2.7 Книги античные.

Поиски укрепления своей веры в философских книгах всё время подталкивали меня к самому началу европейской и всечеловеческой мудрости, к древним её истокам. Такой интерес существовал у меня очень давно, может, всегда, а сейчас даже вырос, и в своих требованиях я обязательно просил книги античной философии и истории. По истории так ничего и не дали, а философией Бутырская библиотека оказалась богатой. Углубление в античность, как в юность человечества, невольно сочеталось у меня с воспоминаниями о представлениях собственного детства. В детстве, как мне помнится, больше верится в реальность идей и сказок, и потому, наверное, дети цельнее и лучше. Надо только найти, обрести вновь детскую веру, а она даст правду и силу, как давала силу древним грекам их пантеистическая вера в олимпийских богов и природные стихии.

Первым греком оказался для меня Аристотель с его знаменитым "Органоном" – сводом 14 книг по логике и диалектике. До этой книги мне представлялось, что у греков наука и философия были много проще нынешних "высот и глубин", что Аристотель (я поверил Ленину) "свеж и наивен". А оказалось… Этот первый грек обрушил на мою бедную голову такую бездну тёмных для меня, но, несомненно, значимых рассуждений, что пробирался я в книжке с большим напряжением. Все последующие философские книги, не исключая "архитёмного" Гегеля, казались легче. Разобравшись в одном, я быстро его забывал на следующей головоломке. В итоге можно сказать, что "Органон" я не изучил, только прочёл и почувствовал. Моё ошеломление сменилось восхищением. Очень помогли предисловие и примечание разъяснением главного и демонстрацией того, как экономно стали записываться сложнейшие аристотелевы умозаключения в логико-математических формулах. И оказалось, что прогресс в основах дедуктивных наук за прошедшие от Аристотеля тысячелетия больше выражается не в содержании, а в форме записи, что Аристотель успел открыть всё главное в способах логического и, следовательно, математического доказательства. При этом, не будучи математиком, и даже не очень интересуясь достижениями математики того времени. Вот какая это была величина! "Органон" стал основой всей средневековой науки. Новое время Аристотеля не отвергло, а лишь развило.

В школах и институтах мы учили, что Аристотель был изобретателем формальной логики и стихийного материализма, а современный философский материализм идёт много дальше – он заменяет, вернее, превосходит и преодолевает аристотелевую логику диалектикой, учением о противоречивости бытия. Но после знакомства с самим "Органоном" начинаешь понимать, что проблему соотношения диалектики и логики решал уже сам Аристотель и решал намного, нет, несравненно более глубоко, чем все нынешние "диалектики". Не диалектика заменит логику, а наоборот, из диалектики, обобщившей доказательства в спорах свободных граждан и софистические приёмы и парадоксы, Аристотель выделил и изобрёл гораздо более чёткое и твёрдое – логику, необходимую базу под науку, т.е. он родил науку.

Изучаемый нами хвалёный диамат даже не заикается, что Аристотель давно уже предусмотрел деление мира на бытие в возможности (потенциально сущее) и бытие в действительности (актуально сущее). Кстати, современная математика, заменив слово "бытие" бесконечностью, различает бесконечность актуальную и потенциальную.

В наш неизвестный и потому неопределённый, многосмысловой и потому диалектический или тонкий ("тоники") мир, Аристотель ввёл твёрдую почву ясного непротиворечивого, логического знания, отчертив законом исключённого третьего, как ударом меча, область необходимого, актуально сущего от неопределённого, потенциального. А наши учителя диалектики как бы стремятся уничтожить это открытие древним греком твёрдой земли, снова спихивают нас в море неопределённости без края или ещё хуже – в софистику, когда за истину почитается всё, что угодно, всё что выгодно начальству. Заменяют античный свет на новую тьму, Гармоничность и Закон на восточную неопределённость и Хаос - самое страшное зло для древних греков.

Другим древним греком, мыслями которого довелось насыщаться в тюрьме, был Секст Эмпирик "Сочинения" в 2-х томах. Секст Эмпирик – это не имя, а просто "шестой скептик" – условное прозвище, данное переписчиками древней энциклопедии античного скептицизма, ставшего по выражению автора предисловия, наряду с книгой Диогена Лаэрция основным источником сведений о взглядах античных мыслителей. По Сексту Эмпирику у меня сохранилась запись:

У меня осталось впечатление от этих книг, как от полного собрания всех нападок скептиков на догматическую науку с эмпирической точки зрения, т.е. относительности любых знаний, и с точки зрения логических парадоксов, апорий, которые возникают при рассмотрении вещей, заключающих в себе бесконечность. Ссылки на апории и бесконечность идут постоянно. Значит, затруднения от них – это главные затруднения в любой науке и философии от наших дней до самых далёких. Всё это уже было у греков и подходы к пределу тоже.

Больше древнегреческих философов в Бутырке не оказалось. Но зато уже летом, как бы доскребая философские остатки, принесли мне две книги об античной философии, обе оказались интересными.

В.Я.Комарова "Становление философского материализма в Древней Греции" (логико-гносеологические аспекты диалектики философского познания).- ЛГУ, 1975г.

Эта книга помогла мне понять, как реально возникла философия из первоначального, цельного, может, даже детского воззрения на мир через настойчивые вопросы о бесконечности и человеческом знании о нём. Ответы были возможны разные и совершенно непредсказуемые.

Ответами становились разные философские учения, всё утончающиеся и дальше отходящие от первоначальной, ещё мифологической цельности. Каждое из развитых философских учений вместе с тем становится и односторонним. Отсюда и тяга к первоначальной детской вере, к прочной вере в живой мир, в родные мифы. Тяга, которая и меня гложет.

А.Н Чанышев "Италийская философия".- МГУ,1975г. о пифагорейской школе и элеатах Ксенофоне, Пармениде, Зеноне, Мелиссе. Биографии, учения, ученики. Интересно отмечено влияние географического фактора. Если в Ионии, на границе с персидской деспотией, возникла впервые натурфилософия–материализм, то в "Великой Греции", Италии, - школы математики- идеализма. На дальнем Греческом Востоке (в Ионии) обобщениями защищаются от азиатской деспотии, злого хаоса, беспредельного апейрона, а на Греческом Западе (в Италии) возникла идея организации Космоса. Космос прекрасен, внутренне устойчив через число - основное средство торгового дела, гармонизации интересов всех людей. (Архит: "Открытие счёта способствовало прекращению распрей и увеличению согласия, ибо после того, как это случилось, нет обсчитывающих и господствует равенство"). Это неутешительные для материализма, но, думаю, неокончательные выводы. А вот демократические корни идеализма здесь более убедительны: от торговли любовь к счёту, математике, а от последней очень естественен переход к идеалистическому обобщению мира.

Большая часть книги посвящена легендарному Пифагору, связавшему в себе достижения индусских брахманов, учения Зороастра, халдейских звездочётов, египетских жрецов и т.д. (по легендам), и истории пифагорейской секты, очень похожей на будущие христианские, монашеские общины (например, обет молчания, тайны, созерцания…). Конечно, интересны и биографии элеатов: гонимого за правду Ксенофона с его смелым обличением языческих богов и "смелостью быть нравственным в безнравственных ситуациях, когда людей толкают на безнравственные поступки, обвиняя их в трусости"; софиста-учителя Зенона, за 100минутный урок бравшего 43,6 кг серебра платы, геройски погибшего в месть тирану за родных; полководца Мелисса Самосского, учившего о беспредельности Бытия во времени и пространстве и впервые выдвинувшего закон сохранения материи и энергии: "из ничего никогда не может возникнуть нечто". Материя у него страдала и называлась Бог…

Ну и так далее. Интересно во всём разбираться, без конца…

И ещё одну книгу об античности, но не греческой, я вдруг здесь прочёл. Мне её дали невзначай, одной из последних.Г.М.Бонград-Левин "Древнеиндийская цивилизация (философия, наука, религия)". - М., 1980г.

Книг о китайской философии или истории в Бутырке читать мне не пришлось, а от японской культуры мне достался замечательный памятник Х века Сей-Сенагон "Записки у изголовья".- М.,1975г.

Записки фрейлины в Киото - удивительный памятник, удивительной культуры. Оказывается, по-японски тогда писали больше женщины, т.к. мужчины предпочитали китайский язык (как в Европе – латынь). Но в Японии издревле существовала самобытная культура на перекрёстке китайской и буддистской культур под защитой бурного моря и ветра камикадзе. Выходит, у японского либерализма и демократии очень древние корни (как и в Англии), и книга обнажает, показывает их небольшую, но такую интимную часть.

"Записки" – не дневник, а зарисовки, раздумья-эссе, миниатюры о природе, людях, событиях, стихах (о природе похоже писал М.Пришвин). И какие культура и свобода женщины даже по самым высоким западным меркам! Правда, свободная любовь придворных дам больше забавна (хотя тоже показательна). Как интересно, что внешне обычаи и культура у двора китайские, а основа своя, свободная. А какой выразительный получился женский автопортрет! В каждом слове у неё восхищение, прежде всего, красотой: очаровательно, красиво, прелестно - везде, от цвета мужских штанов до гор и цветов. При этом – надменная гордость! Врождённое достоинство! Всеобщая любовь придворных к сочинению стихов! Внешне китайская литература играет ту же роль, что и французская при русском дворе в 18 веке, но с обратным знаком, свободно и естественно накладываясь и впитываясь в японский характер… Замечательная книга!

Книги про цивилизации древней Индии и Японии дали мне ощущение единства мира. Языческая культура Индии очень похожа на античное цветение Греции, как будто Индия много веков вплоть до современности не выходила из античной фазы и, может, в этом и состоит её особое своеобразие. Нравы древней Японии похожи чем-то на нравы свободной Англии. И везде своя особая вера – индуистская, синтоистская, родовая. Оказывается, везде, даже на азиатском старом континенте, есть корни у европейской цивилизации, потому что они - главные истоки ещё догосударственной, свободной жизни, известной из сказок и легенд. Они в первоначальной, мифической вере, которая есть у каждого народа и у каждого своя. Как у каждого человека есть своя детская вера, к которой надо обязательно пробиться, конечно, не отметая полученную культуру, а перестраивая её на своих основах.

Не знаю, не могу оценить, насколько я преуспел в Бутырках при поиске и укреплении своей веры. Наверное, на это нельзя ответить сразу, по жизни видно будет. Но чувствую, философскую жажду я там утолил и сейчас на мир смотрю увереннее.