| предыдущая | оглавление | следующая |
Эта запись составлена на основе моей собственной памяти и Витиных записей собственных и чужих выступлений, а также выписок из “Протокола судебного заседания”, с которым он познакомился через месяц, чтобы дать свои замечания. Протокол судебного заседания существенно сокращал содержательную сторону выступлений, я привожу её полнее - особенно, Витиных. Случаи существенных разночтений, замеченных Витей в протоколе, отмечаются в примечаниях. К сожалению, выписки из протокола он делал украдкой и потому очень отрывочно.
(Большая пустая аудитория на втором этаже, на столах микрофоны, мест для публики -18, в том числе три для нас – меня, Оли и Саши Оболонских . Появившиеся зрители, в основном, молодые люди. В коридоре - распорядители, в зале - комендант и связист).
подтверждается личность подсудимого и объявляется состав суда: председательствующий - член Мосгорсуда БОЙКОВА Н. Г., народные заседатели - МАЛЫШЕВ П. И., БАРИНОВ И. А., прокурор -ПРАЗДНИКОВА Т. П., адвокат - ЛИВШИЦ В. И., секретарь суда --АРТЮКОВСКАЯ Л. В.
Свидетели явились все, кроме троих: двое в отъезде, одна больна. Председательствующий разъяснят подсудимому право отвода, его право на участие в судебном разбирательстве и спрашивает, нет ли ходатайств.
У Сокирко отводов суду и государственному обвинителю нет, но есть два ходатайства:
“Ходатайство I.
Как мне известно, по закону в делах, где обвинение поддерживает государственный обвинитель, осязательно и участие защитника. Тем не менее, я от услуг защитника отказываюсь согласно ст. 50 УПК РСФСР, в юридической помощи не нуждаюсь, свою защиту намерен вести сам.
Ходатайство 2.
Ознакомившись с обвинительным заключением, я убедился, что обвинение доказывает наличие клеветы в тех самиздатских произведениях, распространение которых ставится мне в вину почти исключительно на основе заключении специалистов. Однако эти заключения составлены крайне неудовлетворительно и бездоказательно. Поэтому для установления истины по делу я считаю необходимым участие в судебном следствии авторов этих заключений и потому ходатайствую о вызове в суд следующих специалистов:
1.Зав. сектором Института всеобщей истории доктора исторических наук РЖЕШЕВСКОГО,
2. Зав. сектором Института истории СССР доктора исторических наук Г. Л. ТРУКАНА,
3.Директора Института международного рабочего движения, член- корреспондента АН СССР ТИМОФЕЕВА Т. Г.
4. Директора Института экономики АН СССР д. э. н. Капустина Г. В. “
Судья предоставляет слово адвокату. Он отвечает и поддерживает первое ходатайство: “Это решение Сокирко не импульсивное, а глубоко продуманное. Мой подзащитный в здравом уме, памяти, здоров и вполне может себя защищать”.
Суд отпускает адвоката, который тихонько удаляется, со всеми попрощавшись и не удержавшись от выражения удивления подсудимому: “ А я и не знал, что зал радиофицирован”.
По поводу ходатайства 2 прокурор заявляет, что оно преждевременно. Суд, “посовещавшись на месте”, решает: “Ходатайство о вызове специалистов отклонить, поскольку оно преждевременно и необоснованно”.
На вопрос Председ.: “Понятно ли обвинение?” подсудимый отвечает: “Текст понятен, однако... /хотел сказать, что не понятно отсутствие в обвинении обоснований заведомой ложности упоминаемых самиздатских работ/, но Председ. перебивает вторым вопросом: “Хорошо, текст обвинения Вам понятен, а признаете ли себя виновным?”
Подсудимый: “Ответ на этот вопрос для меня сложен, он сформулирован в моём заявлении, которое я сейчас зачитаю:
Заявление в суд и для печати
от гражданина СССР Сокирко Виктора Владимировича.
Как мне стало известно, в некоторых зарубежных западных средствах массовой информации появились сообщения обо мне как о “жертве советского режима”. В связи с этим я должен сообщить следующее:
Многие годы по глубокой заблуждённости я занимался деятельностью, порочащей советский общественный и государственный строй. К сожалению, мои отдельные статьи использовались западными противниками в ущерб нашей стране.
Осознав антиобщественный характер моей деятельности, я осуждаю её и готов искупить свою вину перед народом честным трудом на благо нашей Родины.
В связи с этим я категорически запрещаю использовать мои работы и имя во враждебных моей стране целях или для ведения против нее психологической войны.
Данное заявление с моего согласия может быть опубликовано в советской печати, АПН и на телевидении” 29. 09. 80г. Подпись
Председ.: Суд должен определить, признаете ли Вы свою вину полностью, частично или отрицаете.
Подсудимый: Я настаиваю, что мой ответ содержится в зачитанном заявлении, и прошу его занести в протокол. Устно же я поясняю, что свою вину сознаю лишь в той части, что мои работы были использованы за рубежом во враждебных стране целях, но обвинения в клевете я не признаю, не понимаю”.
Председ: Значит. Вы признаете свою вину частично, а текст Вашего заявления, мы приобщим к протоколу .
Допрос начинается предложением подсудимому рассказать все известное ему по поводу обвинения и обстоятельств по делу.
Ответ: Прежде всего, я должен подтвердить фактическую сторону обвинения и данные мною на следствии показания. Действительно, с декабря 1978 по декабрь 1979 года я входил в редакцию самиздатского московского журнала “Поиски”, принимал участие в редактировании его материалов, помещал в нем свои статьи и способствовал их распространению. Однако мое основное внимание было привлечено к обсуждению экономических проблем страны в самиздатских сборниках “В защиту экономических свобод”, которые я составлял с марта 1978 по июнь 1979года под псевдонимом К. Буржуадемов. Сразу поясню, что этот псевдоним - Коммунист Буржуадемов был выбран мною, чтобы в полемической форме подчеркнуть свои буржуазно-коммунистические или либеральные взгляды. Часть статей этого сборника помещалась затем в экономических и иных разделах журнала “Поиски”. Но обо всех этих обстоятельствах я уже давал подробные показания на следствии.
Сейчас в дополнение я считаю необходимым дать суду пояснении о самом главном - о мотивах и причинах моей самиздатской деятельности. Почему собственно благополучный, хорошо работающий человек /что подтверждается и характеристикой с работы/, имеющий хорошую, крепкую семью, правда, когда-то осуждённый за отказ давать свидетельские показания, но твердо обещавший себе и другим не допускать нарушения закона, вдруг вновь привлечен к уголовной ответственности и по гораздо более тяжелому обвинению, на его квартире производят несколько обысков, потом арестовывают - и этим он приносит большие страдания своей семье, родным и знакомым, не говоря уже о себе самом?
Дело в том, что я совсем не считал тогда свою деятельность плохой и тем более - противозаконной, а напротив, считал ее выполнением своих гражданских обязанностей, исполнением долга перед страной и ее будущим в предвидении грозящих ей бед. Возможно, я заблуждался, возможно, виноват мой склад ума, с юности втягивавший меня в идеологические сомнения и выработку своих убеждений, идеалов, своей веры. Мне казалось постыдным ограничиваться только своей профессиональной работой и семьей и молчать о негативных процессах в стране, а главное, угнетала острая тревога за будущее, когда могут быть исчерпаны источники сегодняшнего относительного нашего благополучия.
Свои соображения я неоднократно высказывал в письмах, направленных как в высшие руководящие органы страны, так и в советскую печать, но практически ни разу не получал ответов по существу. Поэтому мне невольно приходилось ограничиваться обсуждением этих тем в узком кругу знакомых, не всегда в этом заинтересованных. Но чем больше я углублялся в острые экономические и нравственные проблемы, тем больше ощущалась необходимость быть услышанным специалистами и другими живо заинтересованными людьми - отсюда стремление к расширению круга лиц для обсуждения этих тем, сначала с помощью экономических сборников, а затем вступление в дискуссионный журнал “Поиски”.
Председ.: Вы в достаточной мере объяснили свои мотивы. Суду же важно знать, что Вы знаете об обстоятельствах дела, указанных в обвинении. Держитесь ближе к сути обвинения.
Ответ: Я подтвердил всю фактическую сторону обвинения, а сейчас хочу объяснить свое тогдашнее субъективное состояние, которое вело меня к нынешнему положению. Конечно, я давно слышал, что за самиздат иногда судят как за клевету, но вместе с другими инакомыслящими считал, что это - вид судебных ошибок и преследований за предвидения и критику, которые создавали своеобразный ореол вокруг осужденных, как мучеников за правду. Чем сильнее была моя тревога, тем постыднее казалось бояться личных опасностей. Созданию порочного круга содействовала и та, на мой взгляд, нехорошая традиция, что следственные органы и суды обычно уделяли очень мало внимания аргументированному доказательству самого наличия клеветы, т. е. заведомо ложных / с точки зрения и самих авторов/ измышлений.
Также я должен отметить, что мое глубокое убеждение в отсутствии у меня клеветы и антисоветской пропаганды основывается на постоянном стремлении к спорам и дискуссиям, к оспариванию собственных взглядов. Я уверен, что клевета и дискуссии просто логически, а, следовательно, и юридически несовместимы. А ведь спорам и столкновением разных точек зрения посвящены почти все мои самиздатские работы последних лет.
И в редакцию журнала “Поиски” я вступил именно потому, что своей главной задачей журнал объявил диалог разных людей, поиски взаимопонимание. В самой редакции были люди разных, почти несовместимых точек зрения. Объединяло нас только убеждение, что все спорят искренне и что в споре мы должны находить взаимопонимание, а это никак не совместимо ни с клеветой, ни с пропагандой.
Привлекало еще, что “Поиски” были открытым журналом, редакторы не скрывали своих фамилий. Никто не сомневался, что и “Поиски”, и сборники “В защиту экономических свобод” легальные издания, т. к. никаких законов по самой форме своего существования они не нарушали. Ведь нет у нас закона или хотя бы положения, запрещающего подобные издания. Поэтому члены редакции долгое время, не считались с угрозой уголовного преследования, поскольку собственная невиновность казалась очевидной. Мы требовали сначала доказательств допущенной в журнале клеветы. Поэтому я считаю, что обвинение неверно называет “Поиски” и экономические сборники нелегальными 3...
Председ. вновь требует придерживаться текста обвинения. Прокурор ее поддерживает. Говорить следует по эпизодам обвинения.
Ответ: К составлению и редактированию номера 4 “Поисков” я имею отношение лишь номинальное, потому что вступил в редакцию, когда этот номер фактически уже был готов. Я согласился поставить свое имя и потому несу ответственность за него. Журнал не содержит клеветнических материалов. Хотя, конечно, с очень многими авторами я не согласен, но на то он и был дискуссионным журналом.
Прокурор: Расскажите подробно, кто и как изготавливал журнал, в каком количества, как и кому он распространялся. В чем состояло Ваше участие, редактировали ли Вы сами?
Ответ: Ко времени моего вхождения в журнал техническая сторона была уже налажена, и я в нее не вдавался. Печатался журнал в 10 экземплярах, кому он передавался, я не знаю.
Прокурор; Вы читали все материалы журнала №4 и не нашли их клеветническими?
Ответ: Я увидел в них просто другое мнение, отличное от моего.
Другие ответы на вопросы прокурора:
- В журнале собрались люди разных взглядов.
- С №1 журнала я знаком.
-Статью Байтальского я не помню.
-Статью А. Кузнецова/книгу/ “Бедность народов, “ я помню.
-Я впоследствии узнал, что журнал был передан за границу.
Ответ по 5 номеру “Поисков”: “Да, принимал участие в обсуждении плана этого номера, редактировал одну экономическую статью и поместил свою “Ради России”, посвященную полемике с православными почвенниками, и Послесловие к книге Кузнецова “Бедность народов”. Обвинение считает клеветнической статью “Ради России” на основе отзыва специалиста Ржешевского, а тот приписал мне призыв восстановить православную монархию”, что совершенно невозможно для меня, человека либеральных взглядов. Никакой клеветы в журнале я не вижу.
Прокурор: Как проходила работа редакции, с кем обсуждался план и?..
Ответ: Редакция собиралась и обсуждала и план журнала, и статьи. Но после 25 января 1979г., когда была проведена серия обысков, совещания редакции стали проходить очень редко, а работа над следующими номерами после восстановления 5 номера сильно замедлилась. Нормальной работы редакции уже не было. Кто печатал материалы, я не знаю. В технические подробности печати журнала я не входил. Единственный эпизод участия в размножении “Поисков” - попытка распечатать 5 номер после его восстановления.
Я обратился к Полищуку с просьбой найти машинистку, чтобы печатать свои материалы туристского плана. Он дал её телефон. Затем она печатала мне статьи, которые входили в 5 номер журнала в 10 экземплярах. При передаче мне отпечатанного материала на станции метро “Беляево” я был задержан и все изъято.
На вопрос предс.: Дома у меня изымались разрозненные материалы, носящиеся к 5 номеру.
На вопросы прокурора:
- №5 был изъят полностью. Мы решили его восстановить. В феврале 79 года я сам принял решение ещё раз отпечатать журнал.
- Я спрашивал, хотел выяснить, сможет ли она печатать эти материалы. Я сказал, что материалы научного больше плана, машинистка согласилась.
- Псевдоним К. Буржуадемов я избрал в начале 70-х годов.
-Под псевдонимом я выступал резче и запальчивее, а под своей фамилией - более сдержанно. И потом вначале я опасался выступать под своей фамилией. В последние годы я старался больше выступать под своей фамилией.
- В статьях, помещенных в журнале, клеветы и измышлений, порочащих наш строй, я не видел.
- Все факты, излагаемые в статьях, были достоверны.
- К связям с Западом я всегда относился настороженно, сторонился их, но считал их неизбежностью. Об идее печатания “Поисков” на Западе людьми, такими же, как и мы, ищущими взаимопонимания при обсуждении общественных проблем, я слышал и не возражал против нее. Я знал, что наш журнал передается за границу
На вопрос председ.: Сорокин - сотрудник журнала. Я не знал, что 5 номер размножался на квартире Сорокина.
Вопрос народного заседателя: Была ли касса? Получали ли деньги из-за границы? Как оплачивалась работа?
Ответ: Кассы не было, деньги из-за границы не получали, оплачивалась только работа машинисток и бумага, остальное - личный труд. Я, например, собирался оплатить печать 5 номера из своих средств, а затем возместить их деньгами читателей.
Ответ по 6 и 7 номерам журнала:
6 номер готовился вместе с 7 летом-осенью 1979 года. Мы знали, что ведется следствие, всех редакторов вызывали на допросы в качестве свидетелей. Начавшееся уголовное преследование журнала меня глубоко тревожило, но был уверен, что это лишь угроза, чтобы не выходили следующие номера, и что вины за нами нет. Я всегда считал себя не только законопослушным, но и лояльным, т.е. выполнявшим не только строго законные требования власти, но учитывавшим не формализованные интересы государства. Поскольку нормальной работы в условиях обысков и уголовного преследования не получалось, то с осени я стал отстаивать тезис о необходимости приостановки журнала или самороспуска редакции. Такое решение и было принято в конце 1979 года. Но поскольку мы были связны обязательствами перед авторами, то были собраны и выпущены 6 и 7 номера журнала “Поиски”. В них я тоже ничего клеветнического не нахожу. А них помещены мои статьи...
Ответы на вопросы предс.:
-Материалы 6 и 7 номеров я читал, возражений против их помещения у меня не было.
-Обыски у меня были, изымались материалы самиздата, претензий по обыскам у меня не было.
-При издании журнала эти материалы были помещены в 6 и 7 номера. Я их не редактировал.
-Я не знаю, каким именно образом размножали 6 и 7 номера журнала.
-Свои работы я печатал на машинке “Олимпия”, затем она была изъята. Редакция журнала предоставила временно мне машинку “Континенталь”. Поскольку я получил эту машинку уже летом, после вы хода 5 номера журнала, то я не мог на ней печатать материалы “Поисков” №4 и 5, как это ошибочно указывается в обвинении.
Ответы на вопросы прокурора:
-Журнал брошюровался, кто этим занимался, не знаю. Лично я не занимался.
- Мы считали издание “Поисков” законным.
-Журнал “Поиски”- самиздатский, мы сами его издавали, распространяли в довольно узком кругу людей, среди таких, как мы.
-Вначале я не давал показаний следователю, т. к. не считал свои статьи клеветническими и требовал доказательств. После предъявления заключений специалистов я стал давать показания.
-На деле, конечно, приходилось принимать меры, чтобы не попасть под уголовное преследование, хотя в душе я считал, что поступаю правильно и законно.
Ответы по сборникам “В защиту экономических свобод”:
-Я составил первый выпуск сборника “В защиту экономических свобод”/ЗЭС-1/ в период с января по март 1978г. как дискуссионный сборник по вопросам, которые казались мне очень важными - об отношении к развитию у нас экономической инициативы людей. Я не считал ни ЗЭС-1, ни последующие сборники криминальными, как не признан криминальным сборник ЗЭС-7. Я начал заниматься выпуском этих самиздатских сборников, т. к. мои обращения в официальные органы оставались без ответов.
Нар. заседатель: Кому Вы писали письма?
Ответ: В Верховый Совет, в Конституционную комиссию, в советскую печать...
2-й нар. заседатель: И ни от кого не получали ответов?
Ответ: Ни от кого. Из газет получал только извещения, что письмо получено.
(Продолжает): “Сборники я сам собирал, составлял, печатал и распространял, т. е. давал тем, кто интересовался такими темами. Печатал сам около 1О машинописных экземпляров и 5 ксерокопий.
Прокурор: Кто и где делал ксерокопии? Ведь ксерокопии без официального разрешения не делают.
Ответ: Сейчас это стало обыкновенным - делать ксерокопии с художественной литературы, художественный самиздат распространен. Так что мои сборники были в ряду этих книг и вопросов не вызывали. Конкретно, кто делал, я и тогда не помнил, постарался забыть, а сейчас - тем более.
Прокурор: Значит, на этот вопрос Вы отказываетесь отвечать?
Ответ: Считайте, что отказываюсь.
Прокурор: Откуда Вы брали работы людей, перед которыми захлопнулись двери нашей страны? Например, Чалидзе?
Ответ: Книга Чалидзе ходила в самиздате, я ее прочитал и не нашел в ней ничего клеветнического, она написана очень сдержанно, даже академически...
/Продолжает показания/: Основная статья 1 выпуска ЗЭС - “Я обвиняю интеллигентов... “ А дальше идет сборник откликов, спор с нею. Как можно видеть из этого спора, почти никто не поддержал моего положительного отношения к спекулянтам. Хотя спекуляция осуждается нашими законами, но я считал, что спекулянты играют положительную роль.
Прокурор: Значит, Вы выступали против закона? А закон есть волеизъявление народа.
Ответ: Я считаю, что законы надо реально выполнять. Но оспаривать их в идейной форме вполне возможно.
(Продолжает): 2 выпуск ЗЭС был сделан в ноябре 78 года. В нем шло продолжение дискуссии, но больше места заняли другие материалы. 0н уже приобрел вид последующих выпусков.
Прокурор: Почему Вы в одном и том же журнале помещали статьи под псевдонимом и под своей фамилией? Чего боялись?
Ответ: Сначала я действительно боялся. Но дело не только в этом. Псевдоним был избран в начале 70-х годов, как попытка обозначить свои буржуазно-коммунистические взгляды. Псевдонимом я подписывал остро полемичные статьи, в которых и сам был неуверен, а более спокойные и выдержанные - своей фамилией. Может, произошло как бы раздвоение авторской личности.
Прокурор: Кому давал читать сборники? Великановой давал?
Ответ: Великановой давал, а каким образом получили Белановский, Абрамкин, Померанц, не знаю. Возможно, что и от меня.
Прокурор: Обсуждали ли статьи сборников с кем-нибудь на работе?
Ответ: Нет.
Прокурор: Использовали ли Вы в своих частных работах производственные данные?
Ответ: Не использовал. Моя работа имеет узкую тематику и не представляет общего интереса.
(Продолжает): Во 2 выпуске ЗЭС я поместил также отрывок из книги Брежнева “Целина”, без всяких комментариев, где он пишет о рынках в Алма-Ате. Включение этого отрывка в клеветнические материалы является, очевидно, каким-то недоразумением в обвинении. /В зале смех. После перерыва молодого человека, который открыт смеялся, в зале уже не было/. Странно и включение в разряд клеветнических отрывка из книги К. Ясперса “Тоталитарное планирование”. Он был перепечатан из сборника ИНИОН. Признание этого материала клеветническим означает, что целый государственный институт выпускает клевету солидным тиражом, хоть и для служебного пользования.
Нельзя признать клеветой и рецензию на книгу Б. Комарова, посвящённую охране природы. И прочел эту книгу, в ней было изложено много тревожных фактов, которые казались мне очень важными. Поэтому я прокомментировал ее и поместил в сборнике.
Председ.: Вы специалист по этому вопросу?
Ответ: Нет.
Пожилой заседатель: Кто консультировал Вас при написании статьи?
/Ответ повторяет сказанное раньше. Заседатель задаёт тот же вопрос. Так повторяется трижды. Заседатель возмущенно пожимает плечами/.
Председ.: Считаете ли Вы себя специалистом по всем вопросам, по которым писали в различные органы?
Ответ: Нет.
Председ.: Что же будет, если все станут писать письма, получится бумажная карусель, а людям надо не письма писать, а работать.
Ответ: Я считал, что затрагиваемые мною вопросы важны для каждого, как гражданина.
(Продолжает/: Что же касается рецензии на книгу “Целина”, которую обвинение считает клеветнической, то я с глубоким уважением отношусь и к книге, и к ее автору. Я даже знаю, что после чтения моей рецензии некоторые мои знакомые изменили свое негативное отношение к книге и ее автору. Так что эту работу также нельзя считать клеветнической и порочащей.
К весне 1979 года у меня осталось много материалов, и я оформил их в виде пяти выпусков ЗЭС, с 3 по 7. Затем я сам прекратил выпуск этих сборников, т. к. усомнился в целесообразности этого в условиях начавшегося уголовного преследования “Поисков”.
Ответы на вопросы председ.:
-Рецензия на книгу А. Кузнецова “Бедность народов” написана лично мною.
-Я прочитал статью В. Грина и решил, что она близка по своему содержанию к материалам, помещённым в сборнике.
-К моменту обыска черновиков к 1 выпуску ЗЭС у меня не было.
Ответы на вопросы прокурора:
-Сборники ЗЭС я стал издавать по собственной инициативе. В редколлегию “Поисков” вошёл позже, мне хотелось более широкого и аргументированного спора. В “Поиски” я вошел для расширения круга дискуссии по волнующим меня вопросам.
-Названные сборники я делал лично сам.
-Авторов я находил стихийно, перепечатывал самиздатские работы и свои более раннего периода.
-С Чалидзе я никогда не встречался.
-Всего я издал 7 сборников, но мне вменяется 6 номеров.
-По традиции некоторые свои статьи я помещал под псевдонимом
Ответы на вопросы председ.:
-Статьи, где выражались буржуазно-демократические взгляды, я помещал под псевдонимом.
- Рецензию на книгу И. Земцова писал лично я.
- Статьи Чалидзе и Грина я получил из самиздата.
-Все материалы печатал лично я.
-Сборники были изъяты у меня на обыске.
-Я давал эти сборники своим знакомым, читающим самиздат, и интересующимся экономикой. На работе не давал никому.
-Работаю во ВНИИНЕФТЕМАШе, до этого работал в ЦЭМИ.
-Средства для оплаты ксерокопий изымались мною из семейного бюджета, потом я надеялся их вернуть от читателей. Я считал, что делаю важное дело.
Ответы на вопросы прокурора:
-В 3 выпуске, заканчивая дискуссию, я каялся в том, что занимал несколько неправильную позицию по некоторым вопросам.
-Я считаю, что нельзя смешивать запретами расхитителей, спекулянтов, шабашников. Наряду с отрицательными чертами у спекулянтов есть положительные черты, т. е. я считаю, что они полезны в определенной мере.
-Почти все люди, читавшие мои статьи, не были согласны с моей позицией. На вою статью я получил много откликов,что позволило уточнить своё понимание.
-Черновики и рукописные материалы к этим выпускам у меня были изъяты следователем.
-Я думал, что сборники будет читать более широкий круг читателей.
Прокурор: Сколько получаете Вы? Ваша жена? Сколько детей? Какова квартира?
Ответ: У меня 4 детей. Моя жена работает экспертом ВНИИГПЭ, получает 300 руб., как кандидат технических наук. Я получаю 210 руб. С 1974 года живем в кооперативной квартире.
Председ.: Вы пишете об экономическом кризисе. Но сами зарабатываете достаточно, чтобы жить, и Вам ещё и на “это” хватало.
Ответ: Я признаю, что сейчас мы живем в условиях относительного благополучия, но в будущем я вижу иное. По складу ума я всегда склонен заниматься будущим, где вижу большие беды для всех, в том числе и для моих детей.
Показания по характеристикам:
Непонятно, почему в обвинительном заключении я характеризуюсь по месту жительства отрицательно и только на основании допроса соседа, который видел, как к нам приходили гости, да иногда слышался стук машинки.
Также непонятно, почему на работе я, мол, вёл неоднократные разговоры, не соответствующие нормам социалистического образа жизни. Это заключение следствие сделало на основании лишь одного разговора, отражённого в характеристике. Написав письмо со своими предложениями в Конституционную комиссию в период обсуждения проекта Конституции, я на предложение начальника отдела, ведущего политсеминар по Конституции, ответил, что если пойду, то вынужден буду говорить о своих предложениях, и усомнился, сможет ли он тогда удержать обсуждение в запланированном русле, не будет ли семинар дезорганизован. Лучше мне не выступать. А теперь из этого одного эпизода делаются совершенно неправильные выводы .
Ответы на вопросы прокурора:
-Под стражей я находился с 1З января по 4 сентября.
-Абрамкина я знаю давно. Мы были членами редакции “Поиски”.
-Гримма я знаю с конца 1978 года.
-Павловского знаю с конца 1978 года.
-Смирнова, Томачинского, Годнева. Яковлева - не знаю.
-Белановского знаю давно.
-Абрамкин знал, что я выпускаю сборники ЭЭС.
-С некоторыми статьями, помещенными в журнале “Поиски” я не был
согласен, но я не возражал против их печатания.
-Журнал продавался нами по 15 рублей за экземпляр и больше, чтобы
возместить плату за машинопись.
-Распространением журнала занимались и я и другие члены редакции.
Свидетель АВДЕЕВА Г. В. - сноха машинистки Петровой (печатавшей для Вити “Поиски” №5) подсудимого не знает, но в апреле 1979года по просьбе своей подруги Лены приняла от ее сослуживца Жени (Полищука) для перепечатки работу по йоге, а затем какие-то туристские дневники для Виктора. Ей было некогда, и за печатание взялась сестра мужа - Петрова Т. Н., которая сидела дома с ребёнком и нуждалась в деньгах. Потом Петрова сама встречалась с Виктором, и он расплачивался с ней, пока в конце мая не сообщила ей, что при встрече с Виктором в метро их задержала милиция и изъяла все напечатанное, как запрещенное. Сама она говорила, что в содержание материала при перепечатке не вчитывалась, но это было что-то вроде туристских статей.
Председ.: Говорила ли Вам Петрова, что заподозрила в тексте, который она печатала для Виктора антисоветское содержание и заявила в милицию?
Ответ: Нет, она не могла этого сделать. Она рассказывала, что Виктор спрашивал её: не смущает ли её текст, но она ответила, что при перепечатке не вдумывается в содержание и ей всё равно.
Председ.: В заявлении 10 мая 79 г. она написала другое. Ну, хорошо, вопросов больше нет.
(Прокурор просит оставить свидетельницу в зале. Ей приносят стул)
Свидетель ПОЛИЩУК Е. С.
Председ.: Знаете ли Вы Сокирко и в каких отношениях находитесь?
Ответ: Знаю. Отношения дружеские.
Председ.: Расскажите, что Вам известно по существу дела.
Полищук рассказывает, что по просьбе Сокирко он дал ему адрес машинистки для перепечатки своих туристских дневников. А через некоторое время он узнал, что кроме дневников Сокирко давал машинистке еще какие-то материалы экономико-политического характера, а в конце мая при передаче отпечатанной работы их задержали в метро и всё отняли.
Председ.: Читали ли Вы журнал “Поиски” и что Вам известно про него?
Ответ: “Поисками” я не интересовался, хотя со слов Виктора знаю, что он является членом редколлегии этого журнала.
Прокурор: Знали ли Вы Авдееву, сможете ли ее опознать?
Ответ: Свидетельницу Авдееву видел 1-2раза, когда передавал ей для печати свою работу по йоге. Опознать могу.
(Авдеева также опознаёт Полищука).
На вопрос прокурора Сокирко отвечает, что Полищук не интересовался такими темами, и он не говорил ему, что даёт печатать материалы для “Поисков”.
Председ.: Вопросов больше нет. Свидетель может быть свободен.
/Просьбу Полищука остаться в зале судья “не услышала” и со значением повторила, что он “может идти”/.
Свидетель СОРОКИН В. М. /предупреждается об ответственности).
На вопросы председ. отвечает: Место работы назвать не могу, место жительства г. Пушкино. Могу ли я узнать суть дела?
Председ.: Суду вопросов не задают. Отвечайте, какие отношения у Вас с Сокирко?
Ответ: Хорошо, тогда я буду отвечать в соответствии с моим пониманием существа дела. С Сокирко отношения у меня нормальные. Я знаю его как честного, вдумчивого человека. Он никогда не позволит себе заведомо ложных сужений, он глубоко обеспокоен судьбами своей Родины. Он всегда откликался на большие и малые события...
Председ.: Суду личность Сокирко известна и Ваша характеристика ему не требуется. Отвечайте, что Вы знаете об участии Сокирко в “Поисках” и в сборниках “В защиту экономических свобод”?
Ответ: Сокирко - редактор “Поисков”, а какие именно журналы он выпускал ещё, я не знаю. Знаю, что выходят сборники “3ЭС”. Сам я прочитал с 1 по 8 номера журнала “Поиски” в общественной библиотеке. Её название и адрес называть отказываюсь.
Другие ответы на вопросы председ.:
-Майкову знаю. Мне не известно, приносила ли она 4 номер журнала ко мне. У меня этот журнал не изымался.
/Оглашается след. дело л. 214, т 1 -показания свидетеля Сорокина от 25.01. 1979г).
-Я не давал таких показаний, ведь на допрос меня не вызывали.
-Подпись в протоколе - моя. Но это была только беседа со следователем.
-В моей квартире журнал “Поиски” №5 не печатался.
(Оглашаются свидетельские показания Сорокина от 25. 01. 79г., т.1, л. д. 214)
-Я не давал показаний о том, что в моей квартире печатался 5 номер журнала.
-Фраза в протоколе “С моих слов записано верно” написана моей рукой, но это была лишь беседа со следователем о журнале “Поиски”, а не допрос.
-В редколлегию “Поисков” входили Абрамкин, Гримм, Лерт...
-Лично я от Сокирко никаких рукописей не получал.
-Перед беседой со следователем у меня на квартире был обыск
/Оглашается протокол изъятия у Сорокина В. М. т.1, л.д.39/
На вопросы прокурора:
-Такой факт имел место.
-Не помню, было ли у меня обращение “Хартия-77”.
-Изымалась машинка “Олимпия”.
-Я не помню, что изымалось у меня во время обыска.
-Я не могу сказать, как ко мне в квартиру попал этот материал, мне неизвестно. Протокол обыска я подписывал.
-Этот материал ко мне попал не от Сокирко, а от кого, я не хочу говорить.
-Давать показания против себя я отказываюсь.
-Я бывал у Сокирко, никаких материалов от него я не получал.
-У меня были претензии по поводу обыска, но они остались без удовлетворения. Я просил, чтобы в протокол обыска были внесены работники милиции. Эту просьбу удовлетворили.
/Предъявляется протокол обыска у Сорокиных т.1, л.д.39)
-В протоколе стоит моя подпись... '
Председ.: Вопросов больше нет, можете идти.
/ Сорокин желает остаться в зале. Ему говорят, что нет стульев. Он указывает на освободившийся после ухода Авдеевой стул. Судья опять говорит, что свидетель может быть свободным. Сорокин говорит, что может и постоять. Тогда прокурор говорит:”Для Вас же будет лучше, если Вы уйдете”. Сорокин: “Вот так, по крайней мере, честнее. Значит, суд над Сокирко не был открытым”. Уходит)
Свидетель ЯКОВЛЕВ М. Ю.
На вопросы председ. отвечает:
- Сокирко знал три года. Отношений никаких. Кажется, один раз пили вместе чай.
-4 номер журнала “Поиски” изъяли на обыске. Я не успел его прочесть.
-Протоколу обыска доверяю. Этот журнал я получил не от Сокирко. Больше журналов “Поиски” я не видел.
На вопросы прокурора отвечает:
-Я не говорил, что журнал дал мне Абрамкин, журнал не успел прочитать и потому не могу сказать, чем он меня интересовал.
-Я не хочу говорить, от кого я узнал о существовании журнала.
-Я видел фамилию Сокирко на титульном листе журнала, но не знал, что он автор статей.
На вопрос прокурора Сокирко отвечает: “Я не давал Яковлеву 4 номер. Знал его поверхностно, даже не знал по фамилии. Возможно, он бывал у меня во время просмотров туристских диафильмов.
/Объявляется перерыв до 30.09.80/.
/В зале нет лишних стульев. У нас забрали сумки и портфели и в соседней комнате обыскали их. Публика в зале в основном новая).
Допрос свидетельницы ПЕТРОВ0Й Т.Н. /машинистки/.
На вопросы председ: Сокирко я знаю, отношений никаких. Моя родственница Авдеева дала мне работу для печати. Потом я встречалась с Виктором сама. Вначале я печатала заметки о памятниках архитектуры, Затем он предложил мне печатать статьи по 12 экземпляров. 28 апреля я часть отпечатанного отдала и Сокирко сразу заплатил. А потом был звонок из милиции, ну, и все остальное... С Виктором встречалась еще 10 мая и 29 мая, когда все отобрали.
Председ.: Вам звонили? А вот у него в деле есть Ваше заявление от 10 мая, в котором Вы пишите, что сами увидели антисоветскую напряженность этих текстов и потому обратились в милицию. Разве не так было дело?
Ответ: Конечно, так. К тому времени я сама стала понимать, что делаю что-то неверное. Это одновременно произошло - и звонок, и моё заявление.
Прокурор: Расскажите подробней. Вы сначала печатали какие-то обычные тексты?
Ответ: Да, о йоге и путевые заметки.
Прокурор: и там тоже были неправильные высказывания, например, о Сталине в заметках о Прибалтике, да?
Ответ: Да, были там всякие высказывания о Сталине.
Прокурор: Так значит, и раньше Вы печатали неположенные высказывания, но они были редкими. Ну, а потом следующие тексты Вы нашла антисоветскими и сообщили об этой в милицию? Да? Позвонили, пришли и там написали заявление?/ПЕТРОВА со всем соглашается/. Вас в милиции попросили продолжать контакты с Виктором, чтобы разоблачить до конца его преступную деятельность? /ПЕТРОВА соглашается/. Правильно! Так поступил бы каждый советский человек! Вы говорили на следствии, что когда в первый раз должны были встретиться с Виктором, он не подошел к Вам, потому что Вы были вдвоем с Авдеевой, а не одна.
Ответ: Он говорил, что не узнал меня.
Вопросы подсудимого: Татьяна Николаевна, сначала выясним детали нашей первой встречи, раз суд ими интересуется, наверное, как доказательством, что с самого начала я конспирировал. Помните, что когда я первый раз уславливался по телефону о нашей встрече на станции метро ВДНХ, Вы сказали, что будете в красном пальто и одна. Точного места не указали. ВДНХ многолюдная станция, женщин в красном пальто было много, а Вы пришли не одна, поэтому мы не узнали друг друга. Когда на следующий день мы встретились уже в точно обозначенном месте, я Вам объяснял это? Так это было? (Петрова соглашается, но удивляется, почему ей надо отвечать на вопросы подсудимого. Судья ей разъясняет./. Теперь в отношении Вашего заявления в милицию. Татьяна Николаевна, когда я передавай Вам для печати публицистические статьи, спрашивал ли я Вас, не смущают ли Вас эти тексты, а Вы разве не отвечали, что содержание их Вас не интересует, так? (Петрова соглашается/. Но если у Вас возникли сомнения, почему Вы не сказали об этом мне, а написали заявление в милицию?
Петрова начинает говорить: “Я не имела права Вам говорить, т.к. получила инструкции в милиции ...”, но судья вопрос снимает.
Подсудимый настаивает на продолжении ответа, потому что это важно для дела, для выяснения, навязывал ли он машинистке работу, обманывая ее. И потом ему лично очень важно знать истину: сама ли Петрова обманула его доверие, или она действовала под внешним давлением.
Председ.: Ваше отношение к Петровой суд не интересует. У Вас нет больше вопросов?
Подсудимый: Есть. Т.Н., Вы сказали, что был телефонный звонок из милиции, Вы туда пришли и там написали заявление. Это было 10 мая? А может раньше? Ведь часть этих статей Вы печатали в апреле и передали мне уже 28 апреля. В какое время дня был телефонный звонок?
Петрова: В середине дня.
Подсудимый: Но в этот же день 10 мая мы встречались с Вами около 5часов вечера. Значит, в середине дня 10 мая был телефонный вызов в милицию, Вы туда пошли, там долго разговаривали, затем вернулись домой за материалами, чтобы предъявить их милиции, написали заявление, материалы рассмотрели, потом их Вам вернули, и дали инструкцию, как вести себя со мной. И вы еще успели на встречу со мной, и все это за два-три часа. А может все-таки телефонный звонок был раньше?
Председ. снимает этот вопрос как несущественный и отпускает Петрову .
Свидетель ТОМАЧИНСКИЙ В.В.
- О деле мне известно понаслышке. С Сокирко я не знаком, но догадываюсь, что на скамье подсудимых сидит он. “Поиски” читал, это интересный журнал. Статьи Сокирко не запомнил, но среди экономических материалов были интересные и ответственные статьи.
На вопрос председ. “От кого получал “Поиски”? отвечает, что слишком уважает советский суд и не хотел бы думать, то тот занимается полицейским сыском.
Председ: настаивает, тогда Томачинский отвечает: “Не от Сокирко”.
Прокурор: Бывали ли у Сокирко дома?
Томачинскйй: В его отсутствии? Я же говорил, что с ним не знаком.
Ответ Сокирко на вопрос прокурора: Томачинского не знаю, его статей тоже, в журнале их не комментировал.
(После допроса Томачинский собирается остаться в зале, но судья не позволяет. Он уходит, громко заявив: “Тогда я могу всем свидетельствовать, что суд над Сокирко не был открытым”).
Свидетель ШМИДТ А.З. - нач. отдела ВНИИМЕТМАШа, в котором Сокирко работает.
-Сокирко - работник моего отдела. Знаю я его давно, ещё до того, как в 1978 году перешёл в тот отдел начальником. Отношения с ним нормальные. По сути дела мне известно очень мало. Слышал, что в 1979году его задерживали несколько раз органы КГБ. А в январе 1980г. его арестовали прямо на работе, даже не поставив меня в известность.
Ответ на вопрос прокурора: Сокирко хороший специалист высокой квалификации, по работе к нему никаких замечаний нет. Сокирко очень активно работал в совхозе и на субботниках. Поведение у него безупречно, опозданий и нарушений трудовой дисциплины не было. Общественной работы он не вел.
Прокурор: Высказывал ли Сокирко взгляды, не соответствующие нормам социалистического образа жизни?
Ответ: Нет, ничего такого не было. Сокирко вел в отделе очень замкнутый образ жизни. Был эпизод, о котором я рассказывал следствию. Когда обсуждался проект Конституции, до меня дошло, что Сокирко написал письмо Брежневу со своими предложениями. И я в личной беседе попросил его показать это письмо.
Прокурор: И что, в нем было что-то неположенное? Что именно?
Ответ: Да, я письмо не совсем понял, потому что и тогда не имел времени прочитать его внимательно. Кажется, он предлагал объединить партийные и государственные органы. Однако когда об этом письме я посоветовался в парткоме, то мне объяснили, что в то время шло всенародное обсуждение Проекта Конституции, и каждый гражданин имел право писать письма со своими предложениями. Вот и все. Было ли что там о нормах социалистического образа жизни - не помню.
Прокурор: А больше ничего не было?
Ответ: Нет, иначе мы должны были бы принять меры.
/Прокурор хвалит Шмидта за интерес к письму Сокирко: так и должен поступать руководитель, тем более что писалось писалось совсем не то, что надо было писать (не то, что хотели услышать).
Подсудимый: Вы рассказали содержание нашей личной беседы о моём конституционном письме. Характеристика института на меня составлена, видимо, при Вашем участии?
( Шмидт подтверждает). Подсудимый просит зачитать характеристику из института. (Шмидту приносят стул.) Оглашается характеристика на Сокирко:
“.... За время работы проявил себя как квалифицированный специалист в области прогнозирования и расчетов потребности в нефтеперерабатывающем и нефтепромысловом оборудовании, способный самостоятельно решать поставленные задачи. Работал добросовестно, нарушений трудовой дисциплины не имел. Хорошо проявил себя при оказании шефской помощи совхозу “Озеры”, никогда не отказывался от работы на овощной базе и на стройке.
В общественной жизни отдела и института участие не принимал, вел замкнутый образ жизни, дружеских связей с сотрудниками, не имел.
В течение 1972-1979 гг. посещал семинарские занятия высшего звена сети политической учёбы, на занятиях активности не проявлял.
Политические взгляды В.В.Сокирко не соответствуют нормам социалистического образа жизни. Так, в период обсуждения проекта Конституции СССР он отказался участвовать в работе семинара политучёбы, мотивируя это тем, что не согласен с рядом статей проекта Конституции, в особенности трактующих роль партии в государстве.
После осуждения в 1973 г. по делу Якира и Красина Сокирко неоднократно заверял руководство и общественные организации, что осознал свою вину и впредь никогда не допустит противозаконных действий.
Подписи”.
Вопрос подсудимого: Согласны ли Вы, что вывод характеристики: “Политические взгляды Сокирко не соответствуют нормам социалистического образа жизни” сделан лишь на основе субъективной оценки моего конституционного письма? И согласны ли Вы, что мне ставится в вину частный разговор с Вами, когда я просил освободить меня от семинара, чтобы не усложнять Вашу работу и не дезорганизовать семинар? Наконец, согласны ли Вы с выводом обвинения из характеристики и Ваших показаний: “Во ВНИИНЕФТЕМАШе Сокирко неоднократно высказывал взгляды, не соответствующие социалистическому образу жизни?
Ответ: Нет, не согласен с такими выводами. Мне неизвестно, высказывал ли Сокирко мнения, не соответствующие нормам социалистического образа жизни. Я таких показаний не давал.
Подсудимый: Ещё один вопрос. В характеристике сказано, что я не принимал участия, в общественной жизни. Значит ли это, что не принимал активного участия или что вообще отсутствовал: не ходил на собрания, на мероприятия, отказывался от общественных поручений?
Ответ: Конечно, Сокирко на собраниях всегда бывал, в сети политпросвещения обучался. Это сказано в смысле отсутствия активной выборной должности.
Прокурор: Сокирко, неужели Вам не понятно, что участвовать в общественной жизни, значит иметь выборную общественную должность?
Подсудимый: Не согласен. Общественные должности и общественная жизнь - не одно и то же. Я же не бесплотный дух, чтобы не участвовать в жизни.
(Допрос Шмидта окончен. Он просит остаться в зале. Судья, поколебавшись, разрешает).
Председ. сообщает об окончании допроса явившихся свидетелей обвинения /свидетелей защиты не было/. Также сообщает, что свидетель ПОМЕРАНЦ Г.С. отсутствует по неизвестным причинам, а свидетель КОНЬКОВ B.A. находится в загранкомандировке.
Прокурор просит огласить показания КОНЬКОВА В.А.. на предварительном следствии, поскольку он отсутствует по уважительным причинам.
Из протокола допроса 28.01.80г. соседа по лестничной клетке КОНЬКОВА Виктора Александровича,1948 г.р., члена КПСС, к., ассистента МАДИ.
“По существу дела могу сообщить следующее. По указанному адресу я проживаю со своей семьей с августа 1974 г. Примерно тогда же я познакомился с Сокирко, соседом по лестничной площадке. Насколько я знаю, материальное положение в семье Сокирко следующее: у них четверо детей - старшему сыну примерно 16 лет, дочери лет 11-12 и двойняшкам, мальчику и девочке, по 5 лет. Старшие дети учатся в школе, младшие посещают детский сад. Семья Сокирко очень часто ходила в походы, об этом я узнал из разговора со старшим сыном Сокирко. С самим Сокирко и его женой у нас дружеских контактов не было. В квартире Сокирко очень часто собираются гости, иногда мне приходилось видеть гостей Сокирко на площадке. Среди гостей Сокирко бывали и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины, и даже дети самого разного возраста. Больше всего молодых в возрасте от 20 до 35 лет. Обычно взрослые часто дружно выходили курить на лестничную площадку. Я обратил внимание, что среди гостей было довольно много бородатых мужчин. Из женщин я запомнил бывавшую у Сокирко пожилую женщину невысокого роста, судя по внешности, еврейку. Гости обычно приходили к Сокирко в будни, но бывали и в выходные дни. По словам моей жены Ларисы Николаевны Коньковой, визиты к Сокирко особенно участились в последние 3-4 месяца, в частности, по четвергам и вторникам. По времени гости приходили примерно от I8 до 20 часов, Уходили от них от 23 до 01 часа ночи. Последний визит к Сокирко был 26 января в субботу.
Хочу дополнить, что, выходя однажды со своей собакой, я случайно услышал, как один из гостей Сокирко, молодой человек называл пожилую женщину, о которой я упоминал выше, как о еврейке, мамой.
Из разговора с сыном Сокирко Артёмом я знаю, что сами Сокирко ранее ездили в отпуск на Урал, точнее на Северный Урал, в район Байкала, а в 1979г. на Каспийское море, в район Махачкалы. Обычно супруги Сокирко ездят вдвоём, детей отправляют отдыхать к бабушке в Волгоград. По словам сына Сокирко Артёма, его отец снимает имеющейся у него кинокамерой фильмы и делает звуковое сопровождение...
По роду своей работы я иногда бываю в дневное время дома, поэтому могу сказать, что периодически слышал доносящиеся из квартиры Сокирко стук работающей пишущей машинки. Иногда этот стук был слышен и по вечерам. Бывая в квартире Сокирко, я видел, что у них есть пишущая машинка типа “Континенталь”, большая и старая, примерно ЗО-40-х годов. Какой шрифт, я не знаю...
Однажды вечером, примерю в ноябре-декабре 1979 года, находясь со своей собакой на прогулке за нашим домом, я посмотрел наверх и обратил внимание, что окно большой комнаты квартиры Сокирко затемнено, что в комнате работает кинопроектор. О числе гостей Сокирко я могу судить только по тем, которых я иногда видел курящими на лестничной площадке. Их обычно бывает 8-10 человек. Во вторник 22 января 1980г. примерно в 18-20 часов к Сокирко приходили гости, которые ушли в обычное время, которое я уже указал. 2б января 80г. среди гостей Сокирко я видел двух молодых женщин, которые вечером курили на площадке, а днем, позвонив в квартиру Сокирко, я через открывшуюся дверь видел у Сокирко в квартире мужчину лет 30-35.
Хочу уточнить, что стук работающей машинки прослушивался не через стенку, а с лестничной площадки, и чаще всего этот стук слышался по вечерам. Примерно в 1977 и в 1978г. семья Сокирко выезжала в Среднюю Азию. Поездки эти приходились в основном на лето или на начало осени. Как-то сын Сокирко Артём говорил мне, что его отец ездит подрабатывать, но где и каким образом не пояснил”.
На вопрос председ. подсудимый отвечает: “ Я не отрицаю изложенных в показаниях Конькова фактов, но не понимаю, как могло обвинительное заключение сделать только на их основании заключение, что “по месту жительства характеризуюсь отрицательно” .
Суд удостоверяет наличие каждого из номеров журнала “Поиски” и сборников 3ЭС, а в них наличие статей, перечисленных в обвинительном заключении как клеветнических. После каждого номера судья спрашивает Витю: “Имеете ли Вы что сказать?” Он недоумённо подтверждает: “Да, эти статьи содержатся в данном номере”. - “Имеете замечания и дополнения?” - “Нет”. Лишь после окончания суда Вите становится ясным, что именно в процессе этой процедуры суд, оглашая документы и обозревая статьи, помещённые в журнале “Поиски” №№4-7 и сборники ЗЭС №№1-6, официально устанавливал их клеветнический характер.
По просьбе прокурора оглашается вводная статья к I номеру журнала “Поиски”.
Подсудимый: Я знаком с этой статьей, согласен с ней. Именно после прочтения её я понял, что этот журнал близок ко мне и решил стать его участником.
Оглашаются протоколы обысков. У подсудимого замечаний и возражений нет.
Оглашается справка о судимости в 1973 году.
На вопросы прокурора подсудимый отвечает:
-После института, получив квалификацию инженера-механика, около 10 лет работал по профилю, на заводах.
-В бюро стандартизации работал начальником.
-Потом занимался экономическим планированием.
-Меня официально предупредили в КГБ Октябрьского района Москвы в 1974 году о прекращении деятельности. Я расписался в предупреждении. Никаких обещаний я не давал.
-Речь шла о недопущении незаконных действий с моей стороны. Мне казалось, что я имею право писать письма в различные органы власти и печати, считал, что закон я не нарушаю.
Оглашаются акты экспертизы машинок.
Затем суд постановляет судебное следствие оконченным и объявляет перерыв на обед.
Речь прокурора Праздниковой Т.П.
Граждане судьи! Перед Вами дело - редкое в нашей практика. Ибо в нашей стране нет социальной базы для возникновения буржуазных взглядов. Ведь наш народ много лет трудился и сражался, перенёс неимоверные трудности, чтобы избежать последствий капитализма, чтобы построить развитый социализм.
Наша важнейшая цель - усиление беспощадной борьбы с буржуазной идеологией, с клеветой на наши достижения. В нашей стране строго соблюдаются положения международных Пактов и Деклараций. Конституция СССР полностью охраняет права граждан, но, конечно, в целях социалистического общества.
Империалистическая пропаганда становится все более изощренной, стараясь отвлечь внимание трудящихся всего мира от успехов реального социализма. Так, можно сослаться на статью в газете “Правда” - “Диверсанты эфира”. “Радио “Свобода” есть филиал ЦРУ, гнездо антисоветчиков, особенно активизировавшихся в последнее время.
Клевета может быть не только против одного человека, но и против всего общества, общественного строя. В этом случае закон требует наказания по ст.190-1 УК РСФСР - наказания до 3-х лет лишения свободы в лагерях общего режима. Надо сказать, что в западных странах также есть строгие законы, наказывающие за клевету против их общественного строя и можно сослаться на соответствующие юридические нормы, но я не буду этого сейчас делать. В Декларации прав человека есть статья, где прямо сказано, что государство имеет право охранять свой государственный порядок и не допускать действий, ведущих к его подрыву.
Всё это свидетельствует, что хотя наши буржуазные противники кричат о своем гуманизме, однако на деле, тоже защищают принципы своего государственного устройства. А ведь они защищают буржуазное государство и частную собственность.
Наша страна освободила людей от эксплуатации, поэтому буржуазные страны не могут не клеветать на советский строй, потому что они не могут иначе защищать свою “демократию” и тогда погибнут. Поэтому они фальшиво кричат о преследовании отдельных лиц за взгляды и убеждения.
Однако наша судебная практика не знает преследований за убеждения. И поэтому не за убеждения, а за противоправные действия, выразившиеся в распространении клеветнических измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй, находится в суде Сокирко.
Сокирко - человек зрелого возраста, учился в советской школе, кончил МВТУ им. Баумана, инженер. У него были все условия для работы, но он предпочёл общение с людьми, занимающимися антисоветской деятельностью, знакомился с их клеветническими произведениями, вроде книги Чалидзе, перед которым захлопнулись двери нашего государства, насыщался духом клеветнических измышлений и на них формировал свои убеждения - и как следствие совершил ряд деяний, за которые и сидит сейчас на скамье подсудимых.
С марта 78г. он собирал материалы, составлял, редактировал, размножал и распространял нелегальные сборники “В защиту экономических свобод”, а потом и нелегальный журнал “Поиски”, который распространял и передавал за границу. Он помещал в них свои собственные клеветнические произведения /зачитывает из Обвинительного заключения абз. 11,12,15,16,19,20,24,25/.
Кроме того, Сокирко составлял и редактировал сборники “В защиту экономических свобод”, систематически их размножал и распространял на территории г. Москвы /зачитывает из Обвинительного заключения абз. 29,32,35,38,40,43/.
Все эти произведения содержат клеветнические измышления, что СССР является тоталитарным государством, где психиатрия используется в политических целях, клевета на советскую науку, о якобы хищническом уничтожении природы по вине социалистического государства, клевета на внешнюю и внутреннюю политику нашего государства.
Подсудимый Сокирко признал свою вину частично, обстоятельств дела не отрицал, в суде сделал важное заявление о том, что осознал антиобщественный характер своей деятельности, что её используют противники нашей страны во враждебных целях, осудил её и заявил о запрещении использования своего имени и работ во враждебных целях.
Сокирко показал, что его статьи были использованы нашими противниками, но раньше не принимал мер, чтобы его материал не появлялся на радио “Свобода”. Он знал о нелегальности журнала “Поиски”. Что касается сборников “В защиту экономических свобод”, то в них он все делал сам. Он утверждает, что не думал, что его материалы носят клеветнический характер. Однако такой характер подтверждается осмотром журнала. Также и Петрова, печатая материалы “Поисков”, пришла сама к выводу, что это антисоветский материал и написала потому заявление в органы следствия.
Также вина Сокирко подтверждается наличием рукописных материалов клеветнического характера. Статьи Сокирко, Гефтера, Кувакина и др. - это клевета на советский строй и вымысел. Сокирко и Грин клевещут о принудительном характере труда при социализме.
Сокирко высказывал лозунг экономических свобод, что равнозначно охране частной собственности, отождествлял личную и частную собственность, противоречил марксистской классификации форм собственности.
Клеветал Сокирко и на Конституцию, в которой зафиксированы демократические права, роль массовой организации, в настоящее время расширяющаяся. Как писал Л.И.Брежнев: “Надо обратить внимание на развитие деятельности Советов”.
Да, товарищи судьи! Знакомясь со статьями в указанном журнале, нельзя найти ни одного тёплого слова о борьбе советских людей в годы войны и годы мирного труда за счастливое общество. Все материалы здесь тенденциозны, негативны, полны мрачной клеветы и злобы, оскорбляют всех советских людей, перенесших тяжелые испытания. Клеветнический характер их и так очевиден и продолжать их характеризовать, видно, не нужно.
Вина Сокирко подтверждается и показаниями на суде. Сокирко не отрицал, что распространял “Поиски” и давал их всем интересующимся лицам, а факт передачи на Запад подтверждается выписками из радиопередач.
Таким образом, вина Сокирко в распространении клеветнических измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй по ст.190-1 УК РСФСР доказана в полном объёме.
Говоря о субъективной стороне преступления, надо признать, что Сокирко знал, что “Поиски” идут на радиостанцию “Свобода” и не предпринимал мер, чтобы помешать этому, что говорит о его умысле. По обращению редколлегии к читателям журнала “Поиски” видно, что Сокирко знал, что номер пятый конфискован. Более того, Сокирко скрывал от Петровой антисоветский характер материалов этого журнала. Знал он и о нелегальности своих действий. Его предупредили об ответственности, однако он заниматься этим не переставал.
Сокирко заслуживает максимальной меры наказания по ст.190-1 УК РСФСР - трёх лет лишения свободы в лагерях общего режима.
Однако хочется надеяться, что 7 месяцев, проведанные им в заключении, не были для него бесплодными. Он осознал свою вину и раскаялся, о чём свидетельствует сделанное им в суде заявление. Это важное, смягчающее вину обстоятельство, а также материальное положение и четверо несовершеннолетних детей делают возможным применение в данном случае ст. 44 УК РСФСР.
Поэтому прошу осудить Сокирко к трём годам лагерей общего режима условно.
Журналы “Поиски” и “В защиту экономических свобод” приобщить к делу, а изъятые машинки конфисковать в доход государства.
Витина адвокатская речь.
Выступая в свою защиту, я по закону обязан изложить суду все возможные аргументы, смягчающие мою вину в части, признанной вчерашним заявлением.
Я подразделяю все аргументы в свою защиту на две группы. Первая - формально-юридические, которые доказывают отсутствие заведомой ложности в материалах, ставящихся мне в вину, и тем самым искренность моих побуждений. Важность этих аргументов разъяснена в Комментарии к Уголовному Кодексу РСФСР 1971г. на с. 403, а именно: “распространение измышлений, ложность которых неизвестна распространяющему их лицу, а равно высказывание ошибочных оценок, суждений или предположений, а также изготовление и распространение произведений, хоть и выражающих отрицательное отношение изготавливающего их лица к советской действительности, но не содержащих заведомо ложные измышления, не влечёт ответственности по ст. 190-1” или, на мой взгляд, должно сильно смягчать эту ответственность.
Вторая группа аргументов касается обстоятельств той вины, которую я признаю за собой в части создания по заблужденности возможностей для использование моих работ за рубежом во враждебных нашей стране целях.
Начну с первой группы.
По факту распространения журнала “Поиски” №4 обвинение признает клеветническими следующие произведения: “Религия и государство” М.Байтальского, “Неполитические письма” Растина, “Бедность народов” Кузнецова, а доказывает это наличием таких утверждений, что СССР есть тотальное государство, где полностью отсутствует демократия, народ отстранён от управления государством. Обвинения в этой части полностью ссылается на заключение специалиста института истории СССР Трукана, в котором утверждается, что идейным источником взглядов Байтальского и других авторов этого номера являются герои современных буржуазных советологов, у которые излюбленный ярлык для социалистического государства - тоталитаризм. Таким образом, по заключению специалиста Трукана - “тоталитаризм” есть только лишь ярлык, т.е. название социалистического государства, и свидетельствует лишь о наличии буржуазных взглядов и идей, но ничего общего с заведомой ложью не имеет. С другой стороны сам специалист Трукан много раз употребляет термин “клеветнический” по отношению к материалам №4, но каждый раз без всяких доказательств, не выполняя прямые требований ст. 190-1. Поэтому я считаю, что у обвинения нет доказательств наличия заведомо ложных измышлений в этом номере.
2. По факту изготовления и распространения “Поисков” №5 обвинение признает клеветническими следующие статьи: “Некоторые актуальные проблемы демократического движения в нашей стране” Абовина-Егидеса и Подрабинека, “Заметки о пессимизме” Гефтера, “Социальное обеспечение” Кувакина, “Хартия-77”, “Вместо подписи” Прыжова, “Бедность народов” Кузнецова, “Цена диалога” Павловского, “За неимением рейхстага” Прыжова, а также изготовленные мною лично статьи “Ради России” и под псевдонимом К. Буржуадемов “Послесловие”, причём обвинение ограничивается лишь общим утверждением о наличии в этих материалах клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, Конституцию СССР, КПСС, государственные органы власти и управления, внутреннюю политику нашего государства. Само же доказательство обвинение, видимо, возлагает на заключение специалиста Ржешевского из Института всеобщей истории /т. 2, с. 288-292/. Однако изучение этого документа также приводит к выводу, что в нем есть или просто бездоказательные утверждения, например, такие: “Статьи Сокирко, Гефтера, Кувакина и др. клевещут на советский образ жизни” или “Сокирко и Павловский имеют наиболее контрреволюционные взгляды”. По мнению Ржешевского это почти одно и тоже, но суду известно, что выражение любых взглядов и распространение клеветы юридически совершенно разные вещи, я уже не говорю о том, что в этом отзыве масса искажений. Например, чего стоит искажение моей полемики с православными почвенниками в статье “Ради России”! Ржешевский усмотрел в ней “призыв к восстановлению православной монархии в России”, что противоположно моим взглядам. Или обвинение Егидеса и Подрабинека в выполнении директив американского президента Трумэна от 1951г., программ НТС и ЦРУ? Эти утверждения содержат, на мой взгляд, очевидные и заведомо ложные измышления.
И никаких других доказательств заведомой ложности перечисленных материалов в №5 “Поисков” в деле нет. Мое “Послесловие” Заключение не упоминает, а “Хартия 77” вообще чешский документ и не может порочить наш строй. И это также судом должно быть учтено.
3. По факту распространения “Поисков” №6 обвинение признает клеветническими следующее работы: “Поздний опыт” Лерт, “Сны земли” Померанца, “Что у кого почва” Понырёва, “0 классике... “ Прыжова, “Жить империей” Егидеса, “Джилас-Маркс-Михаилов” Павловского, главу из повести Владимова, “Персональное дело” Войновича, “РД-3” Снегирёва, “Интервью” Абрамкина и Егидеса, “Из могилы” Джеймса, “Этот хитроумный Антон” П. Подрабинека, а также мою статью “Стиль руководства страной” (по книге Л. И. Брежнева “Целина”/, в которых якобы содержатся клеветнические измышления “об использовании якобы в СССР психиатрии и медицины в целом в политических целях, порочащие внешнюю и внутреннюю политику КПСС и весь советский государственный и общественный строй”.
Однако об использовании медицины в политических целях могут упоминать лишь немногие из перечисленных произведений, например, “РД-3” Г. Снегирева. В чем именно заключается клевета остальных вещей, обвинение просто забыло указать, а литературные вещи Владимова и Войновича вообще не имеют отношения к порочению советского строя или заведомо ложным измышлениям, если, правда, не ставить авторам в вину придуманность литературных героев. Вещь покойного Снегирева просто нельзя, называть клеветнической, ведь автор писал ее на пороге смерти.
В отношении ссылки обвинение на заключение специалиста Тимофеева -директора ИМРД /т. 2, л. д. 170-172/, то статья Г. Снегирева и материалы в этом заключении названы лишь тенденциозными, что не подтверждает, а прямо опровергает обвинение. Что же касается остальных материалов номера 6, то Тимофеев их все /за исключением материала о Югославии/, с одной стороны без всяких доказательств называет клеветническими, а с другой стороны - критикующими политику партии и советского государства с позиции буржуазного либерализма и ревизионизма. По мнению Тимофеева, это одно и то же, а по известной суду логике это несовместимые вещи, ибо выражение либеральных или ревизионистских взглядов не есть клевета.
Я констатирую: и по этому пункту у обвинения нет никаких доказательств.
4. По факту распространения “Поисков” №7 обвинение признаёт клеветническими следующие статьи: “Интервью” Б. Черных, “Принципы социализма” Егидеса и Подрабинека, “Насилие” Грина, “О Глазунове” Р. Пименова и ответ ему Р. Лерт, “То ли еще будет” Ю. Гримма, “О неслучайных декабристах” В. Репникова, “Открытое письмо в редакцию китайского независимого журнала “Искания”, “Рок за решёткой” Р.О, Коннора, “Уважаемые товарищи по крови” С. Шагина, а также мои статьи “Размышления о социализме” и “Продолжим спор”. Обвинение утверждает, что в них содержатся клевета на экономические основы социализма в СССР, на политику КПСС в национальном вопросе и в области образования.
В подтверждение этого обвинение ссылается на заключение того ж специалиста - член-корреспондента Тимофеева /т. 2, л. д. 297-303/. Однако это заключение посвящено разбору буржуазно-либеральных и ревизионистских взглядов некоторых из упомянутых авторов, что совершенно неоправданно приравнивается к антисоветизму /известно, что в советское время многие тысячи буржуазных “спецов” были прекрасными советскими работниками/. Материалы журнала, посвящённые анализу антисемитизма, Тимофеев бездоказательно квалифицирует как “провокационное раздувание пропаганды о наличии антисемитизма в СССР” и т.д. Определение “клеветнический” Тимофеев употребляет лишь применительно к статье Егидеса и Подрабинека, но и то без всякого доказательства заведомой ложности авторских определений, которые Тимофееву кажутся клеветническими.
Председ. перебивает: Зачем Вы ссылаетесь на заключения специалистов, ведь суд их не рассматривал?
Ответ: Но ведь на эти заключения опирается обвинение.
(Продолжает/: Таким образом, у обвинения нет никаких доказательств наличия клеветы в 7 номере “Поисков”.
5. По первому выпуску сборника “В защиту экономических свобод” обвинение считает клеветническими следующие работы: “Плановое производство... “ В. Грина, мою статью “Я обвиняю интеллигентов... “ и мою рецензию на книгу А. Кузнецова “Бедность народов”, поскольку в них, мол, содержатся “измышления о советской экономической наук, сущности производственных отношений, об СССР как тоталитарном государстве, находящемся, якобы, в экономическом тупике”. Обвинение доказывает это лишь ссылкой на заключение специалиста Капустина - директора Института экономики АН СССР. Сразу должен заметить, что обвинение в клевете на советскую экономическую науку не входит в состав ст. 190-1 и должно быть изъято хотя бы до этой причине. Обвинение в приравнивании тоталитаризма и советского государства уже рассматривалось мною раньше на примере статьи Байтальского, когда выяснялось, что это различие применяемых терминов есть различие взглядов, а не заведомая ложь.
6. В выпуске “ЗЭС” №2 обвинение считает клеветнической статью В. Грина “Юридические основы экономического насилия в СССР”, В. Чалидзе “Частное предпринимательство”, мои рецензии - “Черный рынок и советская экономическая наука” и на книгу И. Земцова “Партия и мафия”, а также отрывок из книги Л. И. Брежнева “Целина”, Включение отрывка из книги Брежнева в число клеветнических материалов, думаю, является анекдотической ошибкой и, безусловно должно быть исключено из обвинения, иначе Вам придется обвинять вместе со мной и Брежнева.
Председ. перебивает: “Подсудимый, не забывайтесь!”
Что касается остальных материалов, то обвинение бездоказательно приписывает всем им клевету на советский строй, принципы коллективизации, право на труд в СССР, что также неверно.
. 7. В выпуске “ЗЭС”№3, по мнению обвинения, в двух моих работах: “Из истории политэкономии социализма” и “Покаяние К. Буржуадемова” содержится “клевета о, якобы, антинаучном характере науки политэкономии социализма”. Но суду известно, что клевета, если даже она есть, о характере науки политэкономии, не имеет отношения к ст.. 190-1 УК РСФСР и уже потому этот пункт должен быть изъят из обвинения. Кроме того, на деле точку зрение о невозможности науки политэкономии социализма высказал, прежде всего, советский учебник политэкономии 1931 года, написанный Лапидусом и известным советским экономистом академиком К. Островитяновым. Я же в своей работе только поддержал эту точку зрения. Если я клевещу на политэкономию социализма, то еще раньше в этом следует обвинять Лапидуса и Островитянова. Что касается моего заключительного “Анализа и покаяния” в дискуссии, то обвинение не указывает, в чем именно заключается его клевета. И понятно, ибо сделать это очень трудно, т. к. в данной работе, подводя итоги дискуссии, я пытался частично пересмотреть свои взгляды и во многом критикую самого себя или, если пользоваться ставшим сейчас привычным определением, “клевещу сам на себя”. Однако такая “клевета” к ст. 190-1 также не имеет никакого отношения.
8. В выпуске “ЗЭС”№4 обвинение определяет клеветническими две вещи: “Взяточничество” В. Чалидзе /”клевета о сущности производственных отношений социализма”/ и мой реферат книги Б. Комарова “Запасная страна”/”клевета о, якобы, хищническом уничтожении природы по вине социалистического государства”/.
Почему глава из юридической книги Чалидзе о практике судебных процессов по делам о взяточничестве есть “клевета на суть производственных отношении социализма” - это не только не доказывается, а остается просто непонятным, как такое возможно.
Что касается моего реферата книги Комарова, то она написана, действительно с большой болью за страну, на огромном фактическом материале, с огромной заинтересованностью и не может оставить равнодушным любого из патриотов страны так же, как книги Солоухина, Распутина, Абрамова и др. Возможно, автор преувеличивает опасности, заостряет проблемы, но не от заведомой лжи, а совсем напротив.
Никаких доказательств клеветы обвинение не приводит и здесь.
9. В выпуске “ЗЭС” №5 обвинение признает клеветническими работы Бельского “Будущее Советскою Союза” и К. Ясперса “О тотальном планировании”/отрывок из книги/. Обвинение утверждает, что клевета этих работ касается сути социалистического планирования. Можно спорить, входит ли суть и методы планирования в “советский общественный и государственный строй”, но даже если и входят, что данное обвинение опять ничем не доказывается. Кроме того, глава из книги К. Ясперса “0 тотальном планировании” была перепечатана мною в ЗЭС-5 из книги, изданной советским Институтом общественно-научной информации, правда, для служебного пользования, но довольно большим тиражом. Если этот пункт оставить в обвинении, то наказанию придется подвергнуть и весь этот государственный институт.
10. В выпуске “ЗЭС” №6 обвинение считает клеветническими мой реферат книги Зейпеля “Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви”, статью Канцелейбогена “Разноцветные рынки в Советском Союзе” и мое послесловие к ней, а также мою рецензию на книгу Л. И. Брежнева “Целина”. Первая из упомянутых книг касается событий почти полуторатысячной давности и не имеет никакого отношения к советскому общественному и государственному строю. Она интересна особенно, как анализ христианской точки зрения на хозяйственную этику и, без всякого сомнения, должна быть исключена из обвинения. Статья известного советского экономиста Канцелейбогена носит сугубо научный, описательный характер различных типов реально существующих рынков у нас в стране и также не является клеветой. Никакой клеветы не могу я усмотреть и в своем Послесловии к этой научной работе. Что касается моей рецензии на книгу Л. И. Брежнева “Целина”, то я уже пояснял суду, что взялся за ее анализ только из уважения к автору и к самой книге из желания глубже понять по её содержанию стиль руководства страной. Возможно, мой анализ субъективен и в чем-то ошибочен, но нет в нем ни клеветы, ни стремления опорочить. Напротив, многие читатели, как я уже говорил, меняли свое отношение к автору книги на более положительное именно после чтения моей рецензии.
Итак, ни по одному из выпусков ЗЭС обвинение не привело ни одного доказательства наличия в них заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй. Обвинение основывает доказательство наличия клеветы в ЗЭСах лишь на заключении специалиста, директора Института экономики Капустина /т. 2, л. 2-34/. Однако на деле это заключение посвящено лишь разбору и критике взглядов основных авторов этих выпусков и очень редко квалифицирует их положения как клеветнические, притом без доказательств, в чём легко убедиться, ознакомившись с этим заключением, как впрочем, и со всеми другими. В заключение первой группы аргументов я хотел бы сделать общее замечание по поводу отзывов специалистов. Все они совершенно недоказательны в установлении наличия клеветы в исследуемых ими материалах. Кроме того, они написаны в крайне резком и грубом полемическом тоне, что свойственно скорее площадной брани-спору, чем спокойному разбору специалистов. Видимо, в этом виновато и следствие, направившее наши работы на отзыв именно работникам идеологических институтов, воспитанных на уничтожительной полемике. Следует поручать такие заключения более нейтральным, спокойным специалистам - логикам, юристам, математикам и т. д. Это, конечно, мое мнение.
Что касается второй группы аргументов, то я снова должен напомнить суду, что сознаю свою большую вину перед государством в части того ущерба, которое нанесло ему использование моего имени и работ за рубежом во враждебных целях. В этой части мне придётся, поскольку я сам осуществляю свою защиту, самому и перечислить все
смягчающие вину обстоятельства.
Даже если Вы не найдете справедливыми все мои аргументы защиты, то я очень прошу суд вынести мне наказание, которое бы не отрывало меня от нормальной работы и от детей. Потому что в других случаях моя семья будет наказана больше, чем я сам.
Председ. объявляет судебные прение оконченными и предоставляет последнее слово подсудимому. Витя сначала, ссылаясь на свое “Заявление”, отказывается, но после “удивления судьи” говорит
Последнее слово: “Я должен еще раз сказать, что основная оценка моих действий изложена во вчерашнем заявлении для суда и печати. Ещё раз прошу суд учесть, что я действовал из хороших побуждений и острой тревоги и ответственности за будущее. Прошу поверить, что я постараюсь исправить свою вину, не допускать впредь таких ошибок и прошу проявить милосердие к моей семье”.
Суд удаляется для вынесения приговора.
Мы выслушали Приговор, как положено, стоя и запомнили хорошо лишь его итог: три года условно. Из 7 одноинтервальных печатных страниц первые 4 полностью повторяли Обвинительное заключение в абзацах 11, 15, 19, 24, 29, 32, 35, 38, 40, 43, в которых перечисляются номера “Поисков” и ЗЭСов и статьи в них, признанные клеветническими, в том числе отрывок из “Целины” Брежнева, а затем, в переформулированном виде, как результаты судебного следствия, абзацы обвинительного заключения 13, 17, 21, 26, 3О, 33, 36, 39, 41 и 44 (отсутствуют лишь ссылки на отзывы специалистов) - их Витя не списывал. Последние же страницы Приговора приводятся ниже дословно:
“…Судебная коллегия -/председатель, член Мосгорсуда Байкова Н. Г., народные заседатели Баринов И. А. и Мальцев П. И. /...
установила
Допрошенный в судебном заседании подсудимый Сокирко виновным себя признал частично и показал, что был членом редколлегия журнала “Поиски”, в связи с чем принимал участие в сборе материалов для составления и изготовления этого журнала, участвовал в редактировании статей, помещенных в журнале, составлял, изготавливал, размножал и распространял журналы №4-7, в которых помещены указанные выше материалы, в том числе и написанные им лично.
Что же касается сборников “В защиту экономических свобод”, то, как пояснил Сокирко, он является инициатором этого сборника и его единственным редактором, в связи с чем лично подбирал для сборника материалы, редактировал их, изготавливал, размножал и распространял сборники, куда поместил указанные выше материалы, в том числе и статьи, написанные им лично. Всего он выпустил 6 выпусков этого сборника.
Судебная коллегия, проверив материалы дела, находит доказанной вину Сокирко в полном объеме предъявленного ему обвинения.
Вина Сокирко в сборе материалов, участии в редактировании “Поисков”... подтверждается как личными объяснениями подсудимого Сокирко об этих обстоятельствах, так и другими доказательствами, исследованными в судебном заседании.
Так... подсудимый Сокирко признал, что на пишущей машинке “Континенталь” он, действительно, печатал материалы в журнале “Поиски”, а затем размножал его на этой же машинке... Так Петрова и Авдеева заявили, а свидетели Яковлев и Томачинский на суде и на предварительном следствии, а свидетель Сорокин на предварительном следствии признали, что имели указанные выше журналы “Поиски”, читали их, а при обыске эти журналы у них были изъяты.
Свидетель Сорокин показывал также о том, что журнал “Поиски” №5 размножался на его квартире. Его показаниям в суде, где он отрицал то, что у него изымались №4 и №5 этого журнала, судебная коллегия не доверяет, поскольку от прежних показаний Сорокин отказался безмотивно, на предварительном следствии протокол подписал и собственноручно указал, что протокол записан с его слов верно.
О распространении журнала “Поиски” за границу свидетельствует использование материалов из этих журналов зарубежной радиостанцией, которая, предавала их гласности в целях нанесения ущерба международному престижу СССР, что подтверждается выписками из радиопередач /т. 3,л. д...)
Подсудимый Сокирко показал, что о передаче материалов за границу он знал и против этого не возражал. Материалы, помещенные в журналах “Поиски” №4-7 и указанные в приговора, судебная коллегия обозревала и пришла к убеждению, что в них содержатся клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, Конституцию СССР, КПСС, государственные органы власти и управления, внутреннюю политику нашего государства, экономические основы социализма в СССР, политику КПСС и правительства СССР в национальном вопросе, в которых заведомо ложно утверждается об отсутствии демократии и равного права всех граждан на образование, что СССР, якобы, является тоталитарным государством, где полностью отсутствует демократия, народ отстранен от управления государством, что психиатрия и медицина в СССР используется, якобы, для политических целей.....
... Вина Сокирко в систематическом составлении и распространении шести сборников “В защиту экономических свобод” подтверждается как его личными объяснениями, так и другими обстоятельствами, исследованными в судебном заседании......
Судебная коллегия обозревала сборники “В защиту экономических свобод” и пришла к выводу, что содержащиеся в них и указанные в приговоре материалы, в том числе написанные самим Сокирко и помещённые в сборниках под своей фамилией и под псевдонимом К. Буржуадемов, содержат клеветнические измышления о советской экономической науке, о сущности производственных отношений; об СССР, как тоталитарном государстве, находящемся, якобы, в тупике; о, якобы, хищническом уничтожении природы о вине социалистического государства, о сущности социалистического планирования, о стиле руководства страной, которые порочат советский общественный и государственный строй. В этих материалах содержатся также клеветнические измышления, которые порочат принципы коллективизации и право на труд в СССР.
.... С заявлением Сокирко, что помещённые в журнале “Поиски” и сборниках “В защиту экономических свобод” и исследованные в судебном заседаний материалы заведомо клеветническими не являются, судебная коллегия не может согласиться по следующим причинам. Так, в судебном заседании, подсудимой Сокирко пояснил, что с содержанием некоторых материалов, помещённых в журнале “Поиски”, одним из редакторов которого он являлся, он не был согласен, хотя, я не возражал против их опубликования. Это объяснение Сокирко подтверждает его умысел на изготовление и распространение в печатной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.
Это обстоятельство подтверждается также и показаниями Сокирко, данными им в суде по поводу написанного им в сборнике “В защиту экономических свобод” №3 статьи “Заключительный анализ контрдоводов в дискуссии и покаяние К. Буржуадемова”, в которой он признает, что в написанных им ранее статьях имело место неправильное освещение некоторых сторон нашего государства вследствие того, что в вопросах, которые затрагивались в этих статьях, у него не было ясности. Вместе с тем Сокирко и после этого продолжал писать и публиковать статьи по экономическим вопросам клеветнического характера.
Помимо этого, подсудимый Сокирко показал, что отказался выступать на семинаре, где обсуждался проект новой Конституций СССР, сославшись на то, что его выступление дезорганизует работу семинара. Этот факт также свидетельствует о понимании Сокирко заведомо ложного характера написанного им, а также других материалов, которые помещались в журнале “Поиски” и сборниках “В защиту экономических свобод”.
Из обращения редколлегии, помещённого в журнале “Поиски” №5, усматривается, что члены ее, в том числе и Сокирко, сознавали, что занимаются противоправной деятельностью.
Все это дает основание для вывода о том, что Сокирко, как автор и редактор “Поисков” и сборников “В защиту экономических свобод”, помещал в них материалы, содержащие заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй. Исходя из изложенного, действия Сокирко по ст. 190-1 УК РСФСР квалифицированы правильно.
При назначении Сокирко наказания судебная коллегия учитывает характер и степень общественной опасности совершенного им преступления, данные о его личности и все обстоятельства дела.
Подсудимый Сокирко подтвердил все фактические обстоятельства, совершенного им преступления, представил суду заявление, в котором указал, что осознал антиобщественный характер своей деятельности и осуждает ее.
По месту работы и месту жительства Сокирко характеризуется положительно, имеет 4-х несовершеннолетних детей.
При таком положении судебная коллегия находит возможным применение к Сокирко ст. 44 УК РСФСР.
На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 301-303, 343-345 УПК РСФСР судебная коллегия
приговорила
С0КИРКО Виктора Владимировича признать виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 190-1 УК РСФСР, и назначить ему по этой статье закона с применением ст. 44 УК РСФСР наказание в виде 3 /трёх) лет лишения свободы условно с испытательным сроком в течение 3/трёх/ лет.
Вещественные доказательства: материалы, изъятые у Сокирко, а также журналы “Поиски” и сборники “В защиту экономических свобод” оставить при деле; пишущие машинки “Олимпия” №124440 и “Континенталь” № 496516 конфисковать в доход государства.
Меру пресечения Сокирко до вступления приговора в законную силу оставить прежней - подписку о невыезде.
Приговор может быть обжалован и опротестован в Верховный суд РСФСР в течение 7 суток со дня провозглашения.
Подписи Член Мосгорсуд Н. Байкова
Секретарь
1. Оля и Саша Оболонские прошли на Витин “открытый” суд по разрешению “коллеги следователя”. Мне было чрезвычайно важно знать, что не я одна вижу, как достойно ведёт себя и говорит Витя. Ниже текст их короткого отзыва:
“ Дорогая Лиля! Мы с Олей прочли твою запись суда над Витей. На наш взгляд, она верно отражает происходившее, хотя ряд деталей, увы, утрачены. Впрочем, это неизбежные издержки любой протокольной записи. К тому же утраченные детали касаются не сути дела, а, как правило, психологических нюансов, необходимых в очерке, но излишних в протоколе.
В целом повторяю, твою запись в её нынешнем варианте, /учитывающем те замечания, которые мы сделали тебе по первоначальному тексту/ можно считать абсолютно достоверной и достаточно полной.
Привет. Ваши Оля и А. Оболонские
Р. S. Хорошо, что ты сделала для памяти такую запись. А то голова - штука ненадёжная. Со временем всё забывается, даже то, что, казалось, будешь помнить вечно”.
2. В протоколе: “На вопрос председ. подсудимый ответил: “Обвинение понятно, виновным признаю себя частично”. В своих замечаниях на протокол Витя, восстановил свой истинный ответ.
3. В протоколе: “Всю фактическую сторону обвинения я подтверждаю. Был членом редколлегии “Поисков”. Меня интересовала экономическая сторона. Все эти годы я не считал свою деятельность противоправной и вредной для нашего общества. Мне казалось, что я выполняю свой гражданский долг. Я много лет писал письма и обращения в высшие органы власти, но ответов не поручал. Я обсуждал волнующие меня вопросы в кругу людей, окружавших меня, а позже в самиздатском журнале “Поиски”. Я считал, что приносил пользу нашему обществу. Некоторые свои статьи я подписывал псевдонимом К. Буржуадемов. Журнал наш был легальным, мы выступали открыто. Я стремился к тому, чтобы мои мнения оспаривались, поэтому я вступил в редакцию “Поисков”. Я редактировал 4-7 номера. Я считал себя лояльным гражданином... “
4. В протоколе: “Также я поместил отрывок из книги Л. И. Брежнева “Целина” без всяких комментариев”.
5. В протоколе: “И я сам понял, что неправильно освящал экономическую сторону деятельности нашего государства”. Таких искажений в протоколе немало. Витя написал, кажется, 7 страниц замечаний.
6. В протоколе записано так: “Я действительно отказался выступить на семинаре по обсуждению проекта новой Конституции, т. к. понял, что моё выступление будет тем, что дезорганизует работу семинара”.
7. Во время ознакомления с протоколом Витя прочел и частное определение суда:
“Судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда определила возбудить уголовное дело в отношении СОРОКИНА Виктора Михайловича по ст. 181 УК РСФСР.
Копию направить прокурору г. Москвы для производства расследования”.
В этом документа после перечисления данных Сорокина говорится:
“Коллегия установила :
В судебном заседании по указанному делу Сокирко был допрошен в качестве свидетеля Сорокин В. М. Будучи предупрежденным, Сорокин 29. 09. 80г. показал, что журнала “Поиски” у него дома не было. Номера 4 и 5 у него не изымали, номер 5 в его квартире не размножали.
Допрошенный же на предварительном следствии 25. 01. 79г. Сорокин показал, что жуурнал “Поиски” №5 печатался на его квартире, а затем раскладывался отпечатанный текст этого журнала, что во время обыска в его квартире были изъяты 4 и 5 номера журнала. Оценивая эти показания свидетеля Сорокина В.М., судебная коллегия пришла к выводу о том, что в судебном заседании 29.09.80r, Сорокин давал заведомо ложные показания”.
Витя в своих замечаниях на протокол записал, что Сорокин В.М. никаких ложных показаний не давал, а лишь утверждал, что 25,01.79г, у него был не допрос, а лишь беседа со следователем (тем оспаривал законность оформления этой беседы в качестве свидетельских показаний).
8. В протоколе допроса Петровой записано так: “Сокирко я знаю, отношений никаких. Вначале я печатала заметки об архитектурных памятниках. В тексте были отдельные сведения о Сталине. Затем он предложил мне печатать статьи по 12 экз. 28.4.79г. я часть отпечатала и отдала, и Сокирко сразу заплатил. Когда перепечатывала текст, я поняла, что материал печатала для какого-то самиздатского журнала: текст был разбит на рубрики. По содержанию статьи были несколько странными, поэтому я сообщила об этом в милицию.
- На следствии я говорила, что сама обращалась в милицию. Сейчас я это не отрицаю.
-В тексте было все направлено против нашего строя. Было очевидно, что это антисоветская агитация. Материалы я передала в милицию, затем мне их вернули и сказали, чтобы я шла на встречу с Сокирко. Во время передачи этих материалов я и он были задержаны. (Предъявляется т.1, л.д.259-2б1 -заявление Петровой).
- С заявлением я обратилась 10.05.79г., а задержана была 29 мая. В этот день со мной разговаривал следователь. Первый материал вызвал у меня некоторые подозрения. Печатая материалы, я поняла, что это самиздатский журнал, название не упоминалось.
- Я считаю, что поступила правильно, заявив в милицию.
/Предъявляется протокол добровольной выдачи от 29.05.79г.)
Ответы на вопросы Сокирко:
-Я говорила Сокирко, что буду в красном пальто. Позже он позвонил мне и сказал, что женщин в красном пальто много на этой станции.
-Я ничего не говорила Сокирко по поводу его туристских дневников.
-Я говорила Сокирко, что не вчитываюсь в текст.
-10 мая я пришла на встречу с Сокирко из милиции. Звонок из милиции был 10 мая днем, меня попросили приехать. В милиции интересовались, почему я печатаю дома. Я объяснила ситуацию”.
9. В противовес обвинению, суд записал в приговоре, что с местожительства Витя характеризуется положительно. То же и в отношении работы.
10. В протоколе Витина речь записана так: “Слово для защиты предоставляется подсудимому СОКИРКО: Граждане судьи! Я понимаю, что приносил вред своей Родине, но я не осознавал заведомую ложь в редактированных мною документах. Я признаю, что некоторые мои статьи были резко написаны. При вынесении приговора прошу учесть все обстоятельства дела, мое раскаяние и не лишать меня свободы”.
Прокурор отказывается от реплики. Председатель объявляет об окончании судебных прений. Председатель предоставляет подсудимому последнее слово.
СОКИРКО: “Прошу не лишать меня свободы, я искуплю свою вину честным трудом”.
Витя записал, что запись его защитительной речи совершенно не соответствует тому, что он говорил, и не содержит ни одного довода защиты.
| предыдущая | оглавление | следующая |
