26 июля, воскресенье. Начинаю писать путевой дневник, сидя в тени церкви Иоанна на Опоках на Ярославовом дворище Великого Новгорода. Витя собирает велосипеды и уже обнаружил, что моё переднее колесо «течёт». Так что у меня есть время. Начинаю раскручивать прошедшие события в обратном направлении.
Полчаса назад уехали Миха с Лилькой. Им предстоит длинный путь домой в Монино. Они свои сотни километров проедут за 5-8 часов (в зависимости от того, какой путь окажется возможным), а мы запланированные сотни – за 7-10 дней, а потом тоже вернёмся в Монино, но уже на поезде. Сюда, в Новгород мы отправились вчера в 5.15 утра, но приехали только в 5.30 вечера, опоздав на обусловленную у ворот Новгородского кремля встречу с Элизабет и Стернией на 5,5 часов. В надежде, что они всё-таки не решились ехать дальше одни и остановились в гостинице, мы прождали их до 9 вечера и потом отправились искать место для ночёвки. Грустный вечер закончился чаепитием недалеко от забора дачного кооператива.
Почему так долго ехали? Почему мы с Витей, зазвав Элизабет в Новгород, не оказались в назначенный час там? Что это – стечение обстоятельств, т.е. как говорят «бес попутал» или предначертание судьбы? Кого винить - себя или Миху? Конечно, проще винить Миху. А надо бы себя, и при этом делать выводы. Главный вывод для меня – не иметь с Михой общих дел, т.к. его упрямство, желание обязательно делать по своему, могут не просто сильно расстроить твои планы, но важнее всего, подвести людей, включённых в эти планы.
Наши планы были такие: отвезти Михе бетономешалку, которую он привозил, чтоб Витя мог выполнить свою гигантскую работу - соорудить цементный цокольный этаж задуманного дома, увидеть внуков и с помощью жел.дороги доехать до В.Новгорода, успев к воротам его Кремля к 12час 25 июля. Мы списали расписание поездов в Андреаполе и спокойно докатили бы туда на своих велосипедах. Но не получилось «спокойно докатить» на нашей «Волге» даже до Монино – ручей, пересекающий последний участок дороги, в это дождливое лето превратился в речку с размягчённым дном. Миха на своей «Ниве» бросился нам на помощь, но силёнок у «Нивы» не хватило. Только Влад на тракторе, прервавший свою работу на сенокосе, смог справиться с засосавшей машину глиной. Я к этому времени уже раздала привезённое и устраивалась на ночёвку на втором этаже недостроенного дома. Вторую и третью ночи мы провели в палатке из-за запаха лака, которым мы с Аней покрыли свежезастланный пол и стены.
Алёша меня узнал и довольно быстро мы с ним стали гулять за ручку, а утром и Настя позволила до себе дотрагиваться и брать на колени. Мы гуляли вчетвером по Монинскому «высокогорью», где дети находили себе всякие разные интересы. Четвертой была двухлетняя Маринкина дочка Туся (Натуся - Наташа). Я починила качели и катала их по очереди. А ещё я сидела у песочницы и зашивала дырки на штанах и колготках - бабушка при деле. Когда дети уходили на дневной сон, я шла или лакировать стены нового дома или подбирать высушенное сено. Эта весёлая общая работа никого не оставляет дома – Витя ушёл на луг и после ужина, ему нравилось, что от Анютиного хохота и звона работа очень спорилась. Ушёл, несмотря на то, что я договорилась с Машей посидеть-поговорить.
Чаепитие у Маши состоялось на следующий вечер, но получилось оно безрадостным из-за моего настойчивого желания узнать, что Маша думает о перспективах «Любутки». Влад просто поднялся и ушел, сославшись на больной живот, а Аня и Миха сидели молча. Вчера мы коротко поговорили с Алёной. Она констатировала: «Дома стоят, а дух ушёл». Вот и пыталась я у Маши что-нибудь выведать о «духе». Машин ответ на мои надоедливые вопросы: «Есть желание жить здесь, с этими людьми».
А в субботу 25 июля мы вчетвером (Миха ещё Лильку взял) встали в половине пятого и отправились в путь даже без чая (Аня пошла доить коров). От Хотилиц Миха повернул не вправо на привычную дорогу к Андреаполю, а влево, решив проехать к Новгороду более коротким путём по просёлочным песчаным дорогам, размытым месячным дождём. В одной из проток мы и застряли. Что только не делали: и искали, что можно подложить, и копали траншеи для колёс, и искали трактор в ближайшей деревне. Надежда забрезжила, когда подошёл рейсовый автобус и шофер выразил готовность помочь (у него было даже время на это, т.к. до последних остановок из-за разливов он всё равно не мог доезжать), но вот троса не было, а у нас только однометровый. Теперь мы ходили по деревне в поисках троса… А часы шли, и я наливалась ужасом, что мы не успеем к 12-и в Новгород. Ещё и шофёр добавлял, что выбранная Михой дорога – наихудшая из имеющихся (сильно размывается дождями), что у нас нет выбора – надо возвращаться к асфальтированным и т.д. Вытащил нас попутный трактор, когда Миха с Витей уехали на автобусе на поиски тягача в следующую деревню.
И погнал Миха свою «Ниву» сперва на северо-восток в сторону Кувшинова, а потом на трассу «Москва – Ленинград». Мы с Лилькой, в основном, спали. Она ещё пыталась читать, а я впала в состояние тупого безразличия, и не осталось у меня никакого впечатления от проносившихся городов.
Конечно, надо было мне одной ехать поездом в В.Новгород, чтобы встретить впервые приезжающих в Россию на машине Элизабет и Стернию, раз Витя был нужен Михе для подстраховки (у Михи только иностранные права на вождение). В конце концов, могла б и номер в гостинице снять, хоть это непривычно. У меня ж крутилась в голове мысль, что проезд по просёлочным дорогам нельзя гарантировать, можно застрять. Отогнала, не захотела спорить с Михой. Элизабет, конечно, знает, как трудно Миху переубедить и, хочется думать, простит меня…
Продолжаю записи уже вечером всё того же воскресного дня, 26 июля. Утром мы всё же с удовольствием побродили по городу, начав с Ярославова дворища. Я радостно поздоровалась с моей любимой Параскевой Пятницей. Похоже, что рифлёные столбы ещё больше покосились, но от этого она не перестала быть очень женственной. На старинный Иоанновский собор, бывший одноглавым в прошлый наш приезд (31 год назад), реставраторы поставили ещё четыре, украсив их шлемовидными главами с «ушами». В церкви жён мироносиц выставка «Врубель и восстановленная икона», но вместо выставки мы идем в книжный магазинчик покупать книгу для Элизабет о Новгороде (о новгородских иконах - дорогую!) Заодно покупаем детскую Лильке и «Новгородские сказки и притчи» себе (продавщица только промолвила: «Старо-новгородские…», как я выдохнула: «Ой!» и спросила – «Дорогая?» -«15рублей» - «Витя, Витя!»- вернула я почти ушедшего Витю).
После Ярославова дворища по перекидному мосту (в прошлый наш приезд его не было), вошли в Кремль. Постояли на службе в Софии, хор звучал красиво - Михе очень не хотелось уходить. Лилька попросила крестик и иконку св. Лидии – получила. Фреску Елены и Константина я не искала – не могла мешать молящимся.
Потом Миха долго искал Ане и Маше подарки к дням из рождений среди кулонов с камнями. Выбрал. Дай бог, чтоб им понравились!
Дошли до церкви Власия (я опять млела, на неё глядя). Потом обошли Кремль и по пляжу мимо нового военного памятника подошли к мосту через Волхов. Миха пошёл (и другие за ним) звонить в Германию, а я перешла Волхов и побежала до ц. Спаса Преображения на Ильине улице (кстати, на многих новгородских улицах две таблички: на одной старое название, на другой новое – у этой улицы «1-ого мая»). Я понимала, что у меня не будет времени зайти и посмотреть фрески Феофана Грека, ну хотя бы полюбоваться её абрисом и наружными настенными украшениями. На место встречи вернулась раньше сотоварищей.
После отъезда Михи, мы посмотрели ещё 4 церкви. Я долго вспоминала, что в нашем диафильме я говорила о ц. Фёдора Стратилата, и не вспомнила. Это не лишило меня удовольствия просто разглядывать «живые» (не на слайдах) церкви. У ц. Климента сохранился пейзаж старого города – тропинки, сохнущее бельишко, небольшие дома. В городе ещё много чего можно было смотреть, но мы поехали в Юрьев монастырь (в Москве мы наметили ночевать вместе с Элизабет на берегу Ильмень-озера)
На повороте на дамбу, ведущую к монастырю, стоит классическая новгородская церковь. Кажется, это место городища Предновгорода. Хорошо стоит, значительно. Во двор Юрьева монастыря я, прикрыв волосы кепкой, вошла и прогулялась по аллейкам из роз. А в Георгиевский собор не пошла – не могла вспомнить, что же там смотреть советуют, и три рубля сберегла. Другой собор с восьмиконечными звёздами на пяти куполах стоит в углу монастырского двора, как бы говоря: «Я нарядный, но не главный» - он и вправду поздний. В музей деревянного зодчества идти не настраивались - насмотрелись всего за день. Солнце показывало приближение вечера, и надо было объезжать от В.Новгорода - начинать маршрут, а точнее, выбирать ночёвку на этом маршруте.
Проехав Ермолино, недалеко от места нашей предыдущей ночёвки увидели прекрасную стоянку - Миха ей бы порадовался, ему так хотелось живописного места. Не доехали. А сегодня проехали дальше, т.к. солнце ещё светило. Следующая деревня Люболяды (Витя не сразу научился её имя произносить правильно). Впервые почувствовала неловкость под взглядами пристально, без эмоций и слов, глядящих на меня женщин моего возраста. Что они про меня думают? И почему это мне не всё равно? Когда ж я перестану комплексовать? Наверное, и вправду «горбатого могила исправит».
Ночевку нашли не сразу. Полевая дорога к лесу нас не повела, а когда мы через густой травостой к нему пробились, там не нашлось сухого места. Зато на следующем поле у дороги стояли кучкой дуб, сосна и несколько осин. К дубу мы привязались и прекрасно переночевали.
27 июля, понедельник.
Выходим в 8.20. Солнечно. Разноцветье. Тоненькие стебельки с метёлочками (не знаю название этой травы) создают «дымку», делая пейзаж акварельным. В тех местах, где цветов не слишком много, а тоненьких травинок наоборот много, луг как некошеный. А полей вовсе нет. Деревни новгородские богатыми не выглядят, хотя встречаются красивые в прошлом дома (запишу про дом с украшением под руст, с деревянной резьбой на фронтоне в деревне Весёлая горка). Непривычным, но вполне разумным мне представляется строй домов, не вдоль дороги, а поперёк. Довольно много так построенных деревень.
В Ленинградской области деревни побогаче, и наконец-то пошли поля. Земли песчаные, воды меньше – можно подумать, что Ленинградская область отделила от себя самые болотистые земли для Новгородской. Хотя историки говорят, что именно болота долго спасали новгородцев от московских и татарских длинных рук. Наверное, прибалты давно б осушили большинство болот для использования земли по её назначению, будь они тут хозяевами, а наша Новгородская область продолжает жить на дотацию. Правда, Витя говорит, что она просила статус «свободной экономической зоны», но что-то не сложилось.
К сожалению, асфальта в этот день было мало. Даже дорога «Луга-Мга» была для нас заасфальтирована не больше, чем на 20км. Правда, все дороги, по которым мы ехали, были на карте красные, т.е. с гравийным покрытием. Забавно, что деревенские улицы асфальтированы, а дороги между деревнями – камень и пыль. Просёлочная дорога, на которой мало машин, хороша тем, что можно ехать рядом и разговаривать. Мы говорили о Монино и монинцах, о том, как я нечутка к собеседникам – заставила Машу отвечать на обрыдлый им вопрос - о будущем «Любутки». Потому Влад и сказал: «Разговор получается какой-то официальный», правда, уходя, он ещё сослался на боли в животе (возможно, от сенокосных волнений открылась его язва). Аня тоже сказала, что разговор такой ни к чему. Потом перешли на другие темы: о крестьянстве, о сохранении обычаев. Но мне пессимизм не мил…
При выезде из деревни Апраксин бор асфальт не кончился. Крутить бы и крутить, но уже устали и свернули к озеру. О нём рассказал житель Апраксина бора, у которого Витя брал воду. Оно в сосновом бору. Вход в воду с той стороны, где мы остановились, в зелёной тине, но берег зато безлюдный. А с другой стороны подъезжали и уезжали машины и звенели над озером голоса купающихся. Мы же наслаждались одиночеством. Пока Витя купался, я бродила вокруг, собирая мелкие дровишки. Сыроежки ещё не брала. В другие вечера наш туристский кулеш был с грибами.
28 июля, вторник. Красивая дорога до Любани вся заасфальтирована. В Любани пересекаем вместе с нашей дорогой трассу «Москва-Ленинград». Потом её теряем, зато находим церковь Петра и Павла, построенную после окончания строительства Николаевской дороги её главным строителем Павлом Мельниковым. Церковь построена во имя «начальствовавших, строивших, работавших и погибших». Ниже на доске цитата из Н.Некрасова и наконец, сообщается, что и сейчас в ней производится служба в честь «начальствующих, работающих и ездящих по этой дороге». Мы посчитали, что нам повезло её увидеть.
Находим снова свою дорогу и неожиданно этим же вечером доезжаем до Шлиссельбурга. Но перед этим был рабочий Кировск, где Вите вдруг захотелось пива, мороженного и фруктов. Всё исполнили – попировали. Теперь до каждого городка дотянулись «щупальцы» кооперативных торговых сетей и стоят в 50метрах одна от другой палатки с 2-х рублёвыми и 2,5-ой рублёвыми арбузами. Красота!
Кировск строился вместе с гидростанцией (недаром Ленин, указывает на Неву). Мы ему помахали и покатили дальше. Нева здесь широкая, как в Ленинграде, но деревенская. А увидев, как она вытекает из Ладоги, как бы втягивая его воду, я осознала, что река он всё же особенная.
Бывшая Петрокрепость (после войны Шлиссельбург) протянулась неширокой лентой вдоль левого берега Невы. Много мостков - никаких изысков. Пароходы на Валаам отсюда никогда не уходили, только из Ленинграда. Так что и в этот раз не удастся нам увидеть Валаам. Позже, сидя на пристани «Орешка», увидели один такой красавец, близко подошедший к берегу то ли из-за фарватера, то ли чтоб пассажирам лучше было рассматривать крепость Орешек. Куда он шёл, написано на нём, понятно, не было, но пассажиры, весело махавшие нам со всех палуб, выглядели туристами.
В этот вечер в поисках стоянки на Ладоге мы долго шли по берегу, любуясь романтическими развалинами крепости. Три реставрированные башни даже увеличивали романтичность, позволяя по привычке дорисовывать в воображении, что здесь было в лучшие для крепости времена. В какой-то момент мы узнали, что выхода к озеру нет – канал протянулся до самой Свири и нам его не обойти. Поскольку Витя выбирал стоянку, я терпеливо сносила наши хождения туда-сюда в поисках лодки для переправы, в поисках питьевой воды (не из каждого крана можно было брать для питья). Было время подмечать и уносить в своей памяти элементы жизни маленького городка: стайку подростков, собравшихся на толковище около заснувшей до утра переправы, троих молодых кавказцев с цветами и пивом в приподнято-романтическом настроении, свернувших к санэпидстанционным девушкам, юношу и девушку, погружённых в потоки взаимных чувств, и встречного юношу, свернувшего с дороги, чтобы их не смущать. А потом была крепкая молодая женщина Вера, муж которой косил за каналом, и к которому она на своей лодке ехала. Перевезя нас, она с удовольствием взяла 5-ирублёвую монету. Утром она честно выходила на берег в назначенное время, но нас не было – мы проспали и прособирались. Я подошла в назначенное место на 20 мин. позже, Витя ещё через 10 мин. Но этот день я опишу позже.
А пока вечер. Ладога в 20-и метрах, к которой по проходу в камышах, Витя идёт купаться (мелко, поплавать не получилось). Мне же от ветра холодно, от комаров неуютно. А Витя получил то, что хотел. Мне ж снова и снова вспоминался тот обрыв, на котором я предлагала расположиться на обед (время было обеденным), а Витя не согласился: «Слишком романтично». Обиженная, я лихорадочно закрутила педалями и промчалась километров десять, пока не свалилось моё седло. Закрутить его у меня не хватило сил. Докручивал догнавший меня Витя. Помирились, конечно, но горечь несправедливой обиды не ушла, а опустилась в глубины памяти, и я больше не предлагаю и не ищу мест для обеда и ночёвок.
29 июля, среда. С утра дождь. Пережидаем-дремлем. В перерыв между приступами дождя выползли собираться. Ну а потом, как я уже писала, случилось наше опоздание… Я ощущала его как свой второй крупный прокол за эту поездку: не поехала поездом в Новгород встречать Элизабет и сейчас не настояла прийти вовремя к месту встречи с Верой (Витя уговаривал не спешить). Я чувствовала себя изменщицей по отношению к собственной пунктуальности. Только через час с лишим нас перевёз через канал крепкий мужичок Николай. Он собрался на озеро рыбачить, но, тем не менее, пожалел нас и сделал даже две ходки, перевезя сперва Витю с велосипедом, а потом меня. Всё время нашей маяты на другом берегу сидел пожилой рыболов. Когда мы начали просить Николая, он подал свой голос – просьбу. Узнав, что Николай едет рыбачить на Ладогу, я спросила: «Зачем на Ладогу? Вон человек в канале рыбачит » и получила ответ: «Человек отдыхает, а мне работать надо!» Когда я благодарила рыболова, за то, что добавил свою просьбу к нашей, и восхищалась Николаем, тот сказал: «У нас все хорошие» (кстати, именно он сказал нам, что Вера выходила и ждала нас). И я почему-то поверила и за 1,5час, что мы провели в городе горожане не дали повода в этом усомниться: и прохожие, и продавцы, и человек, потерявший недавно жену моего возраста и пассажиры катера, повёзшего нас в крепость «Орешек» – все разговаривали с нами удивительно доброжелательно.
На катере из афиши узнали, что в городе есть музей. Почему мы даже не подумали о музее? Афиша, правда, гласила, что в музее сейчас выставка, посвященная крепости, но что-то ведь и другое было. В самой крепости Витя увидел, как угощали участников выставки, прямо «в тюряге», как сообщил один мальчишка другому, зовя успеть угоститься. Действительно, в зале, где развёрнута экспозиция о сановитых узниках, был поставлен угощальный стол с шампанским и всем, что к нему полагалось. Участники выставки прошли мимо меня с такой самозначимостью на лицах, что я сперва удивилась, потом порадовалась, что мне никогда не надо было надевать на себя маску значимой фигуры.
Крепость кажется пустынной. В центре разрушенная церковь и памятник погибшим в последнюю войну. Как-то видела я по телевизору озвученный (только музыкой) короткий фильм, где лишь эта церковь и этот памятник в красных языках пламени (света). Не пошёл мне этот фильм, хотя вот запомнила. К церкви я так и не подошла.
Я вошла (Витя чуть позже) в двухэтажное здание, где содержались народовольцы. Оно невелико, камеры-одиночки. Поначалу узникам и читать-писать не разрешено было, а потом они даже грядки обихаживали. Место для тех было между корпусом и стеной, тёмное. Но что-то вырастало… Может, Вера Фигнер в своих книгах (Витя их читал) и вспоминает об этом огороде. Много еврейских фамилий на табличках. В этом народе столько подавляемой веками энергии – вот и выплёскивается когда возможно.
У каждой камеры портреты известных сидельцев. Н.Морозов тоже здесь сидел, долго. Не просто сидел – науку двигал. На правом берегу Неву есть посёлок вокруг химзавода им. Н.Морозова.
В небольшом внутреннем дворе, в одной из стен которого старая тюрьма с портретами высокопоставленных когда-то сидельцев, расстрельная стена с именами расстрелянных и повешенных. Среди них Александр Ульянов, и есть его барельеф. На другой стене поляки повесили мемориальную доску своим землякам с торжественным стихом.
За стеной крепости памятник расстрелянным революционерам – экстремистам. У меня уже давно пропало желание восхищаться экстремистами. Я бы и в народовольческую тюрьму не попала, если бы входящая сотрудница меня буквально не зазвала. Она сообщила мне, что здесь сидели люди, которые за народ в отличие от нынешних. Да, ей нужно самооправдание, что она стережёт память достойных людей, боровшихся за нужды народа. Увидев, что её слова не вызвали у меня восторга, она сбавила тон и потом вовсе замолчала.
Вот так и ходила я по Шлиссельбургской тюрьме, по нашей истории, не умея восхититься ни Петром, который эту крепость отнял у шведов, ни его репрессированными сановными потомками, ни разночинцами с дворянами, позволяющими себе «кровь за кровь». Может в этом проявление моего старения, и моя память, теряя светлое, сохраняет только тёмное в истории нашей страны. А саму крепость заложили новгородцы, чтоб держать окрестное население в повиновении, дань с них собирать. Такова жизнь. Надо её и принимать такой.
Попрощались с «Орешком» - Шлиссельбургской тюрьмой и поплыли в сторону посёлка им. Н.Морозова. На катере успели принять восхищения от пенсионера в летах и пары немолодых туристов (одного из них чисто-чисто выбритого я на другой день встретила в Петропавловской крепости, а он, оказывается, видел нас на Невском).
Путь наш сегодня на Всеволожск, откуда мы планировали объехать Ленинград с севера и выехать на море. Но карта у нас старая, из тех, на которых намеренно смещены географические объекты. Из неё мы не могли понять, что Всеволожск стоит на границе с Ленинградом и другого пути, кроме как по Невскому, у нас нет. Это мы узнали уже при въезде во Всеволожск, проехавшись по новому, напряжённому машинами, велосипедистами, грибниками шоссе. Когда мы у голосующего машину молодого человека попытались получить совет по интересующему нас маршруту, он обомлел от нашей карты и только недоумённо крутил её в руках. На наше счастье подъехала на велосипеде молодо выглядящая, спортивная женщина, как мы потом узнали, ориентировщица, Галина Николаевна. Её заинтересовал мой велорюкзак. И всё - мы попали в заботливые руки.
Галина Н. завела нас в свою квартиру, показала настоящую карту Ленинградской области и потом подарила её. Мы в ответ - новгородскую, которая, правда, начала на сгибах лохматиться, но она с мужем и старшим сыном готовили велосипеды для поездки именно в Новгородскую область. У Галины Н. два сына. Младший – домашний, что её очень удивляет. Сама она домохозяйка поневоле. Но вместе с ненужной работой ушла и былая устроенность – они с мужем объездили всю страну, когда имели возможность участвовать в соревнованиях по ориентированию. И открывшейся сейчас возможностью выезжать на соревнования за границу СССР, которую использует наша Галя Потрахова, они воспользоваться не могут. Наша Галя П. продолжает трудиться на том же закрытом предприятии, а муж Галины Н. в положении волка, которого ноги кормят… Учились и работали они в Ленинграде, живя, по сути, в спальном районе, в лесу, недалеко от двух водохранилищ, которые раньше были резервуарами питьевой воды, а сейчас в них разрешено купаться, что мы и сделали, поставив палатку на самом берегу одного из них.
Заботливая Галина Н. позже здесь нас и нашла. Она вспомнила, что не сделала для нас крок проезда по Ленинграду – нарисовала и принесла. Заодно искупалась (около нас оказался удобный вход по плите). Мы этим кроком так и не воспользовались, но были ей благодарны и за заботы и за рассказы. Так она рассказала, что её мама изгоняла из родных мест финнов – так что она участница исторических событий. Потом Галина Н. пожаловалась, что общения с роднёй у неё редкие и потому она очень ценит встречи с братьями-туристами. Витя попросил, и она подарила нам кусочек «шкурки» (наша выпала по дороге, я даже видела её в машине, но решила, что она Михина), а Витя поделился (наглядно) своим опытом быстрого заклеивания велокамер. Вот так нам повезло!
30 июля, четверг. Сегодня день рождения Ани и Алёши. Радостно ли они праздновали? У нас этот день был днём Ленинграда и Кронштадта. Мы ехали в Ленинград по «дороге жизни», уставленной памятниками погибшим. Молодые лица погибших офицеров смотрят с портретов на намогильных плитах, солдаты списками…Отдельные каменные страницы из дневника-хроники блокадницы Тани…
До Ленинграда от ночёвки доехали минут через 40 и долго по нему катили, пока не переехали мост и не оказались на Невском проспекте. Сразу за мостом Александровская лавра, которую мы издали не узнали. Вошли, но повторять экскурсию, состоявшую более 20 лет назад, не захотелось – не пошли в некрополь. Пока Витя проверял и менял фотоплёнку, я дошла до собора и постояла немного в нём. По дороге встретила поразившую меня красавицу в чёрном (ну прямо «кровь с молоком»), весело напевающую какой-то церковный мотив. В Америке поразившее нас радостное пение негритянского хора мы слушали внутри храма, а у нас хоть вне храма довелось услышать. Почему-то запомнилась группка из трёх молодых женщин и ковыляющего от них двухлетнего мальчонки. Женщины терпеливо ждали, когда он вернётся.
Отъехав от Лавры, устроили перекус на ступеньках школы. Татарин с православным крестом и палкой собирал под деревьями шампиньоны. Мне даже захотелось поучиться. Он не стал ничего скрывать и показал надломы почвы, под которыми росли шампиньоны. «Говорят, что в городе собирать нельзя. Но дети просят: «Давай, папа, грибов». Они такие вкусные, если их пожарить с салом». Татарин-крест-сало-грибы на Невском проспекте… Невероятно, не классически, но это было.
Катим по Невскому в плотном потоке машин, так что «осматривать окрестности» почти не получается, и может потому мой поверхностный взгляд никакого обнищания фасадов не увидел (СМИ пугали), а вот стройки увидел. Останавливаемся у книжного, просто по старой привычке. Витя туда входит, а потом отправляет меня смотреть понравившуюся ему карту С.-Петербурга (город уже 6 лет так именуется, а мне легче говорить «Ленинград»). Но я её не увидела.
Ещё мне захотелось поздороваться с Медным всадником. Всё также стоит конь на своём хвосте и также пустынно вокруг него. Потом мы заехали в Петропавловскую крепость. Пройти почтительно мимо перезахоронённых в Петропавловском соборе Романовых мне не удалось из-за очереди в кассу, а Витя и не хотел. Не судьба. А может я пожалела Витю, которому пришлось бы меня долго ждать? А так мы безо всяких обид начали выезд из города. Вот тут я впервые осознала градостроительную мощь С.-Петербурга. В этой части он совершенно европейский крупный город: малюсенькие площади на перекрёстках, срезанные углы перекрёсточных домов с украшениями, разнообразие сплошной стеной стоящих 4-6-иэтажных домов, довольно узкие улицы – и мы Европа (по фасаду).
Наша цель сегодня – Кронштадт. 20-икилометровая дамба и открытость делают теперь возможным знакомство с городом и «диким туристам». В наш прошлый приезд (в 1976г.) мы видели его только с моря, да потоптались по пристани, без права выходить за её пределы. А теперь мы свободно въехали на дамбу со стороны её северного конца, и нас ни разу не остановили.
Дамба, предназначенная для спасения Петербурга от наводнений порой даже широка там, где она опирается на искусственные острова. На одном из них остатки старого форта, но мы проехали мимо, оставив его на обратную дорогу. Дамба строится 20 лет и делает своё дело – защищает Ленинград от временами возникающего в месте встречи Гольфстрима с ледовыми водами Арктики (вблизи Исландии) вспучивания океана, которое в виде гигантских волн гонят холодные ветры в Балтийское море и загоняют в узкий и мелкий Финский залив. Дамба - артерия жизни для кронштадтцев – автобусов много и они заполнены. Вода со стороны моря чистейшая (утром Витя купался, я умывалась).
В Кронштадт въехали уже поздно. Я очень устала и мало чем могла заинтересоваться. Мне было непонятно, почему мы, вроде бы никуда не спешащие не можем отложить знакомство с городом на утро, а должны это делать сейчас, уставшие и на закате, неподходящем для фотоплёнки. Пришлось «набрать в рот воды». Объяснение пришло потом. Витя хотел как можно быстрей свернуть – закончить «мой поход». Ему больше не нужны велопоходы – он строит дом, и этой физической и умственной нагрузки ему достаточно. Диафильмы мы не делаем - так что поездки для него потеряли смысл. А мне всё ещё хочется туристского разнообразия и неожиданностей, мне хочется продолжать чувствовать себя способной к дороге дальней. Господи, и это в нашей благополучной семье такое колебание желаний, такое несоответствие! За счёт чего другие семьи выживают?
Кронштадт я смотрела через дымку своей усталости и обиды на Витю. Но всё же огромный, нарядный, с якорями на голубом куполе Морской собор, стоящий на великолепно выложенной центральной площади, запомнился. И памятник Макарову запомнился. У ног Макарова выбито: «Помни войну». Интересно, из какого это контекста? Есть памятники Попову (здесь преподавал) и исследователю Новой земли (не записала, не запомнила, надеюсь, фотоплёнка сохранила). Огромный, по-юношески лёгкий Пётр I в портовом сквере стоит. Старички-корабли заполнили порт. Ещё одна достопримечательность – старинный подвесной мост, перекинутый через глубочайший овраг, отделяющий город от пристани. Приходская церковь на центральной улице в полуразрушенном состоянии. Крепкие ещё дома не подновлены и выглядят нищими. Группа матросов, гуляющая по городу под присмотром офицеров, напомнила, что у нас есть ещё военный флот.
В десятом часу мы «легли на обратный путь» и в 10.05 остановились на ночёвку на дамбе, да и то, наверное, потому, что у меня непрерывно спускало колесо и второй раз упала педаль. Я уже устала сердиться и начала радоваться морю и ночёвке. Ночью был дождь, но нам под тентом он не страшен.
31 июля, пятница. Витя купался под утренним солнцем в холодной воде, а я только за него радовалась да пыталась понять чайку – она долго летала у нашего берега и кричала-кричала. Встали в 7час., а выехали окончательно только в 11.30. Сначала Витя приводил в порядок мой велосипед, а потом и свой.
Вернулись «на материк» и поехали вдоль моря на север. Перекусывали на скамейке у строителей огромной дачи, хозяин которой предприниматель - депутат отхватил изрядный кусок берега и «накопил» денег на иностранные стройматериалы.
Начался дождь, и Витя, не имеющий нормального плаща, изрядно вымок. Может, из-за дождя не хотелось сворачивать к Ленинскому «шалашу» в Разливе. Дождь стих и повторился, а третий приступ, последний, самый-самый, мы видели из окон музея-усадьбы Репина «Пенаты». Детям Репина, Вере и Юрию, жившим здесь после смерти художника (в 1930г.), пришлось срочно эвакуироваться в начале Финской войны в Хельсинки, но они взяли с собой то, что отец им отписал. После начала ВОВ какие-то мемориальные вещи были вывезены в Академию художеств, а главное, сохранился список вещей, который не поленились составить дети. В 1944году на месте дома и всех садовых построек были только обгоревшие фундаменты да остовы печей. Почти 20 лет понадобилось, чтоб начать и кончить восстановление дома и наполнить его экспонатами. Музей открыли в 1962г.
Сейчас двухэтажный, удобный для жизни и работы, со стеклянными верандами вверху и внизу, особняк наполнен голосами экскурсоводов (в каждой комнате своя «включалка»). Тексты начитаны не усыпляющими гидовскими голосами, а вполне живыми, ведущими рассказы о быте, застольях, о друзьях, семье, работе. Поразительно различаются автопортреты Репина: во время гражданской войны и незадолго до смерти, когда Финляндия, отделившаяся в 1918г. от голодающей и продолжающей воевать со своим народом России, помогла своим жителям наладить жизнь (а посёлок Куоккала был финским и земля была финской, это сейчас землю эту прихватила Россия и посёлок переименовала в Репино). Так, на первом портрете Репин - убогий старичок, а на втором - энергичный пожилой мужчина (он умер в возрасте 86лет).
Увидели мы портрет второй жены Натальи Норман– писательницы, хозяйки, неумолимой вегетарианки, красавицы, умершей в 1914г. от туберкулёза, портреты детей (их четверо), на ком природе полагается отдыхать (но я не знаю, как они распорядились своими жизнями), много маленьких скульптур друзей дома, любимое кресло, диван для тех, с кого писались портреты, белая бурка, повешенная так, как она свисает с плеч запорожца на картине. Мастерская, занимающая большую часть второго этажа, хорошо освещена и очень приспособлена к работе. И вся в картинах. Я не буду все картины записывать- описывать. Среди них много подарков Репину. Оставлю напоминание себе только о портрете любимой (запечатлённой ленивой) дочери. К.Чуковский, когда поселился рядом с «Пенатами», почти каждый день приходил к Илье Ефимовичу, и оставил такую о том память: «… тружеником он был беспримерным и даже немного стыдился той страсти к работе, которая заставляла его от рассвета до сумерек, не бросая кистей, отдавать все силы огромным полотнам, обступившим его в мастерской (он работал над несколькими картинами сразу)». Репин стал мне ближе. Я обязательно прочту его книгу воспоминаний и Чуковского о нём (так и не дотянулись руки - Л.Т., 2015).
Мы ещё побродили по саду, но ничто из увиденного не запало в душу. А потом сели на велосипеды и выехали к морю, солнцу и ветру. Ветер нагнал гниющие водоросли, но Витя всё равно купался, а я сидела на лавке за большим столом, сушила вещи и насматривалась на море. Перекусили и покрутили по курортной дороге, мимо редких курортных посёлков, вдоль, в основном, не видного берега, на север.
Чтоб подойти к морю от намеченной точки окончания сегодняшнего пути, пришлось спускаться по круче и идти по грязи. Но эти мелкие неприятности были вознаграждены экзотическим местом ночёвки, где мало того, что были грибы, был ещё и куст со спелым крыжовником. Такое впечатление, что археологи легко нашли бы здесь (под мягкой травой) остатки человеческого жилья, а мы только куст крыжовника. Ближе к берегу было и нестарое кострище. И нам стало даже неловко, что мы его заняли, когда увидели папу с двумя детками, направляющегося явно сюда, но свернувшего. У них костёр задымил быстро, а мы с трудом нашли сухие ветки. Но к ночи ближе были у нас и каша с грибами и компот из крыжовника с малиной.
01 августа, суббота. Витя, конечно купался. Море чистое. Солнце. Сушим палатку и уходим вверх в 11час. Через полчаса дорога выкатила на берег моря. Тут уж и я купаюсь. Подъезжает к нам на велосипеде приветливый парень. Он оставил машину где-то неподалёку и объезжает окрестности на своём красивом велосипеде. От него узнали, что такой велосипед трудно самому ремонтировать, и порадовались, что с нашими Витя сам справляется.
И опять не слишком долгий переезд до следующего купания. Веришь солнцу и лезешь в воду, несмотря на то, что знаешь про водяной холод, нет, точнее, прохладу. Устроили себе черничную объедаловку, совмещённую с обедом.
После обеда въехали в зону Линии Маннергейма, начинающуюся от посёлка Койвисто, которому после ВОВ сменили название на Приморск. Вот в этот, опустевший от финнов посёлок и приехала по зову вербовщиков девчонкой нынешняя Анна Тимофеевна - наш кратковременный гид. «Сколько здесь было военных!» - до сих пор восхищается Анна Т. Вышла замуж, родила двух сыновей и дочку. Один сын недавно женился, мальчонка у них родился, живут за стеной. Уж не этого ли мальчонку, сидящего на горшке, мы с Витей видели, проходя мимо одного из дворов? Анна Т. продолжала рассказывать теперь про финнов, которые сюда приезжают: кто увидеть свой городок или даже свой дом, кто на церковь полюбоваться. Красивая она. Действительно, про Лютеранскую церковь в Койвисто справочники говорят, что она построена в 1904г, определяя её стиль – неоготика с элементами северного модерна. От себя могу сказать, что нам понравились оба её фасада и нарядная колокольня. Недалеко от церкви недавно финны поставили памятник (в виде ладьи) с крестом святому, приплывшему сюда на камне, чтоб обращать их в христиан (не помню, увидела ли я его, даже найдя на фото в интернете, не вспомнила, и легенды про приплывшего к финнам проповедника, не нашла - Л.Т., 2015). Внутри церкви кинозал и музыкальная школа. Анна Т. на околоцерковной площади пасёт свою корову и получает подарки от приезжих туристов. Жизнью довольна. Она показала нам колодец, откуда Витя набрал воды для ужина.
Я, проезжая по посёлку, всё высматривала финские домики, какие знаю с детства. Витя надо мной посмеивался. Но это не мешало мне чувствовать, что мы едем по финской земле, что лютеранский собор ждёт своих прихожан и их потомков и когда-нибудь дождётся.
02 августа, воскресенье. Выборг близко и ветер в спину. Останавливались дважды: у финского верстового столба и у большущего, собранного из стальных листов, клёпками соединённых, помещения типа ангара. Среди достопримечательностей значатся «развалины финского полевого госпиталя». Госпиталь из металлических листов? Такое может быть? Даже если внутри было утепление, всё равно невозможно представить, чтобы финны зимой 39-40гг здесь держали своих раненных. Порешили окончательно, что это помещение складское.
Доехали до вокзала в Выборге за 1час 40мин. Утренний поезд уже ушёл, и мы получили возможность поздороваться с Выборгом, вспомнить его и отпраздновать конец нашего маленького велопохода в прибазарном кафе (кофе, котлета в тесте, да ещё и с соусом). С прошлого нашего приезда в Выборге не разучились печь вкуснющий хлеб. Мы купил на дорогу хлеб и плюшку в том же магазинчике. Конфет на базаре купили. Ну, конечно, покрутились по центру, радуясь, что разрушений не видно и даже мост дополнительный строится через залив. И часы на часовой башне ожили, и брусчатка мостовой крепкая. И, наконец, крепость в порядке.
Базарный день. Женщины предлагают приехавшим финнам свой товар на финском языке. Бабуля, еле бредущая к базару с двумя парами связанных шерстяных носок.
Уезжаем на электричке 13.10. Наш последний вагон так и не заполнился пассажирами, так что велосипеды им не слишком мешали. Приятный крутёж по солнечному Ленинграду от Финского вокзала до Московского (особенно по набережной Невы). В километре от Крестов стоит дом сенатора Теплова, проданный им Безбородко в смутное время екатерининского переворота. Сторож, называющий себя шутливо «дворецким», мог бы, наверное, ещё долго и много рассказывать про эти и окрестные места. Но любитель истории Витя почему-то сердился и хотел ехать. От «дворецкого» я узнала про шведскую крепость при впадении Охты в Неву (нам это место было по пути), про минеральный источник за дворцом, про 29 львов, выстроившихся в виде забора, и причал, где раньше были пушки, а теперь четыре маленьких сфинкса. А раньше в честь прибывших гостей в пушки палили.
На вокзал приехали в 5час. Наш поезд в 8час. Чтоб скрасить ожидание, прокатились по Невскому до закрытого книжного магазина, потом к Михайловскому замку и посидели на Марсовое поле.
03 августа, понедельник. Рано утром приехали в Мартисово и пешком по грязной дороге побрели в Монино. Я дала себе слово кротко сносить этот путь и смело ступила в грязь. А ведь можно было из Андреаполя по хорошей грунтовке доехать, и не корячиться сейчас, вытягивая из грязи велосипеды. Но ведь терпит Витя, что ему, выполняя моё желание, приходится отправляться в велопоход, и мне в благодарность за это надо кротко сносит все его капризы. Когда-нибудь научусь.
При подходе к Монино встретили Миху за рулём, Аню рядом. Миха вёз её на ренген повреждённой руки. Первые Анины слова, которые я до сих пор с благодарностью вспоминаю: «А ты похудела». Не жалко ей… Потом встретили Элизабет с детками. Радостные объятия с Элизабет (детки прячутся за неё). На подходе перед встречей увидели, как Элизабет забавно смыла грязь с Настиных ножек – она просто приподняла её и опустила ножки в сандалиях в лужу, а та подрыгала ими как лягушка.
Потом я сушилась и спала. Перелома у Ани, к счастью, не обнаружили, но гипс наложили. А через несколько дней мы увезли «неработницу» с внуками на нашу дачу, где Галя очень хорошо её встретила, хотя понимала, что совместить шумных монинцев с много и чутко спящим почти годовалым Антошей будет не просто.
Элизабет, слава богу, легко согласилась на то, что мы увезём внуков, объяснив, что бывает с ними много зимой, а сейчас Миха очень устает и строить и за детьми присматривать. Здоровье сына, или собственное удовольствие от возни с внуками – Элизабет выбрала первое. Да и Ане несладко быть в глазах Элизабет беспомощной (из-за руки) и вообще плохой хозяйкой. Я-то, увидев после возвращения неубранный дом, как говорится, подоткнула юбку и начала уборку и мытьё. Элизабет на это не решалась.
Общения у нас с ней было мало. Мой немецкий плох и я не затевала разговоры. Застольев, можно считать, что не было, за исключением первого вечера, когда мы обменялись подарками, получив от Элизабет книги о немецких ДОМах и ещё одного художника, а также любекские конфеты, и подарив ей книги, купленные в В.Новгороде. Элизабет жила на втором этаже строящегося дома, преобразовав детскую комнату во взрослую. Мы ночевали внизу, ничего не переустраивая и мучаясь на узкой кровати. И вот, когда мы внизу конопатили стены, а Элизабет пришла с улицы и начала подниматься по лестнице, Витя остановил её для разговора. Неожиданно заданная им тема о Штайнере и антропософии зазвучала. Мы почему-то понимали Элизабет, она понимала нас. И мы узнали, что антропософия для неё важна тем, что она теперь знает, куда денется её душа – уйдёт, чтобы вернуться и войти во вновь родившегося ребёнка. Мы же уже давно верим (не зная ничего про душу, не чувствуя её), что дух каждого из нас останется в детях, друзьях, знакомых, в общем, в этом мире.
Конечно, я не чувствую себя свободно в обществе Элизабет. Вроде и установлено теоретически единство взглядов по многим вопросам, но беспокоит, что в отдельном, конкретном вопросе мы можем по-разному чувствовать и понимать и от того разойдёмся. Трудно навязываться в собеседники, к тому же плохие из-за слабости в немецком. Вот и разъехались по своим домам. Наверное, у всех осталось недоумение – почему так мало рвались поговорить. Ну что поделаешь… Будем надеяться, что отношения наши не прервутся и будут даже более близкими, чем с другими свахами. До новой встречи, Элизабет!
