Американский дневник - 1991 год

Предварение 2013года

В 1989г.(по желанию нашего нового тогда соседа Миши Харшана – заядлого туриста, а через недолгое время Председателя Первого ваучерного фонда, мы оказались в группе московских велосипедистов, сопровождающих американских велотуристов по Украине от Чопа до Киева(ссылка на …). Новый вид путешествий оказался нам и в радость, и по силам, а завязавшиеся дружеские отношения с единственной женщиной в группе американцев Рэндой Мархенке вызвали у неё желание ответить дружественным шагом – пригласить нас к себе в гости. Мы верили и не верили возможности увидеть мир, хотя границы вроде бы открылись. На следующее лето мы решились на самостоятельную велопоездку в Париж, и она осуществилась(!) (см ссылка).Таким образом проверив открытость границ, мы поверили, что сможем увидеть Америку и дали Рэнде «добро» на оформление приглашения. Чтобы уменьшить наши расходы, она купила нам авиабилеты с восточного берега США на западный и приняла «на полный пансион» у себя в доме. Вместе с этими билетами и страховкой в службе авиакомпании «Дельта» я получила $50 (с этого момента всё лучшее, что может быть связано с перелётами, олицетворяет для меня эта буква-слово).

Покупка билетов экономкласса в Америку представляла тогда большую мороку. Перед входом в авиакассы на Фрунзенской набережной собиралась на перекличку раз в неделю по утрам огромная толпа. Я не помню, сколько холодных, промозглых утр Витя, я, мы по очереди там провели, точно не два и не три. Двое молодых мужчин со списком, сообщали нам, какой номер вчера получил билет, и мы строили свои прогнозы, когда подойдёт наша очередь. Когда же она подошла, и мы приехали в Центральное международное агентство аэрофлота, то возникло странное ощущение, что нас дурили. Возможно, ребята таким образом спекулировали очерёдностью, а может, наконец, появились дополнительные авиарейсы.

За билеты до Вашингтона и обратно мы заплатили 8 300руб. – это было больше, чем первоначальная стоимость нашей четырёхкомнатной кооперативной квартиры, в которой мы жили уже 17лет. Наша суммарная зарплаты (без вычетов) была тогда около 500руб., и мы сколько-то откладывали, т.к. старшие дети уже отделились. Но всё же такая сумма могла собраться только благодаря тому, что накануне смерти Витин папа отдал мне их с мамой сбережения, и тому, что мы старательно берегли заработанные на шабашках деньги (после того, как оправились от долгов на вступительный взнос в кооператив). Кстати, пустые сберкнижки в конце года, когда началось стремительное обесценивание денег, было даже приятно взять в руки. «Успели распорядиться трудовыми накоплениями наилучшим способом» - увидели Америку и американцев, о чём ещё пару лет назад и мечтать не могли.

Конечно, настроившись путешествовать по Америке с пустыми карманами, мы приготовили карту, палатку, самодельный двойной спальник, канн (плоскую кастрюлю) и сухую еду. Походные тетради стараниями друзей пополнялись адресами правозащитных организаций и эмигрантов, которые предположительно могли бы помочь и подзащитным нашего Общества ЗОХиЭС, и нам лично(по части ночёвок). Появилась надежда на передышки от трудового туризма. Но встретить нас в Вашингтоне было решительно некому.

В начале мая мы сообщаем Рэнде о покупке билетов, о дате вылета из Москвы и о своих планах на путешествие по Америке и на знакомства. Через месяц Рэнда присылает факс с сообщением, что она застраховала нас на два почти месяца до 3 сентября и купила билеты на перелёт с Востока на Запад и обратно.

Совсем незадолго до вылета Валера Абрамкин записал нам телефон Лены Томачинской – жены его умершего друга, живущей в соседнем с Вашингтоном городке. Это был царский подарок. Лена нас встретила, кормила-поила-разговаривала, спать уложила на гостевом диване, а её друг Юра находил Вите работу и привёз нас в Нью-Йорк на квартиру своего друга и, как оказалось, нашего соученика по курсам английского языка.

Для лучшего представления о Витиных ожиданиях перед посещением Америки я решилась перепечатать одно из его писем Рэнде, написанное после телефонного разговора и факса (у Рэнды уже тогда стал жить москвич Миша). Я, переполненная работой и во ВНИИГПЭ, и в нашем Обществе, думала о поездке «на бегу» и всё больше о бытовых проблемах. Случайно сохранился список дел, где один из пунктов, например, «сшить штаны» (удачные получились, и только недавно перешли в разряд «для красильных работ» для Вити).

Дорогая Рэнда и все американские друзья! Большое спасибо за разъяснения и помощь! Извините за непонимание американской дороговизны и тех трат, на которые мы вас уже обрекли, хотя, честное слово, очень хотели бы этого избежать. Поймите, нам и в голову не приходило, что в Америке обычный автобус в 8 раз дороже самолёта (в Союзе соотношение цен обратное). Намечая автобусный маршрут, мы в первую очередь думали, что сэкономим ваши деньги. Так же мы плохо понимали, почему вы обязаны покупать нам жутко дорогие страховки – мы никогда ничего не страховали, тем более себя. Ещё не попав в Америку, мы видим, насколько там сложно и дорого жить. Видимо есть какая-то правда в словах: «Америка – страна несвободы». А вот в Союзе мы вольны двигаться практически куда угодно и с минимумом денег. Давайте чаще встречаться в Союзе! С мечтой же увидеть всю Америку, нам, видимо, придётся расстаться.

В отношении нашего маршрута мы теперь видим только три варианта.

1. Мы просим заказать авиабилеты из Чикаго в Сан-Франциско на 15 августа или позже, обратные на 30 августа до Атланты (думаю, что четырёх дней хватит, чтоб добраться оттуда в Вашингтон и улететь 3 сентября, как положено). Если такой риск неприемлем, по просим взять до Ричмонда, чтобы хоть краешком глаза увидеть Юг.

Кстати, мы ещё не до конца уверены, что нет шансов обменять в Сан-Франциско свои обратные билеты на «Сан-Франциско –Хабаровск» через Аляску. Такой кругосветный перелёт можем оказаться даже дешевле. Мы пытались обратный билет до Хабаровска купить в Москве, но бюрократы не дали. Может Вам удастся в Сан-Франциско выяснить такую возможность, и тогда вопрос об обратном билете сам собою отпадёт.

Спасибо друзьям-велосипедистам за помощь, но нам стыдно обременять их просьбами об организации каких-либо поездок. Будем рады побывать в гостях у каждого и дома, и на работе. Конечно, надеемся поближе познакомиться с Сан-Франциско, Монтереем и, может, разочек подняться повыше в ближайшие горы. Остальное, видимо, останется для нас недоступным.

2. Если эта просьба окажется невозможной (по срокам или по деньгам), то давайте не будем переживать, отложим нашу встречу до следующих лет в Союзе, а мы два месяца проведём в восточных штатах. При этом мы просили бы Вас не беспокоиться о нас (как это делали наши парижские друзья в прошлом году, когда мы, получив их приглашение, проехали на велосипедах через всю Европу до Парижа). Главное, что и в таком случае наша мечта побывать в Америке свободными людьми, осуществится.

3. Нам сразу надо будет лететь из Вашингтона в Санта Круз, чтоб находиться там под благожелательным присмотром, иначе будет аннулировано приглашении. Очень надеюсь, что Вы не изберёте этот печальный вариант, и нам не нужно будет спешить сдавать свои авиабилеты.

Ждём с нетерпением сообщения о принятом Вами решении. Если ответ будет положительным, то нам надо знать, как и где в Вашингтоне мы сможем получить авиабилеты и свидетельства о страховке, и Ваши пожелания о периодичности связи с Санта Крузом в период нашего пребывания на Востоке. При этом ещё раз просим не беспокоиться о наших бытовых проблемах. Мы уверены, что сможем их разрешать с помощью знакомых или самостоятельно. Во всяком случае, поверить, что американская полиция сажает в тюрьму за ночное пребывание вне дорогостоящих стоянок, мы сейчас не в состоянии. Нам необходимо увидеть Америку, какая она есть на деле, без сопровождающих Ваши Виктор и Лиля 2.05.91

6 июля

I’m beginning my daily (я начинаю свой дневник). Сзади - английская речь, сбоку - улыбающаяся американка. Но в основном, наш салон заполнен русскими, только что во второй раз поевшими. И как поевшими! Настоящий «праздник живота» испытала я!

Опишу, как это происходило. Попоив нас водичкой и соком (от вина мы отказались), принесли по подносику, где все отдельно, в целофанчиках. Подсмотрев за соседкой через проход (место рядом с нами пустовало до Ирландии), я тоже взяла нож в правую руку и начала мелко резать колбасу и ветчину с огурчиками...

И на этом слове у меня пропало желание описывать «праздник живота», т.к. стюардессы начали заполнять таможенные декларации, и выяснилось, что нужны приглашения, которые я, поколебавшись, оставила дома. Дрожь в моих руках еще не прошла, хотя нужным сейчас оказался только точный адрес приглашающего. Таможенник захочет его увидеть в самом приглашении, и у нас еще будет задержка. Я не буду развивать мысль о собственной глупости, от которой уже третий стресс, напишу только о стрессах. Первый – я не уговорила Витю выйти раньше, и мы появились на автобусной станции у м. Планерная через 10 минут после ухода последнего автобуса в Шереметьево. Добирались в темноте двумя другими автобусами, благо времени до утра было много.

Второй раз нас стукнуло уже в аэропорту: к тому времени, когда мы решили оторваться от скамейки, где дремали, и подошли к аэрофлотовской стойке, выяснилось, что first class уже заполнен, и нам было сказано, что мы не улетим сегодня. Но потом дали посадочные в economclass и поздравили с тем, что задарма будем лететь в прекрасных условиях. Различий в удобствах мы и не уловили. Кормят, я полагаю, всех одинаково. А что еще? Так в чём была моя вторая глупость? – Попросила Витю разузнать, где и когда начнут регистрировать, а не сделала это сама. Мы тогда б раньше вышли к стойке, и проход был бы спокойным. Таможенник пропустил нас мгновенно, не изучая содержимое наших рюкзаков и деклараций, в которых были ошибочно записаны марки вместо прошлогодних франков и 20 долларов, что его не смутило.

Сколько еще предстоит неожиданностей, которые я теперь так волнительно воспринимаю? Может, побольше предстоящих радостей.

И все же удовольствия начались: первая - прогулка по аэровокзалу Шеннон под Дублином, где менялся экипаж, и шла заправка горючим, а мы ходили по магазину из одних красивых вещей, как по музею, потом по маленькой выставке-продаже скульптур. Действительно, много красивых вещей в красивых витринах, а скульптуры динамичные, сильные. Потом смотрели TV и компьютерные игры и в окна на цветочные дорожки, на море автомобилей, на туманный морской берег (при отлете пошел-таки дождь).

А еще были виды сверху - Витя их тихонько щелкал: клетки полей, мирных индивидуалисток коров и острова, обведённые белой прибрежной полосой, на которых живут отважные, не боящиеся затопления люди. Сверху ведь кажется, что острова совсем на уровне моря.

«Пролетаем над Копенгагеном, в 10.15. будем пролетать над Ливерпулем...» И хотя ни тот, ни другой город мы не увидели, звучало всё же хорошо.

Из Ирландии 7 часов лёта, значит, в общей сложности больше 12. Ниже нас на 10 км Атлантический океан, но плотный слой облаков его полностью закрывает. Вокруг самолета -45о, и это кажется не вероятным - ведь вокруг яркий солнечный свет. Правда, Витя сидит у окна в свитере - ему холодно от стенки, а люди вокруг укрывают ноги аэрофлотовскими пледами.

У американки, которая от Шеннона сидит рядом со мной, очень забавный наряд – голубое коротенькое, как на школьнице, платьице, незастёгнутые на груди пуговицы, обрезанные чуть ниже колен колготки. Но какая улыбка!

О! Облака раскрылись и бегут барашки волн по Атлантическому океану - показал себя океан-великан. Нас тут дважды учили пользоваться спасжилетом, надо верить, что эти знания не будут востребованы.

Люди вокруг, в основном, спят. Не знаю, как в самолете «pan Amerika», но наши люди, поев, спят. И я, на время успокоясь, засыпаю. Осталось 2,5 часа полёта.

Ещё напишу про приятный полдник: sandwich, orange and tee with lemon, и это всё вдобавок к вкуснейшим бифштексу и мясу (уж и не знаю, как назвать это тающее во рту чудо). Мы вообще доедали гарниры до конца: и картошку, и фасолевые стручки. А наш случайный сосед съел только четверть бифштекса, а к пирожному даже не прикоснулся. Он из тех, кто часто бывает в загранкомандировках. Наслушались их воспоминаний о том, где и сколько они пили.

И вот самолет приземляется в аэропорту Вашингтона Даллас, показав нам сверху ухоженную, как и в Европе, землю. Два автобуса своими хоботами присосались к самолету, впустили пассажиров в своё обитое паласом нутро, а затем отвезли нас в прохладное, просторное и только для пассажиров одного самолёта помещение таможни (теперь я знаю, что первая процедура – пограничный контроль).

И вот мы стоим за желтой линией и ждем проверки паспортов. Я продолжаю волноваться: спросят или нет приглашение... Не спросили. Здесь работают не пограничники, как я их представляю, а обычные служащие. Он и посмотрел только то, что положено: в декларации был вписан адрес, он его и вбил в компьютер и, убедившись, что это наши паспорта, проставил в них нужные печати. Осталось только взять с вращающегося круга наши рюкзаки и вручить одну из бумажек бабушке - таможеннице...

У входа в основное здание аэровокзала мы видим улыбающиеся лица встречающих, держащих в руках плакатики с фамилиями тех, кого они встречают. Лены нет, а нам еще нужно забрать в аэроагентстве «Дельта» билеты из Чикаго в Сан-Франциско, что заказала нам Рэнда. Я отправляюсь на поиски. Нахожу багажное отделение «Дельты» и решаюсь спросить, где их стойка, оформляющая билеты. Это мой первый вопрос на английском, и меня поняли! Через минуту я стою на верхнем этаже вокзала перед молодой женщиной с красивыми волосами и показываю ей факс Рэнды - «Окей!», ещё три минуты и билеты выписаны. Мы улыбаемся друг другу, и я бегу к эскалатору на встречу с Витей. Но тут же вспоминаю, что Рэнда писала еще про 50 долларов, которые мне вручат вместе с билетами, и возвращаюсь. Служащая уже принимает багаж у пассажира, и мне приходится ждать. Выслушав меня, она уходит куда-то, возвращается с телеграммой и вручаем мне 50 долларов с улыбкой и извинениями.

Я тоже улыбаюсь и мчусь к Вите. Витя без рюкзаков – они в Лениной машине. Лена сама подошла к Вите, вычислив его, а теперь со своим шестилетним сыночком Витей ожидала нас у своей машины. Это была все-таки не та молодая женщина, которую я ожидала увидеть, но с первой же минуты оказалось с ней легко и просто.

Мне показалась совсем новой её машина, а она из тех, что сдают на свалку, и была куплена всего за З00 долларов, а не за какие-то 10тыс. Лена вела машину легко, только пару раз тормознула из-за светофоров, но уже в самом Вашингтоне.

И вот Вашингтон с ещё гуляющими с 4 июля – дня независимости – главного праздника американского народа - людьми. Жара +29оС, но Лена махнула рукой: «Они привычные». Центр просторный, вместо нагромождения зданий - площадки для бейсбола. И играют! Рыночные балаганы – оттуда звучат песни и красивые музейные здания с бесплатным входом.

Праздник мы ощутили по улыбающимся, обращённым к нам лицам негров, когда на заправочной станции охлаждали водой нашу машину. “You lose?” – спросил меня несколько раз полный живой негр в жёлтых шортах, перед тем как, выйдя из магазинчика, сесть на свой велосипед. Пришлось лезть в словарь и убедиться, что он, спрашивал «Вы потерялись?», увидев у меня развёрнутую карту Вашингтона. Не получив ответа, он весело поболтал с входящими в магазинчик негритянками и уехал. Мы ехали по «опасной для белых» 14 st. и ещё раз порадовались, грядя на компанию веселящихся негров. День субботний, к тому же праздник.

Я пишу слово «негр», не вкладывая в него ни грамма уничижительного смысла, просто оно мне привычное, как привычно было нашему любимому Короленко употреблять слово «жид»

Заехали в русскую церковь. Их две в Вашингтоне: эта, на 17 st., поддерживается Московской патриархией, а другая – от Зарубежной русской церкви. Тишина, птицы, молодой человек в плавках загорает на крыше ворот. Двери церкви закрыты. Здание выглядит новым. Мало украшений, сдержано, но красный кирпич с белой лепниной – это всегда хорошо. В этом районе много церквей разных толков, надо там пройтись.

И вот мы, выехав на кольцевую дорогу, оказываемся уже вне округа Колумбия, т.е. города Вашингтона, в штате MD, где прямо у кольцевой дороги, в городке Silver Spring, Лена Томачинская со своими двумя мальчишками живёт в квартире на первом этаже, число комнат в которой не могу точно посчитать, т.к. они перетекают одна в другую. Определённо имеется две спальни (квартиру с одной спальней Лене бы не дали – не положено по американским меркам), две ванные комнаты (очень удобно). В одной комнате есть часть, занимаемая кухней (она отгорожена стенкой от гостиной с телевизором). По обе стороны от кухни пространства для будничного стола и для праздничного. Есть встроенный шкаф против входной двери для одежды-обуви и встроенные в стенки коридора шкафы для белья и пр. Мебель, по Лениному утверждению, с помоек и с дешёвых частных распродаж, где всё в пределах 10 долларов. Но это «всё» такое добротное, деревянное, а не прессованное. Много подвешенных цветов, картины, акварели. Пол везде, кроме кухни и будничной столовой, покрыт паласом, причём сплошным, без разрезов. Конечно, есть кондиционер, постоянно работающий (моим ногам сейчас даже холодно), большая стиральная машина, встроенная в кухонный комплекс, раковина с приспособлением в её жерле для резки отходов, телефон с автоответчиком. И, конечно, русские книги. Осталось только понять, какие ещё книги Лена хотела бы иметь.

Лена живёт в США 2года 4мес. Она получает пособие на себя и на двоих детей. Ей не положено отлучаться от своих детей, но она всё же подрабатывает, забирая из ясель двухлетнего малыша, о котором рассказывает с восторгом. В той семье есть ещё 3-хлетний мальчик, но он у папы мулата и мамы, имеющей русских родителей, получился совсем беленьким, что привело к восторженному забалыванию. А второй - чёрненький чертёнок - всех очаровывает. В субботу и воскресенье Лена свободна. Теперь, когда есть машина, они могут ездить купаться и на залив, и на озеро (там бесплатный бассейн и рыбалка). Сегодня Женя отпросился ночевать к приятелю, Лена не препятствовала. Отношения с детьми спокойные, свободы им достаточно, велосипеды, ракетки есть.

Наши полдня и вечер были заняты разговорами живыми и телефонными, посмотрели детектив про happy-end для грабителя банка. Конечно, мы не понимали текст, но мимики и жестов нам хватало.

Лена рассказала много интересного about customs of Americans. Её сильное удивление - американцы доносят друг на друга, и объяснение – в Америке законы не для карающих чиновников, а для людей. Если ты нарушаешь законы, ты – против людей, и полиция, служащая людям, должна тебя приструнить, например, оштрафовать. Деньгами определяется вся жизнь американцев. Лена рассказала случай из своей жизни. Она повезла в Нью-Йорк своих друзей, а аккумулятор сел. Сделала несколько попыток подзарядиться от других машин, но далеко не уезжала. Кончилось тем, что они вынуждены были толкать машину до съезда с автобана. Полиции было сообщено, что у них авария. Подъехавшая машина вызвала толкача, но денег на толкач у Лены не было. И вот картинка: ночь, две женщины и один мужчина толкают машину, за ними едет полицейская машина, а затем толкач. Съехав и дотолкав машину до дозволенной стоянки, Лена позвонила в Вашингтон, и друг, покинув постель в 3 часа ночи, помчался к ним на помощь, но инструмент забыл взять. Пришлось всем возвращаться (без Лениной машины) в Вашингтон.

Лена много освоила, правда, английский ещё не как родной. Но у неё никаких комплексов. Прекрасно. Её Витёк забывает русскую речь – ему проще говорить по-английски. И Женя не всегда выдерживает свой зарок - говорить с братом только по-русски. Если Витя разучится говорить по-русски, то Жене предстоит уже через 8 лет покупать дом в Калифорнии, а в противном случае Витин папа Саша обещал купить домик на колёсах для путешествий. Женя смиряется, что дом в Калифорнии ему придётся покупать, но спокоен – ведь он хорошо учится и потому ему будет доступно бесплатное обучение на конструктора машин, а значит, он станет обеспеченным человеком. Наш Алёша в свои 17 куда менее уверен в своём будущем. По Жениным рассказам в школе довольно строго, бегать даже нельзя. Дети хорошо сознают, что они пришли получать знания для будущей жизни. Женю даже прикрепляли к двум русским мальчишкам, чтоб отучить их от баловства. Интересно, что если ребёнок как-то неправильно себя ведёт, его осуждают одноклассники. Никаких списываний, все учатся сознательно. Невероятно! Но нельзя не верить Жене. Просто непривычно нам, хотя вполне разумно. Да еще, если интересные занятия, то учиться легко.

У Жени громадная машина, дистанционно управляемая, которая, по его словам, может достигать скорости 60км/час, много компьютерных игр. Одну из них я просмотрела, её, как объяснил Женя, русские придумали. Действительно, наши дети в такие кубики играют с удовольствием, только фигурки, укладываются в горизонтальном направлении. В другие игры поиграть не успели. Но это я залезла в третий день нашей американской жизни, а был ещё второй.

7 июля

Мы проснулись в 7 часов и стали ждать Лениного пробуждения, чтоб получить советы. А она, наверное, под утро легла. Витя всё же разбудил Лену, чтобы попрощаться, когда мы в начале двенадцатого собрались выходить. Бодро и счастливо шагаем по Silver String, и, увидев дорогу влево, сворачиваем на неё. В какой-то момент выясняем, что это New Hampshire -она есть на нашей карте, мы видим, куда она ведёт.OK!

Но через час начинает допекать предгрозовая жара-духота. Моё сердце начинает бешено стучать, а ноги дрожать. Сидеть в тенёчке всё равно жарко. Стоять в магазине с кондиционерами прохладно и интересно (видеть его богатство и людей, берущих горы этого богатства), но ноги просят разгрузки. Вот так и идём. Витя переносит жару легче меня и экономно щёлкает спуском фотоаппарата. Мои глаза воспринимают (в основном, после отдыха) аккуратные домики, детали, вроде необычных почтовых ящиков, фигурок у домов, ступенек в зелёном паласе и т.д. Заходили прохлаждаться в ковровый магазин, где стоят очень широкие паласы, всякие ковры, металлические широкие кровати с шишечками, заходили в магазин с видеокассетами, в продовольственные.

Встречали стройных негритянок в красивых нарядах с удивительными шляпками и наоборот очень толстых в шортах. У одной из церквей видели праздничный кортеж машин и аристократично державшихся и соответственно одетых негритянок. Америка – их страна.

Лена неоднозначно относится к неграм, т.к. поначалу жила в негритянском, наркоманском районе. Как я поняла, вреда они ей не делали, но было ожидание опасности. Обратный путь мы проделали уже по другой улице, по 16 st., где живут белые. Как же хорошо, что Америка нашла формы приемлемого сосуществования! И это оттого, что идея равенства у них впитывается с молоком матери. А мы воспитаны в неравенстве, а идею равенства узнавали из книг и растили в себе путём самовоспитания.

Так вот, вчера мы шли-шли пять, а то и шесть часов в одну сторону. Чуть-чуть нас смочил дождь, обмылись в ручейке, брызгал мне Витя в лицо, когда помирала. Видели красивые дома и многочисленные разных толков церкви, совсем простые по внешнему виду и красивые, но все, кроме одной, не намного возвышались над соседними домами. На подходе к Белому дому, в деревянной загородке, видно, зоне пребывания протестующих, встретили пацифистов, расписались за уничтожение ядерного оружия и получили бумаги для своих земляков.

В районе Белого дома много памятников (мы мало кого знаем). Белый дом такой же, как на известных картинках, но сейчас часть его занавешена для ремонта. Здесь, у Белого дома, под дубом, я рухнула на траву и заснула, а Витя ещё пошагал, вроде бы к стеле Вашингтона и чуть дальше (у него тоже силы кончались). Не знаю, когда он вернулся, но начали мы возвращение в 7 часов вечера, а сдвинули незамкнутую дверь Лениной квартиры в 1час 33мин. На ногах наших вздулись водянки и болели они сверху донизу. Витя пошёл что-нибудь попить, и к нему вышла наша хозяйка, а я после душа «откинула копыта»- заснула на минуточку, а потом, не умея выключить свет, ждала, когда это сделает Лена.

Были на обратном пути красивые торжественные здания, было удивление, что стриты вовсе не так уж параллельны, а поперёк не только авеню, но и стриты с буквенным обозначением. А наша утренняя New Hampshire и некоторые другие наискосок пересекают и стриты и авеню. Был сильнейший ливень, который мы переждали на лавочке автобусной остановки. Были знаки – человек с частично спрятанной в воротник головой – опасные участки. Но мы шли. Были совсем безлюдные участки. Мы шли. Был длинный участок автобана (не знаю, как американцы зовут свои машинные трассы), где ходить не положено, а мы шли не только туда, но и обратно. Да, обратно, т.к. неправильно определили ориентировочную точку. Надо было искать не пересечение шоссе Колорадо с New Hampshire, а нашей Look wood с New Hamрshire. Не увидав нужной экспозиции при переходе New Hampshire, мы пошагали дальше, решив, что какая-то другая улица в неё втекала и надо ту найти. Мы даже прибавили шагу, чтоб поскорее найти, но перекрёстки шли, а желанного view не было. И вот мы, раскрыв карту на очередном перекрестке, убедились, что ушли далеко и надо возвращаться. Куда денешься, вернулись. Дурная голова ногам покоя не даёт.

8 июля

Отдыхаем от вчерашнего похода у телевизора, в разговорах с Юрой и Тамарой. Юра – московский ювелир. Здесь он уже год, но скоро вернётся домой. Выполняет заказы автокефальной русской церкви. Всего русских церквей не две, как я вначале написала, а три: Зарубежная, Московской патриархии и Автокефальная. Политические разногласия есть только между первой и двумя другими. Остальные церкви Вашингтона живут дружно. У нас с Юрой в политических, экономических взглядах разногласий пока не выявилось. Человек он скромный и талантливый. Как же важно, чтоб такие люди не уезжали навсегда, чтоб не так уж интенсивно обескровливалась наша такая неразумная страна!

Тамара живёт в США уже 12 лет. Ей 40лет, у неё трое детей: дочь 13лет, сын Вася (для американцев Витя) -8лет и полугодовое бэби мужского пола. Обязанности няньки в летнее время охотно (за плату) выполняет дочка, а Вася постоянно крутится в доме Лены. Тамара охотно и подробно поделилась опытом своей американской жизни. Её последнее место работы в Москве - Торговая палата, где она осознавала себя квалифицированным переводчиком, т.к. не ленилась заглядывать в технические книги, чтоб понимать суть переводимого. Её нынешняя работа – самостоятельный переводческий бизнес. Ещё я запомнила, что у неё есть курс из девяти лекций в университете «Различия представлений русских и американцев». Полезную для себя работу – оценить разность представлений тех и других, чтоб лучше ориентироваться в американском мире, она довела до товарного вида – до курса лекций. Деловая женщина. В её деловитости нет засущенности или ножевой узости. Она эмоционально богата. Нас восхитило её желание отправить с нами лекарства даже не родственникам, которые уже скоро переезжают сюда, а чужим людям. Она дала много советов, как нужно обращаться с американцами, но мы большинством из них не можем воспользоваться. Так, у Вити нет пиджака и галстука, нет первоклассного переводчика и по правилам составленных солидных писем, а самое главное, нет предложений, что могут иметь американцы в результате деятельности нашего Общества. Она придумала новое название для нашего Общества, и Витя сейчас пишет Proposition. Её замечания о видении, восприятии американцев настолько глубоки, что я так и не усвоила, как надо писать, чтобы американцев заинтересовать. Может, Вите это удалось, пишет же что-то... Но что я точно знаю – нам не стать деловыми на американский манер, как никогда не заговорить свободно по-английски. Нам надо постоянно думать и разумно вести себя, чтоб и Общество наше стало достаточно авторитетным для эффективной работы и чтоб не «получать по мордам» лишний раз.

Тамара ещё рассказала о своём отце – честнейшем человеке из ОБХСС, на совести которого дело директора Елисеевского магазина Соколова. Перед смертью он принял христианство и плакал, просил прощения за загубленные жизни. Тамара, похоже, в отца, но ей не приходится решать людские судьбы, а энергия и быстрый ум идут в бизнес и в детей.

В 7-ом часу повёз нас Юра к Joan Beecher Eichrodt – американке, журналисту «Голоса Америки». Очень приветливо она нас встретила. Её муж из русских перемещённых лиц. Она давно симпатизирует России, бывает часто, хорошо понимает нас и условия жизни. Она стройна, с тонкой талией, ухоженными волосами. Никакой чопорности, активная заинтересованность в понимании наших проблем вызывает доверие. Дети из дома «вылетели», хозяйничают кошки и при нас они разгуливали по белому паласу гостиной. Нас вкусно покормили спагетти с соусом (сперва было вино) и арбузом, спелым и холоднющим (остался от праздника). Но я не помню, успели ли мы сказать спасибо, прежде чем Джоан начала интервью. Скорее всего, нет. Отметила ли она это? Вопросы её были хорошо продуманы и позволяли выявить суть проблемы – профессионалка.

Джоан довезла нас в своей роскошной машине до Лены. Забавный эпизод. Она открыла заднюю дверцу, и мы, не зная, что открыта передняя, уселись сзади и услышали: «Как в такси?» Витя быстро переместился на переднее кресло. Как хорошо Джоан упростила ситуацию своим вопросом! Приятнейший вечер. Очень приятная женщина. Пригласили Джоан к себе домой.

9 июля

Сегодня Алёша пишет сочинение. К 5 часам Вашингтонского утра, когда я проснулась с мыслью о нём, он, наверное, уже заканчивал (5+7=12 час). Справился ли? Успел ли проверить? Может, моё волнение ему помогло?

В 11 час Лена отвезла моего Витю к метро. Он отправился на радиостанцию «Свобода». Я опять отдыхаю: сижу против телевизора, сижу в обществе Тамары и Юры. Съездила с Тамарой по её делам на Лениной машине (у Тамары недавно конфисковали её машину). Дела – отодвинуть плату за телефон, чтоб не отключили и не пришлось бы платить за включение. У нас пока включение бесплатное.

Общение с Тамарой мне очень интересно. Она верующий человек, безусловно полагающийся на молитву. Детей растит в христианской морали. Мы зашли к ней, благо, что её дом рядом. Мальчонка славный, живой, улыбающийся. «Крис» - его американское имя, «Борис» - русское. Тоненькая, маленькая для своих 13 лет дочка Тамары легко с ним справляется: и пеленает и кормит. Квартира похожа на Ленину, но, конечно, своя наполненность.

Если получится, поеду с Тамарой на её занятие в университет – она сегодня падежи преподаёт. Она, оказывается, много училась, кончила аспирантуру, изучая русскую литературу. Готовит диссертацию – её интересуют возможности человеческого мозга. Она ощущает себя ясновидящей. Рассказывала, что в 60-х годах начался повальный интерес американцев к самопознанию и пониманию мотиваций поведения. Ну, а сейчас они часто посещают психиатров, даже для того, чтобы разобраться, почему сосед плохо смотрит. У них есть деньги на психиатра, мы же просто идём к другу-подруге и снимаем камень с души. Объяснение, почему это плохо, я не поняла. Вообще, в беседе с Тамарой я напоминаю себе пятиклашку, разговаривающую с учительницей о жизни – и вроде бы всё понимаю и вопросы задаю, но как-то не усваиваю. Всё было понятно, запоминалось, когда она рассказывала о детстве, о невступлении в комсомол, о приёме в институт, о беседах с ГБ-шницами, тайными надсмотрщицами на выставках, где она была переводчицей. Человек самостоятельный. «Я никакая не диссидентка». Но уже здесь, ради хлеба насущного, 3года проработала диктором на «Свободе». Почему она со мной так охотно разговаривает? Новая слушательница? Хочется проговорить, чтобы лучше осознать свою встроенность в эту жизнь? Она, конечно, и в силу характера, и из-за более долгого пребывания здесь лучше встроена, чем Лена (Леной, её простотой она восхищается). Но «красиво жить не запретишь» - отсюда жизнь в долг и умение выкручиваться из долгов, но, похоже, и умение сосредоточиться на работе и делать её быстро. Она умеет оформлять бумаги должным образом, говорить с американцами на их языке ценностей. Работает она с американцами, общаться предпочитает с русскими.

Интересно слушать Тамарины и Ленины рассказы о консерватизме американцев: их законы столь совершенны, что они сами их сохраняют и следят за тем, чтобы другие не нарушали. За день работы иностранца работодатель обязан заплатить 100дол.

К вечеру Лена съездила к метро и забрала Сару Деспрес и Витю. Сара - подружка Андрии (журналистки, приезжавшей в Москву и написавшей про нашего подзащитного и Общество). Сара – рыжеволосая, крупноватая, мягкая, готовая услужить. Поскольку её родители работают при конгрессе, то она предложила устроить с ними встречу на пятничное утро. Родители любят Андрию и всё, что она пишет, читают, и потому нам есть доверие. Они гордятся тем, что когда-то приняли Станкевича – мальчишку, неизвестного. Они понимают, как важно, чтоб в России развитие шло в нужном направлении.

Вечером Тамара повезла нас в свой университет. Он оказался таким красивым, ухоженным: зубчатые крыши, старинные 200-летние коридоры, католическая часовня с витражами и сборниками гимнов, картины на стенах, яркие ковры в местах отдыха, современные аудитории для семинаров со стульями, имеющими небольшой столик как подлокотник. Удобно с такой партой находить себе место в аудитории.

Тамара была великолепна все два часа занятий – фейерверк слов и понятий. Студенты должны ощущать богатство её знаний и умение преподнести ясно, чётко, вложить знания легко, играючи. Какие интересные концы к сказке они дописали по-русски! Как охотно, радостно учатся! Кстати, они немало платят за занятия. Я оставила наш адрес молоденькой девушке на соседней парте, Витя поговорил с другими.

Обратно - ночная дорога через парк, «пробег» по супермаркету, которым Тамара хотела нас удивить. Дома какой-то тягучий разговор о наших подзащитных. Витя явно злоупотребляет гостеприимством – если людям это не интересно, то чего ж...

10 июля

Утро пасмурное. Витя уехал на встречи. Хотели ехать вместе на велосипедах, но вчера Женя доломал взрослый велосипед и где-то бросил его, а на детском, с маленькими колёсами, попробовав, Витя не решился ехать. Казалось бы – отдыхай да радуйся, а мне стало тоскливо до слёз. Для слёз нужен повод, и он нашёлся.

На два часа раньше, чем Лена встаёт, раздался звонок в дверь, а затем вошли троё слесарей, уверенно начавшие проверять газовые, водяные краны и аэркондишен. От шума встал Женя, и я попросила его убрать 10 дол, что лежали на кухне и от которых у меня с вечера началось беспокойство - не дай бог, пропадут. А когда в середине дня Лена стала искать эту десятку и спрашивала у младшего сыночка (Женя куда-то исчез), мне стало нехорошо от мысли: не зная нас, Лена могла подумать, что деньги взяла я. И потекли потоки, в которых, как я разобралась, основное – обида на собственную нищету, никогда ранее не испытанная. Я сидела в ребячьей комнате и, пользуясь тем, что они туда днём практически не заходят, дала себе волю. Лена, увидев, попыталась остановить: «Да Вы что, с ума сошли! Чтоб я на Вас подумала...» Вечером эта (?) помятая купюра опять лежала на столе.

Для моего развлечения Лена повезла меня в свою парикмахерскую и в магазин. Она записана на определённый час, её ждали, и никаких очередей, пустынно. Мне даже предложили кофе или чай, но я не решилась захотеть чего-нибудь, просто вбирала быт этой парикмахерской с тремя полными чёрными и одной стройной парикмахершами. Кроме Лены обслуживали одну негритянку, похоже, это был массаж головы.

В магазине мне было интересно смотреть, как Лена выбирает. Встретили русскую семью. Женщина спросила про меня: «Это твоя мама?»

Витя пришёл довольно рано – четыре часа ему понадобилось, чтобы дойти от центра до Лениного дома. Мы шли дольше. А сегодня и погода пасмурная, и без меня. Успехов у него немного: ознакомил Люду Алексееву (р/с «Свобода») с нашей тематикой. Будет ли от этого какой-то прок?

11 июля

Сегодня день экскурсий. В 8 утра мы вышли из дома и через час 10мин бодро дошли до станции метро. В половине десятого кончается «час пик» и билеты дешевеют. Мы пережидаем эти минуты у красивого фонтана за метро. Небольшое пространство между домами удивительно умело организовано: вода каскадами падает в бассейн фонтана, у которого синее кафельное дно, и другими каскадами вытекает. От фонтана ветерок разносит мелкие брызги. Хорошо! Разменяла 5дол., чтобы засовывать в метроавтомат по 1дол. Если засунуть 5дол., то автомат выдаст один билет, на котором будет стоять 5 и который можно многократно использовать. Мы позволяем себе каждому проехать на 1дол. – это 4 пролёта. До Капитолия 5 пролётов, значит, 1дол. 25 центов. Экономим и после 4-х прохладных пролётов выходим в пекло и топаем к Капитолию, разглядывая дома и людей. Радостно покрашенные двухэтажки с отдельными (на семью) подъездами, ступеньками, нередко покрытыми зелёными паласами, и газонами каждый на свой лад – зрелище, конечно, приятное. Людей на улицах мало в любое время дня, а ночью просто нет, только машины. То ли общественный транспорт всё же дорог, то ли просто удобно иметь свою машину.

Капитолий стоит, как и его римский прототип, на холме. Под ним Mall - улица музеев. Всех их осмотреть у нас не хватило сил. Начали с Капитолия. Люди входят в круглый колонный зал и видят торжественные скульптуры своих любимых президентов. Потом проходим по коридорам в разных направлениях и видим фигуры знаменитых людей Америки, среди которых я узнаю только Фултона, а Витя многих. Скульптуры реалистичны. Спускаемся вниз - в зал Сената, где он заседал 50лет до 1860г., и заходим в комнату (залец) Верховного Суда. Эти учреждения имеют теперь громадные здания рядом с Капитолием. В одно из них, в Сенат мы придём завтра. Кроме помещений для любопытствующих, есть и рабочие, даже громадный зал для совместных заседаний обеих палат.

Потом мы пошли по левой стороне музеев, не пропустив даже Ботанический сад – небольшой, где каждому виду оставлено меньше квадратного метра, где есть пальмы и громадные кактусы. Нельзя сказать, чтоб я любила кактусы, скорее наоборот, но Вите захотелось, чтоб я попозировала около одного, многолапого.

В музей аэро- и космонавтики зашли, чтобы увидеть сам музей, предполагая грандиозность. Не обманулись. Музей наполнен детворой и взрослыми, которые заходят-залазят во все открытые кабины, смотрят короткие TV- передачи и обалденный, по Лениному мнению, фильм. И мы посмотрели про зарю аэронавтики, про планеризм. Запомнился эпизод из фильма с быстро бегающими фигурками, одна из которых подкатывает под планер деревянное колесо. Многочисленные балконы обеспечивают прекрасный обзор техники. Есть выставка картин на космические темы, в основном русских художников. В середине зала великолепная композиция - космический корабль – мечта людей 16-17 вв. Сколько блестящих на ниточках безделушек поворачивается при плавном движении «космонавта», покойно сидящего внутри этого великолепия.

Потом был музей современного искусства, разместившийся в здании в виде подвешенного на колоннах трёхэтажного кольца. Смотрели мы с Витей поврозь и потому быстро. Полицейский у входа предложил сдать сумки. Витя предположил, что и здесь как в Мюнхене: музей бесплатный, а гардероб платный. Потом в другом музее, преодолев сомнения, подошли к гардеробу и получили бумажный номерок взамен своих сумок. Только и всего.

Картины, хоть они и со всего света, смотреть было не интересно. Скульптуры более выразительные, особенно садовые. Под одной из них крохотная живая девочка – прелестная картинка.

Потом в старинном здании мы смотрели экспозицию выставки, которая состоялась ещё в 1862году, во время войны с югом. Стоит ли она с тех самых пор или это реконструкция, не знаю. И то и другое может быть. Всё добротно, всё ухожено: Санта-крузовский паровоз сияет всеми своими медными и стальными частями, замерли станки и пресса знакомого мне вида. Много что к этому году изобрела и построила свободная страна.

Ещё один музей – Африканского искусства. Небольшое здание имело в глубину три этажа и каждый следующий экспонат не похож на предыдущий. Я впервые осознала, что чёрные по-другому мыслят и чувствуют, чем белые, в других образах.

В соседний музей Индонезии мы уже не пошли, переполнились искусством Африки. Ну, значит, нужно идти в музеи природы и развития американской техники. А это колоссальные музеи, особенно второй. Любовно собраны экспонаты за все века американской истории по темам: швейные машинки, печатные, средства перемещения, начиная от первых кибиток и первых судов. Много работающих компьютеров, на которых играют дети, много маленьких закутков и зальцев, где телевизоры по темам и часто в игровой форме показывают это самое развитие. Залы бытовые, с песнями. Прекрасно! Денег на всё это разнообразие ушло, наверное, уйма. Но как не похвастаться перед другими и не напомнить своим об умении их предков радостно жить и творить!

В музее природы нас поприветствовал слон в шкуре, а в соседнем помещении - парочка динозавров без шкуры. Мы ходили по дну морскому и над нами рокотали волны и окружали чудища морские. Ну, и т.д. Зверья и в музее, и в городе много. Нормально. Живые белки прыгают везде, даже у окна нашей комнаты.

Совсем не скучно ходить по этим залам. Экспонаты не кажутся ветхими и пыльными, как у нас. Не поняли, почему в этом музее есть залы, рассказывающие о жизни индейцев. Удивительно красивы, вдохновенны их лица, своеобразен быт. И живая индианка, сидящая перед одной из бытовых картинок, любующаяся ею.

В 6.30 p.m. мы вышли из этого музея и через 4часа 20 мин. открывали сетку окна-двери, сразу за которой стоит «наш» диван. Трудовой день, начавшийся в 8a.m. закончился в 10.50p.m. Конечно, я сколько-то сбросила, хотя складка на животе ни с места – она пропадает только от голода, а мы ж не голодаем – сухари с орехами едим в пути. Так что работают только ноги. Подошвы в водянках, но ноги окрепли. И на другое утро мы опять пошагали к метро.

12 июля

Нам назначено время и место: 9.30 на Unition Station, той самой, куда вчера не доехали, да ещё в «час пик», и стоит эта поездка нам 1дол 65центов на каждого. Жуть, да и только! Мы заранее оказываемся в нужном месте, Сара приходит вовремя и ведёт нас в Сенат, стараясь и город показывать и на все вопросы отвечать.

Чтобы войти в здание Сената, надо только показать на рентгене свою сумку. Э-эх! Сенатское здание – куб с пустой серединой, занятой неким произведением искусства – металлической конструкцией, изображающей острые горы и медленно плывущие над ними облака. Эффектно. Но бешено дорого, нажаловалась Сара - большое бремя для налогоплательщиков.

Офис сенатора Бена Бредлея на 7-ом этаже, на уровне пиков, но под облаками. Мы проходим тесными коридорчиками, отделяющими одну «камору» от других, где сидят молодые работники, отвечающие на письма. В небольшую приёмную комнату к нам сперва приходит Том – секретарь отца Сары, молодой довольно человек, чех по происхождению, а затем и сам отец Джон Деспрес. Он примерно нашего возраста, спокойный, деловой – приятный человек. Глядя на американского начальника и его подчинённого, я выбрасывала из своей головы утверждение Тамары, что госслужащие готовы подсидеть друг друга, поймав на ошибках. Ради своего продвижения начальству подаётся меморандум с предложениями об улучшении работы, где и рассказывается о недочётах в работе других. Я не смогла представить, чтобы Том мог стучать Джону на своих сослуживцев. И вообще, глядя в открытые лица американцев, так трудно верить Тамариным рассказам о распихивании локтями. Больше верится Юриному наблюдению. Здешние бессчетные религиозные секты, хоть и борются за паству, и стоит тебе проявить интерес, то насядут на тебя со своими обольщениями, но при этом не топчут соседнюю церковь. Никто не враждует, только три русские церкви. Уважение к себе и к другим – всё же главное здесь, а значит, не может человек так себя ронять в своих и чужих глазах.

Но вернусь к беседе в сенате. Не помню последовательности разговора, а один из первых вопросов – как вы защищаете? Поскольку они ознакомились с нашими материалами заранее, то встреча была просто для личного знакомства, чтобы посмотреть в глаза друг друга. Нам обещано письмо от сенатора B.Bredley, которым мы можем «хвастаться »перед всякими важными людьми.

Мы забираем с собой уже подписанные сенатором письма Горбачёву и Ельцину по поводу нашего подзащитного П.Булова, о котором писала Андреа Р.

Попрощались, мы остались в приёмной сенатора, а Сара взялась ксерить наши материалы. Оказалось, что она старалась для нас, а не для сенатора, но вместо недостающих «Голосов» напечатала в огромном количестве «Voice», которых у нас было достаточно. Благодарим и с сумкой бумаг идём досматривать музеи.

Сегодня у нас национальная галерея. Она в двух роскошных зданиях, где и картинам, и иконам, и скульптурам привольно. А как освещены маленькие скульптуры! В полутёмном зале на каждую из них падает собственный свет - и она сияет. Получается, что каждая вещичка – звёздочка. В залах с живописью свет равномерный для всех картин. Западное здание строилось до войны и выглядит традиционно, но очень удобно для картин, т.к. от центрального холла можно видеть лучшие картины каждого зала. По этим лучшим водила экскурсию очаровательная, маленькая, в розовом, экскурсовод, державшая слушателей живым рассказом, на который они откликались взрывами смеха. Мне оставалась только завидовать этим англоязычным. Но и нам было хорошо. Экспозиция представительная – с икон, как положено, начинается, импрессионистами кончается. Ну, не Лувр, конечно, но, похоже, все великие представлены, причём многие из этих работ я никогда не видела. Эх, не спешить бы!

В восточном здании верх был закрыт, а на нижнем выставка каких-то полукартин- полуфото. Автор побывал во многих странах и мозаику своих впечатлений отразил на больших полотнах. Как-то по-разному ходится и чувствуется в обоих зданиях: благолепно в старом и беззаботно в новом.

Выйдя из музейной прохлады, под палящим солнцем топаем вдоль всего Mall’а до мемориала Линкольну, а потом переходим Потомак к Арлингтонскому кладбищу. Мемориал Линкольна – одна из святынь американцев, и мы почтительно поднялись по ступенькам и посидели вместе с ним, глядя на город. Для Вити имя Линкольна наполнено большим смыслом, у меня же самое общее представление о его деятельности. Вот бы сделать диафильм, и я б тогда много узнала. Но когда?

А на Арлингтонском кладбище мы поклонились Кенади. Очень скромная могила: вечный огонь и какая-то надпись по стенке балкона. И совсем скромен памятник его брату – небольшой крест и небольшая площадка перед ним. Само кладбище предстало перед нами, в основном, солдатскими столбиками. Это, конечно, очень по-человечески каждому погибшему на чужбине солдату ставить памятный столбик.

На обратном пути проходили рядом с памятником погибшим во Вьетнаме: две стоящие под углом испещрённые именами стены, всё глубже уходящие в землю по мере приближения к углу. Соответственно ведёт дорожка скорби сначала вниз, а потом выносит вверх.

Еще видели в этот вечер красивые дома, среди которых величественный, со сфинксами, послушали негритянский хор в церкви (с каким удовольствием они пели!), коротко поговорили с негром – мусульманином (у него отказала машина, а ехать осталось чуть-чуть). Интересно было узнать, что он интересуется политикой, читал Маркса и Ленина. Но половина одиннадцатого вечера после четырёх часов ходьбы-возвращения - не время для бесед на плохом английском, и мы поползли к конечной станции метро, где могли позвонить Лене и сидеть, её дожидаться. Лене вообще надоели наши хождения. Она назвала в очередной раз Витю «извергом» за безжалостность ко мне и просила ездить на метро, а к метро её вызывать.

А потом был прекрасный вечер. Тамара рассказывала о правах американцев и о своей гордости, что стала американкой. Засыпала я счастливая - в Вашингтон мы больше не пойдём.

13 июля, суббота

В прошлую субботу началось наше путешествие. Прошла неделя встреч и достопримечательностей Америки. Сегодня отдыхаем. Намечено съездить на Garagesale – дворовые распродажи, а Витя пошёл в гости к Нусиновичам – знакомым наших новых одесских родственников. Они перебрались в Америку только в феврале и, расположившись в большой квартире дома для приезжих, намерены ещё 6 или 7 человек вытащить из Сов. Союза. Их старшая дочка Маша – Асина почти ровесница и такая же маленькая ладненькая преподаёт иврит, и потому пользуется большим уважением среди здешних евреев. С осени начнёт учёбу в университете, где глава семьи, очень милый Гриша, уже научный работник. Правда, не очень-то ей хочется стать программистом. Лена - мама Маши и двойняшек Полины и Елизаветы в Горьком работала в театре, а сейчас я не поняла где. Мама Лены – врач в нашей стране, а пока просто бабушка, на американский манер, Надя.

На распродажах я с интересом рассматривала вещи, которые не нужны американцам. Попалась нам распродажа (в связи с переездом) всей мебели и вещей – красивая мебель. Лена купила спортивный снаряд для качания пресса и всякую мелочь. Самая приятная была первая распродажа. Молодая живая американка оказалась говорящей по-русски, и, узнав, что шмотки и обувь мы покупаем для отправки в страну, снизила цену до центов. И так хорошо, радостно она это сделала! Сколько сочувствия! Интересно, станет она ходить в гости к Лене, чтоб совершенствовать русский?

После распродаж поехали к фермеру за сладкими помидорами. У него маленький простенький магазинчик у дороги: персики, яблоки, помидоры двух сортов и что-то ещё. У фермеров напротив помидоры дорогие. Вечером приехала Катя и увезла Лену наниматься на новое бэбиситерство, т.к. бэбиситерство с Павликом и Сашей кончается.

Совсем под вечер поехали в церковный дом, чтоб помочь доукомплектовать ящики, которые в виде благотворительной помощи поплывут в нашу страну (пароход 23 июля). У Вити появилась идея - доплыть вместе с ящиками до Нью-Йорка, чем поэкономить наши гроши. Собираем ящики и знакомимся c сыновьями Кати - отпрысками древней семьи Трубецких здешним Гришей и москвичом Федей, студентом МГУ (здесь он на каникулах, уехать с семьёй не захотел), а также с их двоюродным братом Мишей. Знакомимся с Сережей, привезённым сюда Юрой, изобретателем и мастером на все руки – славным парнем. Ребята делают доброе дело, посылая контейнер. Сколько хлопот!

Юра ведает отправкой, но сегодня его гоняли на покупку машины для Гриши. Шведская машина 79года стоит 1200дол. Двадцатилетний Гриша зарабатывает в месяц больше этой суммы, но, учитывая налоги и оплату кредитов, деньги на машину всё же пришлось копить. Серьёзный, опытный Юра для такой покупки, конечно, необходим.

14 июля, воскресенье

Днём едем к фермерам за ягодой. Но ягодник оказался закрытым в этот раз. На прошлой неделе они так ездили за ежевикой, в тот день, когда мы впервые ходили в Вашингтон. Собирая ягоду, можно её есть, а затем принести лоток и его выкупить. Путь не близкий, и потому Лене досадно. Мне же сама поездка в радость, Витю, правда, укачивает, и появляются дурные мысли. Зато я опять видела (а Витя первый раз) великолепный белый, золотошпильный храм мормонов. Он возникает сразу при взлёте на один из перегибов и кажется попервам миражной картинкой. Подъезжая ближе, убеждаешься в его реальности, но восхищение не проходит. У Вити интерес к мормонам давний, а тут ещё статья в ЛГ, которую я так и не прочла.

И опять мы заехали за помидорами, взяли побольше в этот раз.

К вечеру, забрав по дороге Лениных питомцев Сашу и Павлика, едем купаться на океан (залив). Юра за рулём, Павлик у Лены на руках, Ленин Витя сидит в багажнике, Саша с нами на заднем сидении. Саша пристёгнут и полдороги сидит тихо. А полдороги мы (Витя в основном) удерживает его силой, а Лена словом: «Саша, если ты ещё раз встанешь, то мы тебя высадим, а сами уедем». Ошалевший Саша затихает, а через три минуты выдаёт с красивым русским произношением: «Нельзя высадим, я ведь хочу к маме». Так трогательно. И хоть опять начинает шалить, но время от времени вспоминает и в окно посматривает.

И вот открывается залив - для нас просто океан, ведь другого берега не видно. Витя меня радостно фотографирует, а потом охает – вода кишит медузами. Они маленькие, быстрые, жгучие, как выяснилось. Витя ожёгся основательно, т.к. долго шёл в поисках чистой воды. На Лену я с водой вылила медузу – прощение получила. А ребятишки в воду не лезли, им хватало песка и воды, которую мы с Леной им подавали для улучшения строительных свойств песка. Ещё они побегали и покатались на глиняных откосах. И всё же было жаль уезжать, не искупавшись, и мы отправились в другое место. Медуз там сверху было существенно меньше, но влезть в воду решился только Витя. В темноте стали на обратный курс. Замелькали окна, фонари, яркие надписи – помчалась по ночному шоссе «наша» тайота. Красотища!

15 июля, понедельник

Бездельничаем – пишем, учим английский, подрёмываем. Приходила Тамара Глаголевская. Она решила забирать свою машину, арестованную за неуплату вовремя положенной части кредита, т.к. разобралась, что в опоздании виновата сама (ей представлялось, что сотрудница банка напутала в датах). Беседуем об американцах и русских, ведущих себя скверно. Повод – её бывший учитель открыл доверенные ему когда-то сведения о её личной жизни. Уговариваю не обращать внимание, но ей нужна репутация, ещё не потеряна надежда на карьеру. Живётся ей напряжённо. Но вот сынка новому мужу Мираку родила и радуется ему. Какое правильное женское решение! Трое детей и мало пока зарабатывающий Мирак на её финансовом обеспечении – есть от чего быть напряжённой. Так тихо день и закончился.

16 июля, вторник

Лена подвозит нас до дома с номером 5600 по 16 st., т.к. едет с утра к своему новому бэби. У нас на этой улице Валерин адресат, заходим, оставляем бумаги в боксе, тем самым 29 центов сэкономили. Следующая намеченная точка – радио «Свобода» - здесь appointment с Диной Исааковной Каминской. В 1968году она защищала демонстрантов на Красной площади (кого конкретно, не помню), потом А.Марченко. С 75года с мужем и дочкой в США, на «Свободе». О ней прекрасные отзывы, но у нас грустное осталось впечатление от встречи с ней. Она говорила, что надо сделать круглый стол с нами, вспоминала работящих «мальчишек», которых она защищала в своё время, но время её разговора с нами было ограничено временем стояния их автомобиля. Она готова была уйти без наших бумаг, которые ещё ксерокопировала Джулия – секретарь Ларисы Сильницкой. Скопированные бумаги предлагалось положить в её бокс, чтоб она взяла в следующий свой визит. Нам объясняли, что если ты вовремя не взял машину со стоянки, то платишь сперва двойную, а потом тройную цену. Боятся американцы опаздывать на стоянку, жалеют деньги, в результате вырастает деловитость, но теряется свобода доверительного разговора. Договорились о встрече в конце августа.

Дальнейший наш путь в «Голос Америки » к корреспондентке Люсе Флём. Мы обратились с просьбой к зав. русской редакции Ларисе Сильницкой позвонить Лене. Позвонила, не застала, но и рассказать дорогу не могла: «Я там ни разу не была, я здесь работаю». А находится «Голос» в 5 минутах ходьбы от Капитолия, между редакциями 3км по прямой. Мы, правда, шли долго, потому что зашли в Галерею Р… и с удовольствием побродили там, разглядывая великолепную экспозицию. Внизу женщина-художница представила свои вышивки и тканинки. «Королева и король» великолепны. И вообще, всё как-то по-женски нежно. На втором этаже два абстракциониста. Тоже изящные работы. И, наконец, громадный приёмный зал самого Р… в картинах по его вкусу, с портретом хозяина в центре. От этой галереи ещё одно впечатление – старушка-хранительница буклетов: маленькая, в кружевной кофточке, с приветливейшей улыбкой. Она пыталась разговорить меня, но я не тянула. А потом мы пошли искать памятник Эйнштейну. Он оказался через дорогу от Линкольна, во дворе Академии наук. Жаль, что раньше не знали. И всё же не зря шли - удивительный памятник. Учёный в виде большого мальчишки с мудрой головой сидит на ступеньке амфитеатра, подвернув ногу. Фактура шершавая и очень приятная. Дети обязательно лезут к нему на колени. Я просто рядышком посидела.

Почти весь длинный Мол прошагали мы к «Голосу Америки». Прохладиться зашли в музей истории. И опять здесь празднично, многолюдно и уже знакомо.

Против музея новых искусств увидели дворик скульптур, о котором говорила Лена. Я в разговоре с Леной имела ввиду внутренний дворик этого цилиндрического здания и потому Лену не понимала. «Ленин дворик» оказался очень приятным. Много разнообразных и хороших скульптур, хорошо расставленных.

В 4 часа звоним Люсе. День у неё кончается и ей не хочется с нами встречаться, тем более что не было договора. Она предлагает прийти завтра. Витя поясняет, что это трудно, поскольку мы ходим из Silver Spring пешком. И просит взять бумаги сейчас. Не капризничая, Люся спускается, радуется нашим бумагам, а когда второй раз слышит, что в Silver Spring мы пойдём пешком, пугается и просит подождать её с деньгами. Она очень быстро возвращается и вручает нам конверт. Мы, конечно, извиняемся за бедность, а Витя как-то странно заканчивает разговор. Он показывает на конверт, говорит: «Вот приходится много встречаться…» Договариваемся о встрече в августе.

Нам осталось занести ещё одно письмо – это за Капитолием. После чего шагаем к музею американского искусства – пересекаем стриту за стритой. И напрасно – музей уже закрылся. Сфотографировав майоликовую фигуру рыцаря у фасада, начинаем отсчитывать те же стриты в обратном порядке, но уже по горбатой R. Island, пока не доходим до метро. Отсюда до Silver Spring 4 остановки, и мы ждём 10 мин. до конца «часа пик» и покупаем билеты по 1дол. На наш звонок Лене отвечает автоответчик. Не судьба ехать, топаем от метро. Ноги, конечно, устали, но не до такой степени, чтоб я начала жалеть себя. К тому же ещё только 8часов вечера, и Витя радостно лезет в речку, останавливаться у которой в прошлые разы не могли и подумать. Он счастлив.

Домой пришли в начале десятого и позвонили Нусиновичам. Приехала Лена, и мы узнали, что завтра едем в Нью-Йорк и потому нельзя откладывать Витино желание – надо мне сегодня познакомиться с Нусиновичам. Идти до них не больше 10 мин.

Все были дома, и я получила удовольствие от хорошей семьи, где все осознают, что они хорошие и правильно сделали, вырвавшись сюда. Они все удивительно ладные, начиная с 6-илетних двойняшек. Неожиданно для нас стали сходиться гости. За чайным столом кроме Гриши-Лены оказались ещё две семейные пары и одинокая женщина, бывшая москвичка, очень добродушная по виду. Перед нашим уходом подошла ещё пара. Все в Америке уже год – полтора. Непросто осваиваться, привыкать. Но за столом они веселы и бодры. Горькие вести от бывших соседей и родственников только убеждают их в правильности выбора страны проживания. Лена с удовольствием показала квартиру с тремя спальнями – малышки спят на взрослых кроватях и перед сном им читают Пушкина. Мебель подаренная, куплены только настольные лампы – необходимость.

Нас подвёз муж Ирины-ленинградки, не скрывающей своей ностальгии. Она и Лена подарили нам по сумке продуктов «на дорожку», уверяя, что это американская традиция.

Вернувшись, долго смотрели фильм о рэкетирских страстях. Заснули в 2 часа, а в 6 Вите надо было вставать, чтобы ехать за закрытым прицепом для ящиков.

17 июля, среда

День переезда в Нью-Йорк. Он начался рано - у Юры была необходимость заехать не только за прицепом, но и во всякие другие дома за вещами, которые тоже должны быть отправлены за океан. Окончательно собрались и двинулись в половине второго. Кроме нас в машине Федя Трубецкой - он едет зарабатывать чёрной работой (6дол/час) в какой-то детский лагерь. Работу ему нашёл дядя Олег. Вот к этому дяде мы и приехали к вечеру. А весь p.m. была езда на старой машине В.Красина, которая начала дымить прямо в Вашингтоне, но в Юриных руках всё работает. Дорога просквозила Балтимор – большой портовый город с высотной частью и промышленными районами (осталось ощущение огромного города, т.к. его строения были далеко видны с дороги).

А потом дорога стала скоростной, платной и Филадельфию объехала. Она стала совсем скучной, сонной. Непонятно, как держался Юра, когда мы трое спали. Перед Нью-Йорком пейзаж оживился: замелькали громадные дома, пересечения дорог и, наконец, Гудзон. А потом пошли леса и скалки, и это было ещё удивительней. Олег Михайлович Родзянко живёт на берегу озера в доме, построенном до его рождения. Мы получили от него подарок книги – воспоминания его родственников, изданные в его типографии, размещённой в доме на всех трёх этажах. Кого только нет в его древе!

Ух, до чего ж интересный получился на утро разговор! А весь вечер Юра с Витей укладывали ящики, т.к. у Олега Михайловича хранилось довольно много Юриных вещей, а места в ящиках оставалось мало. А я присев в сторонке, писала в сгущающейся темноте. Мне как-то было обидно, что нам не было даже предложено чая и ночевать, по Юриным объяснениям, мы тут не можем. Выставлялось чудное, по моим представлениям, объяснение: Олег М. захочет поговорить с Федей, мы будем мешать. На что Федя решительно мотал головой. Но в полной темноте нам всё же были предложены ночёвка и ужин, и мы, вытащив спальник, расстелили его на кушетке у камина и крепко-крепко заснули. Проснулись поздно.

18 июля, четверг

Догнала день. Сейчас вечер четверга. Я сижу в кресле в квартире Вали Маневича, с кем два года назад месяц прозанимались английским на курсах у «мисс Эн». Валя – московский знакомый Юры, учился у него ювелирному делу. Московское занятие Вали – мастер по изготовлению музыкальных инструментов. Здесь он берется за любую работу, сейчас - строитель. Вместе с ним трудится сын английского лорда, писатель по призванию, уехавший из скучной Англии в живую Америку и таким образом зарабатывающий себе на жизнь. Валя пытается и в Америке наладить изготовление муз. инструментов: я вижу две полуготовые гитары (без дек), лежит одна и висит другая скрипки. Но нет у него коммерсантский умений. Попытался стать кооператором в Москве (нашёлся даже спонсор), но разорился – его просто обокрали. Сегодня последний вечер с ним его дочки – они с мамой Наташей завтра улетают в Москву. Жарко, а в Салтыковке такая прохладная дача и пруд. Чемоданы готовы к отлёту, но ещё за какой-то сумкой повёз её Юра. Наташа художница-надомница, пишет иконы, очень живая, самостоятельная. Дочки Поля и Лиза – добрые, приветливые.

Так хорошо они развлекли меня и отвлекли от тяжёлых мыслей. А тяжёлые мысли мои о нашем нищенском существовании в этой богатой стране. Совсем стало плохо после телефонного разговора с Олей Оболонской. Стыдно было признаться, что мы имеем билеты из Чикаго только на 12 августа, а значит, собираемся обременять своих новых и старых друзей так долго. Оля пыталась утешить, что Элла Каленская готова оплатить нашу дорогу до Бостона и будет рада встрече с нами. Дома мне в голову не приходило, что придётся пережить унижение нищетой и это так больно. Ну, да ладно, закончу вечерние впечатления. Было ведь ещё и утро.

Сегодняшнее утро началось с приглашения к кофе. Олег М. хозяйничал и выставил всё к кофе. Жена его летом учит русскому в Цермонском университете, это её любимое занятие, и как не досадуй – приходится жить бобылём. У Олега М. большая голова с умным лицом и лишний живот. Он инженер на пенсии («слесарем» зовёт его жена). Выйдя на пенсию, он занялся типографским делом. Для нас он устроил экскурсию по своему оборудованию. Повёл он нас по комнатам с оборудованиям после того, как мы показали ему наши «Голоса» – «густопсовую самиздатчину». У него книги идеально оформлены, сшиты. А перед этим был разговор об экономике в нашей стране. И всё-то он правильно понимает! Много говорили о судьбе России. От него узнали, что конфискованные церковные ценности пошли Якову Шиффу – он дал 900млн. дол. Троцкому, когда тот возвращался в Россию. Шифф хвастался в газетах, что это была его самая выгодная сделка.

От Олега М. узнали о крупном спекулянте (в точном смысле этого слова) Сергее Рубинштейне, умершем в Америке. Но вот пожертвовал тот на православный храм, и Олег М. не может бросить в него камень.

Говорили много о царях: о Петре, который «нарушил симфонию народа и власти», о Павле, которого не любило окружение, но любил народ, т.к. (по легенде?) был у дворца охраняемый солдатом «жалобный ящик». Вот прислали как-то крестьяне на своего помещика жалобу, что семью поврозь продаёт, чтоб имущество себе забрать. И вызвал Павел к себе того помещика, и велел ему продавать только вместе, и вообще быть отцом родным, как он (Павел) отец родной всему русскому народу. До самой революции были цветы на могиле Павла. Говорили о Николае – светлейшем человеке, отбивавшем в церкви перед причастием поклон народу.

Говорили о причинах революции. Никак не хотел Олег М. соглашаться с Витиной «экономической» концепцией причин.

Был он дважды в России. И опять приглашают. Последняя встреча была описана нашим журналистом в урезанном виде. Олег М. потребовал напечатать свою основную мысль «землю – крестьянам». Публикация его письма – условие третьего приезда.

Юра не поспел к 11 час, но позвонил и приехал около двух. Уехали через час, а значит, в порт не успевали, и потому направились к Юриным друзьям ночевать. Конечно, по дороге смотрим NY. Юра старается, чтоб мы увидели больше – поднимается на мосты, специально выезжает в Manhattan и потом возвращается в Brooklyn. Мы видим груды небоскрёбов, невероятные переплетения железных конструкций, и всё для того, чтобы американцы могли удобно проехать или чтоб их удобно было провезти.

Валина квартира – подвальное помещение – стоит ему 600дол (вместе со всеми коммунальными услугами). У него нет кондиционера, хотя знает, что для дерева нужна стабильная температура, а то усадка приклеенных кусочков получается неравномерная. Квартира имеет три комнаты, в средней из которых живёт обычно сестра его друга, но сейчас она у своей Gerlfrend, и потому двухместная кровать в отдельной комнате оказалась в нашем распоряжении. Есть ещё кухня со всем оборудованием и дворик, основная часть которого заросла дружной высокой травой, среди которой, по словам Наташи, есть ядовитые растения, прикосновение к которым опасно. Ну, не знал Валя, что выводить эту нечесть надо весной, а сейчас в этот «лес» невозможно войти. Зато зеленеет.

19 июля, пятница

Утром Юра разбудил нас не так уж и рано. Сам он, заговорившись с Валей до 3-х, спал мало. Выезжаем не сразу, т.к. надо ещё заполнить множество бланков. Ну, а потом, как и полагается, на всякой почти поворотной точке задержка: не сразу нашли порт, не сразу въехали (сразу оформили бумаги, оплатили и взвесили), но зато не сразу нашли нужный пирс, не сразу наш груз въехал в прохладную сень дока. А ведь к 12, ну, не позднее часа, надо вернуться, чтобы везти Наташу с детьми и чемоданами в аэропорт. У нас ещё не все ящики взвешены (общий вес не должен превышать тонны – иначе платить ещё 130 дол, как за следующую тонну), ни один из них не подписан. Взвешиваем, подписываем (всё лихорадочно). Юра считает и пересчитывает веса и суммарный вес. Невероятно, но никакой из ящиков вести обратно не нужно. Наш расчёт - 978,8кг, разница брутто и нетто, в целом 990кг. Уложились! Мчимся на выход, но уже начался обед с 12 до 13, и весовщики достали свои ланчи. Решаемся звонить, сообщить Вале, но тут один из весовщиков сжалился - завешивает и пропускает. Я мчусь за Юрой к телефону: «Подписали!» Юра - к окошку, но там тоже обед. Мы начинаем упрашивать: нам в аэропорт срочно. Служащий показывает вывеску «We`re flexibility» - мы гибкие. Юра расценивает это так: если попросить, то мы окажем услугу вам в неурочное время, но надо платить. Бумаги оказываются оформленными, Юра ничего не заплатил (я знаю только результат и не знаю, предлагал ли он), и мы выезжаем из порта, поздравляя друг друга с окончанием эпопеи. Потом у моста в Манхеттен прощаемся с Юрой – он сегодня едет в Филадельфию, а мы, соблазнённые видом моста и близостью Манхэттена, спонтанно решаем туда идти.

Мост длиннющий – 20 мин. ходу через Eost-river. Деревянная дорожка (пополам для пешеходов и для велосипедистов) подвешена над автомобильными линиями – никто никого не боится, никто никому не мешает. Наверху довольно оживлённо – виды хорошие, да и не у всех машины. Мы видим салатового цвета статую Свободы, и два чувства разом шибают меня: «я и вправду в Нью-Йорке» и «опять обманули – говорили, что белая». Идти жарко - 99о по Фаренгейту, перевести не могу, но очень жарко. Спасают ветерок и шляпа, сделанная из газеты.

И вот мы вступаем в Манхэттен. Я усаживаюсь передохнуть в тени деревьев, а Витя делает свой первый круг. С интересом рассматриваю людей – большое разнообразие нарядов, фигур, лиц, причёсок, повадок. Рядом со мной шуршит вынутыми из урны газетами старый человек в ободранном пиджаке и галстуке, с чистым лицом и застарелой грязью на ушах и голове. Он разрывал страницу, что-то отбирая, остальное относил обратно в урну. Привязав отобранную информацию к своему портфелю, он удалился. Другой сумасшедший, усевшись на скамью, что-то громко обсуждал, обращаясь в никуда. Поднимая голову, я видела красиво украшенные дома вокруг этой площади и стала подозревать, что их может быть и немало здесь.

И покатило. Я начала обалдевать через 5 минут, убедившись, что куда не взглянешь, везде красивые дома или невероятные сочетания разновысоких домов: стёкла, лепнины, фактуры стен, скульптур, надвратных украшений и, наконец, витрин. Мы ходим по южной оконечности Манхэттена, заходим в самые высокие небоскрёбы и гуляем по торговому яркому миру. Выходим на улицу и вновь удивляемся гармоничной вписанности новых домов в отведённое им пространство между старыми, соединению их. И весело от этой разностильности и соседства!

Мы ходим по Broadway, Braden`у, по улицам West, Barklay, ищем Well st. – улицу «жёлтого дьявола». Это оказывается небольшая улица в банковских домах, во флагах, с монументом Вашингтона в середине. На ступенях монумента торговец запускает деревянных заводных птичек. А рядом квартет латиноамериканских музыкантов. Красивые, радостные мелодии льются на людей. И расхотелось Вите плевать на эту улицу (это из Алёшиной побасёнки: хожу я как-то по Парижу и думаю: «А не плюнуть ли мне?»)

Мы выходим на океанский берег к береговому форпосту. Отсюда экскурсанты ездят к статуе Свободы, где самые сильные и смелые поднимаются по ступенькам высоко наверх. Без зависти провожаем весёлый пароход и принимаемся рассматривать прибрежные скульптуры.

Необычен памятник на «University Soldier», - прорезь в плите по форме солдатской фигуры. Экспрессивны фигуры иммигрантов, поражённых Нью-Йорком или Америкой, величественно – скорбный памятник погибшим в последнюю мировую войну: склонивший голову орёл во главе каменных страниц с именами погибших.

У старинного здания в начале Бродвея (старинным я его признала из-за низкорослости, многочисленных скульптур, лепнины) громадный, роющий рогами землю чёрный бык (не знаю, какой в нём смысл, но энергии много). Вообще, он так хорош и уместен на этой Нью-йоркской улице! Прекрасно вписываются в уличные ансамбли церкви. В тишину Троицкой церкви мы вошли и даже посидели, не имитируя молитвенного состояния, а просто прикоснувшись к несуетности. Витражи, скамейки, перед которыми кармашки с томами песнопений, и несколько ушедших в молитву фигур.

И опять улицы с ярко одетой толпой, с толстыми и стройными американками, с ободранными и блестящими спортивного вида автомобилями. Уходить из Манхэттена не хотелось, но путь предстоял далёкий. С моста ещё раз смотрим на него. У Вити возникает сравнение с Суздалем, сказочную панораму которого мы первый раз увидели издали, с моста. Манхэттен - сказка другого рода, из будущего для нас.

Бруклин тоже вполне благоустроенный город, есть и небоскрёбы, но в основном дома стоят просторно. Много украшенных на свой лад. У нас нет карты, и мы топаем «по солнышку»: сперва на юг, до начала номерных стритов, а потом пересекая их до 72-ой. Вечерняя суета у домов: взрослые в беседах и шутках, дети брызгаются у колонок. Я получила с пол-литра воды на свою юбку и sorry.

В начале восьмого я доплелась, а Витя дошёл до Валиной квартиры. Звонили-звонили-звонили и... ничего. Надо принимать решение, ведь мы обещали сегодня добраться до Веры Свечинской, и Оля Оболонская специально к ней приедет. Я не могу идти – стёрла ногу, ехать автобусом – дорого. Витя решается на ходьбу, а я укладываюсь у двери на картонках ждать хозяина. Не могу определённо сказать, сколько я дремала, но в какой-то момент дверь открылась, и появились Юра с Валей. Юра выходил к машине, чтобы ехать в Филадельфию, а перед этим просто ждал нас, чтобы отвезти к Вере.

Мы звоним Вере, уточняем дорогу, но потом всё равно путаемся, сквозя по ярко расцвеченному городу. И вот, наконец, найден дом, найдена нужная кнопочка, и дверь подъезда открывает очень помолодевшая Верочка (а ведь она наша ровесница). Юра уезжает в Филадельфию, туда же в это время катит Лена. А я погружаюсь в Верины заботы. Но, прежде всего, мы идём купаться на океан. Он оказывается в 10 мин. ходьбы – игручий, с песчаным дном, с тёплой солёной водой. Невероятно! Так много радостей за один день! И последней радостью было увидеть по возвращению следы от Витиного прихода. Узнав от Жени Боярского (тот остался в Вериной квартире читать привезённые письма и ждать Витю), где мы, Витя, несмотря на усталость, пошагал к живительной воде. Вернулся счастливый.

Оли не было, но Витя долго говорил с ней по телефону, я же поболтала только с Сашей.

У Веры громадная квартира из двух комнат, кухни и ванной комнатки между ними и ещё коридор и холл. Она живёт с племянницей Женей, которая сейчас бэбиситерствует где-то в горах, возвращаясь на weekend (этот раз исключение, её попросили не приезжать). Жене самое время учиться, но она не может оценить своих возможностей, и, наверно, год для учёбы пропадёт. Зато она получает сейчас чистыми $125 в неделю и учится бытовому американскому.

Раскладная кровать, на которой мы спим, предыдущую ночь и ещё много ночей до этого принимала Вериного первого мужа. Он приезжал повидаться с ней и дочкой Лилей. И старенькая его мама приезжала повидаться с внучкой. Лиля живёт в этом же доме. Она кончила 91-ую школу на два года раньше Тёмы. Выходила замуж, полюбив «великого русского писателя » Никиту Поленова, испила чашу бед. Здесь он стал бешено жесток, пришлось разъехаться. Но сердцу не прикажешь – жалеет его. Две недели назад потеряла работу. И программистов сокращают, когда рецессия (замедление развития экономики), что имеет сейчас место в Америке. И теперь, разослав в разные фирмы о себе интервью, она ждёт приглашения. (Сентенция от приехавшего недавно сюда Романа Яковлевича – учителя нашей школы: «Я столько воспитал для этой страны достойных людей...») Среди них и Женя Боярский, которого Лиля уговорила остаться и закрепиться, чтобы потом «вызволить» из московской жизни жену и двоих детей. Уезжает еврейская молодёжь, исходит из России. Грустно.

Примечание 2013г. Жена Жени Оля Елисеева, кончавшая нашу школу на год раньше Тёмы, так и не захотела поехать в Америку.

20 июля, суббота

Спокойный день, отдыхаем после вчерашнего событийного. Ходили купаться большой компанией: кроме нас троих ещё Верина двоюродная сестра с мужем и сыном. Они приехали в конце марта. Мальчик два месяца поучился и они приживаются. Марина учится на курсах, т.к. московская специальность у неё – геолог. Марина ещё в сильном напряжении. По внешнему виду Володи этого не скажешь, но по тому, как был наказан заблудившийся Павлик, я поняла, что и он в напряге. Это естественно – перестраиваться, вживаться трудно. Но им около 30лет – справятся. Самое главное – не лениться работать над языком, чтобы научиться выражать свои тонкие мысли, чтоб перестань себя чувствовать чужеземцем. Эта Верина мысль мне кажется очень правильной.

Разговоры с Верой - основное занятие в это утро. Я в Москве с ней так подробно не разговаривала и совершенно не догадывалась, какой она прекрасный собеседник, как глубоко, основательно, мудро, наконец, осознала себя, свои связи со своим народом и русско-еврейские коллизии. А ей интересно узнавать, чем мы занимаемся. Мы много говорим о наших подопечных. Она выдвигает идею напечататься в «Новом русском слове» - там могут заплатить $75, и предлагает свою помощь – напечатать, отредактировать и позвонить. Я чувствую не просто благожелательность, а истинно дружеское расположение. Это снимает с меня всякую скованность. И когда вечером Витя видит, как мне хорошо, он начинает дразниться, спрашивая, не хочется ли мне на дачу к нелюбимым сорнякам. Витя вернулся после своего первого трудового дня к тому времени, как мы собрались идти на океан, и рассказал, как он торговал пивом. Из 5 банок, у него купили одну. Купили бы ещё одну, но, поняв, что оно тёплое, отказались. Потом Витя с завистью смотрел на громкоголосых негров, носивших пиво в сумках со льдом.

Вечером приехали Жан Янкельсон и его жена Ляля за собранием сочинений Лескова, что мы привезли от Ю.Шихановича. Они показались мне ужасно знакомыми. Ляля разговаривала по телефону с Таней Лавут, но Таня не пожелала с Витей поговорить. В Америке они 3,5 года, приживаются трудно. Из страны их изгнал антисемитизм. Наверное, нет ни одного еврея, который в нашей стране не услышал бы в свой адрес хоть одно антисемитское высказывание, и сидит глубоко память о погромах.

Вера прекрасно рассказала о своём папе. Он умер в допенсионном возрасте – сердце отказало. Прокоммисарив два месяца в гражданку, стал держаться подальше от политики. Отечественную войну он встретил уже в непризывном возрасте, был изыскателем при строительстве дороги через Персию для американских грузов. Пережил «дело врачей» как преддверие уничтожения русских евреев. А в день смерти Сталина купил бутылку шампанского – «жить будем» и не пустил Веру на прощание – «там Ходынка будет». Наверное, от отца у Веры склонность к накоплению и обдумыванию опыта, т.е. к мудрости.

Надо бы вспомнить рассказы Лели и Жака о здешней жизни, что-то не получается. Когда Ляля говорила, мне казались её наблюдения интересными... Ляля убирает в американской семье, которая очень напоминает русскую, и учится на курсах социальных работников, которые помогают жить инвалидам. Работать и учиться трудно. Ляля худенькая, наверное, у неё мало жизненных сил.

Проводили мы их после полуночи, посмотрели на их машину. Ляля радостно рассказывала, как она пробовала водить, получается. Приживутся, куда деваться: Жан про Москву и вспоминать не хочет, Ляля смирится.

21 июля, воскресенье

Я бездельничала – Витя работал. Он сегодня целый день торговал свистульками, наторговал 10дол, получил в качестве оплаты своего труда 3дол. Он меня звал, но мне трудно преодолеть себя.

Мы с Верочкой сегодня опять говорили о еврействе. Меня поразили её определённые, прочувствованные ответы мои вопросы. Вера к тому же чётко выражает свои представления о месте и значении евреев в мировой и русской истории. Я многое узнала впервые, ну, например, что основатели государства Израиль - трое русских евреев, народовольцев, энергия которых, вывезенная на землю обетованную, превратилась в громадную созидательную силу: заложили Тель-Авив и, обновив идиш, стали делать его государственным языком взамен ... испорченного немецкого, языка гетто. И как жаль Вере, что другие активные евреи ушли в русскую революцию. Правда, все они были интернационалистами и шли в бой не только за свои свободы, но и за русских рабочих или, более точно, за всех угнетённых. Я могу в такое верить. Революция втягивала активные частицы еврейства как пылесос. «Лучше бы они уехали в Палестину», - жалеет Вера, – «не было б нового раздувания антисемитизма».

Верочка напрочь отказывает евреям – бывшим русским в праве выдавать советы, как нам перестраиваться – своим умом, учитывающим открывающиеся возможности, будет надёжней. И хоть мне жалко терять умные советы, но, скорее всего, она права.

Отрицательно оценивает Верочка роль Эйдельмана в скандальной переписке его с Астафьевым. Дала прочитать письмо её друга Эйдельману – умное, взвешенное, без резкостей. Мы говорили об определении «избранный народ», о том, как понимать утверждение «другие народы будут служить», о нынешнем исходе евреев из нашей страны. Благодаря Верочке, я сняла с себя Тани Пироговой уверенность в тёмной душе у евреев.

Сегодня 102оF (102-32)*5:9= 39о. Я провела день на полу Вериной гостиной и совсем не страдала от жары.

Звонила Элла б. Каленская, поговорила своим приятным голосом. Она помнит нас, наши пятницы и... предложила свою денежную помощь, может себе её позволить. Я не отказалась. Так что теперь точно едем в Бостон, где встретимся и с Эллой и с Валерой и даже К. Зусман (визит к последней – деловой).

Вечером смотрели первую серию фильма о процессе еврея – управляющего карандашной фабрикой в Джорджии в 1913-14гг. Он был обвинён в убийстве своей юной работницы. Вера переводила, но и актеры очень выразительны.

22 июля, понедельник

С утра едем с Верочкой в Манхеттен – она там работает в The N.Y. Blood Center – частной фирме, где она программист, похоже хороший. Провожаем её, договариваемся о встрече в 5 час и отправляемся балдеть от Манхеттена. Но довольно быстро вспоминаем, что надо делать деловые визиты, несмотря на Витин неделовой наряд. Первый визит в Human Rights Project Group к A.Whithney Ellsworth. Застаём только ассистентку Anne Kennard. Высокая тоненькая девушка застенчиво улыбается, вспоминает русские фразы и старается помочь нам: снимает копии, звонит, а вечером оставляет на телефоне message, по которому мы узнаём, что наутро нас ждёт Эдвард Кляйн – один из директоров Фонда развития, возможно финансист, т.к. он финансирует издательство им. Чехова.

От Anne с 57st. мы топаем на 29st. в комитет адвокатов, защищающих права человека, где разговариваем с Таней Смит (русское имя родители взяли для того, чтобы девочка с такой распространённой фамилией легко отличалась от других Смитов). Будучи директором своего Комитета по России, Таня несколько раз подолгу бывала в России, её русский - прекрасный, а её внимание к нам и нашему делу вызвало у нас громадную благодарность. И хотя теперь она будет заниматься Западной Европой, её заместительница в свадебном путешествии именно в Восточной Европе. Выслушав нас, она делает массу звонков, поит кофе и рассказывает о деятельности своего Комитета. С её помощью удаётся сообщить Рэнде о нашем пребывании здесь. Без четверти четыре выходим от Тани и торопимся на встречу с Верой (от 29 к 67st.). Но Витя не может просто бежать, он всё время щёлкает затвором фотоаппарата. Вот городская библиотека на 42st. с несостоявшимися посетителями – сегодня она закрыта, вот памятники у входа в Национальный парк, фонтаны, извозчики, вот церковь, а там - в пышном декоре синагога и т.д. Наверх хоть не гляди - оторваться трудно. Такое разнообразие, так много глазу радости! К Вере успели. В женском туалете её офиса надпись: «Сотрудники должны (must) мыть руки».

Сегодня вечером ждём Оболонских. Им не повезло: из-за пожара на мосту они ехали в обход и провели в метро два часа. Потом, как зарабатывающие dollars, они зашли в магазин и пришли с полными руками. Мы же едим продукты, купленные Верой. Пытаясь как-нибудь уменьшить расходы на наше кормление, выложили свою гречку, сухари, сахар и ещё стараемся не переедать.

Оболонские помудрели за семимесячный опыт жизни в Америке и поняли, что никогда не эмигрируют. Мы, конечно, получили нагоняй, в основе которого «нельзя жить за чужой счёт» и «какие же вы рыночники?!» Мы стараемся...

Сходили искупаться на океан (меня поразила Олина узенькая талия). В океане было безлюдно, сильный отлив и приятнейшая по температуре вода. Олю мучают предотъездные заботы: что лучше купить для дальнейшей жизни дома. Сочувствую, но, похоже, неглубоко, т.к. таких забот не испытывала, будучи бедняком, который «поёт и веселится». И потому мне так радостно было посидеть за столом в кругу друзей, впятером!

23 июля, вторник

Утром выходим из дома опять же впятером. Саша купил нам токены (а вчера Верочка целых четыре по 1дол и 25центов каждый – ужас!). Оля с Сашей приглашают к себе – они снимают комнату, т.к. у Радунских две маленькие проходные, а жить в квартирах без кондиционеров сейчас можно только в раздетом виде. Так хочется думать, что Верочке мы – малая помеха.

Мы выходим раньше всех, на пересадку. До встречи! Оболонские улетают в Москву в следующую среду. Надо просить, чтоб заставили Алёшу позвонить нам.

У дома Эдварда Кляйна, прямо на авеню Витя сменил шорты на штаны. (По-правде, это были спортивные трусы, шортов в Москве я не увидела, а делать покупки в Америке не представлялось возможным; Витя их охотно носил и по Европе, и по Америке). Через двух любезных швейцаров, мы вошли в роскошную гостиную дома и поднялись на пятый этаж. Несколько квартир выходят в этот коридорчик, но как потом сказал Эдвард, некоторые из них огромные. Как они умещаются? После беседы Эдвард поводил нас по своей квартире. Ему приятно было показать её деревянное богатство – свой, весь в ящичках с бумагами, кабинет, бывшую спальню дочери... А позвал он нас, чтобы познакомиться с Витей, работам которого удивляется с 1979г, знает «Очерки растущей идеологии», ЗЭСы, историю суда. Одного не знал, что мы с ним в одном Фонде за выживание и развитие человечества.

Примечание 2013г. Я с удивлением перепечатала последнюю фразу, т.к. ничего не помню про этот Фонд и наше участие в нём. .

Зато хорошо помню, как Эдвард выражал своё удивление Витей, позволившее мне многие последующие годы быстро преодолевать обиды от недоброжелателей и гордиться Витей: «Вам одному было понятно, что необходимы экономические изменения. Никто из диссидентов этого не говорил, даже Сахаров».

На Витин вопрос, почему не печатали ЗЭСы, последовал ответ: «От малой мощности. Хватало только на «Хронику». Но зато, в 1982году, в одной из «Хроник» напечатали «Мой собеседник Виктор Сокирко» Г.Померанца с Витиным фото на задней обложке. Если б мы это знали, то уж тогда б поняли, что американские хроникёры Чалидзе, Литвинов и он, Эд, не считают Витин выход из тюрьмы неприемлемым для диссидента. Эта публикация была как бы в поддержку Вити от нападок «блюстителей диссидентской чистоты». Но и сейчас я приняла эту тоненькую книжку, как великую ценность.

Эд интересовался, откуда у Вити правильные экономические взгляды - Витя охотно отвечал. Славная улыбка почти не сходила с лица Эда. Чуть посерьёзнев, он выписал «гонорар автору » и вручил чек на $500, а потом ещё из своих карманов и какого-то ящичка выгреб и высыпал в мои сведённые ладони уйму токиенов на метро, чтоб мы не ходили пешком. Витя волновался при этой встрече и говорил с напряжением в голосе – ещё бы, ведь он получал признание значимости своей жизни. Эд ведь понимал, что для защиты теневиков сейчас нужны мужество и самостоятельность мышления. Что касается надежды на помощь от американцев, то согласно Эду, американцам свойственно защищать социальные права. И это признание американца. Но его желание помочь нам, найти нужных влиятельных людей очевидно. За улыбкой – деловой человек.

Полные впечатлений от встречи, бродим по Манхэттену от «точки» к «точке», решаем, что на эти деньги надо купить второй компьютер. До второй «точки » - здания ООН я не дошла (первую – памятник Колумбу увидела), т.к. торопилась ехать на работу. Да-да, мне была предложена работа - уборка квартиры по 6 дол. в час.

Я сидела у дверей дома с 2ч.55мин, потом в соседнем доме до 3час 50 мин. пока не пришла хозяйка. А потом я убирала: подметала и мыла три спальни, гостиную, два туалета и кухню. Всё оказалось прощё, чем я думала. Хана – мать пятерых малолетних детей, не успевает со всеми делами. И всё мне было понятно в этой заливающейся весельем за ужином семье хасидов - ортодоксальных евреев. Непонятно только – почему так мало набросано вещей и зачем тереть совершенно чистые раковины? Хана не была привередлива и выдала 20 дол (чуть сэкономив на мне) и большой бутерброд, в котором все три составляющие были очень вкусные.

Ещё одно наблюдение. У соседки Ханы магнитофон озвучивал еврейские песни, и она с удовольствием подпевала. Мне тоже хотелось подпевать – настолько они были в моем вкусе. Как будто в прошлой жизни я была еврейкой, и это были мои песни. А может просто русские (по языку) композиторы, будучи евреями по происхождению, невольно вносили в свои песни, которые мы пели, интонации слышанных в детстве мелодий.

Примечание 2013г. Недавно наш старший зять Миша сказал (с вызовом), что «Катюша»- еврейская песня. Всё может быть...

За ужином Витя рассказал о своих сегодняшних разговорах с Таней Смит и в фонде Сороса, куда ходил благодарить за оборудование.

24 июля, среда

Витя в половине восьмого уходит наниматься на работу по строительству, но около 12 возвращается – за ночь бригадир передумал. Бригадирская жена – американка убедила его, что мусор после ремонта всё равно должна убирать специальная служба. Длительная работа, по 2, 5 дол в час, сорвалась.

Мы пошли искать банк, где можно окешить наш чек, т.е. получить наличными. Служащие на Брайтен-бич говорят по-русски, и, пройдя 4 банка, мы в последнем, наконец, получили разъяснения, что деньги нам могут выдать на 8 авеню в Манхеттене, но только завтра.

Потом мы пошли смотреть на «великого русского писателя» Никиту Поленова, торгующего с лотка, и порадовались, что ещё торгует, не выгнали его. Дошли до «Луна-парка», где Витя торговал свистками. И это место осталось на Витиной плёнке. И, наконец, пошли на пляж, где Витя торговал тёплым пивом. И, оушениваясь (от слова оушен - океан) когда хотелось, прошли весь путь назад до Верочкиного пляжа. Вернувшись домой, сварили супчик из пакета и, осоловевшие, заснули. Витя спал недолго, вскочил и сел за машинку, а я продрыхла долго-долго, сладостно, ведь у меня holiday, идёт его третья неделя. Вернулась Верочка с работы и предложила положить чек на свой счёт и взять с него наличными. Спасибо, спасибо, операция облегчается. Заговорили о словах, которые входят в лексикон здешних русских: «окешить», "у меня апоинтмент» (деловая встреча), «мессидж» (наговорённое на телефон сообщение). Саша О., оказывается, считает, что таким образом портится русский язык. А не подарить ли ему наше «оушениваться»?

Заходил Вадим Вильштейн – приятель Лили (с его подачи я ходила убирать). Он, оказывается, приходил вместе с В.Абрамкиным к нам домой и был свидетелем на его суде. Поэт, не любитель спекулянтов, любитель вольной геологической, походной жизни, сторож в Москве, изготовитель вывесок здесь, скромный, чистенький, ещё молодой, без семьи. Разговор, к сожалению, короткий. Почти не верит, что преобразования в нашей стране возможны. Выразил довольство, что не так уж много кровавых эксцессов. По мне так много. Может он рад, что не началась гражданская война? На войну вроде бы нет энтузиазма, а от нацстолкновений больно.

25 июля, четверг

Весь день проводим за правкой статьи, которую Витя написал по Верочкиному предложению для «Нового русского слова». День тяжёлый, дождь, высокая влажность, не думается. Но всё же обработали, и до сна Витя напечатал, а утром мы с Верочкой прочли. Она полагает, что тону газеты статья не подходит.

26 июля, пятница

Утром выехали вместе с Верочкой – она на работу, мы - покупать билет в Бостон, один, т.к. второй нам отдаст Верин знакомый чуть ли не за меньшую цену. Очередная помощь нам.

В информационном окошке нам сказали, что билет в будний день стоит 24дол, а в weekend -32.Решаемся покупать билет на ближайший четверг – всё равно работы нет, что ж сидеть на Верочкином обеспечении, пересядем на другое. Ну, что поделаешь?!

Когда мы подошли к кассиру, то она объявила, что билет стоит 29дол. Я не поверила и кинулись обратно к информатору. Он не стал в этот раз называть стоимость билета, подтвердил только, что она различна в будние дни и в weekend. Делать нечего – купили билет за 29 дол. Побродив по малолюдному вокзалу, пошагали в редакцию «Н.русского слова».

Журналист, к которому мы обратились, говорить с нами не захотел: «К нам в день по 200 человек из Союза приходят, а нас, делающих ежедневную 24-страничную газету, восемь. Александр Грант? Нет его, звоните в понедельник». Так и ушли несолоно хлебавши.

Следующая точка – столичный музей искусств (Metropolitan art museum). По дороге заходим в старую университетскую библиотеку на 42st.- красивое здание с колоннами, а залы напоминают 3-ий зал Ленинки, только поменьше. Каталоги компьютерные. И есть зал для отдыха, украшенный портретами, подаренными библиотеке богатым меценатом.

В музее искусств один билет стоит 6дол. Саша О. говорил, что можно дать 1дол на входе и пройти. Чем дольше я ждала Витю, сдающего сумки, тем больше понимала, что не смогу попытаться это сделать. Нельзя дать кассиру 1дол и сказать: «Дайте два билета» и также нельзя протянуть одному из трёх охранников тот же доллар и просить его пропустить. Случайно я вспомнила, что в Вашингтонских музеях в их книжные магазины можно было входить непосредственно из экспозиционных залов. И я решилась. Охранница была к нам спиной, мы вошли беспрепятственно и начали осмотр величайшего музея мира.

Сперва нам досталось прекрасное французское искусство, начиная с раннекатолического. Потом последовали залы с искусством майи и ацтеков. И это было так необычно, так ново для нас! Мы радовались добрым смешным лицам, резным стелам и размещённым в залах южноамериканцев, полинезийцев и африканцев пирогам, резным столбам, поделкам из камня, бытовым картинкам из золота. А потом вошли в греческие залы. Какое великолепие любимых нами греческих головок и фигур!

И на этом закончилось наше музейное наслаждение (немного раньше, чем мы устали) – я нечаянно вышла за линию охранников. Обратно меня не пустили, пришлось выходить и Вите.

Охранник пояснил, что на нас нет значков с буквой «M», означающим, что посетитель оплатил своё пребывание в залах музея. Хорошо, что мы этого не знали и вольно расхаживали. Мы сделали попытку вновь войти через книжный магазин, но охранница прилежно стояла на своём месте, а ждать, когда ей это надоест, не было резона. К тому же мы теперь видели значки на всех и стали ощущать себя здесь лишними. И всё же мы хорошо походили и порадовались!

Как назло на улице был сильный дождь, и пришлось почти час его пережидать. На исходе дождя (тёплого-тёплого), мы, перейдя парк, опять пошагали по манхэттенским улицам, опять удивлялись их неожиданностям снизу доверху и так добрели до конца парка. Здесь начинается Гарлем. Несмотря на предупреждения, Витя, конечно же, хотел там походить. Через несколько кварталов слева увидели громадный церковный комплекс и двинули к нему. Две большие реставрируемые церкви католического вида. У одной из них скульптор тачал из камня лик святого. Прямо вот так, стоя на каком-то помосте, он отделял от цилиндрического камня ненужное, выявляя то, что в нём было спрятано согласно своему воображению. Между церквями скульптурный детский скверик, воспринятый мной как гимн животному миру. В середине большая многофигурная композиция, в которой вокруг ласкового кентавра множество звериных фигурок и медных книг с хорошими словами о них.

По Гарлему прошли до оживлённой 125st. (бульвар Кинга), по пути встретили красивый университет. По весёлой 125st. под дождём дошли до моста, вернее до переплетения дорог и мостов и не смогли найти путь на нужный мост. Пошли вдоль Ист-ривер, т.к. знали про второй мост, неавтомобильный. А дождь всё лил и лил. Зонт с поломанной ручкой, который мы нашли, защищал только половину наших телес, но всё равно под ним было уютней, чем до него. Идём по набережной – простор для глаз. Переходим зелёненький мост, входим на остров и упираемся в эстакаду – продолжение того самого моста с 125st. На вопрос, как на него взойти, получаем ответ:«Bus 35». Ладно, идём за bus`ом, долго идём, возвращаемся и снова идём. Наконец, радуемся подъёму на мост и бесконечной пешеходной дорожке. Полная определённость впереди – топай и топай. Мы идем к родственникам Тани Прониной Саше и Рите Середенко. Дождь кончился. Сверху весело смотреть на водную и городскую мощь.

Дверь дома Саши и Риты открыта. Нас ждали. Я не вспомнила Сашу, хотя Таня уверяла, что он был у нас. Саша удивительно напомнил мне фигурой и походкой молодого Витаса Каргаудаса. Саша давно рвался уехать. Переходил финскую границу. Потом три года отсидел в лагере за попытку второй раз перейти границу. Здесь ему хорошо. Он работает вместе с братом Петей, образовав самостоятельную фирму по перевозке мебели. У них есть свой трак–грузовик и уверенность, что работы хватит на всю жизнь, до пенсии, и этой работой, пусть скромно, он семью прокормит (ему самому нужно мало). Семья – это Рита и двухлетний крупный, смышленый Митя. Мите хорошо купаться в любви родителей, смело вступивших в новую жизнь. Рита, правда, на положении гостьи с ноября прошлого года: сравнивает, анализирует, вживается, примиряет себя к этой жизни. «Я здесь отдохнула. Сейчас бы уж пошла работать, но только на государственную службу. Не могу быть бизнесменом – самостоятельным работником, могу только выполнять задания. А работать приходилось запоем».

Как тепло они нас принимали, какими внимательными были: дали сухую одежду, посушили мокрую, накормили, рассказали о себе, уложили спать, а утром подарили 20 дол. и дали с собой виноград и персики из своего сада – очень много. Да, достоинство их полуподвального жилья – наличия садика- огородика, где кроме винограда и персиков ещё инжир и прекрасные помидоры. Здесь же и круглый резиновый бассейн и зелёная площадка для Мити. Правда, поутру живущая над ними семья топает-бегает, как будто рядом с тобой (пока не откроешь глаза). Но и я б ради жизни ребёнка на земле потерпела. Так хочется, чтобы эта семья прижилась поскорей! На редкость положительные люди. У Саши много интересов: музыка, живопись, он учится играть на гитаре. Не хватает ему гор – он из Ессентуков, но со временем, с появлением машины, горы приблизятся. Митя такой уже разговорчивый в свои-то годы, запоминающий марки машин, спокойный и ненадоедливый, как все американские дети. Счастье молодой семьи ласкало нас своими лучами.

27 июля, суббота

Выспавшиеся как следует, и нагруженные подарками мы опять пошагали в Манхэттен. Мы шли по небогатым кварталам вдоль East-river (живой реки с порогами) и наблюдали отдыхающих горожан: на спортивных площадках, в детских городках, бегающих, гоняющих на велосипедах, самокатах и роликах. Живая страна! Радостная!

Увидели скульптурный садик, о котором говорили Середенко. Издали – ничего особенного, но какая от вертушек завораживающая музыка, как приятно раскрашены прибрежные камни и какие милые увальни разлеглись по кругу. Садик не закончен - при нас что-то монтировали. Наверное, со временем он станет более уютным.

По длинному мосту вошли в Манхэттен в районе 56 или 57st. С моста Витя щелкал и щелкал, а я ушла вперёд. Из моего пребывания в Нью-Йорке я сделала вывод, что его надо видеть снизу, а не сбоку. Только тогда можно его полюбить. Наш путь сегодня до южной оконечности, до 50-центового парома, с которого можно близко рассмотреть статую Свободы (пароход на остров Свободы стоит 6дол.). Мы идём по 1av., удивляемся новым небоскрёбам и малым формам под ними, японскому ресторанчику и японским девушкам в кимано с пышными бантами. Присаживаемся на ступеньках отдохнуть, поесть виноград, а многоликая уличная река протекает мимо нас и заряжает бодростью.

На кривую улицу Бродвей мы выходим в районе площади Union, где на скамейках спящие и бодрствующие, а рядом фермерский рынок с упорядоченными грудами овощей и фруктов. Наконец, выходим в зону China-town (на пересечении Бродвея и Canal-st.) и почти застреваем в толпе покупателей и продавцов. Sale- сегодня суббота, но я почему-то думаю, что и в будни у этих малюсеньких магазинчиков людно. Китайцы-продавцы в очень белых рубашках, с галстуками, серьёзны, внимательны – самый трудолюбивые люди в Нью-Йорке. Русских, вроде, тоже хвалят за трудолюбие, предпочитая латиноамериканцам и неграм. К тому же едут сюда, в основном, образованные русские.

Ещё на нашем пути была площадь Вашингтона, где мы застали веселье (Верочкина племянница уверяет, что оно там непрерывное). Поют и фокусничают, спят и едят, глазеют, как мы. Женя работала рядом в ресторане и выходила на сквер выкурить сигару – отдохнуть. Она даже примелькалась завсегдатаям – ей улыбались, особенно когда она подпевала. Разговор с Женей состоялся утром в воскресенье, и я его перескажу позже.

В маленьком дворике у пл. Вашингтона есть памятник Сервантесу и надпись Willy`s Garten. Хозяин растил чудные растения в этом садике и грел души людей, которые с ним встречались. Такая Америка была и есть.

Последний участок нашего пути - по уже знакомому Бродвею до знакомого быка, а потом до форта внутри которого кассы. Но это кассы 6-идолларовые, а где на Ferry? Полицейский не услышал моего вопроса, пришлось рискнуть спросить у отдыхающего негра. Тому 50-ицентовый Ferry (паром) был вполне понятен в моём вопросе и он показал. Разменяли доллар на квартероны и как в метро вошли в здание вокзала и с народом на просторный паром, идущий на State Iland - пятую часть Нью-Йорка. Таких как мы, гуляющих на пароме, была добрая половина пассажиров. Никто не брал, не заставлял брать обратные билеты. Жалко, что ли, что люди прокатятся туда-сюда?.. С помощью телевика статуя, конечно, приблизилась, но нельзя сказать, что мы проезжали рядом. И всё же хорошо: прогулка по чистому, бьющему волнами морю, оживлённая толпа и Свобода, которую видишь основную часть пути! Свобода и бытовой консерватизм – это, оказывается, совместимы в Америке. Ты можешь ходить полуголый по улице, но на работу собираясь, завяжи галстук. Забавно было видеть как-то вечером едущего домой на велосипеде служащего с закинутым на спину длинным галстуком и в шортах в обтяжку. Ты свободен в перемещениях, но останавливайся, пожалуйста, в кемпингах. Ты не должен лишать себя самого необходимого: воды, туалета, душа, еды. Когда Красины, покупая землю, поставили на ней палатку, наутро сбежались соседи, чтоб помочь им устроить «удобства». Сделка, правда, не состоялась, т.к. адвокат объяснил, что на пути к «их» земле есть участок частной дороги, за пользование которым им придётся дорого платить.

Мне нравится здесь бОльшая сдержанность чувств у молодёжи, чем в Европе. И всё же свободы очень много – человеку, как правило, достаточно. Ну, находятся люди, которым крыша над головой – это несвобода, и они уходят в нищие. Другие осознают, что их главное нежелание – мыться и они тоже уходят на улицу и т.д. Американцы сочувствуют, подают, еду покупают.

Пришли к Верочке ещё засветло, но в начале десятого меня сморило, и под разговор Вити с Верочкой я заснула.

28 июля, воскресенье

Год назад в свой день рождения Витин папа был ещё жив, проживал свои последние дни на этом свете, а нас не было рядом. А сейчас мы ещё дальше и одна надежда, что Галя с Мишей устроят поминальный день рождения.

А нам с утра ехать в русскую баптистскую церковь по приглашению Поповских. Побывать на службе у баптистов – какая удача! А увидеть Лилю и Марксаныча – это исполнение многолетней мечты. В нашей памяти с ними связано столько хорошего! Жаль вот только, что начавшаяся несколько лет назад переписка быстро вспыхнула и обуглилась. Терпимости в Америке и в церкви можно поднабраться, но свою природу не перекроишь. Проштрафившийся мальчишка (Витя) должен знать своё место и каяться-каяться, а он «возникает» и не кается.

Мы немного опаздываем к началу собрания (трудно назвать это действо Богослужением), но, наконец, входим в узенький зал со сценой и скамьями, когда одна из прихожанок рассказывает о своём общении с лечащимися детьми из Чернобыля. Она думает, что ей удалось обратить их к Богу. Потом мы слушаем псалом в хорошем исполнении – певица из прихожанок сменила на сцене рассказчицу (пастор сидит на этой же сцене, за фикусом). Ещё одна прихожанка затем читает нечётные библейские тексты, а мы все вслух чётные. Не могу вспомнить, что это были за тексты, о чём, помню только, что я их не переживала. Потом пастор Пётр Петрович «спустился к народу» и стал говорить о любви к Иисусу Христу, ссылаясь на прочитанные нами тексты, уверяя, что любовь к И.Х. в исполнении его заповедей. Он говорил, как и все, по-русски, но случалось, прихожане ему, родившемуся в Америке, помогали найти нужное слово. Восклицаниями «OK» и «You see» была пересыпана его речь. Ему было важно повторить- напомнить старожилам и донести до новеньких, зачем нужно любить Бога, зачем надо чувствовать себя его сынами. «Ведь это как наследство. Пусть чужие сыновья лучше, но наследство всё же оставит отец своим сыновьям». Он так хорошо улыбался, так светился, и лишь потом мы узнали, что у него недавно умерла от рака любимая жена. Что даёт ему силы на такое свечение? Он крупный инженер, богат и много денег отдаёт церкви. Сколько ему лет, не могу сказать - возраст американцев не поддаётся моим привычным оценкам. Дети у него взрослые. Есть в этой церкви ещё пастор Алексей – сын перемещённых лиц, родился в Германии. Его функции, в основном, хозяйственные и он часто ездит по домам прихожан, смотрит, чем может помочь, ведёт беседы. Витя, конечно, попытался втянуть его в заботы о наших подзащитных – христианах, но не получилось. Этот разговор состоялся потом, но я ещё не дорассказала об общем действе.

Петр Петрович при произнесении проповеди использовал... диаскоп, и на экране появлялись тексты, которые должны были воздействовать на нашу зрительную память, но кроме «один Бог – одна любовь» я ничего не запомнила. Потом мы вместе пели «Со мной ли Бог». Мотив быстро усвоился. И были ещё молитвы – люди вслух молились... по очереди. Один русский гость молился на коленях о своей живущей здесь сестре, у которой большие сложности в семье. Прозвучала молитва на английском. Мне такое было странно – ведь молитва это сокровенное общение с Богом. Может баптисты считают, что к молящемуся вслух присоединяются беззвучно все присутствующие, усиливая его просьбы?

Серьёзная часть завершилась напутственным словом пастора и начался «трёп» - застольное чаепитие. За чаепитием я почему-то не спросила Марксаныча о молитвенной части, отвлеклась. А он всё подсовывал нам, голодающим в России, колбасу и ветчину, и я не отказывалась играть в эту игру – делала двойные бутерброды.

Микроавтобус Петра Петровича доставил нас до северной оконечности Манхэттена, и мы, попрощавшись с Поповскими до среды, отозвались на предложение Эдвига Арзумяна посмотреть бастионы, но сначала зайти за его женой. Прекрасно! Зашли, и Валя охотно согласилась на прогулку. Ходили по парку, организованному и подаренному городу Рокфеллером. Сверх, с бастионов, хорошо смотреть на речные дали и на заречье. Ненадолго заходили в дикий лес с ягодой. Обсудили много тем и не увидели расхождений. Приехали они сюда на год – Эдвига, вроде бы, пригласили читать лекции в Университет. Но до лекций дело не дошло, т.к. основные интересы Эдвига в области издательства (привезли полный чемодан рукописей). А ехали они 22дня на торговом судне, на которых, оказывается, есть каюты для чиновников среднего ранга. Никого, кроме них в этот раз пароход не вёз. Морякам обидно – совсем маленький приработок. С них двоих взяли 1000руб. и допустили к общему столу, а при прощании в Новом Орлеане выдали хлеб и консервы и посоветовали ехать автобусом – транспортом малоимущих. Каково ж было изумление Эдвига и Вали, когда они видели огромные пакеты еды у пассажиров. Положение их остаётся неузаконенным, но двухкомнатная квартира вполне уютная, а в холодильнике есть еда. Зарабатывают: Эдвиг разноской ланчей (к тому же один ланч остаётся ему), а Валя уборкой. Заработанные сверх необходимого минимума деньги идут в Союз родным в виде посылок или в «живом» виде. С печатанием пока глухо. Появилась только одна статья в «Новом русском слове». Вот такое неожиданное знакомство. Продлится ли? Я просила Валю узнать про еврейскую реформаторскую школу. После разговоров с Верочкой захотелось больше узнать про иудаизм. Валин английский пока не пускает её в эту школу и она просто читает тору по-русски. И ей не хочется ходить к адвентистам вместе с мужем. А Эдвиг –армянин по отцу, венгерский еврей по матери, готов креститься. В адвентистском клубе ему хорошо.

Уходили мы поздно – хорошо сиделось.

29 июля, понедельник

Сегодня у нас тихий день в Верочкиной квартире. Мы пишем, читаем, спим. Витя дочитал «7 вопросов об иудаизме», а я два номера «Н. русского слова ». В одном из них была прекрасная статья Игоря Ефимова. Не составило труда у Поповских узнать его телефон. Оказалось, он живёт в Нью-Джерси, оказалось, нас помнит и по-прежнему к нам расположен, а завтра заберёт нас из редакции «Н. Русского слова» на ночёвку.

30 июля, вторник

Деткам сегодня по 17 – совсем взрослые. Как сохранить и упрочить с ними отношения? Я должна быть ласковой и терпимой и терпеливо нести домашние заботы, не надеясь, что они будут помогать. Может, иногда и помогут. С Тёмой сложности неизбежны, но и ему нужно моё ласковое слово. Как уметь видеть в нём моего маленького мальчика, а не взрослого, другой породы человека? Господи, вот уж воистину ради этого стоит ходить в церковь и молиться.

Сегодня у Вити утром встреча с Эдвигом (тот отдаст бумаги для своего брата), потом с Peter Juviler –профессором Колумбийского университета, советологом, обеспокоенным отношениями в СССР, затем интервью в «Новом русском слове» и, наконец, встреча с Игорем и Мариной и приём в их доме.

Я должна была приехать только в «Новое русское слово». Спокойствие утра было омрачено тем, что я вспомнила о ключах в Витином кошельке после его ухода. Верочка, конечно, нашла выход из положения, и её Лиля сходила к хозяину дома, взяла запасную пару ключей и выпустила меня.

За час до назначенного времени я заняла позицию ожидания в подъезде «НРС». Встреча прошла деловито. Александр Грант поставил магнитофон и включил его, пообещав запустить интервью в газету в конце недели. Игорь позвонил в редакцию и сообщил, что приедет в половине пятого и махнёт нам. Мы немного боялись его не узнать (вдруг бороду сбрил). Но он сам узнал нас и помахал. Борода осталась, но совсем седая, немного пополнел, но блеск, остроумие и радостный характер сохранились. Он завёл своё издательство «Эрмитаж», и они с Мариной выпустили 140 книг, из них 8 собственных. Работы много. Чёткое деление суток, писательство по ночам позволяют сочетать необходимое с приятным.

Сперва заезжаем на склад «Эрмитажа», где хранится основная часть изданного ими (остальное в подвале их двухэтажного дома в Нью-Джерси). Это – гаражная секция и за неё в месяц Игорь платит 146дол. Потом едем к ним домой. В доме небольшие обжитые комнаты, открытая кухня с проёмом, выходящим в столовую с овальным окном, с красивой посудой и красивыми бутылками. Мы едим двойную уху – Игорь по-прежнему любитель-рыбалов. На второе Марина приносит курицу, окружённую всевозможными овощами. Одним словом – мы пируем. Пируем и ведём беседы. Остроумие Игоря никуда не делось. Блестяще он рассказывает о начале жизни здесь, когда на его плечах было пять женщин, а он всё равно был весел, в противоположность своему шефу- богачу с множеством машин, с красивой женой, но очень грустному. Может, грустный редактор предвидел свою раннюю смерть или у грустных больше вероятности заболеть раком? Игорю пришлось уйти от грустного шефа, разрыв был тяжёл. Невозможно пересказать все Игоревы рассказы, только один. Он о Петере Соломоне, советологе из Колумбийского университете, на лекцию которого «Об усилении законности в СССР во времена Сталина» он пошёл и вежливо спрашивал число репрессированных. Профессор несколько раз ускользал, ставил Игоря в неловкое положение, но вынужден был сказать, что из диапазона 2-4млн считает, что 2млн – более точное число. Аудитория замерла, переживая такое «усиление законности». Ещё с Игорем судился Михаил Шемякин и потребовал 2млн за то, что напечатанное интервью с ним имело неточности, в частности, сообщалось, что он подписал письмо десяти. Судья взял с Шемякина значительные судебные издержки, второй суд их увеличил. Игорь показывал картину Шемякина, которую купил в Ленинграде, заплатив свою месячную инженерную зарплату и дав тем самым другу средства для жизни. Вот такие нелепости.

А в целом – жизнь хорошая. Своё издательство – хлопотное, малоденежное дело, но зато можно издать свои книги. И Маринину книжечку выпустил. Марина работает на «Свободе» и её постоянная зарплата сейчас, когда большая конкуренция на книжном рынке со стороны русских издателей с их дешёвыми книгами, похоже, держит наплаву и дом и семью. Из семьи, правда, остались они вдвоём, т.к. Лена, будучи актрисой, живёт в разных городах, 18-илетняя Наташа, став студенткой, подрабатывает на своё жильё и житьё (утром мы её, правда, видели, она забирала чистое бельё), мама живёт отдельно, а бабушка больше не живёт. Марина с нами «пировала» мало - ей надо было перевести английские тексты для завтрашних записей на радио. Приветливая, умная – повезло Игорю. Тему нашу – хозяйственников – Игорь оставил нам, ему своих забот достаточно, но дал телефоны и предложил Вите сотрудничество, если...

Ещё он предложил мне считать текст ради заработка. Как я там считала (и Витя помогал), не знаю. Под конец мы спешили, а я вообще плохо считываю. Но 30дол в конвертике он нам вручил, считай, подарил.

И книги, им изданные, он нам подарил, несколько своих. Не задумываясь, можно было брать из ящиков с бракованными экземплярами. Ну, мы и набрались...

И, наконец, заведя свою новую, очень любимую машину, в половине третьего он повёз нас к Питеру Джувела, с которым Витя вчера встречался, а на сегодня он пригласил к себе домой. Богатая квартира с картинами, розами, видом на Гудзон. Хозяева – милый, понимающий русский язык и старающийся понять нас профессор, и молодая, прямостоящая при прощании (только тогда мы её и видели) жена профессора, занимающаяся также правами человека и изучающая для этого испанский. Питер серьёзно воспринимает тезис: «пока осуждённые хозяйственники в тюрьме, никто не поверит в перестройку и реальный рынок не начнётся». Он собирается в Россию, и я жалею, что не пригласила его у нас пожить, хотя в сентябре Тёма, может быть, ещё не уедет. Питер угощал нас соками и ореховым пирогом, и я ела его, отламывая кусочками, а надо было ложкой. Мы уходим, обласканные вниманием и выражением искренней озабоченности судьбой нашей страны.

Провожая нас, Питер кивнул на лифтера: «Он понимает по-русски». Лифтёр оказался просто русским. «Ну, как там Москва?». Я: «Нормально». «Как нормально? Там же ничего нет. Рубли ничего не стоят. Я дал сестре 25тыс, она ничего не может купить. Даже из аэропорта можно уехать только на доллары». Я: «Но молоко и хлеб ещё можно купить на рубли». Витя добавляет: «В нашем районе». Лифтёр удовлетворённо кивает.

Со 108 улицы наш путь к 194-ой, к Поповским. Витя с коробкой книг, как не странно, шагает легко, втянулся. Проходим Колумбийский университет - мы его видели раньше в преддождевой темноте. Сейчас он сияет. Проходим музей индейского искусства – недоступный для нас. Проходим мимо по воскресному оживлённых людей, ведь идём по Гарлемскому Бродвею. Красивые дома, церкви, витрины, продавец, с улыбкой провожающий до двери покупательницу с ребёнком. Нам хорошо.

Легко находим дом, где живут Поповские. Мы рады –нам рады. Вкусная еда, разговоры о жизни, о людях. Лиля сидит под своим портретом 20-илетней давности. На голове у неё платок – простужена, что дополнительно подчёркивает разницу молодой и нынешней Лили. Не оставляющие заботы о парализованной маме утяжеляют её походку. М.С. бодр, его 69 ему ни почём. Пенсия маленькая, только на квартиру. Можно поменять на дешёвую, но жить в дешёвой не престижно. Заработки не очень-то регулярные, но всё же есть статус признанного русскоязычного писателя.

Съездить на родину Лиля не мечтает, вот в Испанию бы... Но дорого, а деньги как-то не копятся, да и больную маму не бросить. Коридорчик у входа оборудован как ностальгический уголок – полки с фигурками, матрёшками, картиночками, диванчик, чтоб на всё это смотреть, а за диванчиком растянут плат тёмных тонов. Висит и мой подарок, вручённый при их отъезде, деревянная церковь на эмалированной пластине, т.е. «здесь страна, которую я, к сожалению, не могу забыть» - М.Поповский. Пишет он в «НРС» о русских в Америке, только что договорился с Коротичем печатать это же в «Огоньке». Устойчиво с Лилей -25 лет отметили. Ну, дай ему Бог дожить без больших печалей! Жизнерадостные американцы живут долго.

Приехали домой (к Верочке) почти в 11час. У неё сидел Женя Б., писал письма, т.к. у Лили сегодня съезд гостей. Так что прощального вечернего разговора не получилось, и мы побежали «оушнуться». Ночные волны мне показались страшными, и я побултыхавшись у берега, выскочила на песочек. Витя не спешил. Дома Верочка заставила нас съесть ноги огромных кур, т.к. ждала нас, как порядочных, к ужину и готовила его. Она с Радунскими проводила сегодня Оболонских. Огорчилась, что Оля не взяла видеокассеты для Эпштейнов в подарок (у Оболонских был бы перегруз). Наш второй билет в Бостон, купленный за 25дол (вместо 29), получил Верочкиными усилиями печать, что он действителен, хотя был взят «туда-сюда» в конце года. Гонорарный чек прошел через банковские службы, и Вера его «окешила», т.е. взяла в долларах. Мы стали «очень богатыми людьми». Как разумно теперь ими распорядиться для пользы дела? Дела-встречи в Нью-Йорке закончены. С ночным Манхеттеном мы с метромоста попрощались и погрустили, почувствовав, как к нему привязались. С Верочкой с благодарностями прощаемся сейчас и утром, когда едем в поезде.

1 августа, четверг

На Бостон автобус отошёл через две минуты после того, как мы в него сели, на подаренный Эллой б. Каленской, а теперь Шмулевич, Бостон. Да, без её желания субсидировать нашу дорогу до Чикаго, мы бы Бостон и Каленского, и Шмулевичей не увидели. Мы готовы отдать Элле 100дол., собранные нашими трудами и добрым к нам отношением, т.к. я нахожусь под моральным давлением Оболонских, которые как-то узнали, что мы выбрали дорогой путь в Чикаго - начало нашего самолётного пути в Сан-Франциско - через Баффоло, т.к. захотели увидеть Ниагару (дешевле вернуться в Нью-Йорк и оттуда доехать до Чикаго). Оболонские считают, что мы «накололи» Эллу. И Рэнду, по их мнению, мы «накололи», запросив авиабилеты по разным линиям. Но Рэнда брала билеты за два месяца и потому имела скидку.

Почти пустой автобус с чуть затенёнными стёклами, с туалетом, кондиционером мчал нас почти без остановок по лесистому хайвэю. Я ела и спала, спала и ела. Витя сидел на первом кресле, и его восприятие дороги, наверное, было содержательное.

В Бостон приехали в половине третьего. Люди, работающие в это время, понятно, не дома, и мы пошагали по городу, убивая трёх зайцев: рассматривать его, проводить время и приближаться к дому Эллы. Автостанция в центре города, и Витин фотоаппарат сразу защёлкал. Невероятной красоты Троицкая церковь с витражами и фресками отражается своим резным каменным верхом в стёклах небоскрёба. Небоскрёб как бы множит эту красоту. Оркестранты раскрывают свои инструменты – скоро зазвучит здесь музыка, а мы выходим на бульвар Комменвилс со старинными домами, с прекрасными статуями. Особенно хороши моряк-исследователь Морисон (он сидит на носу корабля) и первопроходец Америки из Исландии (забыла имя). Потом опять входим в сетку улиц, выбрав одну из них, которая ведёт в Бруклайна. Мой рюкзак лёгкий, а у Вити подаренные книги, и он ходит с ними 5 часов (на другой день, когда понадобилось перевести наши рюкзаки на квартиру Эмили Соломоновны – матери Эллы, Марк - муж Эллы, рассказывал, что с трудом поднял Витин рюкзак и донёс до машины). Бостон показывается нам как невысокий город с нарядными, каждое на свой лад, зданиями. Мы проходим огромную в высоту и длину Первую церковь, филармонию, студенческий театр, просто университетские здания – наполняемся красотой. В какой-то момент зелёный метро-трамвай вынырнул из-под земли, подтвердив, что мы идём правильно (Элла говорила о зелёной линии). И только когда трамвай повернул на кругу, хотя трамвайный путь продолжился, я начала подозревать что-то неладное. По карте мы уже вошли в Брукляйн, а на вопрос «это Брукляйн?» получаем ответ, что он сзади. Мы лезем в Витины записи Эллиных разъяснений. Постепенно, после многих вопросов, после рассмотрения карты метро понимаем, что у зелёной линии одно начало и четыре хвоста. Мы идём вдоль самого левого, а надо перейти ещё один хвост и ухватиться за следующий. После осознания дальнейшего маршрута, пошли веселее. Забавно, как удивлялись негритята, когда я не понимала, что надо доехать до пересадки на «Парк-стрит» и сесть на линию D. А мы ж спрашивали пешую дорогу. И название улицы у меня было записано с ошибкой, потому и узнать невозможно было.

В конце концов, дошли: улицу нашли, и дом, почтовый ящик с надписью «Каленская». А как войти в дом, не знаем. Смешно идти искать телефон. Решаем подождать на крылечке. Надоедает ждать, хожу вокруг дома и кричу: «Элла». Наконец, появляется соседка и находит для нас нужную кнопку (не решается сама пустить). Мы поднимаемся на самый верх деревянного особняка по мягкой лестнице и радостно здороваемся со всеми тремя: С Марком, Эллой и 9-имесячной Элизабет (Зябой). Она стоит в манеже и с интересом нас рассматривает. И оттого в доме всем радостно. Квартира обставлена Марком и его мамой прекрасно, очень много красивых вещей. Мама теперь живёт отдельно, но эту «свою» квартиру продолжает обихаживать и обеды готовить. Мы её так и не увидели, зато увидели поутру Эллину маму – она пришла сидеть с внучкой.

А вечер мы проговорили. К тому же пришли друзья – Наташа с Виктором, новые эмигранты. На Наташин вопрос Элле брать ли бэбиситерство, я поспешно ответила: «Брать». Молодые женщины улыбнулись, а Наташа стала объяснять, что у неё есть малыш, но предлагаемое бэбиситерство может дать деньги, большие, чем она сейчас тратит.

Не зная, где нас положить, Элла ходила с нами по квартире, и нечаянно мой громкий голос разбудил Зябу, тихо с бутылочкой заснувшей в своей переносной кроватке. Конечно, я говорила бы тихо, если б могла предположить, что малышка спит не в родительской комнате, а в отдельной. Она долго не могла успокоиться окончательно, Витя с Эллой по очереди и вместе её успокаивали. Я же так устала, что легла и уснула, оправдывая себя, когда просыпалась, тем, что это, наверное, Эллин метод воспитания, ждать, когда Зяба уснёт сама. Элла с вечера говорила, что есть поклонники активного и пассивного воспитания, но я не определила, какую точку зрения поддерживает она сама.

2 августа, пятница

Сегодня мы встречаемся с Валерой Каленским. Мила (Эмили Соломоновна) показывает нам начало дороги к Гарвардскому университету. Мы идем по Комолвилсу, потом по Гарвардстрит и выходим на мост через Чарли-ривер. Мост и река – это панорама во все стороны. Потом по Риверстрит мы выходим к Сентерсквеа. Гарвард – следующая остановка метро, мы, конечно, и этот перегон проходим пешком. Кругом есть на что посмотреть, и потому приходим к месту встречи на полчаса позже. Но Валера нас ждёт. Мы обнимаемся – не виделись 6 лет. Валера ведёт нас по университету, где он работает младшим библиотекарем. Библиотеку, конечно, тоже показывает: и свой любимый зал с полуцилиндрической крышей, и полки с русскими журналами и газетами. На улице он показывает памятник Harward`у, основателю университета, самую старую церковь, надпись на которой свидетельствует, что она почти от основания Кембриджа. Запоминаю: Гарвардский университет в Кембридже, в Бостоне, а Кембриджский университет где-то в Англии. Вот как расширились мои географические познания!

Мы бродили по университетским дворикам, по траве, которую вытаптывают туристы, а студент что – он только полежит да пойдёт. Просторно тут. Огромное здание концертного зала с изразцовой крышей мы вначале приняли за церковь.

Выходим за территорию университета, чтобы увидеть другие памятники. Валера любит особенно одного старика-активиста, родившегося до основания Кембриджа. Его зелёный памятник - сама старина. Выполняя Витину просьбу, Валера приводит нас в Русский центр. Витя надеется на встречу и, действительно, удаётся встретить Лауру Уимен (Александр Некрич сообщил, что она здесь). Лаура очень интересуется Советским Союзом. Недавно она с мужем составила конституцию для Литвы. Посмотрев по TV новости, мы потом долго разговаривали с полным пониманием друг друга.

Валера работает с 2 до 5 час, и оставшиеся после разговора с Лаурой почти два часа мы провели в прохладной столовой, писали. Потом отправились в библиотеку. Отработавший Валера (его намеренно держат на трёхчасовом рабочем дне, чтоб не обеспечивать страховкой) повёл нас к дому Лонгфелло, его памятнику и тихой зелёной площади с домом встречи мармонов. Что это за люди? Потом он повёл нас на свою любимую скамейку, где мы оба стали тут же засыпать, плохо воспринимая Валерины рассказы об Америке, как он её увидел.

И вот он проводил нас через Центр Кенади к ближайшему мосту, и мы простились до завтра. Опять сумели заблудиться, потому что вместо Гардвартской улицы пошли по Кембриджской. Но карта на руках, разобрались. Зато увидели новые здания, громадный францисканский госпиталь. Сегодня и завтра мы спим у Милы, т.к. у неё свободно, все на даче. Миле -59, она инженер, давно мечтала о выезде и вот уже 1,5 года здесь. В этой квартире, как и в Москве, она с семьёй младшей дочки, ещё с сестрой. Конечно, здесь просторней, чем в Москве, но хочется большего – здесь ведь все живут раздельно. Изо всех работает только Толя, муж Риты, работает самоотверженно. Рите никак не удаётся найти работу, Мила и не пытается, т.к. на ней двое внуков, но она на welfare, а это при скромных потребностях в одежке, очень даже достаточно для еды и квартиры. О родине вспоминает без ностальгии: держала в бедности её мать с двумя детьми (муж умер, когда Элле было 11лет), а потом выпустила с двумя чемоданами. У Милы хорошеет лицо, когда она улыбается. Внимание к нам было исключительное. С языком у неё трудности: дома надо говорить только по-русски, чтоб внучок не забывал русский, а на людях она почти не бывает, только в магазинах. Наши спекулянты у неё в нелюбимых: «Но почему я должна была им переплачивать? У меня ж зарплата маленькая». Здесь «зарплата» большая, и у неё нет проблем с продавцами. А то, что виновато было государство в её маленькой зарплате - в этом направлении не думалось. Время и жизнь всё разъяснит.

3августа, суббота

С утра у нас встреча с Леной Даниелян. Её дом оказался на другой стороне улицы, почти напротив. Лена – одесситка, два года здесь. Бросив свою медицину, она перепечатывает Экспресс-хронику и распространяет её по Америке и Европе. Она вся ушла в эту работу, длящуюся уже 4 мес., хотя заработки стали нерегулярными. Мы не увидели членов её семьи – они в гостях, в Калифорнии. Кроме двух мальчиков, наверное, есть и муж с устойчивым заработком. Лена из скромных, самоотверженных «девушек», готовых «за идею» себя не жалеть. Нам она did at best, т.е. сделала всё, что смогла. Сперва отправила часть наших бумаг Помеле в Чикаго, а сейчас позвонила журналистке в Торонто (тоже из их организации помощи советским евреям). К нашим подзащитным она относится безразлично, привыкла защищать политических.

От Лены мы едем на встречу с Валерой у Парк-стрит. Путь прямой, ясный. Парковая улица Комменвилс переходит в парковые аллеи: и мы видим прогулочные лодки с лебедями на корме, французскую ухоженность, многочисленные скульптуры.

Валера показывает нам новый city hall со скульптурами перед ним: первого градоначальника, Д.Кеннади, двух женщин, погибших за Америку. Мы проходим по старинным узеньким улочкам, прилегающим к city hall`у (некоторые – на одну машину). Среди них, наиболее известная по числу мемориальных домов – Charly st. Витин фотоаппарат в постоянной работе.

Возвращаемся к метро. Здесь уже нет тех девчонок, что защищают посаженного палестинца. Чтобы защищать со сбором денег, нужна лицензия, а у них её нет. Наш путь теперь в более новый квартал. Но сперва мы проходим (и заглядываем на них) мимо старых кладбищ. Валера знает некоторых из знаменитых бостонцев, а Витя, надеюсь, запомнил. В центре у громадного дома (?) пятнично-субботний рынок. Сегодня вечером вся эта роскошь будет почти бесплатной, и Мила приедет за ней. Товары размещены на грубо сколоченных ящиках, которые вечером уберут до следующей пятницы. Лежат горы рыбы и океанской живности. У продавцов проблема сбыта, а они – ладные молодцы, всё равно веселы. Мы проходим через эту щедрость моря и земли и входим в итальянский район. Валера показывает дом-музей Ривьеры и памятник ему, красивую церковь и просто милые улицы.

Из этого района, получив рекламные вкусные хлопья, мы переходим в район небоскрёбов и пирсов. На одном из домов читаем надпись о событии, которое было известно Вите до приезда, о «Бостонском чаепитии». Тогда, протестуя против высоких цен на чай, бостонцы, переодевшись индейцами, напали на английский корабль и сбросили часть ящиков с чаем в воду. Ещё мы видим прогулочную деревянную галерею Колумба с памятником ему и много отелей, выступающих в море. Прибой, вода почти чистая. Мы гуляем по прогулочному пути и это весело. Потом бродим среди небоскрёбов (в них, в основном, банки- управители страны) и возвращаемся на Парк-стрит. Валера опять ведёт нас в Макдоналдс, чтобы попить понравившийся нам утром яблочный сок. И ещё мы впервые едим гамбургеры.

Расставшись до завтра, мы проделываем знакомый путь назад. И опять у нас приятный вечер с Милой. Ещё читаем «Новое русское слово», в которой статья А.Гранта о Вайнерах, но не о нашем деле.

4 августа, воскресенье

Утром с проездным билетом (в воскресенье по одному билету можно ездить вдвоём) отправляемся к Кармит Зусман. Приезжаем во время, хотя поезда ходят редко, но наш оказывается экспрессом прямо до Harvard`а. Много неожиданного в каждом городе. Здесь, например, билет берётся туда-обратно и потому в трамвай, когда он на улице, можно сесть в направлении из центра, и мы дважды этим воспользовались. Или ещё - трамвай неожиданно становится экспрессом.

Кармит Зусман (из Общества помощи евреям во всём мире) оказалась кореянкой, удочерённой евреями. Детство она прожила в Израиле, знает, как она сказала, несколько языков, русский понимает хорошо, говорит быстро. Ей не больше 27 лет. Она юрист, преподавала в разных университетах, с осени будет в Гарвардском читать философию истории Европейских стран и СССР.

Кармит приводит нас к себе. У неё небольшая квартира, но для одной вполне достаточная. Ей мы интересны. Она готова понимать, запоминать, копировать. Поговорили, уговорились обо всём и о вечернем слушании бразильской музыки в южно-американском ресторанчике, куда мы приглашены в качестве гостей. Приглашён и Валерий, но он откажется.

Потом мы встречаемся с Валерой, гуляем по району, называемому Южный Бостон, поднимаемся на редут, бродим среди красивых домов, построенных испанцами и поддерживаемых в порядке нынешними хозяевами. Вернувшись, «навостряем лыжи» в тот район, где живет Валера. В нём нет ярких зданий, но много добротных особняков. Мы заходим поглазеть в пивной бар, где, по Валериным словам, пиво в два раза дороже, но зато есть общество. Оттуда проходим по старинной улочке с лужком по середине. Дом, на третьем этаже которого Валера живёт, тоже старинный. Хозяйка – тоненькая, маленькая женщина мечтала о своём доме, но покупала его совместно с подругой, надеясь содержать его за счёт постояльцев. Дом соседствует с Вашингтон-стрит – тихой, на наш взгляд улицей, но, по утверждению Валеры, очень опасной (там его побили и отняли кошелёк). Из постояльцев остался только он один, подруга тоже как-то слиняла, а дом из-за старости, из-за окружающих деревьев гниёт, требует постоянного ремонта и ухода. Валерина холостяцкая комната чистая, тёплая зимой, немного жаркая летом. Он покормил нас рисом с рыбными консервами и напоил кизиловым соком. Мы были его первыми гостями. Он знает всех, кто живёт рядом, ему нравятся эти люди и дома, и если бы не вашингтонская шпана, всё было бы прекрасно. Конечно, в 52года (сейчас ему 56) оставаться одному было ужасно. Мила говорит, что он добр, любит Эллу, понимает, что с Марком ей лучше (Марк и Элла ровесники), и радовался, что у Эллы родился ребёнок, и она стала мамой. Элла, Мила и Рита с Толей жалеют Валеру, как человека не от мира сего, не умеющего контактировать, живущего только в сфере американского духа, но не bisnes`а (бизнес – это любое дело, что даёт деньги) да и просто быта. Его сейчас обучают на библиотекаря, но поскольку он «больно учёный», а может потому, что возраст предпенсионный, не очень верят, что деньги на обучение не «улетят в трубу», что он останется в библиотеке. А он, действительно, мечтает о работе в каком-нибудь советско-американском предприятии, чтобы жить в основном в Москве около старенькой своей мамы. Элла грустно помахала головой: «Ничего он не будет делать, будет плыть по течению». Элле лучше знать, но вдруг бодрые Витины разговоры как-то встряхнули его. В Витином голосе всегда (независящая от него) вера в возможности человека.

Валера проводил нас в Center Square, где Кармит назначила нам свидание в 7час., и мы распрощались, чувствуя себя (я, по крайней мере) немного виноватыми, что мы не одиноки, что у нас есть большая жизненная задача и нам не нужно дома беспокоиться о службе, о деньгах для жизни. Кармит пришла к метро ровно в 7час и через 3мин мы уже сидели за столиком в маленьком ресторанчике на Массачусетс-авеню, хозяин которого, кажется, из Перу. С нами за столиком Элизи – сестра музыканта, чей оркестр мы пришли слушать. Она меньше года назад стала адвокатом и работает в небольшой фирме, где невысокие зарплаты, кажется, оттого, что контингент подзащитных беден. Мы знакомимся с её братом Дэвидом. Он желает, чтоб нам понравились его музыканты. И они нам понравились, очень. Кроме Дэвида – он центр своего квартета и играет на маленькой гитаре медиатором(!), очень скромный гитарист Фердинанд, приятным голосом, певший задушевные песни, и два «многостаночника» - у них в руках побывали барабан, скрипочка, бубен, ещё какие-то неизвестные мне инструменты. Музыканты – молодые ребята, чуть больше двадцати, удивительно светлые по улыбкам, по радости от своего исполнения и оттого, что они поют. Фердинанд- гитарист и Фердинанд- «многостаночник» - бразильцы. Музыка и исполнение зажгли присутствующих, и в узеньких проходах начались танцы. Девочки явно получали удовольствие от танцев, и никакой вульгарности в движениях.

Кармит заплатила за каждого из нас по 6 дол за концерт и, чтоб её не «наказывать» больше, мы попросили еду не заказывать, но кофе и громадные тарелки с салатом мы всё же получили. Их хватило на весь вечер. Кофе было двух сортов: турецкое и американское. Последнее просто слабое, а турецкое ароматное и очень приятное. Мы стали собираться, когда квартет Дэвида сменил другой квартет с певицей и гитарой. Её жестковатое лицо не настраивало на слушанье. В квартете есть виртуоз-музыкант, играющий на невероятном инструменте: натянутая тетива и ещё какой-то барабанчик. Но мы всю свою любовь отдали первому квартету и к тому ж нам надо было сегодня перебраться от Милы к Элле, т.к. сама Мила с Зябой уехала загород в домик, где сейчас её внук, а Рита и Толя вернулись домой. Мы ушли в 10 час.

Встретившись с Ритой и Толей, мы поняли, что не помешали бы им, но поскольку малышку увезли, то Элла с Марком решили забрать нас к себе. Уйти сразу не получилось. Рита (удивительно похожая на Эллу) поставила на стол чай и пирог, и мы с удовольствием слушали рассказы Толи о его здешнем житье-работе. Крепкий, оптимистичного роду молодой человек, которого мы не успели рассмотреть на проводах Эллы и Валеры, очень приятный собеседник. Рита грустила – малыш очень плакал, когда она уезжала. Но ей надо искать работу. За полтора года никаких в этом плане успехов. Толя расспрашивал о Москве, но мы знаем, что бывшие русские информированы лучше нас. У него невыездные родители нашего возраста. Видя нашу бодрость и желание вернуться, он, наверное, успокаивает себя, что в Москве таким, как мы и его родители, не так уж плохо.

Засидевшись, мы поздно пришли к Шмулевичам, но нас ждали и не сразу легли. Я рассказала Элле (по просьбе Валеры), в каком прекрасном районе он живёт. Элла грустно улыбалась. На завтра нам предложено вечером вместе погулять по Гарвардскому университету.

5 августа, понедельник

Всё утро Витя звонил. Начал с Жени Интрактор в Торонто, выяснил, что она ещё не оставила своей мысли встретиться с нами в Баффоло, окончательное решение зависит от мужа. Потом в Общество помощи украинцам в Нью-Джерси (по совету Жени), договорился, что пришлём наши бумаги. Звонил М.А.Поповскому, получил для меня «комплимент», что я молчу, когда Витя говорит свои глупости. Попробовал найти литературную работу для Эллы у Игоря Ефимова – не получилось. После звонков Витя писал письмо украинцам, а когда я его переписала, мы пошли смотреть Бостонский католический колледж. Мы подходили к нему со стороны новых строящихся зданий и мои «ахи» усиливались постепенно. Старая часть имеет здания в виде церквей. Может, в каждом из них и есть помещения для церковной службы, но, в основном, это всё же учебные помещения, роскошно одетые и укрытые. Два из них в лесах и везде люди. Что они делают с этими прекрасными зданиями, мы не поняли. Может, просто чистят-убирают.

Насмотревшись, мы пошагали к Лене Даниелян, поговорить-проститься. Лена в непрерывной, но любимой работе, когда всего не успеваешь: «Это как растить ребёнка, тяжело, но...» - сказала она. Витя начал «закидывать удочки», чтоб поговорила она с Сашей Подрабинеком, попросила принимать статьи о наших подзащитных. Лена посоветовала издавать свой листок типа «Экспресс-хроники». Разумный совет, но нет работников у Марины, Валеры и Вити, чтоб делать такой «листок». Газета «Тюрьма и воля» не пошла - не по силам было распространить такое количество экземпляров.

Пожелав Лене удач, пошагали всё по тому же Коммонвилсу в центр и наконец-то увидели переливающийся через края огромный прямоугольный бассейн у Первой церкви, имеющей такую же длину, как бассейн. До центральной площади уже недалеко, но мы там были в первый день и потому сворачиваем на гарвардский мост. Объектов для наших глаз и для фотоаппарата находится много: скульптурная фигура, рвущаяся вверх, руки пианиста на углу дома, верхушки домов и, наконец, виды с моста через Charly-river, широкой в этом месте и украшенной парусами яхт. Центр с этого моста много ближе, чем с того моста, где мы ходили два дня назад и красота небоскрёбов - вся наша.

По мосту мимо нас непрерывно шмыгают бегуны и велосипедисты (и всё равно в городе очень много нездорово толстых женщин, в основном, чёрных). С моста мы входим на территорию Массачусетского технологического института – «кузницы инженерных кадров». Бегают разноплеменные девочки и мальчишки с сумками - будущие инженеры, изобретатели, руководители мощной американской индустрии. Не побоятся взять ответственность за поддержание её на ещё более высоком уровне ко времени их взрослости.

Мы бежим дальше, боясь опоздать на встречу с Кармит, снимавшей сегодня копии наших бумаг для Жени Интрактор, для нас, для себя.

На станции метро «Харвард» в очередной раз (не было случая, чтоб мы, смотря в карту, не услышали «У вас затруднения?») получаем разъяснения, где находится нужная нам станция. Оказывается, всё по той же Массачусетсавеню. Всё, успели. Больше идти не надо. После встречи с Кармит, нас подобрали Шмулевичи в свою машину.

Мы гуляли с ними по залитому огнями Гарварду, слушали черного певца, поющего как будто для себя, но успевающего светло улыбнуться подающему, и широкие распевные песни женского квинтета, каждая их которого слегка пританцовывала, была нарядно одета и пела с большим удовольствием. У самого входа в метро группа южноамериканцев наяривала свои приятные, но немного затянутые пьесы. А дальше мы ели мороженое. Его было так много и оно было такое вкусное! Исполнение мечты! Незабываемо! Витя начал фразу: «Сижу я как-то в Гарвардском кафе - мороженном...». Марк добавил: «В захудалом». Мы расхохотались от несоответствия торжественного начала и этого добавления. Но может что-то есть в такой фразе: «Сижу я как-то в захудалом Гарвардском кафе-мороженом»...

Мы потом ещё заходили в другое кафе запить мороженное и опять бродили и слушали джаз и одиноких певцов, смотрели работу желчного иллюзиониста и весёлого жонглёра. Уходить не хотелось, но утром ребятам на работу, а Вите в 11 надо звонить Жене.

Через 15мин. машина уткнулась в свою ячейку за домом, а мы поднялись наверх и, поговорив на прощанье, разошлись по своим спальням. Бостонская сказка, устроенная Эллиными и Валериными усилиями, окончилась. Элла так и отказалась взять часть денег за билеты до Чикаго ($208).

6 августа, вторник

Мы встали в 6-ом часу и пошагали пешком на автовокзал. Утренняя свежесть сделала этот путь приятным. Пришли за час до отправления. Валера приехал проститься и передать деньги для своей мамы. То, что ему нелегко здесь, подтвердил маленький эпизод. Наши автобусные билеты состояли из трех билетов: до Олбани, до Кливленда и до Чикаго, а мы хотели остановиться в Баффоло - это между Олбани и Кливлендом, чтобы увидеть Ниагару. Валера не знает, как это можно сделать и не может себя заставить спросить. Он только просит погрузчика багажа написать на квиточках «до Олбани». В Олбани я иду в кассу и прошу об остановке. Уничтожив наши билеты, служащая выдаёт нам новые Олбани - Баффоло и Баффоло, - Кливленд. Без доплаты, молча. Но мне пришлось понервничать, что автобус уйдёт без нас и мы лишимся общества обаятельного француза, который терпеливо выслушивал мои фразы на английском и отвечал. Лишились. Новых пассажиров посадили в новый автобус и нас с ними, т.к. наши рюкзаки были выкинуты из брюха бостонского автобуса. Так мы и катили до Баффоло, видя перед собой знак бегущей серой собаки (Greyhaund –название автобусной фирмы) на заду бывшего нашего автобуса. И хоть я подрёмывала (никто со мной не заговаривал), но были минуты радостного изумления, особенно когда открывались горные дали. Вместе с красивыми облаками это было прекрасно!

В Баффоло приехали в сумерки, успели только взглянуть на его верхушки и удивиться двум «Свободам» на однотипных домах. Через час шёл автобус в городок у Ниагары, и мы поехали, надеясь, что там легче будет найти место для ночёвки. Так и получилось. Ночевали мы напротив Hotel`я, на поросшем деревьями как бы ничейном участке. Наша зелёная палатка хорошо пряталась под ветками, да и прохожих не было. И всю ночь шумели водопадные буруны. До самого водопада от нас было с километр, но мы как-то не поняли, что видим подсветку водопадной пены.

7 августа, среда

Умывшись в теплой воде рукава Ниагары, мы перешли мост и пошли к основному течению. Сами того не зная, мы проделала обычный экскурсионный путь. С каменистых островков, откуда видно начало сброса – подготовка к основному водопаду, и начинается осмотр Ниагары. Смотреть на водное буйство заворожительно, как и на костёр. Отсюда впервые увидели верхушку канадского водопада и столб пара над ним. Это его мы видели подсвеченным ночью. Подходим к краю и видим голубую стену воды. Под стеной борется с волнами кораблик под названием «Maid of the mist – служанка тумана (так я перевела)». Зрители - все в синих плащах и в тапочках - переживают удовольствие купаться в брызгах водопада и видеть обе его стены разом (они – под углом) и всего за 6,5 дол. Первый из увиденных нами корабликов заплыл глубоко под водопад, остальные поворачивали раньше. А мы насматривались, не спеша, сверху. Конечно, с канадского берега видна канадскую часть водопада полностью, но тот поток, что обрывается рядом с нами, летя на острые камни, и та часть водной стены, что мы видим – десяток метров у начала сброса совсем как на известных картинках – колоссальное зрелище. Ещё мы смотрим на Канаду. Вот те люди, вышедшие на балкон ресторана, размещённый на половине водопада – уже канадцы или их гости. Вот те смотровые башни, на одной из которых всё время ползает жёлтый лифт – тоже канадские. И этого достаточно – взглянули на Канаду. Мне и USA много.

Потом мы идём к американским водопадам, они падают с более низкого уступа и воды в них меньше, Но зато какая она красивая, как хрусталится! Вите хочется посмотреть водопад снизу от реки. И это предусмотрено – плати 50центов за лифт. Пока Витя рассматривал водопады с разных точек, я перелезла через ограду и нарвала яблок, явно ничейных.

Мы возвращаемся на автостанцию, чуть поглазев на центр городка Niagara falls, и довольно быстро уезжаем. Сразу за центром городок показывает свою промхимсущность, которая, однако, воздуха и воды Ниагары не портит. Химическая промышленность необходима и, наверное, в следующем веке придумают, как радовать глаз человека, даже когда он смотрит на гиганта химии.

Мы взяли билет до конца второй зоны, но оказалось, что переехали один прогон. Шофер захотел взять с нас 40 центов, но нам стало жалко денег, и мы вылезли в пекло и пошагали вдоль Ниагары. Пекло было предгрозовым, потому особенно мучительным для меня. Идти по берегу не удавалось – он весь застроен и закрыт заборами. Вышли на прогулочную дорожку только у начала озера Эри, т.е. уже близко от центра Баффоло. На моё счастье в начале пешего пути попалась брошенная детская коляска. Мы скинули в неё рюкзаками, и Витя повёз, удерживая её от завала вправо. С рюкзаком не дошла б. Дорога, вдоль которой мы шли – без деревца, солнцё прямо на юге – пропекает улицу и нас насквозь. Вот так себя наказали.

Но всему бывает конец. Я лежу под деревом. Слева от меня загороженное решёткой озеро Эри, справа какая-то стройка, около меня сухарики и фляжка, а Витя ушёл искать пляж. Возвращается некупанный, ему обидно. Ну, значит надо идти на автовокзал. Прокатив ещё немного коляску, под мостом, недалеко от кучи тряпья бросаем её. Спасибо, жаль расставаться.

Центр Баффоло хорош. Громадный сity hall как наша высотка, но без шпиля. Около него скульптуры президентов, местных уроженцев. Трамвайная улица перекрыта в своей средней части стеклянным полуцилиндрическим сводом длинным- длинным. Много нарядных зданий разного возраста, украшений и высоты, площади с фонтанами, скульптурами. Нашагавшись по ремесленно-заводской невесёлой улице, мы радуемся нарядности центра. И... уезжаем не ночным, а дневным автобусом в Кливленд. Это и правильно – сегодня прохлада автовокзала и автобуса спасительна для нас, а у Вити будет новая возможность «разрядить» фотоаппарат.

В Кливленд приезжаем в девятом часу, и не сразу понимаем, что ждать нам здесь до половины первого ночи. На нашем автобусе было написано «Chicago» , и мы приготовились ехать непрерывно. Витя пошёл гулять по ночному городу (автобусные станции рядом с центром города до сих пор были везде, и это так удобно), я же всё ещё вялая и скучная полупишу, полусплю. Мы успели при укладывании наших рюкзаков на тележку вытащить рубашку и кофту, а надо было ещё мою анораку, т.к. в ночном автобусе condition air работает, оказывается, и ночью, я ужасно мёрзну. Под утро разразилась гроза сумасшедшей силы. В Чикаго это оказался первый дождь за лето. Но какой!

8 августа, четверг

Въехали в Чикаго под проливным дождем. Со всех сторон слышу «Шикаго, Шикаго», а выходя, не понимаю, почему мать прикрывает ребёнка, охраняя его сон. Витя же, забирая рюкзаки, не даёт себе задуматься, почему не все вещи выгружаются. Мы, ещё успели бы вернуться в автобус, когда поняли, что приехали не на автовокзал, а всего лишь на конечную станцию метро, но не сообразили. Долго и тупо думаем, что же нам теперь делать. В 6.30 решаемся звонить Диме, будим его всё же. Договариваемся через 12 часов встретиться на станции Лойола. Здесь на переходе от автобуса в метро Витя бреется (за два дня сильно зарос). И мы решаемся звонить юристу, которому советовала звонить Лаури, и Стоновым. С трудом, но всё-таки понимаю, что мистер Масон будет только в понедельник. Со звонками Стоновым вообще ничего не получается: из двух записанных телефонов Витя выбирает неправильный, и мы, потратив два раза по 40 центов, остаёмся ни с чем. Первый раз мы попросили негра, он нарвался на «занято», а потом всё срывалось и деньги улетали. Второй раз попросили белого – он дозвонился, но со мной говорят по-английски, а я, разволновавшись, ничего не понимаю, забываю значения простейших слов.

Вечером Витя вспоминает, по какому телефону надо звонить, и мы записываем на месседж сообщение о себе. Ну, а пока было целое утро с 6.30 до 10, чтобы писать.

Основную часть этого времени мы проводим в прихожке Greyhоund'а и дважды отвечаем на вопрос, почему здесь сидим. Рядом со мной сидела очень подвижная негритянская девочка. Время от времени она уставала ждать и начинала прыгать или смеяться. Как бережно она пила сок (больше играла с бутылочкой) который ей купила больше бабушка по виду, хотя она называла её «мами». «Мами» кому-то дозванивалась и всё неудачно. Людей мы встретили много и надо бы их описывать, а я всё чаще про себя, да про себя. Вот семья, которую я наблюдала в Кливленде. Красивая, спокойная мама лет 40, дочери 16 и 10 лет и мальчишки 4-х и 5-и. Как тихо и послушно вели себя малыши, как ласково улыбались им сёстры, как естественно оберегали их. Господи, прости меня, что так мало я дала ласки своим детям! Больно деловая мать им досталась, растила самостоятельность...

Очень интересно было наблюдать семью Quakers (негритянки, кого я спросила, так мне написали), с которой мы ехали в Чикаго. Мальчонка, как и отец, был одет в чёрные брюки и безрукавку, синюю рубашку и соломенную шляпу, а девчонка месяцев 8-и в синем длинном платье и капоре (у матери платье коричневое, но капор такой же). Как улыбалась эта малышка плакавшему крошке, тянулась как к кукле. Запомнился упитанный, очень добродушный полицейский, провожавший, наверное, дочку. Как он был хорош! Еще была автобусная распорядительница (чёрная), предложившая покинуть переполненный автобус тем, кто может поехать позже за меньшую плату, по-видимому, (мой сосед встал не раздумывая). Какая спокойная уверенность у неё на лице! Балагур – шофёр, уверявший, что он не знает дорогу, и пассажиры принялись подсказывать. Но потом он так уверенно завёз на станцию,

покрутив по городу, что всем стало ясно – шутил. Другой шофер, остановивший полную служительницу, хрустевшую картофельными чипсами и попросивший их. Она чуть растерялась, но он, похоже, объяснил, что беспокоится о её весе. Они весело расстались. Люди поразительно приветливы один к другому. Вот эпизод. Когда автобус наполнился, и Витин рюкзак стал мешать, шофер сам вынес его в багаж и принёс бирку. Как это не привычно. Просто их не дёргают и они не дёргают других. Хотя Валера Каленский говорил, что есть в их библиотеке женщина, готовая доносить за уход на две минуты раньше, за отвлеченье - газету взял. Как-то это совмещается.

Дождь перестал, и мы решаемся уходить с 95 стрит. Сперва пытаемся доехать до Bus Terminal, но два автобуса проходят от него и ни одного к нему. Где наша не пропадала – пошли. На 77 стрит сворачиваем, чтобы оказаться ближе к озеру и идти не вдоль метро, а по более тихой улице. Нас останавливает полицейская машина. Балагурят, узнав, что мы русские: «Хорошо! Водка!» и поясняют, что здесь чёрный район и нам нужно на метро. Мы говорим, что денег у нас нет – они это плохо понимают и предлагают довезти нас до станции. Когда они поворачивают назад, я говорю, что мы оттуда пришли, а чёрных мы не боимся. «Не боитесь?» и отъезжают. Не боимся мы оттого, что не пережили опасности, зато видели много милых и приветливых чёрных лиц. Мы в раздумье, но к нам неожиданно обращается шофёр трака, предлагая свою помощь – вывезти нас из этого опасного района. Мы, естественно, соглашаемся. И вот наши рюкзаки в кузове, а мы в кабине. Мимо нас пролетают стриты: с магазинами, с китайским городом, со стадионом, где играет любимая команда нашего благодетеля. Он привозит нас в Downtown, т.е. в самый центр города. Шофёр, желая оказать нам любезность, скрывается за какой-то государственной дверью и выходит оттуда с написанным на руке телефоном, как я поняла, русского консульства. Мы благодарим, объясняем, что нам есть, где остановиться, но только вечером, а сейчас мы гуляем. Отдаём ему свою визитную карточку, приглашаем в Москву и прощаемся. Наш путь к озеру, но сперва мы возвращаемся к Chicago-river. Всё вокруг высокое и нарядное. Потом идём к озеру по нарядной модной улице Мэдисона, от которой идёт отсчёт на север улиц и номеров домов. К озеру выхода не находим, и, посидев на какой-то балюстраде, насмотревшись на разновеликие и разностильные дома Michigan st., пожевав сухариков, пошагали на север – к станции метро Лайовы, где Дима назначил встречу. Мы знаем количество станций, но не знаем общее расстояние. Мичиган стрит – очень нарядная улица, жаль только, что посерело и верхушку самого высокого небоскрёба мы так и не увидели в тумане.

Но вот мы выходим на пляж. Витя счастлив – мечта искупаться в Великих американских озёрах сейчас осуществится. И хотя волны громадные, и я их немного боюсь, но лезу тоже. Поигралась немного, а Витя так радовался.

Потом мы идём уже под дождём по Lake Shore st., по парку Lincoln`а. И при дожде здесь есть, что смотреть и чему радоваться. Очень интересный памятник Гёте от немцев, поставленный в 1913г, где он почти Давид, а за «Давидом» барельеф обычного Гёте с текстами. Здесь мы входим на Sheridan dr., идущую, как мы потом выяснили, то на север, то на восток, потом вдруг на запад и снова на север. Есть в этом районе и Бродвей, который, как и Нью-йоркский пересекает сетку улиц наискосок.

При очередном нашем рассмотрении карты к нам обратилась проходящая молодая женщина с предложением помощи, и мы узнали, что до Лойолы около 4 миль. «Успеем», - решаем мы, но шаг прибавляем. Действительно, успели. И даже университет посмотреть успели. Дима подъехал ровно в 6.30. Деловой, строгий, и через несколько минут мы остановились у его дома. Марина встретила нас приветливо. Легко договорилась по телефону об изменении дня нашего вылета из Чикаго с понедельника на воскресенье. Удивительно, как мягко она разговаривала по телефону. Она и так мягкая, но при телефонном разговоре это проявляется особенно отчётливо. Диме с ней хорошо – он дополучает женскую ласку. Белла вроде меня, деловая. Дима программист, две недели назад сменил работу на более перспективную, подучившись на которой, он сможет рвануть на более оплачиваемую. Марина ещё не получила статус «беженки», но то, что документы уже поданы, даёт ей право работать. Она бухгалтер высокого класса, работающий на компьютере. Быстро освоилась и замечтала о другой, более оплачиваемой работе. Её английский позволяет на это надеяться. Есть у ребят мечта – собственный дом или лучшая квартира, хотя эта мне кажется вполне милой и достаточной для двоих. Есть ещё большая мечта – собственное дело. Диме ещё два года учиться в школе бизнесменов, а потом можно решаться на своё дело. Но какое оно будет, пока неясно. Спать нас положили на широченной диван-кровати. Выспались прекрасно.

9 августа, пятница

С утра ребята ушли не завтракая, чтобы не будить нас. Так досадно, что мы причиняем им неудобства. Витя, дозвонился и ушёл к Стоновым. Уже 10 часов, а его нет. Обратно, значит, тоже идёт. Но почему так долго? И не позвонил. Было мне целый день спокойно, и лишь с темнотой начались беспокойства: не заблудился ли? Про худшее думать не буду. Я же целый день провалялась на диване, дописывала свои долги. Ах, лучше бы пошла с ним!

Я трижды проштрафилась: 1. неправильно сложила кровать, 2. подняв позвонившую телефонную трубку, не назвала своего имени, а может, звонили Марине по поводу работы (надо было чётко обозначить, что я не Марина), 3. не помыла чашки от утреннего чая (я собиралась пить с этой заваркой повторно, но забыла напрочь). Писала я, конечно, не целый день, отрывалась читать. Прочла статью М. Поповского о гостеприимстве техасцев, врачи которого бесплатно делают операцию русскому мальчику - растят ему уши и пробивают ушные проходы. Посмотрела несколько красивых журналов. Красивая жизнь... Вечером с Мариной заложила в стиральную машину бельё и с ней же вынула совершенно сухое. Машины общие на весь небольшой дом и пользование ими входит, по-видимому, в стоимость квартиры.

Витя вернулся в половине одиннадцатого. Он шёл почти пять часов: опять «обманул барина». Это мы вспоминаем дедушкину притчу «Как мужик барина обманул». Пригласил барин мужика в гости, чаем угостил. Мужик чай-то пил, а сахар в карман спрятал. Вся деревня потом говорила: Каков, барина обманул. А Витя, получив 10 дол на дорогу, дождался, когда подвезшие его до станции – электрички близкого следования – Стонову отъехали, пошагал пешком, зная, что расстояние предстоит ему огромное. Беседу со Стоновыми вспоминает хорошо, но будет ли помощь от еврейской организации нашим евреям –хозяйственникам, сомневается.

10 августа суббота

Мы отправляемся с улицы Альбион в центр. У ребят свои планы – они будут ездить и смотреть квартиры (Марине нужна большая и отремонтированная, Диме и эта нравится). Прилегающие блоки заселяет еврейская беднота, а в Диме, кажется, уже проснулся Аркашин интерес к еврейству. Понимает ли Марина, что желанный ребёнок будет полуевреем, и ей тоже надо болеть темой еврейства? Она произнесла единственную фразу о еврейской организации, которую Витя пытался заинтересовать. Интонация была нейтральной.

Итак, мы пошагали. Марине кто-то сказал, что от них до центра 25миль. Гораздо меньше. Мы дошли меньше, чем за 4 часа, причём и перекусить останавливались. Путь, который мы выбрали, был не самый короткий, но прямой: по длинной Western st., а потом уже по другому катету (обратно шли по почти гипотенузе и дошли ещё быстрей). Western st. вела нас через рабочие и заводские кварталы. Скучновато, но такой до сих пор Чикаго. Правда, на пересечении Вестерна и Линкольна увидели хороший памятник Линкольну с цитатой (в моём переводе): «Освобождённое общество не есть и не будет банкротом».

Небоскрёбы Downtowns`а занимают прибрежную полосу примерно по три блока с каждой стороны от нулевого столба, от которого идёт счёт номеров во все четыре стороны. Есть и «форпосты» со всех сторон. Наиболее красивый из них - с закруглёнными стеклянными ступенями. Снизу у него магазины и метро. Подошли к самому высокому небоскрёбу. Его лифты поднимают любопытных на самый верх, на смотровую площадку. Постояли в длинной очереди в кассу, но, подойдя ближе, увидели стоимость билета - $ 4,25. На полдоллара, ну, на доллар мы бы согласились. Но столько!? Пусть смотрят сверху сами, а нам и внизу интересно.

Мы вошли в прибрежный парк и стали радоваться всему подряд: великолепному всаднику из времён войны севера-юга, John A. Logan`у, громадному многоструйному, многоводному фонтану, свадебному обряду негритянской пары. Невеста была в богатом шёлковом платье, в подоле которого слегка запуталась на конечной стадии обряда – проходу по белой дорожке к поздравляющим её, когда священник закончил свой горячо произносимый текст. Со стороны невесты было 7 девушек в голубых платьях, со стороны жениха – семь юношей в синих костюмах. Были ещё нарядные мальчики-девочки и много зрителей, сидящих на стульях. Я тоже посидела, а в момент, когда надо было приветствовать обвенчанных, встала с приветливой улыбкой.

А потом мы шли по набережной озера Мичиган, любовались частными boat`ами, улыбались их хозяевам. Дошли до устья Чикаго –ривери, и, перейдя его по мосту, вышли на маленький пляжик. Поскольку я уже смертельно устала, то идти до другого, более чистого, где мы купались позавчера, ещё километра два у меня не было сил. Я бултыхнулась в эту чистую по составу, но в бумажках и целлофане воду и расслабилась. Потом мы, как настоящие отдыхающие лежали на песке и читали книги, которые нам подарил Игорь Ефимов. Но подошло к 6-ти и пришлось встать. Обратный путь пошёл стихийно, по красивым улицам, а потом перешли на ул. Линкольна и по ней до самой ул. Калифорнии, на пересечении которой с ул. Альбион стоит дом Димы-Марины. Субботний вечер, много людей на магазинно-ресторанных улицах, яркие цвета товаров. Приятного вида молодой человек рекламирует духи - вручает женщинам карточку с их запахом и брызгает на руку. И мне досталось. До самого дома я слышала их приятный запах. Других общений, кроме случайных улыбок, да Good Mooning от официантки «Макдоналдса», куда мы забегаем, когда созревает нужда в Restroom'е, не было. Несчастных и озабоченных людей как-то не видно.

В этот вечер нам не удалось дозвониться до Рэнды, чтоб сообщить о своём выезде, её не было дома, а автоответчик она не держит, не любит. Ребята пришли со дня рождения поздно, довольные. Квартир они сегодня посмотрели несколько, а надо посмотреть все предложенные варианты. Это понятно. Чтобы совместить всё: большую квартиру, поддержку Лены - Диминой сестры, если она сюда приедет учиться (анкету Дима послал, хотя и знает, что учёба будет очень дорогой) и будущего ребёнка - нужно много денег. Но у ребят есть вера в себя, хороший английский, нужные здесь специальности. Так что всё будет О`кей!

11 августа, воскресенье

Дима отвозит нас в аэропорт. Мы бы шли часа два, а так докатили за 15мин. По дороге Витя задаёт вопрос – действительно ли Дима считает, что хозяйственников не надо освобождать? И узнаёт, что Диме глубоко не симпатичны эти люди, он сталкивался, ему их не жаль. А Витя потом вспоминает, что и Аркашу интересовали, в основном, история иудейства и эмиграция. Этот разговор как бы смягчает Диму, он становится более откровенным.

К сожалению, мы не получаем привета для Беллы – его мамы, а с Леной он и так переписывается. На меня накатывает страх – не дать порваться нашим с Тёмой отношениям. Мы (Белла и я) сами же испортили своих старших детей неумелым воспитанием, бесконечной опекой, недоверием, неумением ими восхищаться. Наказание мы заслужили, но не разрыв. Проговаривая эту тему с Витей на своём длинном пути к Солт-Лейк-сити, мы остановились на том, что для благополучия нашей семьи и моего же спокойствия я должна перейти на режим полного доверия к детям. Они взрослые и знают, как им лучше жить. А с едой надо решить просто – просить их иметь при себе деньги и покупать продукты для себя и для других членов семьи. Мне нужно перестать ограничивать их в еде. Правда, все свои денежные запасы мы подчистили, а у Вити по-прежнему не будет стационарной зарплаты. В эту зиму всё будет баснословно дорого и проблем будет много. Не надо их бояться. Всё решается, а значит, нужен спокойный ум для их решения.

Но вернусь в Чикагский аэропорт. Дима подвел нас к стойкам с очередями: «В любую». Когда осталось полчаса до отлёта, у меня руки затряслись от страха, что не успеем. Я стала искать выход и увидела, что под табличкой «Ticketing» мало народа и там тоже принимают багаж. Я перебежала туда и через 5 мин мы уже его сдали и объяснились, что изменена дата только первого билета до Salt Lake City, и получили запись на билете gates number для выхода на самолёт. Рентген, и мы, пройдя нужный gate, входим в самолёт далеко не последние. С самого напряжённого в мире аэропорта (по словам Димы) самолёт взлетает вовремя. Почти сразу после выхода на режим нас кормят breakfast`ом: горячая булочка, пышный омлет, две малюсенькие сосиски, салат из дыни и красной ягоды б/косточки, масло, мармелад и orange juice со льдом, а потом ещё и кофе. Всё очень вкусно. Нам нравится, что посуда, приборы многократного пользования, нам нравился, как чётко отлажены действия стюардов и стюардесс, как они улыбчивы.

Три часа пролетают незаметно. В Salt Lake City Airports terminal нам предстояло получить багаж, но это на вертушке, уже знакомой по Вашингтонскому аэропорту, и сдать на хранение один рюкзак с книгами. Последняя операция новая, но она проходит легко. Когда я поняла, что мой ужасный английский всё-таки понят человеком, не привыкшим такое слышать, мне стало совсем легко, вроде бы даже перелом наступил: могу объясняться, а клерк сделает всё, чтобы мне помочь – он бережёт лицо фирмы. Для меня не будут делать исключение и прятать улыбку. (На другое утро пришлось сказать больше слов, чтоб объяснить, что ищем рюкзак, но клерк был вполне доволен, когда мы нашли рюкзак в длительном хранении и даже сказал, что знает довольно много русских семей, живущих в S.L.C. ОK!) С одним рюкзаком, а значит, совсем налегке топаем в город, который увидели с самолёта. С самолёта же увидели и само S.L. Оно огромное, с гористым островом и зыбкими берегами, к нему не подойдёшь. Надеемся ещё раз увидеть с гор, где наметили ночёвку. Проходим зелёные, будто постриженные холмики, вступаем в выжженные окрестности аэропорта и пересекаем полосу сигнальных огней. Каждую минуту(!) взлетают самолёты. (На другой день наш самолёт стоял в очереди и на изгибах этой очереди мы видели, как она велика). По Витиному предположению здесь имеет место подзаправка топливом самолётов дальнего следования перед вылетом за океан.

Наконец, выходим на freeway и топаем по нему – другого пути в город нет, дорожек для пешеходов не проложили, никто ведь не ходит. Через 2 часа входим в город, сойдя с фривея через забор. Первые встречные – люди сидящие в тени у биржи труда. То, что это биржа труда мы понимаем на обратном пути, когда видим закрытые двери и читаем вывеску. Нас удивляет пёстрый состав: больше людей бродяжьего типа, но есть прилично одетые. Все с книгами – ожидание долгое, один с Библией. Да, мы вошли в город, где 7 из 10 мормоны, христиане особой ветви баптизма. На встречу с ними мы и шли, и встреча состоялась.

Мы начали с севера центральной части города, с Бродвея (это название как ул. Ленина в наших городах). Посмотрели city hall – очень нарядное, в парке с фонтанами, здание, и двинулись к Капитолию. Он стоит, как и Вашингтонский, на возвышении, точнее на склоне горы, и хоть поменьше прототипа, но такой же по форме и величию. Но дошли мы до него только в 6-ом часу. Основную часть времени занял музейный комплекс мормонов. Почти сразу мы попали под внимательный присмотр служителей. Пришлось отвечать и сознаваться, что мы русские. Мне сейчас же стали давать всякие буклеты и подвели учащих русский язык девочек. Заласканные мы вышли на «тропу гидов» и увидели памятники уважаемым людям, через которых была передана новая мормонская библия, т.е., по-видимому, создателям этой библии, памятники пионерам, два концертных зала с площадками для хоров и органами, музейные помещения с библейскими картинами, с чашей из храма Соломона, наконец, с большущей скульптурой Христа в окружении звёздного неба. Христос протягивает руки к подходящим к нему людям – сильное производит впечатление. Есть на территории и громадная, изыскано украшенная церковь. Не понимаю, почему мы в неё не зашли. Потом оказалось, что мы не зашли ни в одну мормонскую церковь - просто мы приняли те два концертных зала за церкви – шпили у них церковные, туда зашли. Во втором информационном помещении нас встретила сестра Nunzia. Сперва разговор не получался, через некоторое время, увидя наш интерес к мормонской библии, она подошла снова, и тут я была уже более понятливой, а она говорила отчётливо. После нескольких фраз, она спросила, хотели бы мы иметь мормонскую библию на русском языке. Я растерялась и вместо того, чтобы сразу сказать: «Jes, I want» или «Of course» начала составлять какие-то сложные фразы. Но кончилось тем, что я заполнила почтовую карточку, в которой прошу прислать мне библию. Сестра Nunzia отвела нас к распорядительнице видеокассет и тут уж я совсем перестала понимать. Мне представилось, что нам хотят показать видеофильм о России. Не больно-то нам это нужно, но ждём. Затем от случайно оказавшейся здесь немки – преподавательницы русского языка узнаём, что это не так, что речь идёт только о русском переводе мормонской библии и получим мы её через 4 недели от брата мормона- москвича. Вон куда протянулась рука S.LS. Очень интересно с ним будет поговорить.

Выходя из информационного центра, осознаём, что наш рюкзак исчез. Несколько минут беспокойства, и та же Nunzia ведёт нас к западному входу, где у них камера хранения и оттуда с сияющей улыбкой служитель выносит наш рюкзак. Это было великолепно! На прощание мы делаем глупую попытку узнать, где лучше поставить палатку, и получаем ответ: «В кемпинге».

Идем к Капитолию, оставляя несмотренными два музея, но зато по дороге несколько памятников пионерам мормонского движения. Пионерами они назывались в течение 22лет (47-69гг.). За это время их стало 100тыс. Последний пионер умер в 1968г. Увидели мы и горку, с которой Young увидел S.L. и где воскликнул: «Здесь!»

В Капитолии тоже память о пионерах: их скульптуры, список тех, кто пришёл в первые три дня переселения, открытые двери в палаты и Верховный суд. Посетителей единицы, не то, что в Вашингтоне, и оттого состояние не музейности, а достоверности. Перед Капитолием в пышных цветах памятник индейскому вождю племени, дружественно встретившего пионеров. Хорош!

От Капитолия спускаемся по Ost Tempel st. И шагаем по ней до конца, не переставая удивляться количеству и многообразию церквей и роскоши домов. Улица – одна из центральных, чистейшая, в газончиках и цветах. Доходим до университета, который сперва кажется не интересным, но оказывается громадным, размещённым на живописных горках, среди аккуратных елей. Наконец-то начинается подъём. Он идёт через Форт Даллеса, который был заложен калифорнийцами почти сразу после основания S.L.S.в 1860г. Проходим мимо паркового концерта, где зрители сидят прямо на склоне. Здесь край города. После небольшого крутого подъёма всё, ночёвка. Витя пытается ухватить последние игры солнца и посмотреть на S.L., а я, чуть передвигаясь, варю самый лучший из наших супов – с куриным мясом, и даже из двух пакетов. Поела без интереса и спала прозрачным (всё слышащим) сном - устала.

12 августа, понедельник

К 10 часам надо успеть в аэропорт, а Витя по старой привычке ждёт солнце, чтобы сфотографировать палатку, т.е. в 6 часов уходить нельзя. Он дотянул почти до 7-и (я ушла в 6.45). Мы двигались сперва по склону горы, а потом сбежали на North Temple - и кидали ноги, пока были силы (на другой день они здорово болели). По ровному месту пошли шагом, на фривэй попали в том же месте забора - повторяли свой путь (кроме последнего участка). И в 10час были в терминале Дельты (нашей авиалинии). Учтивый служитель, как я уже рассказала, помог найти наш рюкзак, другой, учтивый тоже, принял вещи и написал номер выхода. Подождав несколько минут до его открытия, мы вошли в самолёт. Нас опять вкусно кормили, хотя самолёт летел всего два часа, но... время ланча. Подали молочный с овощами суп и салат из огурцов и помидор, были печеньки, торт, джус и кофе. Мне всё вкусно, особенно после «лучшего из супчиков».

Каково ж было наше удивление, когда мы увидели не предупреждённую нами Ранду, исправно сидящую на скамейке ожидающих. Мы попытались дозвониться из S.L.S., но голос сказал, что за это надо заплатить 2дол 85центов. И всё-таки она здесь – сама дозвонилась в компанию и узнала, что мы вылетели, вылетели даже раньше. Ну, не чудо ли?! И вот она – наша благодетельница, мы видим её дома, в Америке и сразу начинаем благодарить. Её бордовый splendid Ford дождался нас и быстро мчит по живописным дорогам Калифорнии (живописность от горок, поворотов и лесных склонов). Рэнда за два года, кажется, помолодела. Все, что как-то представлялось издали, начинает становиться осязаемым, обоняемым, видимым своими глазами: Ранда за рулём своей машины, горы Калифорнии и, наконец, Тихий океан. Рэнда делает крюк, чтоб показать его. Солнечно, дует холодный ветер, и мы не спускаемся, смотрим сверху на его холодную бесконечность. Купающихся почти нет. Витя потом, конечно, искупается. Наконец, материализуется Рэндин дом. Он оказывается в 10км от Санта-Круcа, т.е.Aptos –это не район Санта-Круcа, а отдельный посёлок, и на самом краю этого посёлка, под тенью секвойей – дом Рэнды и Карла. Нас встречает Джек -8-илетний добродушный пёс и молоденькая Джесси – собака Рэндиной дочки Эн, нелюбимая гостья Джека. Нам предлагается на выбор двойной диван в гостиной или кровать с раскладушкой в бывшей спальне сына Эрнста. Мы выбираем, конечно, второй вариант. В соседней спальне, которую когда-то занимала Эн, сейчас живёт Миша – московский знакомый Рэнды, врастающий в американскую жизнь. На втором этаже ещё спальня Рэнды и Карла, библиотека и ванная комната. Два года назад мы узнали, что землетрясение сбросило книги с полок библиотеки. Часть из них так и лежит на полу. Поставить их обратно можно при строгом соблюдении прежнего порядка, но это большая работа, на которую у Рэнды не находится цельного куска времени.

Внизу две рабочие комнаты Рэнды и Карла, кухня, комната для телевизора и большая гостиная. Есть еще помещение типа мастерской, где стоит множество велосипедов и стиральная машина. Уборке большого значения не придаётся, готовке тоже, стирке тем более. Все интересы у Рэнды и Карла интеллектуальные. Карл профессор и администратор в соседнем (Gabriel) колледже. До него 20 мин пешком, но ходить ему не положено, и если Рэнда заняла машину, то он едет на работу на мотоцикле. У Карла кроме работы, которую он делает и дома (пишет пособия, программы), собственный интерес к астрономии, особенно к затмениям. Мы видели склеенные им дворцы из бумаги, есть даже собор Василия Блаженного – подарок Рэнде. Он совсем не говорит по-русски и потому мы гости только Рэнды. Лишь в день (вечер) приезда мы прогулялись вместе: Рэнда вела Джека, а Карл –Джесси. Лес, хоть и называется парком, начинается за забором Рэндиного дома. Он не простой, а с красавицами секвойями. Иголки с одной из них падают им во двор. Мы поднялись на некоторую смотровую площадку, откуда виден океан и прибрежный мир – зелёный ковер с цветными точками крыш.

13 августа, вторник

Рэнда ради нас не работает сегодня и везёт в заповедник морских львов. Это далеко от Aptos`а, но Рэнда уверена, что нам там понравится. Во всех почти бухтах этого заповедника, кроме китайского пляжа, берега из изрезанного камня. Спуск туда сверху, как в крымские бухточки. Мы даже искупались, хотя вода была о-очень свежая. Остальными бухточками мы любовались как местом, куда заплывают киты, причудливыми камнями и, наконец, островом, вокруг которого кишат, переговариваясь, те самые львы – весёлое зрелище. Напоследок был нам показан птичий базар из пеликанов и чаек. Ну, все сто удовольствий! День был солнечный, и Витя радостно щелкал, пока не обнаружил, что взял в качестве запасной экспонированную плёнку. Плёнка во втором аппарате тоже быстро кончилась. Витины страдания можно понять...

В заповеднике сохраняются громадные можжевеловые деревья. Ветви их причудливо изогнуты, много высохших, и через них совершенно фантастичный вид на океан. Видели отдыхающего (или помирающего) тюленя на большом камне, а в бухту китайского пляжа заплыла играющая выдра. Как она ходила колесом! Морские раки, шагающие после отлива по лужам, колонии малюсок - всё подтверждало, что мы на океане. Океан для нас до сих пор был только неким литературным образом (в Бруклине он очень походил на привычное море с песчаным пляжем и пляжниками).

После прогулки я бездарно заснула до вечера. А вечером был чай в гостиной. Здесь есть шкаф с японскими памятными вещами и стена с японскими и китайскими гравюрами. Изящные нарядные японки(~40см высотой) стоят на пианино по обе стороны от вышитой картины с Фудзиямой. Над камином непонятная мне картина, на нём свечи и две каменные фигурки сидящих голяком и поющих мужчины и женщины. Забавные фигуры. Всего не опишешь.

Нас четверо (Карл выходит не надолго). Мы, в основном, говорим по-русски. Миша интересно, откровенно и много рассказывает о своей жизни. Приехав сюда на два месяца к друзьям и к 20-илетнему сыну, живущему с матерью, его первой женой, Миша накануне возвращения услышал по телефону от жены требование:

«Останься, здесь опасно для тебя, танки идут в Москву». И было это слышать от любимой жены, отрицательно относившейся к возможности эмиграции, жутко. Миша с помощью друзей стремительно оформил вызов ей и подруге. Но наша бюрократическая машина дала остыть страстям, к тому ж в Москве поуспокоилось, а весенние заботы в их большой усадьбе с 20-ью сотками земли заняли Нину с головой. 5 лет назад там был полуразрушенный дом и запущенный участок. Нина с энтузиазмом принялась приводить его в порядок, выдернув все сорняки и внеся много тонн навоза и песка. Теперь почву можно копать руками, и растит она, заждавшаяся и унавоженная, столько, что Миша едва успевает развозить в пионерлагерь и друзьям (торговать они ещё не научились). Миша же занимался домом. Рэнда в прошлом году была у них и с большим интересом наблюдала кладку сруба и всю деревенскую жизнь. Миша с Ниной настолько умны, что смогли вписаться в жизнь этой маленькой теперь деревни в 33 дома. В первые годы они работали на совхозных работах и теперь не отказывают в помощи никому. Ну, а здесь-то он что делает? Вместо того чтобы стать российским фермером, он пытается в 52 года закрепиться на этой земле и даже не ради ребёнка, а себя ради! Господи, дай ему мудрости убедить себя вернуться домой! Нина там работает с удвоенной энергией: ведёт строительство веранды, обеспечила рытьё погреба. Талантливый, работящий человек, как и Миша (дочь репрессированных отца- китайца, матери- русской). Но ведь машина разваливается – нужны Мишины руки, да и вывозить выращенное нужно его время. Поскольку она осталась в деревне, нужно сдать московскую квартиру. Ну, и так далее.

Миша, как я поняла, электронщик. Работа разъездная и любимая – оборудовали «великие стройки». Это когда он жил в Ленинграде. А в Москве, хоть он и остался в фирме, объекты, окружение, да и время изменились. Захотелось уйти с работы, думалось о пенсионном житье. Было куда уходить – в Новосёлки. А тут вот эта поездка – в Америку. Рэнде с Мишей интересно и дружественно. Он наделён общительностью, удивительным умением понимать, что другу надо сейчас, чтоб ему было тепло от твоих забот, даром радостно работать. Есть ещё дар – любовь к кошкам. В их доме 6 или 7 кошек. Это оказывается тоже дар – находить покалеченных и погибающих и возвращать им жизнь. А его постоянная уравновешенность от умения гасить в себе неприятности (интровертом такой тип людей, кажется, называется). Досталась ему и больничная койка из-за страшной язвы желудка.

Мы много говорим об американской жизни – как трудно её понять туристу. Ему, пробывшему 2мес. туристом, это особенно видно. Да и они нас, несмотря на прекрасную информацию, не понимают. Говорили о трудностях с устройством на работу и о том, что, начав делать одну работу, к концу года вдруг обнаруживается, что дела стало в два раза больше, чем вначале. О разных отношениях нас и американцев к жизни: они гораздо предусмотрительнее нас, законопослушней; они любят учиться и пробовать себя в разных аспектах (сейчас рецессия – американцы пошли учиться, т.к. рабочих мест не хватает).

Ещё Миша рассказал любопытный эпизод. А темноте у него на спуске заглох мотор Рэндиной машины с автоматическим управлением. Весёлые под пивными парами работяги помогли поставить её на стоянку. Просить их посмотреть мотор он не решился из опасения – разберут на детали и не соберут. Надо идти звонить Карлу. И от ужасной мысли, что Карлу придётся ночью садиться на мотоцикл, всё леденело. Миша не дошёл до телефона – ему пришла в голову спасительная мысль – спросить не мужичков, а одного из вновь приехавших, потому что родилось ощущение, что дело легко поправимое. Всё так и оказалось. На эту ситуацию, конечно, наложилось «безъязычье», но она могла возникнуть и дома. Надо просто искать оптимальный выход, чтобы не осложнять жизнь близким. Возможно, здесь выбирать приходится чаще, но ведь сказал же Игорь Ефимов в своей «Лаборантке» (ещё будучи в России): выбирать приходится с утра и до самой смерти. Фраза эта меня поддерживает на каждом перепутьи, ведь оно не последнее, до смерти ещё далеко. Здесь, конечно, ситуации не наши, и люди действуют не по нашему, трудней с непривычки.

Я собрала вместе разговоры разных вечеров. Тогда уж надо рассказать и о том вечере, когда Миша получил фото из дома, и они с Рэндой начали вспоминать о Новосёлках и о всяких мелочах с такой теплотой, что мы за столом показались себе лишними.

14 августа, среда

С утра у Рэнды занятия русским языком. Пришли (с большим опозданием) двое: дочь полячки Helen и внук русского Майкл. Ни та, ни другой никогда не видели Россию, но какой-то голос твердит: учи русский. Голос крови? А у полячки?

Майкл очень выразительно на русском языке рассказал, как он ездил в дальний лес с сыном Матвеем и его другом, и как к их костру ночью вышла семья медведей, и как он кричал на них утробным голосом по-русски. Мы потом вместе гадали, почему именно по-русски. Майкла больше всего устраивало предположение, что по-русски его отгоняющие слова звучали страшнее.

Урок состоял в том, что разгадывался смысл русских пословиц. Мы легко прошли «рука руку моет», т.к. есть аналогичная английская пословица, но застряли на «мал золотник, да дорог». Миша – придумщик этих уроков пословиц, подоспел, когда мы пытались соединить эту пословицу с золотником паровой машины. И в других пословицах я находила что путать, например, хомут с дугой. В общем, не на высоте мы оказались, не буду искать оправданий.

После урока у Рэнды были какие-то разъезды, а потом совсем усталая она повезла нас в Санта-Крус. Город, в основном, одноэтажный, есть прошловековые дома, но не так уж много. Зато много следов землетрясения 2-хлетней давности: магазины- палатки (добротные, правда), котлованы из-под разрушенных зданий и новые строящиеся фанерные (!) дома. Заходим в два книжных: новый и букинистический и один ювелирный. У последнего уж больно красивая витрина, а внутри ничего особенного – хипповые девчонки в нарядах не первой свежести набирали бусинки для себя. Вообще, людей, типа бродяг, попалось нам много: по одному, по три, чистые, с нечёсанными месяцами (годами) косичками. Рэнда уверяет, что среди них могут быть и очень богатые люди. «Леди может позволить себе то, что не может мэм» – Витина фраза.

Проехали вдоль океана и игровых горок. Курортный город, но день пасмурный и нет толп, нет праздничности, той, что у нас дома на picture.

15 августа, четверг

Едем с Рэндой на её работу. Сегодня нет японцев, чтоб водить их по парку и показывать секвойи, и Рэнда целый день торгует билетами в поезда Roiling and Big Trees. На ней белая шёлковая блузка, в синюю клеточку юбка до пола и широкий кушак. Мы получаем две пары билетов: для поездки в Санта-Круз и на Медведь-гору. Ещё путеводитель по тропе парка, где 29 объектов и у каждого мы останавливаемся, а я пытаюсь разобрать английский текст. Эта прогулка была на редкость сладостной и неожиданной по впечатлениям. Секвой оказалось так много и такое разнообразие их видов и параметров! В конце дня мы опять вернулись на эту тропу, и давно не испытанный покой овладел нами, произошло полное расслабление, очищенное от забот и тревог, вплоть до сонного состояния. Белки бегали вокруг, лани подходили совсем близко, секвойи куда-то в поднебесье унесли свои головы – рай, да и только!

А днём мы съездили по обоим маршрутам. На втором маршруте у нас был русский перевод гидовского текста, и потому на нём нам было очень весело. И первая поездка в открытом вагончике-платформе под весёлые сигналы старомодного паровозика была забавной в одном направлении. Санта-Крус при солнце был праздничным, хотя всё равно не очень многолюдным, с нашими переполненными курортными городами ему не сравниться. Обратная дорога была скучноватой, и мы подрёмывали. Гид-кондуктор (он же стрелочник) что-то непрерывно говорил и это убаюкивало.

Зато ни секунду не оставляло праздничное чувство при путешествии на Медведь-гору. Совсем старенький (по конструкции), но бодренький (как блестели латунные шатуны!) паровозик прогудел, Рэнда помахала, и дорога пошла крутить по лесу, то поворачивая чуть не на 90о, то поднимаясь по уклону в 8,5%. Была стрелка – для подъёма на другой ярус из-за спалённых мостов, была остановка «Кафедрал» (секвойи обычно растут по кругу от материнской и образуют как бы круглое помещение – в этом «кафедрале» круг очень велик), где гид, забравшись на пень, вёл свой рассказ о месте и своей дороге. Выглядел он, ну, если не как пионер: чёрные брюки, чёрный жилет, белая рубашка и фуражка, но всё же, как американец прошлого века, и смотреть на него, и слушать его было очень приятно.

Ночь с 15 на 16 августа была тревожной – приснилась беда с Алёшей, и я проснулась в слезах. Успокоилась под утро. Витя объяснил это тем, что в этот день покоя все нынешние тревоги отступили, и вышла наверх глубинная тревога об Алёше (у Ани ведь определённость в это лето, а у Алёши ж были вступительные экзамены, а сейчас Алтай с серьёзными перевалами).

16 августа, пятница

Сегодня у нас день домашней работы: я убираю дом, а Витя копает полосу участка, которая предназначена для посадок и где глубоко в землю уходят корни лесной ежевики с соседского участка. Земляная работа тяжёлая, т.к. грунт, в основном, каменистый, целинный. Часть земли насыпана, в ней копаться не трудно, но в грунт без лома не влезешь. У меня работа много легче, но как убирать, мне не очень понятно и спросить не у кого. Я оставляю вещи на местах, только протираю пыль под ними и рядом. Много шерсти Джека, это помогло забить канализацию, что выяснилось утром в субботу.

Потом я вместе с Витей копала ежевику. К 5-и часам закончили и пошли к Океану, но не прямым путём, а по парковой тропе. В этом парке много секвой, т.е. он также величественен. На полянах росла ежевика, которой наелись до отвала. На пляж вышли уже около 7-и. Людей мало. Двое мальчишек пускают красивых змей, две девчонки и boy катаются на доске по сбегающей волне, чёрный мальчик купается и вдруг выскакивает с криком, и мы видим совсем чёрные головы двух выдр.

Вите Вода кажется менее холодной, чем позавчера на Китайском пляже. Я попробовала – действительно, но купаться всё же не решилась. Витя, как всегда радовался воде, а океанской вдвойне.

Обратно мы шли, конечно, другим путём, как думали, напрямик. Но быстро наступила полная темнота, а мы прочёсывали улицы в районе Cabriel College, не зная, как выйти на нашу Wilshire dr. Спрашивать не у кого, машины проскакивают, не останавливаясь. И всё же спросили на перекрёстке у старушки, и всё-таки дошли. ОК! Дома был только Карл. Рэнда с Мишей пришли со своей спевки только через полчаса. И опять у нас было ночное чаепитие .

17 августа, суббота

Миша сегодня не бебиситерствует, а на ремонтных работах и на уборке (воскресную двухчасовую уборку он делает сегодня, чтобы освободить себе завтрашний день и поехать с нами на meeting велосипедной группы). Вечером, после такого напряжённого дня он привёз с собой потомка донских казаков Val`а Solowjev`а, Дона никогда не видевшего, и мы пели ему «По Дону гуляет» и всё, что вспомнили из своего туристского и народного репертуара (в ход пошли «Тонкая рябина», «Бродяга» и пр.) Рэнда сегодня была на работе целый день и даже больше – ей надо было закрывать все двери. Конечно, устала, но песни поначалу пела. Потом они заговорились с Val`ом, а мы продолжали петь для себя. У Миши бас и старые туристские песни он поёт проникновенно. Хорошо пелось. На столе стояла красивая коробка с дюжиной бутылок пива, опустевшая к 11 часам.

А мы сегодня целый день вроде бы писали, но я написала мало. С утра выяснилось, что забился кран на кухне, и нужно, по-видимому, вызывать дорогостоящего слесаря. Но Карл решил взять на прокат машину для чистки и сам всё сделать. Мы помогали, как могли, а ещё я переживала, что засорение, может быть, от шерсти Джека и если б я могла предвидеть, то воду с шерстью выливала бы не в раковину, а носила б на улицу.

Карл, вдрызг запачкав свои светлые штаны, быстро справился с «поставленной целью» и мы все были счастливы. К вечеру я сделала картофельное пюре и жареные грибы с грибным соусом. И мы сидели втроём с Карлом, и говорили, как могли (на английском!) о его работе, о затмениях, видеть каждое из которых в его полноте ему очень интересно. В этом году удалось. Для этого необходимо было оказаться не то на корабле, не то на острове вблизи Мексиканского берега. Мы видели и обсуждали цветное фото, которое Карл сделал в этом году – очень красивую солнечную корону, протуберанцы и т.д.

18 августа, воскресенье

С утра Val сообщил, что в Москве путч, и мы тут же включили телевизор, начался первый день волнений, разговоров, обсуждений. Рэнду раздражал наш оптимизм, она склонна сейчас думать, что русский народ, 500лет живший в рабстве, может хотеть только рабства, 5 лет перестройки – это ничтожно мало для изменения психологии. Наверное, так выражается её разочарование в русском прогрессе после двух поездок в Союз.

Meeting велосипедистов, собирающихся 10 сентября в Союз, тем не менее не отменяется, и мы едем в красивый дом Билла и Розы. «Перекусив» фруктовым салатом, все усаживаются за овальный стол (и я вместе с ними) и ведут, как и тогда, на Украине, направляемую Фрэнком беседу по кругу. Я мало что понимаю, но слушаю-слушаю английскую речь. Обсуждается, какие документы нужны для получения виз, какие майки – форменные и подарочные, вообще подарки и кому какие велосипеды надо купить. Витя смотрел альбомы, а Миша, приехавший продолжить знакомство с Биллом, скучал, т.к. Билл, в основном, сидел «за столом переговоров», и советы Мишины уже были не нужны, как это было раньше.

Мы не увидели всех велосипедистов, собирающихся в Союз, зато знаем теперь Эмили -32-хлетнюю нежную, но сильную девушку, Алана – молодого, высокого, светлого, легконогого и ещё двоих молодых мужчин, имена которых я не запомнила. Ещё был (с Эмили приехал) Миша Ильин. Он намерен остаться – в Сан-Франциско, для него уже подобрали работу. Миша И. напряжён, говорит только умные вещи. Ему 38. Он can cycle легко. Это я, сев на американский велосипед с 10 скоростями, на крутую горку еле въехала, т.к. переключала все скорости наоборот. После этой горки и разъяснений мне, я чему-то научилась, и в целом прогулка велосипедная оказалась радостной. Ехали мы, в основном, вдоль океана и в одну и в другую стороны. Виды открывались прекрасные. В самых живописных местах мы останавливались. Остановились перекусить и посмотреть выставку машин, где самая старая – довоенная президентская «карета», а последняя 1988года выпуска.

На перекусе Фрэнк предложил Розе повести нас – троих москвичей к ми(е)ссианскому монастырю, а владельцам машин поехать за их оставленными машинами. Фрэнк убивал двух зайцев: сокращал нам дорогу, позволяя увидеть в конце пути желанный монастырь, и сокращал время своей поездки, т.к. перед этим он обещал довести нас к этому монастырю. Умница Фрэнк!

Мы с удовольствием побродили по собору, по школьным галереям, по музейным комнатам, по двору со скромными изображениями святых.

На обратном пути с Фрэнком (Рэнда с Мишей уехали до велосипедной прогулки) мы «болтали» по-английски. Это было здорово – я практически всё понимала.

Рэнда, Карл, Миша, Эн и Андрюс (дочка и зять) вернулись, едва мы помылись. Андрюс сегодня именинник -25 лет. Они ходили в ресторан, а сейчас пришли, чтобы вручить подарки и разъесть испечённый Эн торт и мороженое. Андрюс очень хорошо раскрывал подарки, радовался и все радовались вместе с ним. Он получил фото затмения, приспособление для изготовления воздушной кукурузы, календарь с картинками, как бы подделками великих художников, бутылку вина и что-то ещё от Эрнста – брата Эн. Мы пропели «Happy burthday to you». И вроде бы всё. Потом Рэнда с Мишей убежали на очередную репетицию хора, а когда вернулись, общение наше длилось недолго - все устали.

19 августа, понедельник

Последний день в Санта Крузе, завтра уезжаем. Весь день трудимся всё на той же вскопанной полосе (я с отдыхом для переписывания писем, Витя непрерывно). Сегодня задача – врезаться в грунт со стороны соседей и проложить хотя бы целлофан, преграждающий путь корням ежевики. Работа ломовая, но Витя справляется. К вечеру, ко времени поездки в party, мы вымытые, я накрученная. Сегодня у Эмили мы встречаемся с теми велосипедистами, с кем ездили по Украине. Приехали, конечно, не все. Были Патрик, Грегори с Барбарой и дочками, одна из которых – Олимпия во время нашей поездки только ожидалась, Фил, Тимоти и Фрэнк с женой Джин. Были и другие, неизвестные нам, но вполне симпатичные люди. Очень хорошо поговорили с Барбарой, немного с Джин.

Все принесли свою еду. Рэнда с Мишей опоздали, и потому опоздал и наш винегрет. Мы ели приготовленное Грегори роскошное мясо (кажется, оно называется кровяной бифштекс), картофель, приготовленный Фрэнком, фаршированные яйца от Джин, чей-то салат, чипсы и, наконец, торт к кофе. Вот это складчина!

Конечно, было приятно увидеть «участников велопробега дружбы Чоп-Киев», но встреча была такой короткой (наутро всем на работу), мой английский такой плохой, что и расспросить удалось мало. Ну, хоть насмотрелись. Тимоти пришёл со своим другом- сотрудником (они никак не могли договориться, кто из них босс). Вайно из Эстонии уехал 5 лет назад. Русский знает, потому что два года служил в армии. Тимоти назвал его «святым человеком». Наверное, от него у Тимоти то дерево дружбы, которое мы вместе в воображении растили при прощании с Тимоти 2 года назад. Теперь они вдвоём работают в большой фирме по ремонту компьютеров, и мы утром побываем у него на работе, потому что Тимоти два дня в неделю пребывает в отделении вблизи Сан-Франциско.

20 августа, вторник

Утром сразу к телевизору. Американское телевидение продолжает, прерываясь на рекламы, рассказывать о событиях в нашей стране и показывает страшные физиономии участников путча. Наваждение закончится только завтра. Страхи, что генералы прикажут стрелять, а армия послушается, всё ещё грызут нас.

Прощаемся с Рэндой, просим не обижаться. Не стали мы близкими друзьями, не нашлось общих граней. В то же время с Мишей у неё полный контакт. Неизвестно, приедут ли они в этом году – сейчас американское правительство рекомендует соотечественникам отложить свои поездки в SU.

Уезжаем с ощущением Рэндиного разочарования в нас. Грустно. Увозит нас Тимоти до Сан Паоло, где размещён Стенфордский университет и офис Тимоти. Он знакомит нас с Алиной – кадровичкой офиса (примерно 200человек под её ведомством). С ней мы проходим в большой холл, разгороженный перегородками выше человеческого роста на клетушки, в которых, в основном, телефоны для связи с магазинами и изготовителями и компьютеры и совсем немного места для тех, кто чинит оказавшиеся негодными компьютеры. Среди них должен быть и наш Тимоти, но мы его больше не увидели.

Выходим на улицу и начинаем ждать Веру – подругу Брониславы, сестры нашего подзащитного А.А.Гехмана, который попросил её поддержать нас деньгами. Тимоти сообщил Вере неточный адрес, и она катала напрасно, пока не увидела сидящего на бордюре Витю (я устроилась за столом). Вера водит машину всего один год и потому взяла с собой подругу Жанну. Мы сразу вошли в круг очень тёплых людей. Вера и Жанна здесь уже 13 лет. Вера с Эдвардом и сыном жили сперва на Аляске. Сын нашёл там жену и теперь у них есть 2,5 летний внучок. У них новая квартира в большом, почти 200-квартирном доме с отгороженным от улицы живописным двором с тремя бассейнами (один из них детский и только в нём мы с Эдиком не купались). У них ванна с горячей водой, которая подаётся мощными струями, массируя тело. Верочка чувствовала себя очень скверно – болел желудок. Только на другой день, после рентгеноскопии желудка, выяснилось, что какая-то инфекция съела часть слизистой оболочки её желудка. И вот с такими болями она сидела за рулём и ещё возила нас по Сан-Франциско днём, а потом, решив, что мы у них сегодня ночуем, кормила и заботилась о нас с такой сердечностью, что и здоровому не всегда под силу. Днём ещё, имея час на прогулку, мы походили по его отвесным (даже не скажешь привычное «горбатым») улицам. Они уставлены неповторяющимися домами, часто с красной черепицей и совершенно удивительны. В одном из таких «домиков» сейчас живёт Жанна. На первом этаже гараж и мастерская её Яши, на втором спальни для них и дочери, две гостиных. Всё в красивых вещах, а в их комнате в Одессе по стенкам текла вода. Недавно Жанна побывала там, и ностальгии сильно поуменьшилось. Жанна - врач по образованию, но ей не удалось подтвердить своё умение врачевать и она работает в сфере социального обслуживания. Сейчас у неё только один клиент, которому она готовит еду.

А Вера делает женщин красивыми – накладывает макияж. В её новой квартире оборудовано специальное зеркальное рабочее место, чтобы клиентки могли видеть себя со всех сторон. В трёхкомнатной квартире пока мало мебели (старую оставили на старой квартире).

Вечером Эдик, такой же невысокий, как и Верочка, шустрый, оптимистичный, уверявший, что по возрасту он пенсионер (65лет), но чему поверить просто невозможно, возил нас на Golden Gate Bridge, и мы смотрели на вечерний залив с яхтами и серфингистами. Ещё он спустил нас по серпантину улицы Ломбард, а Верочка завела нас в Formont Hotel, чтобы показать гавайский ресторан, где гости сидят под соломенными крышами, а в середине ресторана - прямоугольный пруд, по которому плавает ковчег с оркестриком. И всё это в полутьме и потому особенно волнительно. Вчетвером мы поднимались на лифте – ёлочной игрушке со стороны - на верх небоскрёба Hyatt Regency, чтобы увидеть сверху вращающийся, как в Останкино, ресторанчик. Это вообще прекрасное здание и снаружи и внутри. В центре на возвышении плоскость воды, стекающей потоком, образующим прозрачные стенки. Так прошёл и завершился в новом для нас доме, с новыми приятными знакомствами день 20 августа, день Тёминого рождения, о чём я и не вспомнила. Прости меня, Тёма.

21 августа, среда

Утром Верочка поздравила нас с тем, что интриганы арестованы и напряжённость спала. Прекрасно! Будем жить дальше. Наш оптимизм победил Рэндин пессимизм. Теперь можно надеяться увидеть их всех в Москве.

Эдик везёт Верочку к врачу и забрасывает нас к Марику Печерскому, кому везём мы от М.Я. книгу и у кого будем сегодня ночевать. Марик ждёт нас у входа. Он сегодня ради нас и из-за того, что работы мало, не на службе. Витя видел его в 1981г. перед эмиграцией, а я узнаю в нём ученика М.Я. по очень М.Я.-шным интонациям, словечкам и даже картавость та же. Это ж надо так!

С Мариком почти сразу мы отправились на прогулку. Он живёт в Downtown (старом городе) на улице Geary, и от него всё близко. Сперва мы поднялись к кафедралу St.Mary`s. Места для него город не пожалел, отдав целый холм. Но он стоит того! Это громадное парусообразное здание на четырёх наклонных опорах, как-то напоминающее крепление паруса. Сверху обращённый к Богу крест, внутри устремлённое вверх пространство, в котором не могут застояться твои молитвы – они обязательно унесутся к кресту, к Христу. Изображения святых и праздников выполнены в бронзе – и это прекрасные изображения. Над папертью - тонкие стеклянные подвески (как божья благодать), у входа – чаша для крещения. И ещё божественно звучащий орган! Он слева от паперти как бы парит над рядами кресел. Из кафедрала мы пошли в японский центр, где, по уверению Марика, всё дешевле, чем в Японии, и японцы «мешками» везут отсюда свои товары домой. Мы, правда, «мешочников» не видели, а любовались, в основном, разными поделками.

Марк любит изучать страны по их магазинам, и нас тому учил. В этот день мы прошли о-очень много магазинов. Особый энтузиазм был у Марика в двух из них, где продаются товары со всего света: винном и продовольственном. Мы шли вдоль табличек с надписями стран и изготовителей, а Марк брал в руки бутылки и рассказывал об их достоинствах. Обратил он наше внимание на бутылки с надписями от руки – тоже выбились на мировой рынок. Из наших были только столичная и армянский коньяк (бренди, т.к. только напитки французского города Коньяк имеют право так называться). Столичная, правда, считается, по утверждению Марка, плохоочищенной и потому худшей из всех водок. Но покупатели находятся…

Марк показывал нам не городскую архитектуру, что мы обычно смотрим, а, в основном, людей: на этом углу проститутка стоит, на том гомосексуалисты кучкуются, в этом форте обосновались художники – сплошные бездарности, у этого магазина городское место встречи «на одну ночь» или «на всю жизнь» и т.д. Умозаключение Марика, что каждый эмигрант творит вокруг себя свою страну, но с помощью американских материалов и потому их творения входят в американскую культуру, мне понравилось. Он показывал дома и говорил: «Это называется викторианский стиль, но в Англии такие дома повыше и фасад всё же другой вид имеют». Наверное, он прав. Но до чего ж хороши эти «псевдовикторианские дома»!

Много времени мы провели на берегу залива в районе Fishenman. Здесь туристский центр, туристов видимо-невидимо. Мы не только ходили по магазинам, но и присели как туристы, чтоб испробовать экзотических для нас блюд: кофе со сбитыми сливками, яблочный пирог из слоёного теста (красивые названия того и другого не запомнила). Ещё мы зашли в галерею Шемякина. Его экспрессивные спортивные работы мне понравились – они дробными мазками. А фальшпортреты мне как-то не пришлись по вкусу. Вот так бегло я познакомилась (виртуально, сказали бы сегодня, в 2013году – Л.Т.) с художником Шемякиным, о человеческих качествах которого рассказывал Игорь Ефимов, о судебном иске к нему, купившему в давние года за бесценок картину ещё неизвестного художника (чтоб поддержать друга), а сейчас обвинённому в журналистской неточности.

Много развлечений на улицах: певцы, фокусники, люди, замирающие в статуи, артистично выпрашивающие нищие. Есть пароход на остров, где раньше была тюрьма.

Ещё мы гуляли по району небоскрёбов. Это ведь особенное место в любом городе: свои дома и свои виды. А потом пошли мы к Полине – одной из подруг Веры. Дома была ещё дочка Мира и пришла сестра Лиля с будущей сватьей – все очень симпатичные, все хотят передать письма и даже посылки. Мы принимаем их легко, твёрдо обещая сберечь и передать. Нам хорошо в этом доме. Полина – менеджер- управляющая этим домом. Всю жизнь работая с людьми (пред отъездом в рабочем общежитии), она прекрасно договаривается со своими интеллигентными жильцами.

Незабываем её рассказ о первых месяцах в Америке. Мужу Мише

выпала строительная работа. С вечера ему сообщалось, куда ехать, но говорили быстро и, естественно, по-английски. Они додумались подключить к телефону магнитофон (я и сейчас не знаю, как это можно сделать) и по ночам, разложив карты area’s near San Francisco разбирали по буквам нужные адреса. Преодолели рецессию. Сейчас Миша служит в полиции. У него скучная работа – проверять въезжающие в служебную зону аэропорта машины. Но у него потрясающее чувство юмора – он повёз нас на другой день к Жанне с Яшей и всю дорогу мы как будто слушали Жванецкого и помирали со смеху. Мише нужны люди, которые могли б оценить его юмор. Выливая на нас свой веселящий поток, он думал ещё том, сумеем ли мы передать его их одинокой и любимой московской подруге Тане.

Вечером познакомились с отцом Марека Иосифом. Он год уже здесь. «Я первоклассник – хожу учить английский». Дома осталась семья сына, которому Марк запретил думать об отъезде, если он не уговорит мать и отца. А мать всё не могла поверить, что ей в Америке пенсию дадут ни за что, только по старости. В прошлом году собралась-таки ехать и… умерла. Одиноко старичку. Мужская строгость в их двухкомнатной квартире.

Витя с Марком долго разговаривали, а я заснула. Засыпая, слышала, как Марк давал советы Вите. От Вити требовались огромные усилия, чтобы заставить американцев, начиная с сенаторов, работать на наше «Общество защиты…» Марк работал, по-видимому, так для помощи российским политзаключённым. Но тогда надо здесь жить и обладать не Витиным характером, а Марка.

22 августа, четверг

Марик ушёл на работу. Мы с Иосифом завтракаем картошкой, которую я сжарила (ему было приятно, что женщина готовила). Разговариваем о его харьковском житье-бытье, о наших подзащитных. У него, конечно, тоже есть примеры судебных преследований людей, в частности, за спекуляции. Он сочувствует, ведь люди находились в отчаянном положении. С вечера он прочел статью А.Гранта в «Новом русском слове», включающую интервью с Витей и расположился к нашей деятельности. Потом мы гуляем по городу в направлении необыкновенно красивого парка (по оценке Марка). Заходим сперва в информационный центр и берём бесплатную карту города. Мы могли бы это делать в любом городе, но не знали. Потом выходим на центральную улицу, по косой делящую город и называющуюся Market (не Линкольна, например, а Рынок). Много ничего не делающих негров, нищих, непрерывные магазины и магазинчики. Доходим до city hall'а – громадного здания с Капитолийским куполом. Но это не экскурсионное здание, посетители проходят туда по своим делам после рентгенопроверки своих сумок. Мы же выходим на жаркую улицу, чтобы опять запоминать людские лица и развороты улиц, на которых они живут и работают.

Переходим Маркет, углубляемся в другую часть Сан-Франциско, но там гораздо меньше живописности. Боясь изменения уже составленного облика города, мы через полчаса возвращаемся в «нашу» часть города. И опять глаз радуется разнообразию, зелёным холмам. Мы проходим по улице, где, как сказал Марик, зародилось движение хиппи. Людей, напоминающих хиппи, и сейчас здесь предостаточно. Улица упирается в парк, куда мы шли, и мы видим их отдыхающими на травке.

Не слишком углубляясь, проходим по парку и удивляемся ухоженности: вокруг одиноких деревьев или кипы деревьев посажены цветы или традесканции и всё поддерживается. Скульптуры, парковые здания, бассейн – это тоже мы увидели, но нам надо возвращаться.

Идём обратно мимо Сан-францисского университета. У него красивые старая и новая церкви. Улица Франклина соединяет университет с city hall'ом – он на горизонте – есть куда стремиться. Но на полпути мы сворачиваем на Geary и опять проходим мимо кафедрала св. Мари (не выдерживаем, заходим), мимо японского центра. К Печерским приходим раньше, чем возвратился Иосиф, хотя рядом с их домом зашли в дешёвый магазин типа нашего комиссионного. Майка там за $2,5 (а надо бы Алёше майку), обувь подходящая за $10(трудно решиться).

Мы торопились к Печерским к половине третьего, т.к. ожидали встречи с Катей. Её нашёл Грегори Гроссман. Это человек, занимающийся сопоставлением американской практики судопроизводства с советской, и мы надеемся вместе с ней сделать такую работу. Вопрос, конечно, как найти время…

Катя пришла вовремя и очень нам понравилась. Она из адвокатов, но эта работа ей надоела, и она пошла в науку. Простая, милая, похоже работящая. Состоялся бы контакт! Одна встреча – это ещё мало.

Мы прощаемся с Катей и Иосифом, который вручает Вите бутылку вина для М.Я., трогательно обнимаемся, как бы прощаясь навсегда. На углу нас подхватывает Миша и передаёт Яше – мужуЖанны. Дома у Жанны нас ждут двое её знакомых с письмами для оставшихся на Родине. Жанна собрала много вещей-подарков нам. Перегрузились и поехали к недавно приехавшему брату Жанны и живущему сейчас в Санто-Кларе – части Сан-Джозе, в получасе от аэропорта, откуда нам утром, в 7часов предстоит вылететь в Филадельфию.

Нас встречает Алла - жена Иси (Асака по-американски). Она б. учительница, пока ещё без работы, хотя закончила курсы бухгалтеров, но во всех фирмах требуется опыт работы в Америке. Пока работают трое: программистом Асак, дочка Леночка и зять (он не имеет права на работу, т.к. приехал как гость, но всё же работа случается). Их квартира на первом этаже с раздвигающимися во двор дверями. А двор – закрытое пространство с буйной зеленью, с искусственным ручейком, с голубым бассейном и сауной. И я, о сауне только слышавшая, залезаю на верхнюю полку вместе с Витей и Яшей и терпеливо дожидаюсь, когда пот выгонит из моего тела вредные вещества. Когда нас становится четверо –присоединился Асак, принёсший даже для меня вкусное пиво, мы по очереди убегаем в душ, а потом в бассейн. Множество удовольствий! Потом Алла нас обильно и вкусно кормит, устраивает удобную постель, заставляет звонить в Филадельфию, чтоб обеспечить наш следующий ночлег, т.е. и остаток вечера мы купаемся, но теперь в тепле и добре человеческого внимания.

Приезжает Аркадий, б. сотрудник Асака в Гродно, чтобы передать письма, и сразу включается в обсуждение не помню чего. Счастливейший день для Вити… С мужем Леночки он, например, обсуждал достоинства социализма перед капитализмом. Олег – художник. Недавно здесь издана книга с его репродукциями, но зарабатывать на кормежку ему приходится ремонтными работами, к тому ж незаконными.

23 августа, пятница

Встаем в 5 часов и в 6 уже в аэропорту, около стойки авиакомпании «Дельта». В этот раз служащий спрашивает, нуждаемся ли мы в какой-либо помощи при прилёте. Я что-то невнятно говорю. В результате в Филадельфии стюардесса передаёт нас в руки служащего, который сажает нас на кар, чтобы отвезти к багажному кругу. Ну, с этим мы могли бы справиться сами – просто идти по указателям и за потоком пассажиров из нашего самолёта.. Трудности с нахождением зала подачи багажа были в первом перелёте – из Чикаго в Солт-лайк-сити. Здесь трудности начались потом, когда выяснилось, что офис Спивака уже закончил работу, а молодые люди, у которых предполагалась ночёвка, приехать в аэропорт не могут (работают) и объяснить, как к ним ехать тоже не могут.

Недолго порасстраивалась, переоделась, и мы двинулись. Наши рюкзаки потяжелели, а у Вити еще и чемодан без одного колёсика, который он взваливает поверх своего тяжёлого рюкзака. Зрелище мы представляли для проезжающих drivers классное. Но небоскрёбы видны – так что путь ясен. У нас в атласе дорог есть карта Филадельфии, правда, маломасштабная, Мы усмотрели на ней парк Линкольна и наметили там ночёвку. К нему подошли в темноте и проскользнули в дырку в сеточном заборе. Быстро нашли место для палатки, уложили в неё, расставленную, рюкзаки и чемодан, а я сама улеглась. А Витя всё-таки пошёл за водой. Он всегда ходит за водой и непонятно где её находит. И сейчас ушёл, несмотря на мои уговоры: яблоки есть, не надо рисковать, выдавая себя в этом чёрном районе (как же меня испугал негр с молотком!). Витя принёс полную фляжку воды. Одна чёрная девушка смогла-таки его понять. Заснули не сразу: во-первых, поясное время, во-вторых, было жёстко.

24 августа, суббота

Пока собирались, подошёл белый американец, прогуливающий собак. «Русские… Здесь спали. Сейчас посмотрим Филадельфию и в Вашингтон, где у нас друзья». - «OK! Go in 2-th street». – «Thank’s». – «Bay-bay!»

Мы не решаемся искать 2-ую, и шагаем по попавшейся 20-ой улице. Центр представлен улицами Джона Кеннеди, Рынок и пересекающей их Broadst. Палит солнце, народу в каменном центре мало. Недалеко от моей скамейки скамейка с явно бездомным. У нас с ним нет прохладных домов и садов, чтоб дышалось полегче. Я не знаю, что ждёт он, а я Витю, который бегает с фотоаппаратиком (большой напрочь отказался работать в Сан-Франциско) в поиске старинных зданий. Я сижу в слабой тени скульптуры, очень нам с Витей созвучной – растущее вверх в муках и трудах человечество, и рассматриваю одиноких прохожих. Витя прибегает разочарованный – не нашёл старой Филадельфии. Я делаю небольшой экскурс вокруг city hall'а, а потом расспрашиваю дорогу до автовокзала у чёрной отдыхающей парочки. Они серьёзно узнают, какой вокзал мне нужен и… отправляют в противоположную сторону. Потом мы по параллельной улице возвращаемся в центр, но у меня нет никакого желания искать ту парочку для выговора, только Витю с рюкзачищем и чемоданом жалею.

На автовокзале дозваниваемся до Спивака, но и сегодня встреча невозможна – работы так много, что он вышел и в субботу. Значит, надо отправлять почтой. Пошлём. Уезжаем через час ожидания. Я не согласилась на Витино предложение остановиться в Балтиморе для осмотра - не захотелось узнавать, когда будет следующий автобус до Silver Spring - «нашей деревни» у Вашингтона. Через 3,5 часа мы выгружаемся в Silver Spring. А Балтимора и из окна автобуса смотрится хорошо. Совсем недалеко от центра мощное переплетение эстакад. Наш шофёр, наверное, ошибся в выборе пути, и мы возвращались почти к исходной точке.

У Лены телефон включён на месседж, и Витя звонит Нусиновичам. Надя просит соседа и приезжает с ним за нами. Вот так в этой стране нам живётся.

Лена с недавно приехавшей любимой подругой Людой в гостях у Тамары, на крестинах её бэби. Но стеклянная дверь, как всегда, легко сдвигается, и Витя дома. Привычно располагаемся, купаемся и ждём хозяйку. Лена с Людой приходят весёлые, хвалят «Абсолют», который пили, радуются нам. Жизнь прекрасна!

25 августа, воскресенье

Едем все, кроме детей (их разбудить не удалось) в церковь на молебен о погибших в России и радость по поводу почти мирной революции. После молебна отец Виктор Потапов рассказывал о своей поездке в Россию на перенесение мощей Серафима Саровского. Его, правда, патриарх не пустил взглянуть на те мощи, но рассказать было о чём. Мой Витя договорился на завтра о встрече в «Голосе Америки», где отец Виктор (ему лет 40) ведёт религиозную часть. О.Виктор – американец по рождению, как и его жена Маша (она из рода Родзянок; мы видели её листочек в доме Олега Михайловича Родзянко). Но когда о. Виктор говорит «наша Родина», как-то теплеет на душе. Это правильная формула: наша страна - Америка, наша Родина – Россия. О.Виктор в своей проповеди толковал притчу о винограднике и, если слушать это в первый раз, как случилось у нас, то интересно и поучительно. Очень красиво звучит хор, тише, чем у нас (певцы поют не во весь голос, но очень слаженно). Может среди прихожан глубоко верующих и немного (опустившихся на колени было мало), но похоже, что все приходят сюда по желанию, радостно, красиво одетые.

Остаток дня прошёл у TV и в разборе бумаг. Вечером – русские разговоры, а днём звонила из Парижа Сонечка Сорокина – родной и радостный голос говорил о встрече в Москве. Здорово!

26 августа, понедельник

Велосипед, который нашли Нусиновичи для Витиного передвижения, нуждался в ремонте. Прежде всего, нужно было или клеить во многих местах старую камеру или покупать новую. Юра помог – съездил на машине к доктору (у него всё есть) и привёз тюбик резинового клея и трубочку для насоса.

В обед Витя выехал на велосипеде в «Голос Америки» к о. Виктору. Разговор был недолгий и кончился практически ничем. И всё же, пусть сидит в голове о. Виктора мысль о наших несчастных подопечных

Лена, Люда и я днём учили английский, вечером они уехали, а я сидела с Тамариным бэби. Очень любознательный мальчонка. Немного только я его обижала – не узнала, как его укачивать. Потом догадалась просто раскачивать перину большой кровати, на которой он привык засыпать. Обещано вознаграждение - очень любопытно, какое.

Темы вечернего разговора: армяне, евреи. Юра сказал с удовольствием, что получил новую информацию

27 августа, вторник

Сегодня до обеда Лена повезла Люду в Бостон к друзьям. Я осталась за хозяйку – мне нужно детям готовить и присматривать за ними. Я немного боюсь, что не угожу, но они, похоже, неприхотливы.

День прошёл мирно. Женя почти сразу сбежал, а Витя крутился около меня (мы с ним играли) и телевизора. Вечером Лена позвонила – доехали хорошо. Чуть позже позвонил наш Тёма (вчера Лена разговаривала с Надей Красиной и дала наш телефон). Мы с радостью узнали, что Алёша экзамены сдал, пока ещё на Алтае, Аня в монастыре, Галя с Мишей уезжают только 3-го, Тёма же сам уезжает в Швецию 7-го утром. Это просто прекрасно, что мы успеем его застать и перед Галей не сильно виноваты – сидеть с Гришуней нам вполне достанется.

28 августа, среда

Витя уехал в центр – в 11 у него appointment. Но он опоздал, подробности узнаем вечером. А пока я знаю, что Сара его не дождалась и ей пришлось переносить время appointment’а.

Подробности. Задняя камера рвалась в новых местах непрерывно. Потом Витя уехал на 15стрит, потом оказалось, что вернулся не на тот угол. В Вашингтоне 4 района и две С-street, которые в районе Капитолия образуют соответственно два пересечения по разные стороны от него. После опоздания он поехал в «Голос Америки» (откуда и звонил). Мисс Флем взяла у него интервью и выдала, как в июле $20 – тогда на метро, сегодня на велосипед, и Витя купил камеру. Теперь его поездки превратились в удовольствия.

Вечером ездили к Игорю Бирману (он заехал за нами – сработала рекомендация Эда Кляйна). Живёт он тоже в

Silver Spring на Georgiast., которую именует Б.Грузинская, в собственном доме с яблонями. Он 17-ый год в Америке. Личность здесь известная, самостоятельная. Необходимость освобождения наших подзащитных подтвердил, но важность этого мероприятия и их реабилитации для перестройки не признаёт. Как озвучила его жена Аля (стройная и моложавая для своих 60-и лет женщина): нужно помогать растить честных бизнесменов, а эти, надо полагать по их представлениям – отработанный материал. Гораздо важнее для перестройки решить проблему собственности: кому отдавать фабрики и заводы. Этому Игорь посвятил полгода своего пребывания в Швеции, у него большая наработка. Витино предположение, что цеховики, вышедшие из-под запрета придумают сами, как строить экономику, прозвучало для него дилетантски. И хоть он старался «не бить маленьких», но мне становилось всё больше неловко занимать время серьёзного учёного человека. Кончилось тем, что я разразилась резкой тирадой. Она была подогрета не только фразой, что надо помогать растить честных бизнесменов, сказанной вовсе не наставительно (Аля вообще держалась на вторых ролях), а тем, как они спокойно обсуждали при нас, что есть возможность выполнить договорную работу, но Але как госслужащему экономисту нельзя её брать. А не взять ли подвернувшуюся работу Игорю? Конечно, она как специалист сделает её сама, Игорю достаточно только наложить свою руку. Даже они, даже после 16 лет жизни в принявшей их стране обходят её запреты, выработанные, как я поверила, ради блага своих граждан. Как же можно думать про себя, что они более честные, чем наши подзащитные? А говорила я, что честных людей в нашей стране просто нет, и нельзя начинать новую жизнь, выселив всех из страны, чтоб потом пускать обратно тех, кто исправился, стал честным. Условия жизни делали людей нечестными. Менять надо условия, а не людей перевоспитывать. Игорь поспешно соглашался.

Расстались, не попросив никакой помощи, но получили в подарок три книги: две его, а третью о Барашевской зоне времени Тани Великановой. И каким-то нелепым показалось мне моё праздничное настроение в ожидании party и pink-close из числа подаренных, в который я обрядилась. Одноразовая встреча, без росточков.

29 августа, четверг

Витя работает, а у меня – день жуткой депрессии, головной боли. Ещё целая неделя до отлёта. Моё пребывание здесь бессмысленно, если не считать, что я сижу с Лениными детьми. Но если б меня не было, Лена просто взяла б их в Бостон. Ни звонить, ни писать никому не хочется, никакого прока от этих американцев нашему обществу не будет. Витя, конечно, имеет мощную интуицию (об этом мне косвенно напомнил сам Игорь Бирман, когда я стала читать его книгу и прочла ругань в адрес учёных-схоластов и здравие интуиции), но экономических научных знаний у него нет, умения говорить с экономистами на их языке тоже. А главное, я засомневалась в Витиной интуиции по части амнистии хозяйственников. Витя верит, что без амнистии хозяйственников настоящая перестройка не пойдёт, а будут лишь «петровские реформы» Кстати, в программе Яблока «500 дней», подаренной Алей, я не нашла фразы об амнистии хозяйственников (может она была только в первоначальном варианте, который читал Витя). Вечером, после разговора с Витей мне стало легче.

30 августа, пятница

Глаза мои прочистились, страх перед неизвестностью спал, вера в Витю вернулась. Первый звонок Витя сделал сам, второй я и довольно долго разговаривали, но до встречи не договорились, т.к. они могут только 6 сентября. Заклеила конверт и отослала. Женя забавно покупал марки: принёс 6 шт., как просила, но три из них были не по 29 центов, а по 1. Половину доллара он истратил на свои нужды вместе с оставленным Леной долларом. Написала письмо Вере в Сан Пауло.

У Вити сегодня 3 appointments. Смелый до чего! Был в Фонде «За демократию» по рекомендации всё того же Эдда. Могут дать грант, если хорошо себя представим, и если Эд подтвердит нашу полезность для дела расширения демократии.

31 августа, суббота

Лена с Людой выехали из Бостона, спина у Лены прошла, слава богу. Так что кончается моя «служба». Ну, в целом, мы хорошо жили с ребятами. Каждый день в бассейн ходили. Правда, сегодня, Витя свалился в бассейн с полотенцем на голове и поцарапал ногу. Тёр глаза полотенцем – щипало от хлорки, перекупался, хотя я его еле уговорила вылезти. Ещё кошку приблудную приветили, а Лена не любит кошек. Что будет? Играли много. А вот учить буквы и цифры Витя упорно отказывается в свои 6,5 лет. Встав, включают телевизор и просыпаются уже у его экрана. Телевизор включён целый день. Люда считает, что у Вити ум созерцательный и его надо нацеливать стать учёным. Учитывая, что мальчики ложатся не раньше 12 и встают в 11-12, не понимаю, как они без ненависти будут ходить в школу. Витя на мой вопрос о школе сказал, что не будет ходить, т.к. уже ходил (в подготовительный класс). Похоже, остаётся надеяться на чудо. Вопрос, не попытаться ли его устроить в еврейскую школу, ведь его папа Саша Даниэль – еврей, по-видимому, повиснет в воздухе – Лена не решится отдать его в «джуйку» и снять с него крест. На самостоятельные занятия с Витей у неё может не хватить терпения и воли. «Вы все уедете, а я лягу и буду лежать», - страшная фраза их уст 32-хлетней женщины. Пособие есть – не надо бороться за жизнь, смысл жизни обесценивается. Пособие на Женю до его 18-илетия, это ещё пять лет. Будем надеяться, что за эти годы бодрый дух американизма вольётся в неё. Появятся новые друзья. Может замужество – ведь женщина она вполне привлекательная. Не пропадёт. А Витя, даже если не станет учёным, в этой стране, где всем способностям есть применение, найдёт себе тихую работу, не обязательно связанную с творчеством. А может, всё само собой образуется.

Приехали Лена с Людой, Ксенией и её сыном Николкой в 11 часов ночи. Лена вошла последней лёгкой победоносной походкой. Я готовилась её поздравить с таким пробегом, но как-то не сумела. Начался праздник возвращения с застольем. Пришли Трубецкие-Родзянко, Юра принёс вино, и я пила джин с тоником. Ничего…

Разговор с Ксенией Покровской состоял из трёх частей. Первый при встрече, когда она, узнав, что мы прожили у Рэнды неделю, сказала: «Это было достаточно». И я с благодарностью рассказала, как мне было непросто с Рэндой. А она пояснила, что, сделав приглашение, Рэнда закончила свои обязательства перед нами и больше мы её не интересуем. Привела пример альянса американца с русским иммигрантом. Американец целый год вставал на час раньше и отвозил своего соседа на работу, пока тот не купил машину. «Купил? О кей!» С тех пор они только здоровались – американец выполнил свой долг. Рэнда, конечно, в один долг не умещается, вон какая у неё дружба с Мишей. И нам она оказала очень много знаков внимания.

Вторая часть разговора состоялась «на крылечке», когда все, кроме нас, Люды и Ксении уснули. Говорила, в основном Люда, но и мне удалось вставить вопрос к Ксении (я уже знала от Юры, что она иконописец высоченного класса, её иконы напоминают иконы 16 –го века). Я спросила: «Как Вам удавалось работать и так любить своих детей (их пятеро), что они до сих пор липнут к Вам?» В Америку с ней и мужем приехали трое младших и двое новых членов семьи, 29-илетний сын и 23-хлетний сын (он имеет семью из двух детей и жены) остались. Последний - самый близкий духовно. Он уговаривает себя, что господь их не оставит. Ксения ответила: «Я работала, а они всегда при мне были: на столе, под столом». Похоже её христианство с рождения. Семья имеет корни в средних веках.

А третья часть разговора состоялась утром. Она с полуслова понимала мои семейные (с детьми) проблемы и наши общественные заботы. У меня с ней – христианкой, религиозным живописцем не нашлось расхождений по экономическим проблемам в нашей стране и путях их решения. Что значит, человек – с чистыми каналами, способный к независимому восприятию сути явлений. Ведь всё так просто: не должны власти мешать всем людям устраивать свою жизнь, не должны определять, как им надо жить. Ксения предложила своего зятя-экономиста Витю Гурьева нам как связующее звено с Америкой. Было бы прекрасно, но он ещё нигде не работает. Они ведь всего 3 месяца как эмигрировали (Николка уже 9мес.). Тянули, не хотели уезжать. Но проинтуичив, что летом начнётся гражданская война, отец семейства дал отмашку: пора! Да, встреча с Ксенией – большой мне подарок.

Весь день 1 сентября я пролежала на траве – читала английские тексты, запоминала идиомы. Вечером был у моего Вити разговор с Витей Гурьевым. Он соглашается. Прекрасно!

2 сентября, понедельник

Сегодня американцы отмечают праздник трудящихся. Как он проходит, я не знаю – у нас даже телевизор не работает. Витя, как и вчера, уехал к 8 на работу к доктору, а я учу английский

Был разговор с Людой о религии. Она рассказала о своём пути в церковь. И ещё очень важный для меня пример её подруги Наташи – программистки, приехавшей с мужем три года назад в Бостон. Наташа комплексовала и в России, но здесь она замучила себя сомнениями и беспокойствами о своих умениях, о судьбе любимых. Люда считает, что церковь ей бы помогла: она б переложила на Бога свои беспокойства и верила б, что всё устроится и жить надо сегодняшним днём. Люда кстати сняла с меня беспокойство о том, как перевозить накопленные деньги.

3 сентября, вторник

Сегодня истекает срок нашей страховки, и Рэнда огорчилась бы, узнав, что мы ещё в Америке. Но что поделаешь – заказ на перелёт приняли только на 5.09. Может и удалось бы без предварительной компостирования улететь сегодня, но ещё не было встречи в офисе сенатора Бредлея, и мы ждём, когда Сара договорится (договорилась только на завтра). А Витя опять побежал к доктору. Сегодня они чинят что-то у его дочки.

Мы с утра проводили в школу первым Женю (он отправился через забор к машине одноклассницы). Школьники в Америке начинают учиться на другой день после праздника труда. Потом покрутились вокруг Вити. Лена повезла его в первый класс, и он, бедненький, перепугано спросил: «Ты будешь мне помогать, мама? Я же ничего не знаю»

Потом я нянчилась до обеда с Тамариным Боренькой (Кристофер-Круз по-английски) и, наконец, дочитывала учебник английских идиом. Как бы хотелось все запомнить, но где там…

Вечер провели в застольных разговорах. Увидела складень дейсусного чина, написанный Ксенией. Красивый. Увидела Ксению в новой белой юбке за 25 долл. «Ну кто скажет, что я родила пятерых?» - радовалась она. До своих нарядов, как и положено талантливой женщине, у неё мысли обычно не доходят. Приличные деньги за иконы растекаются как-то на детей и внуков. Правда, Диме (второму сыну) с его семьёй кооперативную квартиру купили, поскольку было 18 тыс. Она тоскует по нёму и говорит, что не нужна ей Америка, что от английской речи сразу скучно становится. Вот Коле (ему 19) здесь всё по душе: и язык, и стиль жизни. Единственная дочка Аня – специалист по изготовлению гобеленов, по мнению Юры, Америки не примет. Про Илюшу (16 лет) говорить рано. Ещё в Москве остался первый сын Женя. Он любит деревню, лошадей, ходит в кирзовых сапогах, но это не значит, что он фермерствует. А чем он занимается, я не поняла. Муж у Ксении физик, который, правда, привык, что работа сама его ищет. Нелегко ему здесь будет (а может уже есть). Но поскольку талантлив, наверняка молодой (Ксении 49 лет) рано или поздно найдётся ему место в научном сообществе этой страны. В Бостоне они снимают за 900 долл. большой частный дом: 3 комнаты, 4 спальни. Коля считает, что все начнут работать только, когда Ксения уедет в Германию, где с ней готовы заключить контракт. Но она и оттуда будет слать им деньги. Ей самой нужно только на краски, на доски да на непритязательную еду. Да, жаль, что нельзя будет посиживать около неё в Москве.

4 сентября, среда

Вышли в 7 час: я пешком, Витя на велосипеде. В 9час. у нас встреча с Сарой, а в 9.30 – с Томом в офисе Б.Бредлея. Витя доехал за час, а я за 1час 35мин, т.к. мне до метро 1ч 15 мин. Идти было хорошо, ноги-тело обрадовались движению, засиделись-залежались за 10 дней домашнего житья.

Сара вернула не переписанную видеоплёнку и выразила радость по поводу нашей революции (мне как-то трудно применять это слово – не видела, не знаю, действительно ли начались постреволюционные изменения). Она две недели провела в Европе и жалела, что не в России – в Европе ничего не происходит. Скучно.

С Томом Витя говорил (меня задвигал всё время) о том, чтоб подвигнуть всех сенаторов на борьбу за экономические права в СССР, чтоб написать от имени Бредлея новое письмо Ельцину, чтоб внести в закон об иммиграции поправку о режиме благоприятствования жертвам политических и экономических репрессий, в смысле – разрешить им работать. По всем пунктам получил отлуп: сенаторы получают в день до 10 писем и письмо- призыв не будет услышан; Бредлей Ельцину писать не будет (был с Сергеем Ковалёвым разговор на прошлой неделе), а поправки в законы надо пробивать годами (5-10 лет). У Тома на это нет энтузиазма. Что касается дальнейших связей, то в них не отказано, но я не поняла, в какой форме им писать, о чём. Витя вроде понял. Потом он уехал, а мы с Сарой сперва сдали письма на почту, а потом дошли до библиотеки конгресса (очень красивое снаружи здание) и походили немного по ней. Читальный зал под куполом торжественный и…почти безлюдный, впрочем, и в других залах народу мало. Посидели с Сарой у каталожного компьютера. Кстати, системный каталог распечатан и в виде толстенных книг (типа телефонных) имеется ещё в трёх залах. Удобно.

Простились с обещанием писать. Я пошла в недосмотренные музеи. Первым был музей американского искусства с галереями портретов людей искусства, президентов и других значимых лиц (среди них: изобретатели, деятельницы женских движений, ясноглазый незабываемый Шерман). Художников значительных в США, может и вправду, нет. И всё же мне было приятно смотреть экспозицию: бытовые сценки, натюрморты, индейские лица – почти всегда красивые. Есть подражатели экспрессионистов, но в основном, реализм. Не скажешь ах!, а полюбоваться есть чем.

Галерея президентов состоит из блестящих портретов и скульптур. Рузвельд мне особенно понравился. Есть уже бюст Буша. Довольно большой зал отведён современному искусству, где вперемежку чистейшая абстракция, реализм и страхи; стальная фигура с освобождениями для движений и стальная балочная конструкция непонятного смысла. Хорошо мне было в этом музее, для таких, как я посетителей, он и создавался.

На улицу я выходила через памятник морякам. Он удивительный! Круг в виде плоского глобуса, окружённый каскадными фонтанами и барельефами. В районе Алеутских островов стоит, подняв голову, моряк со светлой улыбкой. Чуть в стороне его вещмешок.

Здесь же в информационном центре я взяла буклет, который мне раньше не попадался, и увидела в нём скульптурную группу: моряк, обнимающий жену, и сынишка. Скульптурная группа стояла перед витой лестницей, по какой я, было, пошла, но безлюдье далеко не пустило – я чего-то испугалась, а потом много раз возвращалась в мыслях к этой лестнице, гадая, что ж я ещё не досмотрела. Зато досмотрела скульптурный дворик (мы с Витей видели только его половину). В скульптуре мой глаз ищет греческие формы. Другие формы надо учиться любить, а это трудно. Здесь оказалось мало, что мне было по душе.

Потом был забавный эпизод. На входе в дворик, как и на всех музейных входах, написано: не есть, не пить. Я читаю эту привычную надпись и тут же её забываю и на виду у полицейского надкусываю яблоко, предварительно подумав, а не помыть мне его в фонтанчике. Но рядом с фонтанчиком полицейский, и это меня останавливает от мытья, но не от надкусывания. Полицейский начинает идти на меня, и я осознаю, что провинилась. Но между нами сравнительно большое расстояние, и я не спеша поднимаюсь по лестнице и даже чуть задерживаюсь перед скульптурой наверху, перед тем как ступить на пешеходную дорожку вне музейной зоны. Поднявшийся полицейский не решается меня догонять и объяснять мой проступок.

На Молу сейчас малолюдно. Под весёлую музыку на карусели катается только один ребенок, страхуемый папой.

Пожевав сухари, решила идти в музей искусства Азии. Через старое милое здание мимо мемориальной раки архитектора этого здания, через зал и детскую комнату с тонким декором, который предназначался побуждать детскую фантазию, выхожу в ярко цветущий двор и иду к музею. Времени у меня, правда, мало. В голове сидело, что музей до7-и, а оказалось до 5.30-и. Успела и с удовольствием посмотрела китайские и индийские залы и частично залы древних среднеазиатских цивилизаций. На нижние этажи времени уже не было. Скульптуры и фрески индийских богов, буддистская стела, украшения из камня типа оникса, containers с самой разной чеканкой, книжные вязи – это моё зрительское приобретение. Использовано только оно не может быть. Нужно ли тогда приобретать? Кстати, зачем ходить в музеи, если осознаёшь, что зритель ты поверхностный? Мы встречали множество пенсионеров, старательно шагавших от музея к музею и внутри них. Эти trips and tours для поддержания их личной бодрости («я еще могу: есть и сила и средства»)? Или их интерес к искусству велик и плодотворен? И загораются чувства? И молодеет душа? Просто я нередко ловлю себя на том (в этот день почти не было такого), что многое смотрю, не видя внутренним взором – без отклика, без последствий скользит глаз. Надо б меньше, да лучше.

Наверное, идеально то, что было с нами 10 лет назад – полутора часовые сидения- разглядывания - проговаривания заранее прочитанного около каждой иконы Рублёвского музея. Эти творения вошли в меня, стали личным богатством, которым мне хотелось делиться с другими. Человеку для жизни, для обогащения лучше смотреть меньше, но внимательней.

Вечер. Предгрозовая духота и серость. Смотровая площадка памятника Вашингтону близко, но пасмурно и без Вити с фотоаппаратом как-то не хватает желания туда дойти. Мне нужно возвращаться. Я тяну. Вышла на свою линию метро и иду от станции к станции – прощаюсь с Вашингтоном и с Америкой. И вдруг осознаю, что нужно устроить отходную. И вообще, как я буду моргать в Москве перед Случами, что не привезла Грише подарков? А перед крестницами?

Я захожу в винный отдел и не на что не могу решиться. Есть выход - надо доехать до ближайшего к дому супермаркета и найти там упаковку, что видела у Лены. Пытаюсь войти в детский магазин – его закрывают перед моим носом. Товары на улице – тряпки, не игрушки. Я начинаю есть себя поедом: отдала целый день себе, вместо того, чтобы поискать подарки детям, и запускаю себя под землю. Всё! Хватит! Надо ехать в тот супермаркет и «соображать» по поводу вина и хоть каких-то игрушек-безделушек, на большее не хватит «зажатых в кулачке» $ 12. Но в супермаркет я не попадаю, потому что через 15 минут моего хода от метро небо разверзлось и вылило на меня несколько вёдер воды. Дождь ожидался долгий, и я шла, пока из одной машины у перекрёстка не услышала приглашение. Я, конечно, тут же полезла в машину, по началу забыв все английские слова. Постепенно, что-то восстанавливалось в моей мокрой голове, и я поняла, что Томас из Виржинии, что-то возил, а увидев меня, пожалел. Он ссадил меня прямо на нашей улице и через 2 мин. я увидела у машины Лену с Юрой, отдала им свои доллары, т.к. они согласились сами купить вина. Я только сказала им, что вина должно быть много. Мы даже успели договориться утром съездить в магазин, дешёвых товаров, в который богатые сдают ненужные им вещи. Две горы с плеч! Оставалось только радоваться.

Витя вернулся от доктора тоже вдрызг мокрый, переоделся и мы двинулись к Нусиновичам – отдать велосипед и взять письма-передачи. Пока Лена дописывала письмо, Надя, как всегда, нас вкусно покормила. Забежала Ира, сбежала от парнографического видика у себя в квартире. Я рассказала ей, как долго мы тянули её конфеты – до самой Филадельфии. «Какие вы счастливые, что уезжаете». Бедная Ира, здесь всё не по ней. Мечтает зимой повезти дочку к бабушке в Ленинград. Мечтой жива…

Мы вернулись домой в 11, но Лена с Юрой ещё позже. И всё же даже Тамара дождалась их - до половины второго травила нам анекдоты и всякие истории. Тамара подарила мне за няньчанье Криза прекрасный песцовый воротник (а утром ещё два роскошных подноса для подарков).

Ребята привезли большую бутыль вкусного (по крайней мере, для меня) вина, и проводы состоялись. Правда, слова хорошие для Лены прозвучали у меня как-то невнятно.

5 сентября, четверг

Женя уехал в школу на своём велосипеде – свой транспорт удобней всего (ему к 8.30), а Витю мы повезли втроём, и я порадовалась, что, выскочив из машины, он побежал в школу. Лена говорит, что там свободная обстановка, у чёрной учительницы доброе лицо. Школа не напрягает детей. Только вторая ступень университета для желающих напрягаться.

В магазин ехали довольно долго и долго по нему ходили. Игрушки покрупнее лежат россыпью, а мелкие и средние висят в мешочках. Поступая, наверное, нечестно, мы перебрали три мешочка и сложили выбранные в один. Ещё и мягкий чемодан присмотрели и двух обнимающихся козлят. Были в нашей тележке и джинсы всякие, и обувь. Двадцать с лишним долларов оставила Лена в магазине, потом за мои покупки деньги так и не взяла, как я не уговаривала. В 12 часов мы из дома не уехали, т.к. к 12-и подъехала полнёхонькая всякими шмотками Юрина машина. Ксения с Юрой перебирали подвал Центра матери и младенца. Там завалы, которые некому забирать. Лихорадочно, чуть ли не первое попавшееся, покидали в сумку и мой рюкзак. Ксения собрала для своих. Итого, в наши 100кг влезли посылки в 6 адресов, детская коляска, подаренные нам книги и собственное шмотьё. Майку только велосипедную забыли и подаренное доктором варенье. Если б мы знали, что отправимся только в 15.30, а не в 14, то куда б спешить?.. Даже спокойная маленькая очередь не уняла дрожь моих рук. Только когда сдав положенные 4 места, мы попрощались с Ксенией, прошли личный контроль и, ткнувшись в закрытую дверь (уже закрыли!!!), получили приказ: "ждите", я начала восстанавливаться. Юра через дипломатический вход внёс наш мягкий чемодан и тоже откланялся.

Посадка в конке концов началась, самолёт взлетел, и мы развалились в своих креслах в на треть пустом салоне. Виды сверху были один другого краше. Мы узнаём Балтимору, Филадельфию, где шли, спали, гуляли. Долетев до Нью-Йорка, самолёт отворачивает в море, но мы всё же видим и узнаём Island и Бруклин, и Манхеттен. Манхеттенские небоскрёбы в разрывах облаков – фантастическое зрелище! Его мне не забыть! Это ж надо было так (!) показать себя на прощанье, уходящими в память, в сказку, в вопрос «было иль не было?»…

Потом было море и вдруг опять земля. Малозастроенная… Канада? Да, да! Гудзонов залив. Ну, надо же! И опять водное безбрежье. «Летим над Атлантическим океаном», - объявляет стюардесса. Господи, лучше б она что-то обозначала, когда под нами была земля. Что следующее? Гренада? Где же льды? Сентябрь – сошли с побережья. И всё же на горах с северной стороны снежники. Чем дальше летим над безлюдьем (всего два посёлка), многогорьем, тем больше удивляемся – и вправду Гренада. И уж совсем на конце светлого времени новая земля – это Исландия. А закат весь из себя распрекрасный.

Второй раз поев (вкусно!), вышли гулять в Шеннонский аэровокзал. Здесь всё уже знакомо и потому на душе спокойно и приятно. Опять рассматриваем выставку Jim and Seamus Cannolly. Симас, если не мальчишка, совсем молодой человек (по его бронзовой головке сужу). Похоже, что он лепит из глины (пластилина) всякие неожиданности, а отец переводит их в бронзу. Неожиданно нас позвали в самолёт. Хорошо, поскорее полетим. «Доброе утро», - говорит нам новый экипаж в половине четвёртого по ирландскому времени. Да? А мы ещё не спали. Я так и не усну, так и войду в утро.

6 сентября без сна. Пью кофе, наверное, потому не спится. А внизу уже просыпающаяся Европа: то плотные- плотные полоски полей, то опять море. Видела чёткую морскую дамбу и поля ниже неё – Голландия. Сейчас, наверное, Дания. Красота-то какая!

…….

Конец.

Американские письма В.Сокирко 1991г. (с Тихоокеанского побережья на Атлантическое)

Здравствуй, дорогая Вера! Пишем тебе из Санта-Круса, точнее, из Аптоса, где в доме под секвойями мы сейчас проживаем. Это место считается самым тихим, спокойным, прохладным курортом в Калифорнии. Здесь от жары можно, наконец, опомниться. Решились на письма вместо телефонных звонков, чтоб хозяевам было подешевле.

О нашем пребывании в Чикаго ты, наверное, уже что-то слышала от Димы, но, думаю, немного. Он был довольно хмур, и мы теперь понимаем, что только благодаря твоим настояниям мы получили надежное пристанище в Чикаго. Нам совершенно невозможно обижаться на него. Во-первых, потому что мы чувствуем свою вину перед людьми за своего старшего резкого сына Тему, в сравнении с которым Дима – просто паинька. Во-вторых, мы вправду были незваными гостями для Димы, так что хмурость его к нам была вполне объяснима, но ребята делали для нас всё: кормили, предоставили диван, договорились о переносе даты вылета и возили. Кажется, что Дима легко вжился в Америку, и никакой ностальгии у него нет. Единственное его желание - вывезти из России сестру Лену. И это все! Жаль, конечно, что Дима крайне отрицательно относится к защите осужденных хозяйственников. Наш опыт он не ставит ни в грош, опираясь на собственный, видимо, печальный опыт общения с этими « ворами и жуликами». Мне очень хотелось ему сказать, что у меня с его отцом было больше понимания, но я во время прикусил свой язык: ведь на деле Аркаша всегда только помогал мне, а диссидентскими делами никогда не волновался. Реально его волновала только еврейская судьба и выезд в Америку. Так что получается, что Дима не только внешне очень похож на Аркашу, но и ценностями. Поверь, Вера, благодарили мы их вполне искренне, и я сейчас повторяю: дай Бог им счастья!

А ещё раньше - из Нью-Йорка в Бостон мы добрались вполне благополучно. Все 4 дня там были насыщены разговорами. С Валерием Каленским мы проходили по городу три дня. Элла с Мариком так же устроили нам прогулку по Гарварду и купили нам билеты до Чикаго через Баффало, где у нас были ночь и утро рядом с Ниагарой. Дальше – Чикаго, а потом был еще день в Солт-Лейк-сити - мормонской столице и ночь в Скалистых горах – тоже куча впечатлений. И, наконец, Санта-Крус и национальный Парк гигантских секвойей. Здесь удивительное ощущение древнего грандиозного леса-мира.

Все хорошо и спокойно. Но… наше счастливое путешествие подходит к концу. Благодаря друзьям Америка обернулась к нам своей счастливой туристской стороной. Тяжёлой работы мне так и не досталось. Добычи трудного заработка мы так и не испытали. Что же, пусть остаются нам только российские трудности. Только в Вашингтоне, а скорее, лишь в Москве станет понятно, чего мы добились в защите осуждённых хозяйственников. Но вот Америка туристская у нас осуществилась вполне счастливо. Ну и пусть останутся до смерти впечатления осуществлённого рая, раз в трудности нас так и не впустили. Надеюсь, что с этим впечатлением нам легче будет жить оставшиеся годы в хиреющей Москве.

Эти два месяца мы так много видели недавних эмигрантов из Союза, что не могли не примерять к себе их судьбу – мы ведь тоже могли бы поселиться в раю и научиться говорить по-английски.

Но нас удерживает невозможность бросить детей, свое дело да и свою свободу передвижения за собственный счёт, и, самое главное, свое счастье, которое неразрывно связано со своим кладбищем. У каждого ведь свое предназначение. Всего тебе доброго! Спасибо за всё!

Дорогие Элла и Марк! Пишем из Санта-Круса. Всё у нас уже определилось, и мы уже находимся в калифорнийском раю, особенно если учесть, что вчера нас возили в красивейший морской заповедник Лобос… Это что-то среднее между причудливыми скалами крымского Коктебеля, реликтовыми соснами Пицунды, а здесь – Монтерея, с колониями морских львов на прибрежных островах, тюленями, выдрами и птичьими базарами. Холодная вода и сильное солнце, как на восточном берегу Каспия.

А перед этим у нас была ночь и утро близ Ниагарских водопадов. Это не только грандиозно, это особый мир! Потом был Кливленд, и Чикаго на берегу Мичиганского пресного моря, день с ночевкой в столице мормонов Солт-Лейк-сити и, наконец, Санта-Крус... Впереди у нас еще три дня в Сан-Франциско, день в Филадельфии и возвращение в Вашингтон. И всё это благодаря вашим подаркам. Огромное Вам спасибо.

Это главное, что хотелось написать тебе, Элла. И ещё сказать, что Игорю Ефимову я звонил из Бостона и получил ответ, который легко можно было предугадать: с работой сейчас плохо, в его маленьком, почти домашнем издательстве, особенно. Если ж работа появится, то у него полно друзей, которые в ней нуждаются. Я развернул разговор с работы для заработка на работу с русским словом, работу для души, у него появилась заинтересованность, но недоверие пересилило, и разговор прекратился. Думаю, что если душевные терзания не пройдут и не возникнет всепоглощающего интереса к Америке (последнего мы Марком тебе от души желаем), то можно звонить Игорю Ефимову, ссылаясь на знакомство со мной, и проявлять интерес к работе в его издательстве. Будьте счастливы вместе с малышкой Зябой! Приветы и спасибо Миле, Рите и Толе.