Лето 88 года, как и было условленно, прошло у нас без похода, лишь в нескольких шабашных выездах.к знакомым. Но вот осенняя поездка в Кахетию к Валико на ртвели растянулась почти на месячный отпуск с посещением Северной и Южной Осетии, Рачи и Гори, а после самого ртвели еще и Карабаха, Еревана и моря. Так что совсем прервать большие походы нам пока не получилось.

Наш согласный общий рефрен о своем старении и начале умирания, конечно, даст скоро свои развращающие плоды, что и понятно: разрушать – не строить, стареть – не молодеть, вру, хотя бы сохраняться...

Примечание 2008 года. Осенний дневник 1988г. по Кавказу дооформляем только сейчас. Давно увезена на дачу старая пишущая машинка, и сил сделать по накопленным материалам по Грузии и Осетии диафильмы у нас нет. Мы можем только оцифровать дневник, сценарии не озвученных диафильмов и слайды (назвать их слайдофильмами – и тем самым завершить диаописание своей и нашей советской жизни. Ниже мы их о перечислими.

Через два года СССР был объявлен несуществующим, что почти совпало с концом наших советских походов. В 1989 г. состоялся наш первый велопоход (с американцами и детьми) по Украине, в 1990 г. - с детьми по Европе (от Чопа до Парижа), в 1991 г. - по США, в последующие 1992,1993,1995,2000 и 2006 годах – по всей Европе и Средиземноморью. Но сил для фиксации и осмысления увиденного у нас уже не хватало (за исключением 1989 и 2006гг.) - оставались только черновые путевые записи и попутные слайды. Поэтому нынешняя работа над материалами 1988 года - это наш реквием по уже исчезающей советской стране.

Прежде путевой дневник Лили сопровождался моими комментариями. Теперь вместо них слайдофильмы – неозвученные диафильмы, сценарии которых были написаны в конце того же 1988 года. Они являются естественными продолжениями фильмов по Азербайджану 1975 и 1982 гг. и Армении 1969 г. Темы слайдфильмов:

Завершение альпинизма: в память о погибших, в том числе о А. Чурилове

О Сталине от «О культе» до страны рождения

Через ртвели – завершение темы шабашек

Особость грузин-кахетинцев – наследников витязей Руставели и простых крестьян.

2-3 сентября. Всё, едем: едим - зашиваю дырки - спим - читаем. Так начинался у нас почти каждый поход. Выходу из дому в последние годы предшествовала моя загнанность. Но еще не было столько ночей и полуночей (до 3-4 часов утра) без сна, в работе. Не было и столь позднего нашего появления у поезда. Мы оказались у вагона за восемь минут до отправления. Провожающий нас Яков Ильич был в полном недоумении. Но каково было наше удивление, когда мы увидели, что Аркаши (и билетов) еще нет.

Аркаша появился за две минуты до отправления, Витя ухватил его у лестнице, когда тот намеревался идти в поисках нашего вагона в сторону хвоста поезда. Все кончилось благополучно на этот раз.

Аркаша опоздал, потому что живет слишком близко от Курского вокзала и затянул сборы. А мы опаздывали, потому что Витя весь вечер хотел что-то дочитать, а потом пошли «заколдованные задержки»: уходили из-под носа автобус, первый и второй поезда метро, хотя все переходы - бегом. На такси Витя, как всегда, ехать не может, и я от его отказа ревела до Курской, где мы встретили Лавутов, и мне пришлось взять себя в руки.

Приятно было узнать, что Саша продолжает работать на своем прежнем месте. Он рассказал и о 70-летии М.Я., на котором сам М.Я., правда, не был – врачи не пустили...

В поезде провели две ночи и день. Яркое дорожное впечатление – поющий цыган. Как он пел украинскую песню! Не сразу я и поняла, заслушалась. И как радостно слушали его друзья, как легко танцевал один из них, голый, в дорогих джинсах!.. А женщины их ехали, видимо в другом вагоне. По крайней мере, одна из них с ребенком появлялась время от времени и что-то требовала. Выслушивали ее снисходительно...

Витя читал нам «Витязя в тигровой шкуре» в ожидании бесед с грузинами на ртвели. Оказывается, я напрочь его забыла...

(На этом кончился печатный текст 1988г., остались только первичные Лилины дневниковые записи).

4 сентября. В Орджоникидзе мы приехали с двухчасовым запозданием. Чуть-чуть прошлись по городу. Спросили у встречного дорогу. «А откуда вы? - Из Москвы – Я всех москвичей на одного осетина не променяю. Они злые, даже дорогу показать не могут». Надо, чтобы москвичи больше путешествовали и узнавали, что о них люди думают в других землях.

В 10.50. от красивого автовокзала мы поехали на Алагир, Он славен храмом, который расписывал Коста Хетагуров. В алтаре стоит глубоко серьезная Дева Мария и солнце или вселенная над ней, младенец держит надпись «логос». На Южной стене роспись 10 заповедей, небесный свод во всех конхах, «Недреманное око» в треугольнике, Павел и Петр в алтаре высоко-свободно. Много орнамента. Аркаша обвешан тяжелыми фотоаппаратами и пока у него на фотоснимки уходят очень много времени. У храма встретили светящуюся старушку. Храм не слишком высок, скромен и стоит в тенистом дворе. Не возвышается, не давит, как завоеватель, как это бывает частенько с русскими храмами на чужой земле...

Ждем автобус в глубь куртатинского ущелья. Жарко. В горах погромыхивает гроза. Горы совсем близко. Из Орджоникидзе мы вроде разглядели Эльбрус в дымке. Сейчас дымка еще гуще, так что виден только ближний хребет, Лесистый. За ним должен быть Пастбищный, потом Скалистый.

В Куртатинское ущелье нас повезли на газике два молодых осетина. Они начали притормаживать около меня, и я махнула рукой. К обоюдному удовольствию мы дальше поехали вместе. У них была воскресная поездка за минеральной водой. По дороге они вспоминали своих погибших друзей. Последний из троих погиб два месяца назад. «Река взяла», - вот и весь ответ и еще, – «Богу угодно». Это все-таки удивительно, что никаких поисков причин в действиях друзей не предпринимается. Были сказаны торжественные слова, была брошена полная бутылка в реку, «чтоб и им было что выпить». Наши ребята тоже выпили из рога кукурузной араки. В этот раз я отвертелась, но у святого места и меня заставили немного выпить («Иначе машина не пойдет дальше»). Святое место было в селении Дзивгис, есть там церковь святого Георгия. Но поскольку машина в гору не идет, то прямо у дороги стоит стол из камней, покрытых шифером и у него тьма бутылок.

Шофер Руслан, он же по уверению второго, главный инженер, невысокий рядом со своим другом, пил меньше, но торжественней, машину вел уверено, держался с достоинством.

Второй, представился: Витаутас, Виктор – завхоз, добродушный, простоватый, с невеликим русским лексиконом: «Вот они, мои братья и сестра», «Вы наши гости», «Чтоб чаще встречаться», «Да мы за Сталина «хоть вперед». Еще на пути вверх он перебрал и в пьяном состоянии стал хвататься за рычаг переключения скоростей, который, в конце концов, сломался. Перед этим они чинили электрику, а в конце подъема оторвался глушитель. Машина рассыпалась. Выпивший шофер, участки дороги едва проходимы, но рука у Руслана была тверда. Правда, на обратном пути мне казалось, что это я спасаю машину от падения со склона тем, что держу спящего Виктора, не давая ему упасть на переключатель скоростей и на Руслана.

В Фиагдон – нашу запланированную «последнюю точку» мы приехали часа в три, и нам надо было сразу вылезти. Но мы соблазнились доехать до минерального источника. А туда шла, как определил Виктор, «наша кавказская дорога».

Добрались мы туда со свежими поломками-починками в начале седьмого и выехали уже почти в темноте через час. Сперва Руслан пытался разбудить Виктора, ибо только он умел закрывать бутылки металлическими крышками (ехали мы на бутылочных ящиках). Когда это удалось, и Виктор встал, он все равно не мог закрывать, потому что был в блаженном состоянии. Так что наливали бутылки и закрывали их пластмассовыми крышками мы (часть крышек нам ссыпал шофер другой машины, другую часть нашел в своих хранилищах Руслан). Несмотря на темноту, Руслан никуда не спешил. Зато спешили мы. Начался дождь, не хотелось мокнуть, да и с ночлегом была полная неясность. Но в Фиагдоне с ночлегом все прояснилось – нашлась комната в ремонтируемом общежитии. Здесь, на полу, но в сухости мы и переночевали.

Зато благодаря такой поездке, мы смогли останавливаться, где хотели – и у цитр надгробий-стелл в память погибших от змеиного яда «четырех братьев», и у каскадного родника, и у святилищ (было еще святилище выше Фиагдона). И на белые горы Теплинского узла посмотрели, и на аулы с башнями и могильниками. Конечно, на прощанье обменялись адресами. Виктор предлагал «искренне писать». Получится ли? Осталась нам на память фразы Руслана «Полный вперед!» и «Дружба –Фрайндшафт!»

5 сентября.Дождь лил всю ночь и утро. Увидев потоки воды сверху и на улице, я опять бухнулась спать на подстилочку – выходить в дождь не хотелось. Но через час мы все же встали, не выдерживая жестких постелей. Поставили греть чай на электроплитке в двух кастрюльках и чашке. Два часа кипятили, половина воды испарилась, чая получилось нам по кружке. За час до нашего выхода, в 9.45 дождь, в основном, кончился.

Мы прошли немного вверх по ущелью, чтобы подняться к такому привлекательному из окна общежития аулу Цене. Здесь и башни и склепы – еще в целости. Живы и жилые дома с верандами, сложенные из камней и оштукатуренные с лицевой стороны ярко подсиненной известкой. Одна из молодых хозяек лет 30-ти, нам поулыбалась и одобрила намерение смотреть старый аул. Сейчас жилые башни сильно разрушены, наиболее застроенная часть стоит на громадных камнях. Выше над селением, склепы вообще громадны. А еще выше стоят две башни на обрывистом склоне. Но мы туда уже не пошли, скатились вниз... Витя, чтобы не терять время, пошел посмотреть селение напротив. Мол, говорят, в нем жили когда-то легендарные нарты... Чего искал, он не нашел, но пленки истратил немало. Когда к нам подошел Аркаша, мы двинулись вниз по ущелью. Витя должен был возвращаться по верхней дороге и выйти сразу в Фиагдон. Ждали мы его у коня, у памятника погибшим куртатинцам. Это стела и опустивший печальную голову конь. Подъехавшие сюда немцы-туристы, охотно и весело фотографировались у коня. А мне почему-то было неловко на них смотреть. Рядом с конем, на высоком постаменте бюст Сталина. Такой же бюст мы увидели этим днем в Даргависе... и сталинские портреты, барельефы в автобусах. Чуть в сторонке от Сталина стоит простая стела - памятник 1924 года Ленину от горцев. Видимо, горцам без вождей нельзя.

От памятников дорога отходит в соседнее ущелье, куда нам надо. Но мы вчера ее проехали и не поднялись в ауле Дзивгис, чтобы сфотографировать Георгиевскую церковь. Напротив, через реку мы пировали со вновь обретенными осетинскими друзьями, и времени для осмотра не было. Сейчас, поколебавшись, мы все же двинулись к Георгиевской церкви (3-4 км). Это базилика со звонницей и с необычным для апсид покрытием, как в склепах - с полочками от дождя между слоями камней. Главное, что все это очень почитаемо. Походили у склепов, заглянули в пещеру, закрытую рукотворной стеной. Жителей в ауле мало. Хозяев одного нового нарядного дома Витя сфотографировал.

Обратно, «до коня» нас подвез туристский автобус. И мы сразу начали подъем. Но ушли недалеко, времени у нас было только чтобы сфотографировать «старинный замок», от которого остались руины и башня. А потом нас подхватил служебный автобус и довез до рудника, откуда мы тотчас двинулись дальше, хотя нам и говорили, что будет еще машина. Пройдя все рудниковые точки, у родничка поели. Тут нас догнал тот же автобус и быстро вкатил на перевал и снес с него. Нам осталось два с лишним километра до Даргавса с его известным «городом мертвых».

Действительно, там много разных склепов, одно-, двух-, трехэтажных. Стоят они на склоне горы, очень заметно для живых, чтобы помнили... Хотя раньше подходить к склепам запрещалось. Сейчас реставраторы их восстанавливают, обмазывают стены цементом, но при восстановлении склепа его содержимое вынимают наружу. А ведь это осквернение могил...

Потом ехали через курорт Кармандон по красивому ущелью. Лихо вел шофер и через час, около 7-ми вечера мы оказались на автовокзале. Опять увидели вчерашнего шофера, который предлагал на своей легковушке свезти нас прямо на Казбек. Но с этого солидного вокзала прямых автобусов до Казбеги не было. Быстро вечерело, и никакой транспорт не хотел нас везти на ж.д. -вокзал за рюкзаками. Наконец, нашелся 7-й трамвай, и к вокзалу мы приехали на нем почти к 9-и, измотанные ожиданием и долгой трамвайной ездой. Но ведомые каким-то молодым орджоникидзевцем (как трудно произносится такое имя), мы помчались на второй вокзал, местный, хотя уже знали, что автобус на Казбеги уходит от Цума. Из темного вокзала благожелательные люди помогли нам выехать на Военно-Грузинскую дорогу. Гаишник четко объяснил Вите, что автобусы выезжают на В-Г- дорогу через 7 км, у следующего ГАИ. А лесок впереди есть. В полной темноте пешком начали мы свой путь по В-Г- дороге. Почти сразу я запищала, что идти в темноте не хочу, и Витя свернул к первым деревьям. Это оказались садовые участки. На улицу выходил лишь крепкий забор и ворота. Но в одном месте забора оказался провал. Тут мы и поставили палатку.

6 сентября. Утром, перед тем как двинуться дальше, мы набрали яблок и груш, упавших прямо на улицу. Участки хорошие. Но цветов мало. Приятная прохладная ходьба до следующего ГАИ. Аркаша, видимо, замученный нашим нерегулярным питанием, запросился в кафе, и быстро там управился.

Уехали мы турбазовским автобусом. Гид-грузин с отработанным юмором серьезным тоном рассказывал историю дороги и показывал объекты, я записывала (перенести те записи не получается, т.к. в них названия, года, километры - лучше вернусь к своему рассказу). Позабавило меня., как гид с достоинством сообщил, когда пассажиры вышли на прогулку, что его долг предложить нам участвовать в общей фотографии ( 1 рубль штука). И денег с нас не взяли. Шоферов можно было понять, что они чувствовали себя обманутыми, ожидая, что мы поедем до Тбилиси, и тогда оказалось бы, что им выгодно было нас брать. Но гиду что?

От селения Гвилети по ущелью Кабахи мы поднялись до соединения рек Агришки и Арамедона и потопали было по склону Агришки. Но уж больно плоха была тропа, и потому Витя быстро развернулся, нашел хорошую тропу по старой дороге, устроенной еще в начале века для арб с рудою. И мы с удовольствием посерпантинили по ней. Весь подъем (по книжке) занимает полтора часа. Мы шли, конечно, дольше. Радовали при этом не только горные красоты, но и ягоды, и крепенькие подосиновики (другие грибы, осенние, не брали). Поднялись выше леса и разрушенного рудничного заводоуправления и поставили палатку. За дровами пришлось идти вниз. И вот неся дрова наверх, я почувствовала, как устала. А Витя успевал есть чернику. И черника, и брусника в этом ущелье, и малина. Но все в свой сезон.

У нашей стоянки маленькое зелененькое озерко (Витя его, конечно, переплывал). Из него вытекал чистенький ручеек. Из него я пила и пила бы без конца. Место у нас хорошее, стоит на возвышении. Виден Давдоракский гигантский ледник и бок ледового купола Казбека. Тянет ветер. По небу идут перистые облака... Но мы все же завтра решаемся идти. Вернее, я решаюсь, т.к. Витя определился уже в Москве, что мы идем к Казбеку поближе. Описание пути есть в книжке «Казбек, Тепли, Джимарай» и Витиным выписки из книжечки Марии Преображенской, гимназической учительницы из Владикавказа, побывавшей на Казбеке в начале века 11 или 12 раз. Оказалось, ее записи довольно путаны и по-женски нестрогие. Но это мы узнали уже утром.

7 сентября, среда. Утром мы вышли втроем (Аркаша до ледника), но через 10 минут уже встретились с первыми трудностями. Нужно было спускаться по очень крутому глинисто-каменистому склону ... О, какое это было жуткое сползание под мое повизгивание. Аркаша дальше не пошел. И правильно: дальше шел жутко крутой снежник, причем не было видно, чем он кончается, оказавшийся простым ледником (если бы мы предприняли свой поход не в сентябре, а ранним летом, то эти жуткие глинистые склоны были бы закреплены слежавшимся или подмороженным снегом и не пугали бы). Не спеша, переходим ледник у красной осыпи. Упоминание об этой осыпи есть в обоих описаниях. Мария так прямо и пишет, что поднималась по ней. Но это противоречит тому, что путь до перехода через ледник лежит в 1.5 км от начала подъема... На все это я махнула рукой, и мы полезли вверх по красной осыпи. Было видно, что осыпь не выводит наверх, а кончается скалами. Но снизу пояс скал казался узким. Тяжело было взбираться по осыпи, но не страшно, потому что видно, куда падать, да и осыпь не пустила бы далеко. Но вот когда начались скалки, по которым надо было лазать, я струхнула. Порой мне казалось, что уже все, дальше не смогу. Высказав это вслух, я почему-то опять могла поставить ногу в «сопливое» место и почему-то держалась...

Но кончилось и это. Мы поднялись на хребет. Поискали озерко, нашли. В 4 часа поставили тент, как палатку, подвернув его внутрь на 4-х камнях, как научил Тема. Витя ушел на разведку завтрашнего пути. Пришел через час разочарованным. Он понял, что я дальше не смогу идти: там опять скалы и надо лезть по ним. Думаю, он пошел бы дальше, если бы с ним был опытный альпинист или молодая альпинистка (давно говорю ему: ищи молодую спутницу, ведь, ошибся, взяв в жены ровесницу).

С этого момента, когда все решилось, мы стали как-то особенно жадно посматривать на Казбек. Его конус, слегка сглаженный сверху, стоял перед нами во всей красе. Вокруг него вились облака, стремительно взлетая вверх или отлетая в сторону. Как бы ублажая Казбек, Витя исщелкался. А еще он кипятил воду для бульона и чая на принесенных дровах. Это была та еще работка. Ветер то раздувал пламя, то его не хватало. Выпив бульончику, мы долго-долго ждали воды для чая. Уже в ход пошел наш сухой спирт, а вода то начинала шипеть, то стихала. В какой-то момент мы все же забрались в палатку, и сильно передрогший Витя хлебнул живительного чая.

Ночью было не так уж и было холодно, дважды принимался моросить дождь, но спали мы плохо. Сердце стучало, голова побаливала= «горняшка» подступала, хотя высота была всего 3200 м.

8 сентября, четверг.  Как только рассвело при темном небе и спрятавшимся Казбеке мы двинулись вниз по увиденным вчера турикам. Они вывели нас к месту нашего подъема и пропали. Но мы очень хотели пройти по хребту ниже, пошли левее и нашли кулуар, в котором лазать по скалам практически и не пришлось. Конечно, были крутоватые спуски - я тогда сползала на пятой точке. Но главное, было видно, что впереди у нас осыпуха, а не сброс. И все же до ледника спускались целых 2 часа.

На леднике позавтракали. Витя завинтил в ледник ледобур и торжественно сфотографировал то, что не понадобилось. Не понадобилась нам и веревка. Вчера думали, что на скалах Витя будет меня спускать. Слава Богу, не пришлось. Быстро открылось солнце. Путь по солнечной долине был почти такой же, как в молодости с восхождений. Только вместо ледоруба в руке палка с гвоздем на конце - хорошая штука. Как я на ней висела на том самом крутом снежнике! А вот на глинисто- каменистом склоне опять провели 35 минут. Витя вылез на «честном слове» и пошел искать для меня другой путь. Я, устав ждать, сама нашла.

То-то обрадовался нам Аркаша! Ведь уходя, предупреждали, что может случиться беда, и ему придется тогда бежать вниз и просить помощи. Костер ему не удалось разжечь, так что Витин костер был для всех очень нужен.

Двинулись вниз бодро и радостно. И на шоссе ждали недолго. Подъехал самый нужный нам автобус до Коби и еще вглубь Трусовского ущелья. В Коби пытались дать Теме телеграмму, но почтальона не оказалось. Так и не знают наши дети, что мы живы-здоровы.

Беседа с Таей, работником Общества охраны памятников (в самом начале Трусовского ущелья, после Коби). Он нее мы узнали, что во всем Трусовском ущелье никто зимой не живет. Ее роскошный трехэтажный дом, где она проводит отпуск летом с братьями, в основном, пустует, но недавно его использовали для съемок фильма «Фатима». Тая часто бывает в Москве, недавно возила в Архангельск на фестиваль любительских фильмов осетинских детей. Она была разочарована – ничего в нем не осталось от духа русского Севера.

Витя задал вопрос: «Почему осетины так любят Сталина?» - «А почему его можно не любить? У вольных горцев всегда был жестокий глава семьи и был порядок. А сейчас? Наркоманы, бездельники, воры, миллионеры. Это все уже без Сталина. Зачем на него все валить? Да и не знал он всего. Это все подпевалы старались...

Вот мне в пятницу сказали, чтобы в Министерстве есть список сокращенных. Я в понедельник звоню в Москву, а там смеются, никаких указаний от них не поступало... А Сталин был скромным, всю жизнь в шинели спал. И вообще он был осетин, приставка «швили» в его фамилии была искусственная. Раньше в Грузии все осетины эту приставку вынуждены были брать». На вопрос: не восстанет ли Южная Осетия, Тая отвечает: « В этом (Трусовском) ущелье грузины никогда не жили. А в иных местах противоречий нет... Вообще грузины прижимисты. Это мы, осетины, все нараспашку. Мы раньше всех присоединились к России, а они более националисты. Но вот с ингушами никакого не может быть мира. Это какой-то жутко вороватый народ!! И зачем их вернули?» На вопрос: кто сделал ошибку – Сталин (выслал) или Хрущев (вернул), Тая отвечает определенно: «Хрущев!» - И дальше – "Потому что эти люди мусульмане и у них стоит в заповеди, что они должны убить хотя бы одного христианина, лучше всего осетина». Деда Таи хотели раскулачить, но в Тбилиси увидели, что он в плетеных из кожи лаптях и отпустили.

Разговор с Тамерланом - пастухом, на крупе коня которого я проехала добрых 4 км, и который переправил нас на другой берег Терека к 5-ти деревьям и нарзанной ванне. Звал он к себе, чтобы зарезать барана, но ванна и палатка показались нам привлекательней, да и стыдно ни за что есть барана. Тамерлан все сетовал, что жизнь у него не интересная, не что у нас. Он и в отпуск не ходит – все бараны. И не женился, все нет времени... Вот дорогу строит московский отряд, говорят, руду нашли. Может, он пойдет на рудник работать...

Сейчас я сижу против его дома в Кетерсе. Живет он здесь только летом, в пересменки. У соседнего дома полстены рухнуло, а с ней и шиферная крыша.

Я трещала всю дорогу, пока ехала, убеждала его, что чабаны делают очень полезное дело, очевидно полезное, в отличие от нас, что у них завидное здоровье, в отличье от горожан, болезненных и нервных. Будет ли ему лучше в горнорабочих? Грустно-благодарное чувство связано с ним.

Мы ехали сперва по узкому ущелью, где Терек далеко внизу, из скальных стен текут нарзанные потоки. Потом выехали в широкую часть долины, и меня поразили белые громадные камни. Оказалось, это налеты от минеральной воды (забыла название). Эти ручьи текут по всей долине... Подошли Витей и Аркашей... Не успел Витя натянуть тент, как хлестанул дождь. Горячий ужин был отменен. Поели сыра, запили нарзаном.

9 сентября.  Ночной дождь так залил все вокруг, что Витя с трудом разжег дрова. Холодно, но он все равно залез в кипучую нарзанную ванну и поплавал. Над нашим перевалом темно, а около нас появилось солнышко.

В Абани встретилась приветливая Митра - 56 лет, рассказавшая нам про аулы вокруг и про свое житье-бытье. Около ее летнего дома разрушенная церковь и кладбище. Расспросили, откуда течет Терек, чтобы не уйти по долине его притока. А вот и первый приток, который машинную дорогу не прерывал, но нашу остановил, и мы пошли искать переход. Бродить пришлось все же в ботинках. И потом многократно мы бродили Терек, но уже босиком. Аркаше, правда, надоело разуваться-обуваться, и после З-4 бродов он заходил в поток Терека прямо в ботинках.

Газик догнал нас с Витей, и взял бы всех троих, но Аркаша был далеко, а ждать они не захотели. Витя остался, а я с рюкзаками и Аркашиным кофром уехала с грузинами из Казбеги за их 22 баранами. Водитель (директор школы, он представился, но фамилию его я не запомнила), вел основную беседу. Он раскалывал, что после 8 класса чабанил в этих горах: каждый день плакал, домой хотел. Я спросила его про отношения с осетинами. Ответ: «Неплохие люди, только язык у них длинный, сплетни распускают». Еще он рассказал, что есть грузины, у которой в собственности до двух тысяч овец – своих пастухов держат. Я порадовалась за таких грузин, чем расположила к себе собеседника. Плата за проезд - лишь наш адрес, которым из сотни, наверное, получателей воспользовался один Валико.

Ребята подошли довольно быстро. Мои благодетели своих баранов не нашли, оставили записку пастухам, которые должны были спуститься дня через два-три, о чем сообщил пастух Андрей (грузин), подошедший с ближайшего склона, увидев, что какие-то люди заглядывают в их палатку. На стоянке оказался раньше нас пришедший альпинист Анатолий из Подмосковья с легонькой зелененькой палаткой, целлофановым тентом, аккуратной одеждой и высоким (но не станковым) рюкзаком.

Развернувшись, машина застряла, и мы пытались ее столкнуть. Это удалось сделать и без моего участия, когда подтолкнул ее пастух. Получилась забавная ситуация. Когда подошел Витя, я, видя, что один из братьев был обрызган грязью с головы до ног, посоветовала ему раздеться. Витя разделся стремительно до трусов, но когда он скинул последний ботинок, народ с подошедшими пастухами вытолкнули-таки газик из ямы. Приветливо махнув Вите рукой, водитель погнал машину вниз, чтобы через три дня вновь проделать этот путь за своими баранами. А мы остались с Андреем и Анатолием. Про Анатолия я уже написала, а про пастуха еще хочу. Он труженик, работать собирается до самой смерти. Скромный, тихий, из тех, кому в городе быть не очень уютно. Приглашал на барана, но Витя двинул нас вверх. И правильно сделал.

Мы еще дважды перебродили Терек и поднялись через злых собак у пастушьей палатки на приличную высоту, где и заночевали без костра. Ночью был жуткий ветер, крупа, и горы покрылись снегом.

10 сентября. Утром по подмерзшей тропе за два часа мы поднялись на Трусовский перевал. Шли все же тяжело. Ясно, но Казбек показывает только свою верхнюю часть, у подножья его конуса облака. Видим Джимирай – наивысшую точку С.Осетии и Цейских красавиц. Эльбрус не просматривался.

Минут через двадцать начинаем спуск, холодно. Дорог много, но спуск очевиден. Аркаша ослабел от «горняшки», спускается с трудом. И ноги у него сильно потерты.

Два ручейка сбегают вместе с нами, чтобы стать рекой Заккой. До самого селенья Закки и немного дальше идем мы по этой реке. Обходим кавказских овчарок. Забавно, что они лютуют в лае, только когда их не меньше двух. Одинокая потявкает для порядка и замолкает.

Идем безлесыми горами и вдруг - три деревца, окруженные оградой, без подсказки понимаем: святое место. Всю дорогу не покидает ощущение простора и свободы.

В первом же селении просим горячей воды, т.к. увидели дым. Нас поят чаем двое молодых людей, которых мы в начале принимаем за чабанов, но они оказались ветврачом и зоотехником, Русланом и Аланом, людьми с высшим образованием. Забавно они нас разыгрывают, но при этом дают миску мяса и хлеб. Мы кайфуем и в горячий спор о Сталине вступаем сытые. Да, даже эти молодые интеллигенты не имеют никаких плохих слов про Сталина. Жалуются, что перестройка началась слишком рано, что в головах от множества информации сумбур. Похоже, им очень важно сохранить хорошую память об осетине Сталине. Руслан вспомнил, что он пожертвовал сыном во время войны «Вы так смогли бы?» А разве матери, которые направляли своих детей на войну, не жертвовали ими? Ведь сколько мальчишек не вернулось! Еще они рассказывали о своей истории, об отношении осетин к святым местам. Образованные люди - чистые язычники. Симпатичные ребята, особенно Алан. И даже некоторый их консерватизм (сталинского толка?) это признак их демократии, поскольку именно так они сейчас думают, желая сохранить свои убеждения. Просматривается, особенно у Алана, и открытость к новым знаниям. Взяв у нас адрес, он даже пообещал приехать в Москву, чтобы доспорить.

Он них мы еще узнали, что школ на осетинском языке у них просто нет. Детей, даже в сельских школах, с первого класса учат на русском языке.

Обрадованные бодрой новостью, что под Рокским перевалом три дня назад открыт тоннель (3 км 800м), мы дошли за остаток пути до тоннеля, а потом проехали его на двух легковушках до первого селения.

В нашей легковушке меня поразили молодые респектабельные хозяева – разбрасывающие в новом тоннеле дынные корки. Высадив нас после тоннеля, хозяин поставил сверху знак такси, а с нас денег не взял. Аркаш тоже проехал бесплатно, да и не было у него денег, они лежали в его кофре, а тот в Витином рюкзаке.

Через час подошел местный автобус и повез нас в столицу Южной Осетии Цхинвали. А перед этим к нам подошел бодренький старик с палкой. И показал нам небольшой альбом, где фото и газетные вырезки подтверждают его заслуги перед земляками по линии учительской деятельности. Тут и памятники, и мост, и еще что-то. К сожалению, его фамилию я плохо запомнила, вроде Кирилл Шавтротов. А на другой день, на улице Сталина мы встретили доску почета, а на нем, фамилию его родственника или однофамильца, но мы все равно ему порадовались, как знакомому.

К автостанции в Цхинвали мы приехали в начале восьмого - и столовая, и магазин были закрыты. Но нас, продрогших, пожалели и накормили горячим-горячим харчо с большими кусками мяса и белым вкусным хлебом. Дрожь моя, еще от перевального холода, наконец-то прошла, и захотелось спать. Палатку мы поставили в посадках под железной дорогой (в скверике у железной дороги, где советовала зав.столовой, было все же грязно). По дороге набрели на отдыхающую группу, от которой Вите перепал стакан вкусного вина.

11сентября, воскресенье.  Утром мы первым делом отправились на почту, дать детям телеграмму, что на Казбеке мы не загнулись (Аркаша о том же сообщим брату)

Город в своей новой части распланирован по сетке. Но в старой части, где музей, церковь Богоматери IX века, Армянская улица и, главное, базар, совсем не скучен.

Удивительная Армянская улица, на ней, по-видимому, сохранилось все так, как было при основании: дома и лавки башмачников и прочих торговцев, много детей. Базар, конечно, яркое зрелище, но яблоки по полтора рубля, и мы ушли только с впечатлениями. Рядом (за стеной), торгуют живностью, в основном, птицею. Птицу привозят в контейнерах, а уносят за ноги. В другой руке у хозяйки, как правило, фрукты или пол целлофанового мешка перца, горького-прегорького.

Жуткое количество автомашин. Арбы раньше занимали меньше места, к тому ж обком отхватил себе и своей площади немало места, а ущелье-то узкое. Не все с контейнерами, кто-то принес две-три курицы. А рядом вообще барахолка - тоже яркое зрелище.

С рынка прошлись по Набережной улице до музея. Его, наконец-то, открыли. Мы с удовольствием походили по маленьким комнаткам. Какие прекрасные живописные работы Кости Х.: автопортрет, портрет Л.Поповой и особенно Христос. Узнала я, что отец Давида Сослана – осетинский царь Джадорос, а матерью царицы Тамар тоже была осетинка Бурдухан – дочь царя осетин Худана. Витя говорит, что осетины очень гордятся, что лучшие воины вокруг Тамары и ее дети были осетинского происхождения.

После того, как грузинский царь Георгий Ш обратился к своей супруге царице цариц Бурдухан, дочери царя Худана, которая превосходила всех женщин своей добротой, мудростью, красотой и миловидностью, подобную ей невесту Грузия никогда не видела... От нее только и могла родиться такая женщина как Тамар («Картлис Цховрева», под ред.Бросе, ч.1, .С-П.,1849, с. 274.) Еще Витя просил списать цитату: «В 1770г. старшины селений Чми, Даргавс, Кован и Саниба со всем подвластным им народом присягнули на верность России»

Симпатичные люди встречались нам и в Цхинвали: музейные работники, молодой, достойного вида папаша с коляской, случайно услышавший разговор Аркаши и Вити о сути демократии и рассказавшего к случаю свой анекдот о захвате власти: В обкоме партии глава власти - Садынов, в Банке – Садынов, на почте – Садынов. И вот спрашивают самого главного Садынова: «Как вам удалось захватить власть везде?» Он отвечает: «Как Ленину: сперва дворец, потом банк, потом связь».

После музея мы простились с Аркашей. Он уезжал в Тбилиси, а оттуда к Валико лечить свои ноги. Мы же хотели походить по городу. Поднялись на гору к церкви - это простая базилика. Мы посидели во дворе за поминальным столом, поели найденные у музея яблоки. Уходя, разговорились с женщиной, которая молилась у закрытой двери. Какой просветленный у нее взгляд, и как охотно она рассказывала нам о чудодейственности этой церкви, Все желаемое исполнится, если помолиться и обойти храм кругом. Она объяснила, почему сегодня храм на замке. Все уехали выше по ущелью, там церковный праздник. И вообще здесь много святых мест. И она с жаром показывает направления. В этом был не фанатизм, а радостная вера.

Но на соседний холм к не отреставрированной церкви мы не пошли. Кроме Церкви Богоматери есть еще одна, совершенно запрятанная среди дворов. Там так тесно живут, что к ней и доступа не видно.

Запомнился еще милиционер у базара, сказавший нам, что здесь все надо фотографировать...

Есть в городе памятник Косте Хетагурову, хороший, старый, со словами: «Я счастия не знал, но я готов свободу,
Которой я привык, как счастьем дорожить,
Отдать за шаг один, который бы народу
Мог путь к прогрессу проложить».

Вот и все основные цхинвальские впечатления. Выехали из города мы довольно быстро. Автобус повез нас на запад по безлюдной горной дороге (перед Джави он свернул на Они). Первые пассажиры вышли только перед Они, через два часа пути, уже в рачинском ущелье, где живут «чистые грузины». Автобус провез нас еще дальше на юг в сторону Кутаиси и высадил у Минды – крепости, стоящей на высоком скальном холме Цеси. Мы пошли к ней, на ходу срывая кизил и ежевику. В саму крепость не вошли - стены на отвесных скалах, но увидели долину вокруг и вернулись с черными зубами. Местные жители истории крепости не знают. Только шофер в Амбролаури рассказал байку: В крепости Минда стояли охранники дороги. Большой кувшин с вином выпил один из них и отдал тому, с кого взял дань. «Это что?» - спросил тот.- «Цэсе (кувшин)» - ответил охранник.

Дальше наш путь был к увиденному сверху острокупольному храму Богоматери Баракони, поставленному в 1753 году по заказу рачинского эристава Ростома мастером Автандилом Шураврели. В церкви в 1766 году похоронен сам эристав. На наше счастье здесь оказалась смотрительница. С каким удовольствием она показала нам иконы, сообщила, что в конце сентября ждет открытия храма и возобновления службы.

Может быть, нарушая местные правила, мы унесли от церкви падалицы – груши и яблоки. Их нам хватило надолго.

От церкви мы прошли пешком 5 км до районного центра Амбролаури. Люди, даже почти не говорящие по-русски, охотно заговаривали с нами. Встретили привычный памятник Сталину во весь рост. Я «пожурила» парней, что он стоит некрашеный ... Потом была беседа у остановки автобуса с милыми улыбчивыми бабушками.

В Амбролаури мы оказались к вечеру. Музей у них закрыт до нового помещения. До Семо–Крихе, как нам рассказали, 2 км по дороге на Накорцминду. Ну, мы и пошли, пропуская автобусы... Женщина, собиравшая орехи, отдала их нам... Парни уточнили наш маршрут - оказалось до Само-Крихе не 2, а 5 км, причем 2,5 вверх, и не по этой дороге. Так что мы повернули назад и, почти дойдя до автостанции, пошли по боковому ущелью. Проходили рынок, где и после закрытия помидоры по рублю. Не купили. Зато нас подвезли на грузовике почти до Пемо-Крихи. Шофер не знал, где тот храм, что мы ищем, и предложил ехать к нему в Шуа-Схваву, где есть и крепость и церковь. И я уже почти согласилась. Но подъехала встречная машина, и ее шофер объяснил нам дорогу. Сошли и потопали.

По дороге увидели разоренную церковь на кладбище, еще раз уточнили путь. Да, вверх и вверх. Я все убеждала себя, что это нам наказание за не пройденный Мамисонский перевал. По дороге опять кизил и ежевика. Последние полкилометра подвез милицейский газик.

Мы сделали попытку подняться еще выше к ручью, но вернулись из-за очень крутого подъема, к ровной площадке у церкви. Но не успел Витя забить последний колышек палатки, как к нам забрела корова, и хозяйка вышла ее позвать. По ее совету Витя отправился за водой. А затем к нам пришли все окрестные бабушки, принесли дрова для костра. По-русски знают всего несколько слов, но улыбки!..

Затем подошел к нам тбилиссец Ливан с мальчиком. Он уговаривал пойти ночевать к ним, но мы уже закрепились. Тогда Ливан, узнав, что нам хочется, принес литровую бутылку горячего молока, хлеба, сыра, яблок, и чачу, конечно. С каким удовольствием пила я это молоко! Незабываемо.

Подошла еще смотрительница церкви Тинатин и подъехал ее сын Коча. И разгорелся пир.

С Кочей – 26-летним шофером из Амбролаури, разговаривать было очень интересно. Он много знает, имеет обо всем свое представление. Женат, имеет полуторалетнюю дочь. Утром мы завтракали в его доме, т.к. он обещал отвезти нас вниз. Вниз – не вверх, а все равно приятно, когда тебя везут. И потому мы видели всю семью:70-летнего отца (матери 44 года, а Коча – младший), жену и дочку. Жена училась в техникуме в Амбролаури, сейчас числится продавщицей в магазине-киоске, но пока находится в декретном отпуске и за нее работает свекровь. Та работает и за мужа смотрительницей музея и еще аптечку держит для всего села. Я удивилась: «Аптека в горах все ж нужна?»- «Давление у соседок мерить»- ответил Коча.

12.09,понедельник. Я нечаянно перебралась в понедельниково утро, которое началось с того, что мы боялись проспать и в 7 часов уже собирались. В 7 часов Коча обещал придти и показать храм, но в 7 было еще темно, и мы разбудили его около 8 часов. Разбуженный, он отвез нас чуть выше, чтобы увидеть почти неприступную крепость Кваразцихе и Шуа-Схваву с его церковной вертикалью.

Потом прогулялись по селу. Дошли до его центра, где у родникового крана устроены лавочки, очень уютно. Дома разные: и большие и не очень. Зимой живы только несколько домов, но Коча твердо знает, что он, отсюда никогда не уедет. Во время утреннего тоста я пожелала, чтоб и жена не захотела уезжать, на что Коча ответил очень твердо: «Не захочет, я не позволю».

Церковь смотрели, когда было еще темновато. День был пасмурный, чуть накрапывало, было просто холодно, так что сказать, что мы хорошо увидели фрески, нельзя. Церковь построена в XI веке и в том же веке была расписана. Запомнилось только много женских ликов богатой золотистой росписи: Варвара и Катерина, Ирина и Марина. Опоры колон у апсиды с милыми плоскими мордочками медведей. Позднюю пристройку археологи разобрали, а интересные детали установили под навесом. Тинатин показывала все это с гордостью, - она понимает ценность их храма.

Внизу, в Амбролаури, оказалось, что 10-часовый автобус отменен. Ожидая полтора часа до следующего рейса, мы разговаривали с таксистами (конечно, они сами подошли). Опять полная доброжелательность, фото на память. Витя сбегал в книжный магазин и купил пока единственную книгу о грузинках - общественных деятельницах и тетрадки. Мимо проехал Коча на своем грузовике, мы еще раз попрощались.

В Никорцминду приехали почти при солнышке. Один ие первых, кто встретился перед церковной оградой, когда мы уже сказали: Ах!, был местный молодой батюшка, которого звали мама Александр. Он не спеша вышел из епископского дворика, держа на руках полуторагодовалого сына. Был на нем темно-бордовый хитон. Держался он спокойно и достойно. Я, оторопев, даже не поздоровалась. А Витя, стоявший дальше, успел и поздороваться и спросить насчет смотрителя. «Если Вы не торопитесь, то я сам открою храм через некоторое время» и, открыв нам калитку в ограде, удалился.

Тут же откуда-то появилась смотрительница и мы, не успев даже вволю налюбоваться наружным резным видом красавицы-церкви, были впущены внутрь. А ведь на наружных стенах, точнее, в тимпанах входов сохранившиеся, изначальные барельефы, и целые композиции в щипцах фронтонов. Искусствоведы установили три «почерка»: у одного мастера – четкие детали, у другого - ювелирная отточенность, у третьего – пышная резьба. Внутренняя роспись тоже сохранилась, и мы с интересом рассматривали темные лики не только святых, но и VIP-персон из ранних веков христианства, и небогатый иконостас. Служба в храме началась только месяц назад. Все еще здесь будет. Будет и покой, его сохранит отец (мама) Александр, сам еще не очень знает про свой храм, например, не знает, что изображено на барельефах. А их много и все они остались на своих местах с XI-го века. Александр так просто в этом признался, что мне очень захотелось, как-то ему помочь и перевести все странички немецкой книги о Никорцминде, что лежит у нас дома и отослать ему. Мы очень славно с ним побеседовали. Он вошел в церковь, когда Витя со смотрительницей «причащались» стаканчиком оставленного вина. Мама Александр молод, прислан из Тбилиси (родители пока каждое воскресенье ездят к ним, к внуку). Попадья, которую мы не видели, ждет второго ребенка, и хороший здешний воздух ей сейчас очень кстати.

Мама Александр, сочувствуя странникам, нам т.е., повел нас в епископский садик-огород, в надежде чем-то нас одарить. Но видно, кто-то побывал здесь до нас, и мы получили только два початка кукурузы, которые позже, поскольку костры не жгли и сварить не смогли, все же выбросили. Мама Александр даже предлагал нам денег, пытался отдать нам вермишель из епископского буфета, но мы вправду были сыты и варить ничего не собирались. Потому с благодарностью отказались. Оказывается, сам он тоже ходил туристом по Грузии, его, в отличие от нас за гостя, видно, не считали и не подкармливали. На вопрос, хочет ли он, чтобы его сын в будущем тоже стал священником, он сразу ответил утвердительно. Малыш его очень хорош, милый и смелый.

Я чувствую, что мне не хочется заканчивать писать о мама Александре. Как он удивлялся, когда мы сказали, что мы не чувствуем себя христианами. И как недоумевал, когда, проводив нас до автобусной остановки, увидел, что Витя фотографирует посеребренного Сталина. Интересен его ответ на вопрос о Сталине: «Церковь считает, что им было сделано много плохого». Его эмоции были не очень яркими, но искренними.

Одно письмо из Москвы

Дорогой мама Александр! Если мы неправильно к Вам обращаемся, то простите нас. Пишут Вам два немолодых русских супруга-москвича, которые летом 88 года путешествовали своим ходом по Грузии. Вы встретили нас у калитки храма села Никорцминда, и предложили свою услугу – показать храм и говорить о нем. И было это сказано так просто и естественно, что мы пришли в приятнейшее удивление. Кроме красоты храма: и фресок, и барельефов, и самого облика храма, мы увезли восхищение Вами – человеком, в котором так благородно соединено смирение и сдержанное благородство, любовь к карапузу-сынишке и заботливость о путниках (мы со своими рюкзаками выглядели, наверное, как оголодавшие путники, и Вы пытались найти нам еду).

За эти годы мы не стали богатыми, но когда беда обрушилась на Ваш край, мы решили послать в Ваши руки скромное пожертвование (5О рублей). Если храм уцелел и не нуждается в ремонте, пусть эти деньги пойдут любому пострадавшему от землетрясения. Вам решать. Счастья и благополучия в Вашем доме! Витя и Лиля Сокирко 3 мая 1991г.