раздел VI. Письма о подпольной торговле

Письмо К.Буржуадемову от И.К.с приложением письма фарцовщика и ответ К.Б.

"Уважаемый составитель!

В выпуске ЗЭС (№2) были помещены два частных письма, озаглавленные "письмо отца" и "письмо сына", и имеющие отношение к проблемам подпольной торговали.

Увидев эту публикацию, я решил передать Вам еще одно письмо, случайно оказавшееся в моих руках. Правда, мне кажется, что это письмо идет вразрез с Вашей концепцией. В предыдущих сборниках, составленных Вами, под общим названием "Жить не по лжи?!" была помещена небольшая статья М.Ростиславского, в которой написано, что человеку, который ориентируется на "наживу", в условиях нашего общества нет смысла идти в спекулянты – выгоднее и спокойнее пробиваться в "номенклатуру". Мне кажется, что не часто приходится читать мысли, обладающие такой хорошей предсказательной силой.

В спекулянты идут те, кто не умеет строить долгосрочных планов и ориентируются на сиюминутный интерес, - либо школьники, которым остро не хватает денег на сигареты, а до номенклатуры они еще не доросли, либо какие-то другие, которых не пускают в номенклатуру. И перед молодым человеком, смолоду занявшимся спекуляцией джинсами и дисками, рано или поздно встает вопрос: а дальше-то что? Одно дело – заработать таким способом карманные деньги, а другое – полностью содержать себя (а, возможно, и семью) всю жизнь. Всю жизнь ходить под угрозой и, в конце концов, попасться – перспектива неважная, а вкус к "хорошей жизни" уже появился. Выход ясен - "поступать в институт Международных отношений", вступать в партию и т.д. При полной беспринципности карьеризм превращается как бы в веселую игру – так почему же не попробовать? Тем более что деньги, знакомства и специфические навыки в общении с людьми служат здесь хорошей подмогой.

Мне кажется, что Вы не совсем поняли возражения Ваших оппонентов, а может быть, сами оппоненты не сумели выразить свои мысли достаточно ясно. Вы говорите, что спекулянты выполняют функцию, способствуя более эффективному распределению дефицитных продуктов и доставке их в такие места, куда государственная торговая сеть их не доставляет. Мне кажется, что в этом утверждении много натяжек, но пусть так – не будем спорить.

Дело в другом: мне не нравится фигура спекулянта в целом, во всяком случае не нравится спекулянт, который написал прилагаемое ниже письмо. Если хотите, такого человека я просто боюсь, потому что при первом же случае (или при первой же угрозе) он продаст меня вместе с потрохами ради того же самого чистогана, ради которого он пошел в спекулянты, а теперь пробивается в номенклатурные работники. Так что мне, т.е. человеку, передавшему, к примеру, письмо в сборник типа Вашего, водить знакомство с таким "полезным" человеком просто противопоказано. То же самое касается и его защиты. Вы будете его защищать, а если ему предложат дать показания против Вас – думаете, он откажется?

Конечно, ситуации из жизни диссидентов не характерны для многих, но и в обыденной жизни элементарная человеческая порядочность – качество все-таки не лишнее. Может ли спекулянт быть порядочным человеком? В нашем обществе, как оно существует сегодня, боюсь, что нет. Ситуация подполья и официальной морали накладывает слишком сильный отпечаток. Я полностью согласен с Вами в негативной оценке такой ситуации – хотя бы потому, что каждый человек должен иметь право на свободную предпринимательскую деятельность, разумеется в рамках правовых ограничений. Но я боюсь, что наша "фарца" не станет ограничивать себя рамками законности – она как-то к этому не привыкла. Честно говоря, я не знаю, где выход из такой ситуации, но огульное оправдание спекуляции и воровства настораживает меня точно так же, как и огульное осуждение.

И еще несколько слов о письмах из сборника ЗЭС №2. Судя по контексту, это письма двух независимых друг от друга и не знакомых друг с другом людей и потому непонятно, зачем нужно было называть их авторов "отцом" и "сыном". Во-первых, сама символика здесь какая-то детская. А во-вторых, я не думаю, что про- и контра-спекулянтские взгляды столь строго разделены по поколениям. Среди молодежи сколько угодно комсомольцев и им подобным, осуждающих все и вся, а уж "фарцу" в первую очередь.

Что же касается письма Эрика, то мне чудится в нем какая-то напряженность и неуверенность. Честно говоря, я никому из родителей не посоветовал бы занять позицию, аналогичную позиции матери Эрика (одобрение его деятельности), хотя не разделяю представления, что в наших условиях родители должны скрывать от детей свои независимые политические убеждения, а также источники, на которых эти убеждения сформировались.

Итак, сформулирую окончательно: правовая защита и моральное оправдание должно быть обеспечено только тем предпринимателям, которые соблюдают в своей деятельности правовые и моральные ограничения. Ваш И.К.

Приложение: письмо фарцовщика

Ах, дорогие М. из кошмарного города на Урале, Саша, редколлегия и др.!

Вопрос о праве на "кайф" как в квартире, так и в подъезде, да и в других общественных местах давно и остро волнует нашу компанию. Не в пьяном угаре, а, трезво взвесив всю аргументацию сторон, мы пришли к решению подлить горючих веществ в потухающий спор. Ведь вопрос этот глубоко философичен, как и вопрос о самом "кайфе", и должен быть решен дискуссией с привлечением представителей различных точек зрения, профессий, уровней, но ни в коем случае не журналистов Запада – этих "акробатов фарса", "виртуозов пера" и, естественно, "ротационных машин". И, конечно же, привлечением тех, чей девиз - "живи сам и оставляй на жизнь другим" (или "фарцов" по определению ортодоксальной М. с Урала). Принадлежа к выше слабоконкурентной прослойке социума я взял на себя почетную обязанность (без приглашения) заявить Союзу журналистов и малышам-безнадежникам личное неквалифицированное мнение моих коллег по бизнесу.

Да, мы продаем диски, джинсы (только не "луи" и не "милтон": их продает Мосторг) и прочие нужные вещи за огромную цену (здесь-то и подстерегает нас романтика, за которой мы не поехали на БАМ). Да, М. и Ко действительно покупали у нас (или у нам подобных) вскладчину вещи первой необходимости и модные диски, умудряясь при сем не только презирать нас, но и одновременно не поддерживать отношений, и почему это наших милых девушек отказывается назвать их именами преподобная М.? – Нехорошо, М., их имена не менее певучи, чем твое.

Гениально ставит зарвавшуюся М. на ее место П., пишущая в газету с химической стройки. Оно и она говорит о нас - "фарца" – как-то пренебрежительно, очевидно, не одобряя тоже цены на сборники Ахматовой, произведения "Роллингов" и т.д.

Драчун из Целинограда отрицает какую-либо денежную помощь и призывает милицию для борьбы с "бездельниками". Мы благодарны ему и другим представителям целины, что он не грозит лично физрасправой облитым грязью, подмалеванным, пьяным и оскотиневшим от невежества "фарцам". А ведь это мы, "фарцы", показываем и И., и М., и остальным литсотрудникам, как отличить дешевого западного хиппи от дорогого. Все больше нравится дорогой – он как-то восточнее и, наверное, менее грязен. Отсюда и цены. А Гале И., 15-ти лет, вообще еще рано разбираться в дисках и фирмах, иначе она еще хлебнет горя, ставя на них очередную зарплату родителей или что-то другое.

И, наконец, о покаянном письме осрамившихся на лестничной клетке и пошедших на мировую с "общественностью", бросивших сигареты с марихуаной в мусорное ведро… Дорогие друзья! Даже если весь Союз писателей будет о вас плохо думать, не печальтесь – мы знаем ваши нужды. Жаль, конечно, что вы так быстро ретировались с лестниц и со скамеек! Но нам было так хорошо узнать, что у нас есть смена. Мы тоже в 14 лет, не закончив ПТУ, сидели рядом с "твоими и нашими" мальчиками и девочками, а пили даже не из стакана, а из горла, курили паршивые американские Джибл, Кемел, Ф.Моррис, которые тогда продавал Главтабак, а теперь продаем мы. И нас тоже не всегда пускали в квартиры; в этом нынешняя молодежь нас обошла. Но вот мы стали фарцой: появились деньги, кооперативные квартиры, катера и яхты, новые встречи, нужные знакомства и нас, вы знаете, стали пускать, а иногда и затаскивать, как хваленых американских "профи". Подумайте, П., М… и литсотрудники! Еще не все потеряно! Мы тоже пооканчиваем институты международных отношений, купим: а) книжные полки; б) книги и склеим корешки; в) "Жигули", и будем ронять из карманов программки и билеты на Таганку и на премьеры во все театры, куда модно будет ходить впредь. Но нас тоже грызет, и, наверное, будет грызть вопрос, a не зря ли мы ушли из подъездов? И нас будет утешать лишь тень В.Ломейко и его бессмертной статьи!

Мы не снобы, мы – фарцы – делаем вашу жизнь дорогой и модной. И хотя вы нас за материю презираете, мы вас за торжество духа любим. Ну, привет, работники штопора и пера. Балдейте на страницах Вашего журнала!

По поручению контрабандной группы "не пойман – не вор". Ваня Веников".

Ответ К.Буржуадемова

Мы очень по-разному оцениваем вышеприведенное письмо фарцовщика: я – положительно, И.К. – отрицательно. При этом я ссылаюсь на ту пользу, которую он и его друзья приносят своим потребителям, И.К. – на их возможную в будущем партийную ("номенклатурную") карьеру. Я при чтении обращаю внимание на то, как свободно разговаривают они в своем обращении "наверх" (в журнал), как презирают газетные штампы и пропагандируемые государством образцы, а И.К. отмечают, что эти люди в будущем надеются окончить ИМО, ездить по заграницам и преуспевать.

Я замечаю, что эти ребята уже оторвались от губительного ничегонеделанья и пьянства в подъездах, т.е. от чисто негативного протеста против системы, и как раз – не в сторону государственной службы, а, напротив, в сторону свободного дела и свободной жизни, что даже в этом, нарочито-задиристом письме у них проявляются собственные моральные правила и самоограничения собственной наживы (вспомните совет пятнадцатилетней Гале Н. не покупать дорогие диски на деньги родителей) и стремления к неофициальной культуре (сюда входят и полки с книгами, и заграничные поездки, и "Таганка" и многое иное)…

И.К. же говорит о беспринципности фарцовщиков и спекулянтов, об их продажности и т.п. Видимо, у нас очень разные взгляды и предубеждения, потому мы и не можем равно оценить одно и то же письмо.

И действительно, И.К. в переданном им письме видит важный аргумент против моей позиции в экономической дискуссии (см.выпуски 1 и 2 "ЗЭС" и сборники "Жить не по лжи!?"). Причем сами экономические доводы он отбрасывает ("не будем спорить"), а собственные оценки обосновывает просто на эмоции - "мне не нравится фигура спекулянта в целом", "я такого человека просто боюсь", потому что он при первом же случае… продаст меня (как диссидента)". Безнравственность спекулянтов вообще и автора письма в частности не доказывается, а просто декларируется. Но почему все же "фарцовщик" испугается и продаст диссидента скорее, чем обычный "комсомолец"? В жизни наблюдается скорее иное: именно "порядочные, служащие люди", не привычные к противостоянию системе, чаще ломаются при первой же угрозе. И.К. ссылается на довод, когда-то высказанный М.Ростиславским - "Человеку, который ориентирован только на наживу, в условиях нашего общества нет смысла идти в спекулянты – выгоднее пробиваться в номенклатуру". Тезис этот в общем справедлив, но доказывает он иное, чем кажется И.К. (да и М.Ростиславскому, как я уже отмечал однажды). Тезис доказывает лишь, что реальным спекулянтам важна не только личная нажива, а и многое другое, раз они отвергают более выгодный и спокойный путь ради более опасного. Видимо, им важны еще и стиль свободной жизни, сознание приносимой людям пользы, противостояние системе. Вопрос: почему же существуют реальные спекулянты, И.К. решает очень просто: либо по молодости-глупости, либо по неспособности занять пост в номенклатуре. Получается своеобразная схема симбиоза спекулянтов и чиновников, где спекулянты есть лишь будущие начальники или отвергнутые кандидаты в начальники. Однако в действительности такая схема не имеет ничего общего. Директора, партсекретари, работники "органов" и пр. – из спекулянтов и прочих экономически свободных людей никогда не вырастают (для этого служит комсомольский и прочий "актив", научно-техническая и гуманитарная интеллигенция), а при неудачной карьере, как правило, в спекулянтов не обращаются (для этого есть должности рангом пониже номенклатуры). Лишь по ослеплению можно не видеть колоссальных различий между этими людьми. Хотя, конечно, существует между ними и общее стремление к богатой жизни. Впрочем, это стремление свойственно почти всем людям, поэтому осуждать можно не за само такое стремление к "наживе", а за способы его осуществления.

И.К. говорит: "Спекулянт не может быть порядочным человеком в нашем обществе, потому что на него давит ситуация подполья и официальной морали". – А на кого из нас не давит эта ситуация? И почему же именно спекулянтов она калечит и уродует, а вот иных – возвышает? – Утверждение такое чрезвычайно субъективно и пристрастно.

Впрочем, как ни странно, с конечным выводом И.К. можно согласиться: свободные предприниматели (в том числе, видимо, и спекулянты) должны выполнять правовые и моральные ограничения; они подлежат безусловно и защите лишь при выполнении этих ограничений. Весь вопрос состоит только в том, какие нужно выполнять "правовые и моральные ограничения"? Если в эти ограничения входят нынешние ст. 153 и ст. 154 УК РСФСР против частного предпринимательства и спекуляции, или моральное осуждение рыночных высоких цен – это одно и, видимо, неприемлемо для частных предпринимателей и спекулянтов-торговцев. Если же под ограничениями И.К. понимает честность при сделках, взаимовыгодность отношений, трудолюбие, ответственность и т.д. – то это совсем другое. И тогда надо выяснить, в чем именно такие ограничения нарушают спекулянты вообще и автор приведенного И.К. письма в частности. Вот на что следовало бы указать в первую очередь. И я надеюсь, что, подняв важный вопрос, И.К. найдет силы для более глубокого анализа и самого письма и всей ситуации.

В отношении данных мною заголовков на письмах "отца" и "сына", то вместе с И.К. я убежден, что среди современных молодых людей много еще есть убежденных комсомольцев, даже сталинистского или досталинистского типа, и что без спекулянтов не обходилось наше общество во все годы своего существования. Но вместе с тем соотношение численности этих типов людей не может быть постоянным во времени, кого-то становится больше, кого-то меньше. Я думаю, что экономически свободных людей сейчас стало больше, а убежденных "комсомольцев" – меньше. Если И.К. считает, что в обществе наличествует обратная тенденция, я буду рад выслушать его аргументы.

Наконец, последнее и, может, самое главное. В письме молодого фарцовщика мне тоже не все нравится. Очень не нравится несерьезность отношения к письму, и, видимо, к своему делу. Не нравится зазнайство и стремление к "красивой жизни" самой по себе, к потребительству. Эти отрицательные черты в будущем, в нашей обстановке чрезмерных (и потому несправедливых и недейственных) правовых и моральных ограничений, могут привести автора письма и его коллег к сползанию на более легкий и потому уже неправедный путь. Партийная карьера и номенклатура, конечно, им не грозит, а вот обычная уголовщина – очень даже с ними возможна.

Какой же выход? Настаивать на выполнении существующих репрессивных "ограничений" – значит, толкать этих молодых в "номенклатуру", отрицать любые ограничения – значит, попустительствовать их сползанию в уголовщину. Как мне кажется, выходом может стать лишь настаивание на истинных моральных ограничениях свободной экономической деятельности и прославление ценности свободного труда, торговли и предпринимательства.