202. Часть IV. Фергана. 1976г

203. Увидев 10 лет назад долины Зеравшана и Хорезма, на этот раз для главной встречи со Средней Азией мы выбрали Ферганскую долину - самый древний и большой оазис трех народов сразу: киргизов на горах, узбеков в котловане, таджиков у ее горла.

204. Поля, селенья, снова селенья, сады и виноградники, и хлопок, хлопок, хлопок! Труд, труд, работа из года в год, из века в век. Тысячелетья...

205. В цепи тяньшанских и памирских гор Фергана - второе понижение после Иссык-куля, но заполненное не морской водой, а бесплодным без воды песком.

206. Вода здесь, в общем, есть, и не только с ближайших гор; но и от Сыр-Дарьи.

207. В прошлый раз мы видели Аму-Дарью, а в этот - познакомились с Сыр-Дарьей. Могучая река, водное изобилие. А выше по течению - изобилие безводной Ферганской пустыни. Для ее освоений не хватает лишь техники и человеческих рук. Даже на эту небольшую и густонаселенную долину - не хватает рук!

208. Близлежащие плоскогорья кажутся пустыней, но это не так. Здесь весной выпадают дожди и сеют хлеб

209. и, конечно, пасут скот. И не только.

210. Идет добыча угля, руд, нефти, перерабатывают ее на химию... Фергана - это целый отдельный мир и может жить самостоятельно, как это и было раньше.

211. Однако, сейчас в Фергане главное - хлопок. Пахтакор! Монокультура! Госпожа и владычица ферганцев.

Сентябрь - начало уборки, и везде мы видели склоненные в полях фигуры.

212. Заботливо поливаемые и подрыхляемые летом кусты хлопчатника нежно расцветают, и к осени его цветы оборачиваются ватными

213. коробочками семян. Ловкие пальцы разворачивают коробочку и срывают свою белую добычу.

214. И так куст за кустом, межу за межой, гектар за гектаром, быстрее и быстрее, одной, нет, двумя, тремя руками, зубами.

215. Пока не придет автомашина, чтоб каждый сдал свой сбор и мог разогнуться малость. Колхозники, студенты, школьники, рабочие, служащие. С середины сентября вся Фергана на поле.

216. Мы надеялись увидеть, как работают комбайны. Но говорят, им еще рано. Капризны и прихотливы, не то, что дешевые руки.

217. И было даже стыдно глядеть на согнутые спины из окна автобуса, как будто то были рабы на обозреваемых туристами плантациях. Приходилось повторять себе - мы же в отпуске, домой вернемся - пошлют на картошку...

218. Везет нас автобус по Фергане. Тонко ухмыляется интеллигентный шофер: «Желаете увидеть басмаческий город Коканд - пожалуйста, покажу!» И усмехается над его головой Сталин в генеральской форме...

219. Крутит дорога меж полей и селений. Остановки делаем лишь в крупных городах, которых здесь так много, что они порой сливаются в один.

220. Это - Маргелан, родина знаменитого Бабура, первого из индийских императоров - Великих Моголов. Старорежимный город. 1976 год - мимо проходят две женщины в глухих темных чадрах, однако, заснять в упор я не решился.

221. Истратил кадр на чайхану. С 66-го года вид чайханной публики, конечно, изменился. Халатов и чалмы стало меньше, чем пиджаков и мундиров. Однако, чай пока пьют.

222. И снова мелькают придорожные кусты, дома и люди.

С Востока на Запад и с Севера на Юг. Мы посетили два райцентра, два областных города и, наконец, Коканд.

223Узген

В древнюю столицу Караханидского государства, а ныне

224. районный центр Узген мы попали поздним вечером, в проливной дождь. И потому вместо палатки ночевали в закрытой гостинице.

225. Утро было неприветливым. Где-то внизу бежит Кара-Дарья. А земля пучится остатками древних жилищ, могил, размытых укреплений, давая лишь зацепку глазу, лишь повод разгуляться воображению о некогда грозной крепости на великом шелковом пути из Китая в Европу.

226. Дожило до нас немногое: минарет, да три мавзолея. Украшены они вязью кирпича не хуже древних мавзолеев

227. Саманидов или хорезм-шахов.

223. Конечно - это провинциальная культура. Ведь Узген был столицей небольшого государства и недолго.

229. Но в том-то и соль, что искусство везде искусство. И в провинциальной глуши оно может стать иной раз плодотворнее мировых столиц.

230. Небогат прошлым современный Узген, но мы не пожалели, что сделали сюда крюк.

231Ура-Тюбе

«Древней его только Шахристан» - так отрекомендовал нам город зав. народным (т.е. бесплатным) музеем.

232. Зав. утверждал, что эти холмы над городом тоже суть древние крепости, но ничего стоящего мы там не нашли, только вытоптанные, выжженные плеши.

233. А вот это - раскопки в Шахристане. Но и здесь, кроме ям, мы ничего не увидели.

234. Конечно, это не Крым, не Греция с культурой тесаного камня, а Азия с необожженным кирпичом и глинобитными стенами. Все рушится и разрушается. Здесь жизнь уходит быстро в землю, сметая за собой следы.

235. И кажется, что все холмы сложены из глины старых построек. Череда людей берет ее и строит из нее, чтоб после бросить, все позабыть и снова взяться за прежнее.

236. Мобильность эта, «прогрессивность» в азиатском духе многим не нравится. Нам - тоже. И все же не забудем упрек Сулейменова: было время, и звонкую речь ее слушала древняя Греция и старцы Египта.

237. В какой пропасти отсталости сидит сейчас Китай! Но сколько веков его мудрость, технология, изобретательность насыщали Европу! А может, это разные вещи: мудрость и благосостояние? Изобретения и умение их эффективно применять?

238. Многие тысячелетия живут здесь люди, мало материальных следов от них осталось, и, тем не менее, археологи что-то находят, разбирают нити прошлого, тянут их в будущее. В будущее вот этого самого Шахристана и Уpa-Тюбе, и Ферганы, и всей страны и мира.

239. В Ура-Тюбе мы приехали ночью и по заведенному порядку вышли за его пределы, поставили палатку под каким-то деревом.

240. A утром оказались под старым орехом в заброшенном саду.

241. Яблоками и грушами этого сада мы потом два дня питались. Есть все же прелесть в бродячем образе жизни.

242. И вот, сбросив рюкзаки в музее и выслушав рекомендации, мы пошли на поиски обещанных архитектурных чудес. Плутали в восточных улицах с революционными названиями.

243. Однако, найденная огромная мечеть нас разочаровала. Реставрационные леса стоят, видимо, не один год, а за ними трудно что увидеть.

244. Несколько красивых деревянных айванов небольших мечетей сильно застроены и недоступны.

245. И только дойдя до конца города, до средневековой меж холмов дороги, мы отказались от поиска и повернули назад - просто поглазеть на старый город.

246. Вот он - Ура-Тюбе, еще не тронутый районной реконструкцией. Памятник старой Азии, встречи с которой мы так ждали.

247. Конечно, новое проникает и сюда: шифер на крышах, скорая помощь на машине, горячий хлеб в государственной лавке, но это - не самое главное.

248. Нам кажется, что даже когда люди переберутся в стандартные пятиэтажки нового города, они не станут богаче и свободней.

249. Как ни странно, но начало освобождения людей мы угадывали лишь в новых постройках старого города. В том, как люди сами, на основе опыта отцов, но по-новому красиво и удобно строят свой дом. И уж, наверное, надолго. И уж, наверное, не дадут разрушать ни грому, ни горисполкому. Бог им в помощь.

250.Ош

251. Ош - киргизский областной город. В нем нам запомнилась причудливая гора над главной улицей и нудная блочная архитектура в остальных кварталах.

252. Снимать не хотелось. Лишь пару кадров для порядка. Вот река в центре города.

253. А над ней вместо традиционной чайханы с тенистым двориком стоит бетонный ресторанный куб: «Не хуже, чем у людей».

254. Нe видим мы здесь старого, а новое построено впопыхах и неуместно. Зато когда сломают - жалеть не будут. Объект для переделки. Азия в бетоне.

255. Ленинабад

Совсем другим нам показался древний Ходжент.

256. У него очень глубокая история. Еще жива в парке над Сыр-Дарьей Ходжентская цитадель. Как заняли ее когда-то русские войска на время, так и не ушли. Даже из развалин.

257. Две с лишним тысячи лет назад Ходжент звался Александрией Эсхоте, т.е. Крайней крепостью, поставленной Македонским у входа в Ферганскую долину.

258. Для него эта долина, а с ней и будущий Ходжент, была Эсхоте - пределом обозреваемого мира, его северо-восточной гранью. Дальше на север - бесплодные пески.

259. Сейчас Ленинабад служит южной Эсхоте для другой великой державы. Не придет ли ему пора стать западным Эсхоте для еще одной - Китайской империи? Один раз, в 1758 г., это уже было. Как будто пуп земли здесь. Но не будем гадать, лучше посмотрим сам город, а для удобства будем звать его истинным именем - Ходжент.

260.Ходжент

На кадре центральная площадь и областной краеведческий музей в мечети-медресе. Попасть внутрь не удалось, и мы лишь обошли его кругом.

261. Из расспросов стало ясно, что таких кварталов в Ходженте больше нет, что, сделав Ленинабадом, его сильно перестроили.

262. А на этот квартал рука не поднялась, и память в камне сохранилась, а с нею достоинства Ходжентского происхождения и мудрость его истории. И это преображает.

263. Напротив музея стоит огромное здание под старину, под медресе. Конечно, стилизация, конечно, подделка. Но подкупает, что это крытый рынок, удобный для людей, что идут навстречу их материальным и духовным нуждам.

264. И выходя из его огромного зала с авоськами, нагруженными персиками и виноградом, мы, не теряя из вида купол мечети, проникаемся симпатией к древнему Ходженту, как-то сумевшему уберечь свою память - залог будущей духовной независимости. Ключ к Фергане, перекресток на великой шелковом пути, Ходжент, живет и здравствует!

265. Конечно, город в своей центральной части стал европейским.

266. Зелень, цветы, таджикская ухоженность его облагораживают для людей.

267. И даже тяжелой красоты постройки от сталинских, наверно, времен в цветах и на просторе не давят. Теперь и они память о прошлом, правда, близком.

268. Там, в Черемушках, за Сыр-Дарьей, через которую перекинут новый мост, возможно, все иначе. Но мы туда не ходили.

269. Вернулись к центру и толкались в уличной толпе, любуясь таджикскими девочками. Прощай, Ходжент!

270.Коканд

Знаменитая узбекская столица сейчас лишь один из райцентров одной из пяти здешних областей, а когда-то подчинял себе Ташкент. Но в наших глазах, он стал главным зрительным фокусом всех ферганских впечатлений.

271. После вечерних гуляний ночевали мы, как обычно, за городом, у обочины какой-то дороги, на помидорном поле, и утром мимо грохотали телеги.

272. Зато встали с солнышком и примчались к музею до его открытия.

273. Музей во дворце последнего независимого правителя Ферганы Худояра-хана. Когда-то он был лишь небольшой частью огромного квартала ханской резиденции, выстроенной Худояром в 1875 году, незадолго до сдачи власти русским благодетелям.

274. Обычно русские представлялись спасителями народов от гнета кровожадных туземных правителей. В Коканде же они явились на помощь хану, осажденному своими подчиненными. Однако, результат был тот же: город взят, восстание подавлено, a спасенный хан потерял фактическую, а потом юридическую власть, а затем и резиденцию.

275. А дворец великолепен! Представляем, как было жаль его хану. Преобладание орнамента зелено-желтой краски выделяют Коканд в нашей памяти особым цветовым пятном.

276. Конечно, дворец сейчас подновляется, но эта реставрация скорее упрощает, осовременивает его под музейную бутафорию, чем выявляют прошлое.

277. Кокандский музей почти неотличим от типового советского музея. Здесь есть весь набор: от оленьих чучел и кремневых стрел до стахановских бригад и последних социалистических обязательств. И лишь где-то в одном из средних залов примостилась история независимого Коканда.

278. Увиденное нами напоминает чем-то бухарский, хивинский и даже бахчисарайский дворцы. И наверно, это получилось из-за глубокого внутреннего сродства всех наших небольших восточных ханств. Их основа - военная сила ханской дружины, басмаческой банды. От европейских ружей и восточной выносливости - их местные победы, но деспотическим, традиционно азиатским было ханское правление.

279. Недолговечным был рассвет кокандской власти, ее подмял под себя еще более сильный хищник. Однако власть белого царя и его губернаторов, мало что внесла нового в отношения людей. За Худояром - белый царь, за ним Сталин. Меняются хищники, их оружие, меняются дворцовые стили. Востока же суть остается.

280. Но не впадаем ли мы снова в грех очернительства? А ведь Коканд нам нравится. И музею мы радовались, и людям, в него пришедшим - ведь пробудившийся в них интерес к родной истории - лучший залог духовного освобождения от азиатчины, этого бездумного бега на месте.

281. Нет, не чернить, а хвалить нам хочется Коканд, прославлять его тенистые улицы и скверы.

282. Ароматные фруктовые ларьки, чайханы и шашлычные,

283. поэтичные могилы и архитектурные памятники,

284. соседство нового и традиционного в одной крепкой жизненной увязке.

285. Нас особенно удивили распространенность и сохранность в городе дореволюционной архитектуры псевдорусского или модернистского стиля.

286. Ведь Коканд не был резиденцией русских властей, однако, в эпоху капиталистической России для хозяйственного развития важно было не место пребывания губернатора или управителя, а скученность народа, рабочих рук. И вот оказалось, что старый Коканд более пригоден для самостийного развития, гражданского и промышленного строительства, чем новые губернские столицы.

287. Разнообразные банки, правления, союзы, училища, гимназии. Теперь в этих помещениях, увешанных мемориальным досками, располагаются советские учреждения. И, слава богу, что районный статус не дает им средств ломать старые дома для строительства современных коробок.

288. Старые русские кварталы в Коканде остались в наследство от короткого, но плодотворного времени, когда, лишившись звания столицы, его жителям оставили право устраивать свою жизнь по собственной воле. И они устроили ее хорошо.

289. Европейские улицы здесь тесно соседствуют с восточными, доброжелательно вглядываясь друг в друга и готовясь к естественному соединенью.

290. Ходить по восточным улицам нам было интересно и днем и

291. вечером, когда старинное изречение: «Мой дом - моя крепость» выглядело особенно убедительным.

292. Не надоедало заглядывать украдкой через открытые двери во внутренние дворики, как будто там скрывалось что-то таинственное, a не обычный советский быт,

293. и доброжелательно рассматривать прохожих.

294. Ведь традиционная одежда даже у пожилых исчезает на памяти одного поколения. Вот такая школьница старого Коканда уже не вернется, наверное, к бабушкиному наряду.

А впрочем, кто знает. В Ходженте мы видели, как носят девушки национальный наряд - как вызов, как самоутвержденье.

295. Обычно мы бродили по этим улицам в поисках какого-либо медресе или мечети.

296. До революции их было около трех сотен, но в гражданскую войну, во время столкновений различных революционных течений, автономистов, басмачей и прочих - многое было разбито, а в пору всяческих культурных революций разрушено до конца.

297. Но что дожило до наших дней - теперь сохраняется, правда, иногда своеобразно. Вот мы натолкнулись на здание знакомых форм, но выкрашенного в больничный цвет. Вывеска гласит: районное управление по ремонту сельхозтехники. Радушные хозяева приглашают посмотреть. Да, это бывшее медресе. Механические, сварочные и другие мастерские коптят сталактитовые купола.

298. В бывшее училище мусульманского духа, а ныне часть материального производства свозится на переработку металлолом и среди них вот эти согбенные, в чалмах изваянья. Их сняли с памятника кокандскому поэту, убитому фанатичной толпой в начале века.

299. Теперь стоит памятник в сквере одинокий. Нет с ним рядом его убийц, и весь эффект пропал. Так здесь защитили добродетель, унизив тем искусство.

300. Мы ходим по Коканду, глазеем на Азию, щупаем ее руками, интуитивно, неизвестно зачем, как будто роемся в собственной истории, в своих истоках.

301. Стены старинного квартала приводят сначала к действующей мечети,

302. а потом к мусульманскому кладбищу. Очень выразительным нам оно показалось. Эти ровные, врытые друг в друга глиняные надгробья-саркофаги так безлики, как и захороненные под ними подданные восточного владыки. Без имени и знака.

303. А над ними только два больших ханских мавзолея. Каждый из них красив.

304. Не трудно отвлечься от серого окружения этих мавзолеев, от мысли, что величие одного обусловлено нивелировкой остальных.

305. И потому мы с удовольствием замечали более поздний разнобой. Добрый знак!

306. Кокандское кладбище демократизируется. Больше здесь не построят пышных гробниц, но не будет и единообразия и ритма серых могил. Это значит, что живут и умирают больше не подданные, а люди!

307. Старик идет в огромную городскую мечеть. Он входит в ее

308. обширный тенистый двор, а поскольку службы еще нет, то он, наверное, займется какими-то полезными в этом особом мире делами.

309. Было время, и мечети служили лишь пропагандистскими центрами насильственной идеологии. Сейчас другое дело: вера в Магомета - стала верой меньшинства, а поддерживать ее и сохранять, значит, защищать свое право на свободу совести и мысли, значит, растить в себе самостоятельного человека.

310. Да, все перемешалось в старой басмаческой столице... Под стройным минаретом разбросаны

311. ярмарочные ларьки и магазины.

312. На узких улицах с трудом разъезжаются повозка с бабаем и автомобили.

313. На современную, в бензиновом чаду улицу выходит кузница с тысячелетней технологией работы.

314. Мимо медресе спешат на занятия студенты. Идут, как ни в чем не бывало. И никому из них уже не приходит в голову мысли о разрушении старого, о тотальной переделке. Время культурных революций прошло.

315. Автобусы делают остановку: «Каменный мост». Но вместо древних камней сейчас через реку проложено бетонное недоразумение со звездами на столбиках - плод энтузиазма 40-х годов. Осталось лишь название. До воскрешения моста в камне далеко.

316. Однако, что уцелело, то сохраняется. Тянутся нити традиций, нити понимания, растет воля к действию и развитию. И постепенно Азия, возвращаясь к своим истокам, вспоминает свою давнюю звонкую речь, становится по духу, как Европа.

317. Часть V. Вторая встреча с Самаркандом. 1976 г.

318. Из Ферганы мы выбирались домой через юг, через горы и Самарканд, потому что стало ясно, что без повторения встречи с мировой столицей Тамерлана не будет полной наша радость.

319. Едем на попутках, как и 10 лет назад, в Фаны.

320. Дорога Ленинабад-Душанбе круто серпантином взбирается на перевал в Зеравшанском хребте. Внизу остались домики последней перед перевалом гостиницы, и лишь

321. памирская, давно знакомая арча сопровождает нас по склону.

322. Прекрасная дорога. Но тяжело гудит мотор. И неудивительно - перевал 3378 м.

323. Да, пешком здесь пришлось бы попыхтеть. И от таких мыслей сладкой кажется езда в машине.

324. Взобрались на перевал - и без остановки вниз, вниз, в долину Зеравшана. Спускаться пешком полегче, и потому утомительным кажется подпрыгивание в пыльном и тесном кузове.

325. Но вот распахнулась долина Зеравшана со своими разноцветными горными склонами - предверьем многоцветных Фан.

326. А вот и знакомый Зеравшан! Обедать мы заехали в Айни.

327. 10 лет назад мы сюда не добирались, и потому с интересов оглядываемся. Недавно ему присвоили звание райцентра.

328. У центральной площади - старинный минарет. Он сложен из сырцового кирпича, испытал множество землетрясений и все равно стоит почти тысячу лет. Завидное качество.

329. Айнинский минарет нам напоминает, что

330. долина Зеравшана - одна из самых древнеобжитых долин.

331. Она была вся в лугах и лесах и кормила массу народа. Но тысячелетия рубили лес на строительные нужды Самарканда и Бухары, сплавляя вниз по Зеравшану.

332. Пока не извели лес полностью, а долину сделали пустыней. Попробуй теперь, восстанови ее!

333. Мы катим вниз вдоль Зеравшана. Вечером будем в Пенджикенте, а к ночи успеем в Самарканд. Все складывается очень удачно.

334. И, как 10 лет назад, мы жадно оглядываемся по сторонам на Зеравшанские причудливые горы, на мелькающие таджикские кишлаки с их неизвестной нам жизнью.

335. И как в прошлый раз, мы оглядываемся, чтобы при удачном повороте увидеть снежные верхушки Фанских гор и главную вершину - Чимтаргу. Здравствуйте! Фаны! Здравствуй, наша молодость! Вот мы и вернулись, нет, не к вам, вернулись в Среднюю Азию, но как приятно, что и на вас, горы, нам удалось хоть издали посмотреть.

336. В Пенджикент попали на закате солнца и не узнали город. Он вырос, стал красивым, почти курортным. А через 70 км. - Самарканд. В предчувствии его мы теряем рассудительность, как будто обречены на спешку.

337. И потому проходим мимо музея, потом вдоль главной улицы до конца и там, остановив попутную машину, едем ночевать

338. на самаркандскую турбазу. Снова, снова, снова - как 10 лет назад.

339. Самарканд 1976 г.

340-343.

344. Мечеть Хозрета стоит высоко на холме древнего города.

345. С ее ступенек отлично видна панорама города.

346. Здесь мы стояли ранним утром и не могли сдвинуться от благоговения. Здравствуй, любимый город! Вот мы и вернулись. Каким же ты стал за эти годы без нас?

347. 10 лет назад эта мечеть не была реставрирована - сейчас она блестит ухоженностью и благородной чистотой.

348. Да, благородством, потому что именно по уважению к предкам, по верности их заветам, по чистоте могил и памятников узнают благородство народа.

349. Перед нами лежал почти родной, известный в главном город. Нам не нужно бежать по нему сломя голову, чтобы все успеть, увидеть, а можно просто спокойно

350. пройти, куда повернет улица и прихоть желания.

351. Ну что ж, мы снова начали с Гур-Эмира. В прошлый раз не удалось, так в этот раз проникли внутрь мавзолея и даже в подземелье.

352. Постоянно влечет к себе загадка власти. Тимур - прообраз всех Сталиных, а Гур-Эмир - прекрасный образец высотных зданий.

353. Жестокие властители, в крови и лести, короче - мерзавцы, они становятся обычно под старость большими меценатами для великого искусства. Примеров много. Самарканд - один из самых ярких. Что это - ирония судьбы? Или Ницше прав, что красота замешана на силе власти и слабости рабов?

354. Этот вопрос возник у нас 10 лет назад на этом самом месте, а вот сейчас пришел ответ: «Нет, ни Тимур, ни Сталин не были создателями красоты, они всегда были и остаются лишь ее погубителями».

355. Да, Тимур согнал со всей Ближней и Средней Азии в свои столицы умельцев-мастеров. Он сделал их рабами. Да, вместе они соорудили самаркандские чудеса.

356. Но насколько больше и лучше они б сработали каждый на своем месте, в свободе и радости! И скольких прекрасных зданий лишился мир в целом, чтобы возник только один Тимуровский Самарканд.

357. Как и раньше, вокруг Гур-Эмира узкие и бедные восточные улицы, они иллюстрируют тезис: диктатура может лишь сконцентрировать в одной точке красоту и богатство за счет обнищания окружающего мира.

358. Но недаром мы в Самарканде второй раз и можем, не торопясь, пройти к менее известным, не тимуровским, а обычным старинным постройкам. В этот раз перед нами может открыться другой, не царский, а человеческий Самарканд.

359. 10 лет назад к этим развалинам в огородах нельзя было подойти. Сейчас они приглашают к себе удобными подходами, асфальтированными дорожками и площадками.

360. Развалины зовутся Ак-сарай - прибежище последних Тимуридов, уже не грозных повелителей полумира, а провинциальных управителей.

361. Постройки местных мастеров не выдерживают, конечно, сравнения с Гур-Эмиром или Регистаном.

362. Так что же? Согласимся ли мы с Ницше, что для великого искусства нужна великая сила и власть бестии.

363. А эти здания не признаем?

364. Почувствуем ли в них поэзию естественной, привольной жизни простых людей?

365. Старые улицы Самарканда! Мы перестали видеть в них застойную Азию, что-то чуждое и ненавистное: они стали нам близкими и родными, как улицы старых русских городов, как наше прошлое, из которого растет наше общее с Самаркандом будущее. И не консервировать эти улицы, не разрушать их под модерн нам хочется, а просто развивать их жизнь, растить. Так, как это делают сами самаркандцы, заменяя глину в стенах - кирпичом, землю на крышах - шифером, муэдзина - телевизором.

366. Новые улицы Самарканда! Они не кажутся нам утомительно новыми, оскорбительно европейскими. Город имел сходную с Кокандом судьбу: столица в древности, при русских он был избавлен от великих административных тягот и развивался стихийно, как было удобно самим горожанам. И потому он тенист, налит водой в арыках и товарами в ларьках (в которых, нам говорили, много бухарских и самаркандских евреев). И раньше так было, и сейчас.

367. И вот мы вышли к еще одному неизвестному раньше объекту - женский мавзолей Ишрат-хона (дом радости) для поздних Тимуридов.

368. Удивительно гармоничные развалины! Как будто время выступило здесь в роли талантливого ваятеля, вытесавшего из когда-то целого мавзолея романтический и красивый памятник прошлому. Рядом, невидимое в кругу деревьев, на кладбищенском поле стоит другое неизвестное нам чудо -

369. мавзолей арабского юриста Абдал-Мазеддина. Мы ощущали теплую благодарность к творцам этого маленького рая.

370. А ведь строился он веками. На могиле IX века построен этот мавзолей в XII веке, перестроен в XV, а в XIX веке построили вот эту мечеть с деревянными колонками. Непрерывность традиции создала это прохладное чудо культуры.

371. Хватит ли сил у самаркандцев развивать таким чудом
весь город, хватит ли у нас понимания и любви для России?

372. В Регистане Лиля разговорилась с двумя энтузиастами: местный лейтенант Ахрон показывал любимый город своему двоюродному

373. брату из Казани. Лиля и Ахрон сошлись, конечно, на безудержной любви к Самарканду, и потому часть дня мы ходили вместе.

374. Естественно, что были на базаре. Хотелось повторить зеленое чаепитие, как 10 лет назад. Но вот наглядный урок уродливого прогресса - вместо традиционного чая, самаркандская чайхана могла предложить нам только пиво.

375. Господин план торговой выручки сумел испортить нам настроение. Да разве только нам? Роскошен самаркандский базар, правда, давят цены. Знать, зажиточно живут в городе, хоть и жалуются простые люди, что грабят их перекупщики продуктов, спекулянты.

378. Однако беспредметны эти жалобы. Рынок есть рынок, и если он дорог и если спекулятивен, то виноваты уродские условия.

379. Над самаркандским рынком, как и 10 лет назад, нависли грандиозные развалины соборной мечети Биби-ханым. Как будто обозначают и осеняют его.

380. Ахрон, как любезный хозяин, не преминул сводить нас к Биби-ханым, невзирая на идущий ремонт и запретительные знаки. Впрочем, этому никто из строителей не удивился.

381. Раньше мы думали, что Биби-ханым так и суждено навеки остаться руинами. Как приятно было увидеть восстановительные работы, которые идут быстро, не то, что в русских монастырях.

382. Пройдет немного времени, и Биби-ханым станет такой, какой ее не видали даже строители. И такая модернизация нам нравится, потому что она равна развитию.

383. Уже сейчас территория Биби-ханым считается музеем. Закончится реконструкция, и сюда, к каменному «корану», будут ходить толпы людей, всматриваться, вдумываться, вспоминать свою историю.

384. В этот день мы не пошли в мавзолеи Шах-и-Зинда, не захотели накладки ярких впечатлений. Лишь издали раскланялись с их куполами. 10 лет прошло, а мы помним ослепительное чудо Шах-и-Зинда в мельчайших деталях.

385. Этот же модерновый музей весь посвящен Афрасиабу - так звался в древности, при Македонском, наш Самарканд, столицы Согдианы, тогдашней Средней Азии.

386. Он стоит близ раскопок на старом городище.

387. Вот это поле с остатками валов и россыпью черепков от глиняной посуды и есть Афрасиаб. Средневековый Самарканд передвинулся со временем на запад, оставив предков мертвому полю - обычная для Азии судьба.

388. Теперь археологи с ней спорят и возвращают Самарканду предков. Чем дальше, тем рельефней и яснее.

389. И вот встают из поля стены, жилища, предметы, облик, жизнь.

390. На горизонте Афрасиаба виден профиль Самарканда, вершины Биби-ханым и Регистана. Отсюда видишь все: пыль, в которую Азия стирала свою тысячелетнюю историю, руины, в которые она превращала жизнь в средние века; мы сами и наши современники, которым стало нужно прошлое. Вот почему сегодня мы так тоскуем по истории и так благодарны людям, восстанавливающим прошлое даже в Азии, даже из глиняных руин и пыли.

391. И снова Регистан - средневековой центр торговли и ученья. До сих пор функционирует торговый купол Чор-су.

392. 10 лет назад нам представлялось, что Регистан был в очень хорошем состоянии. Оказывается, то не было пределом восстановления. Проделав колоссальную работу; расчистив до первоначального уровня дворы, реставраторы сделали здания выше, еще более торжественными.

393. Расчищены и площади рядом с Регистаном. Они превращены в сквер, начинающийся концертным залом, открытым самаркандским звездам и куполу Тиля-кари».

394. Дальше - парк. На огромном мозаичном панно - в символических знаках и фигурах изображены главные события жизни Афрасиаба-Самарканда.

395. А вдоль панно идет аллея самых мудрых и почитаемых восточных поэтов. Ведь многие из них здесь жили, и современный город гордится ими и приписывает себе их славу, пользуется их смехом и мудростью.

396. Восстанавливаются в Регистане средневековые худжры. Наверное, когда-нибудь они будут превращены в комнаты музеев, архивов, библиотек, хранилища культуры, открытые для всех людей. Свободных, раскованных людей, потомков современных самаркандцев.

397. Сотни лет этой двери, наверное. Но служит она, голубушка, до сих пор исправно. Старые испытанные вещи служат надежно. В их долголетии как бы заключен залог и нашего бессмертия. Сейчас мы, а затем - мы в образе наших детей, внуков, правнуков будем открывать эти двери...

398. и входить в дворики самаркандских медресе. Тогда они станут еще краше, а по своей сути те же. Такие же бессмертные, как и мы.

399. Заканчивать этот долгий на 10 лет и длинный на 5 республик фильм нам хочется новым самаркандским куполом.

400. Чудеса солнечных тигров Шир-дор

401. и звезд медресе Улугбека

402. теперь венчаются голубым куполом Тиля-кари.

403. Венчаются, как фактом успешной реставрации,

404. как знаком живой связи с прошлым,

405. залогом воскрешения и вечной жизни!

406-407.