Диафильм "Лезгины"

1. Восточный Кавказ-1979.

2. Содержание серии:

Ч.1. Азербайджанцы
Ч.2. Лезгины
Ч.3. Аварцы
Ч.4.Чечены
Ч.5.Грузины

3. Ч.2. "Лезгины.  "Последний день шабашки на Мангышлаке вместил в себя перелет через Mоре, осмотр Махачкалы и

4. вечерний переезд в Дербент. В темноте мы дошли до городского пляжа, растянули палатку и заснули, ожидая назавтра солнце, купание в холодном море и давно загаданную Витей встречу cо старинной крепостью.

5. Честно скажу, мне была тогда не до нее. Весь поход меня давило предчувствие сгустившейся в Москве беды - следствия, а может быть, тюрьмы. Но разве знала я тогда, да знал ли Витя сам, что опыт Дербента как-то ему поможет?

6. Пустынен утренний пляж, приятно Каспийское море, и сегодня ничем не напоминает о грандиозных битвах у главных ворот Кавказа,

7. об уникальом морском порте с гаванью, окруженном мощными стенами. Время, люди и море уничтожили этот удивительный порт, но зато пощадили другое "чудо света" - городские стены от моря до гор Кавказа

8. Дербент - мировая крепость и Вавилон

9, 10.

11. Отшагав три городских километра, мы поднимаемся к цитадели Нарын-кале. Люди здесь жили всегда, от каменных и бронзовых времен, по крайней мере, пять тысяч лет назад. Археологи пишут, что первая крепость на этом холме была выстроена, видимо, предками лезгин и окрестных горцев. Уж очень удобно здесь в племенных стычках. За тысячи лет жизни люди наносили 10 м мусора, перемежаемого поясами угля от пожарищ.

12. Археологи все это почтительно именуют культурными слоями, раскапывают, увозят находки в музеи, оставляя на месте лишь строения. То мусульманские бани, то, как здесь, основание еще домусульманского, христианского храма.

13. Но мировое значение это укрепление приобрело, когда появилась сама мировая история, когда в конце VIII века до Р.Х. на первые рабовладельческие цивилизации Ближнего Востока: Вавилон, Палестину, Египет из-за Кавказских гор нахлынули с северных, европейских степей, скифы... Библия и средневековые авторы звали их "гоги и магоги". Первые армии и первая госбезопасность не могли выдержать столкновения с бесстрашными массами первобытно-коммунистических кочевников. А за скифами шли гунны, аланы, хазары, русы.

14. И оказалась, что именно здесь Кавказские горы ближе всего подходят к морю и что крепость на их последнем отроге способна подзадержать продвижение огромного количества тогдашних ковбоев. Звали в античные времена эту крепость Гелдой. Но не сразу нашлись силы для строительства мировой крепости Дербент. Оно началось только через тысячу лет, в VI в., в ходе преобразования Персидского государства, после маздакистской коммунистической революции в эпоху шаха Кавада, разбудившей в освободившихся людях фанатизм и силы для такой великой стройки.

15.О понятии «коммунизм». Вглядываясь в древности Дербента, можно думать не только о практике коммунистов древности. Можно разметать клубок причин, приведших и к возникновению идеологии научного коммунизма.

16. Дербент-Библия-4-й источник марксизма Пропуская изредка кочевников, Дербент помогал еврейским пророкам вызволить из вавилонского пленения свой богоизбранный народ и создать Библию,

17. укрепить веру в заветы и книгу. А не допуская кочевников в массе, Дербент защищал цивилизацию, заодно и создателей Библии от физического уничтожения. Как известно, от Библии пошли христианство и ислам, а от них в наше время - научный коммунизм.

18. Так на стыке Степи и цивилизации начиналась историческая жизнь лезгин, в союзе и подчинении Югу. Дальновидные правители южных деспотий им помогали, недалекие старались подчинить себе, и тем ослабляли собственную оборону.

19. Внутри цитадели вместо музея функционирует лишь музейная касса, да чадящая шашлычная, но мы не очень о том жалеем. Что могут сказать нам скудные и недостоверные стенды? У отца истории Геродота записаны только слухи о Каспийском походе, известие о взятии Дербента-Гелды Александром Македонским оказалось легендой, знаменитый римский полководец Помпей так и не дошел до Каспия, а еще более знаменитый император

20. Нерон хоть и вправду готовил мировой поход ради устроения в Дербенте римской ключ-крепости, но не успел, был свергнут. И, кажется, только император Византии Маркиан, действительно, присылал сюда строителей. И уж бесспорными создателями доныне сохранившихся стен и крепости являются великие цари сасанидского Ирана - Езигерд, Кавад и сын его Хосров.

21. Дед Езигерд начал глиняную стену от крепости до моря, но был выгнан хазарами. И только Каваду путем всеобщей трудовой мобилизации персов и лезгин удалось развернуть грандиозное строительство: кроме двух городских стен, 40 км Даг-бары вглубь Кавказа, две стены южнее, по 30 км каждая. А главное, дербентские стены он начал строить навечно, по-арийски, из камня.

22. Завершить, отшлифовать их и довести до ныне видимой вечности довелось сыну его Хосрову.

23. С тех пор и живет персидское название из двух понятий: "бенд" - преграда, стена и "Дьер", т.е. двери-ворота, а вместе - двери в преграде, регулируемые ворота, стена для насилия, ворота для идей и товаров - главное условие существования мировой цивилизации.

Стена-граница должна быть с дверью для идей и товаров, но и ворота-регулятор не могут быть без стены-преграды.

24. Правда, через век с южного тыла на сасанидский Иран напали и завоевали его арабы. Но довольно скоро и их ислам оказался новой религиозной формой маздакизма-коммунизма.

25. Через век арабы превратили-таки Дербент в базу своей священной войны с неверными на Кавказе, исламских подвигов, начиная со знаменитого полководца Масламы. И говорит историк: "В огромном халифате, превосходившем размерами Римскую империю, было много ворот, но важнейшими... являлся Дербент. И не случайно его правители отправлялись отсюда на халифский престол".

26. От крепости на три с половиной км к морю тянутся две крепостные стены. Сейчас их еле различишь в современной застройке, но между ними 300-400 м азиатского города, Вавилона с его радостями и горем. Ссыльный декабрист Бестужев-Марлинский с восторгом писал:

27. "Заря ахнула от изумления, взглянувши на него впервые: это был поток камней и грязи с трещинами вместо улиц, которых сам почтенный строитель не распутал бы среди бела дня. Все дома родились слепыми, все их черепа были сплющены под адской пятой, все они пищали от тесноты,

28. ущемленные между высоких, длинных-предлинных стен. Все вместе походило, одним словом, на огромного удава, который под чешуей домов растянулся на солнышке и поднял свою зубастую голову крепостью Нарын, а хвостом играет в Каспийском море".

29. Батырай: Я обвит бедой вокруг
Как Дербент, глухой стеной,
Горем горьким окружен,
Как морями белый свет.
О страдания мои,
Вы - страданья беглеца,
Что, покинув отчий дом,
В скалах прячется немых.

30. Нам интересны люди, живущие, а, значит, и продолжающие жить в дербентских стенах. Какими были предки лезгин? Каков их опыт для нас и мира?

31. Ныне, конечно, многое изменилось. Дворец персидского сардара, а потом полунезависимого дербентского хана разрушен и ожидает музейной реставрации. Сама же власть необратимо перебралась вниз,

32. в новые кварталы. Правда, город не велик по нынешним масштабам. До полей окрестных колхозов-совхозов рукой подать, особенно, если напрямик, через кладбище. Вон оно, лежит серой плешью в окружении одноэтажных пригородных домов. Взгляд с высоты не только обзорен глазу,

33. он как бы разверзает пропасть у нас под ногами. Раньше эта высота давала жителям чувство величия и радостного превосходства над врагами. Но нам теперь - лишь чувство неудовлетворенного любопытства и непонимания: покосились внизу каменные столбики, молчат непробудно. Были люди - стали камни, а живые спешат мимо по своим делам, без чувств и понятий. Одна вот лошадь приостановилась, да, может, призадумалась.

34. Мы покидаем Нарын-калу, спускаемся к мертвецам поближе. Идем, как в гости к самой истории. Со страхом и чуть со стеснением.

35. Что мы про них знаем? Знаем только, что были здесь и персы, и таты, были армяне, но больше всего, конечно, местных албанов-лезгин.

36. Нам известно, что первые гарнизоны и строители Дербента, персы, были людьми особой, государственной веры - зораастризма. Вместе с персами в Дербент пришли и горские евреи, или, как их теперь называют - таты.

37. Легенды горских евреев ведут свой род прямо от Авраама, от того его колена, которое из вавилонского пленения было не возвращено в Иерусалим, а выслано на север великой тогда Ассирийской державы, ближе к Каспию и Кавказу. Они не только выжили, но сохранили свою веру - иудаизм, и даже передали ее частью северным кочевникам-хазарам, став у них управителями и интеллигентами. Правда, в веках, таты утратили свой древний язык-иврит, стали говорить на татском варианте фарси, по виду стали неотличимы от персов, а потом и горцев, научились действовать кинжалом и красть невест. Может, потому слово "таты" толкуется, как "приспособившиеся". Когда персидские шахи завладели и выстроили пограничный Дербент, они переселили с собой и полезных евреев-татов. Правда, превращение их в грозных и гибких хазарских царей, персы, наверняка, не предвидели.

38. Правду сказать, существуют сегодня и таты-мусульмане, которых больше, так что в литературе не всегда поймешь, о ком идет речь: о татах - горских евреях? - тогда их всего 30 тысяч у Дербента, Кубы и иных кавказских городов. Или речь идет о татах, давно принявших ислам - тогда их число перевалит за триста тысяч... С одним из татов, Аликом Пейхасовым, мне пришлось неделю просидеть в бутырской камере, и убедиться: приспособленность предков-татов не помешали вырасти красивому, самоуверенному, в общем - хорошему, пусть и проходимистому парню...

39. Но еще больше было здесь в те времена христиан. Ведь закавказские страны - Армения, Грузия-Албания-Азербайджан были первыми странами, принявшими христианство, даже раньше Византии и Рима. И именно здесь у Дербента умер и похоронен просветитель Армении и Албании епископ Григориас. Христианство дало албанам-лезгинам великую национальную веру в противовес официальному персидскому зороастризму. Но вот первого и сильнейшего арабского натиска албаны не выдержали. Нет, скорее были просто сметены силой, физически вырезаны. Выжили только те, кто подчинился, стал мусульманином. Как ни странно, но судьба храбро и до конца сражавшихся и легших в эту землю коренных албанов-христиан

40. была много тяжелее, чем, например, судьба не сопротивлявшихся, заранее согласных на вторую роль татов-иудеев. Уцелевшие в исламе потомки албанов вечно несут в себе проклятье памяти о духовном изнасиловании, об измене своей первоначальной христианской вере. Изменившим хуже, чем приспособившимся. И потому, может, лезгинам, потомкам хрупких албанов, сложнее жить, чем гибким татам.

41. Но до чего же тяжела мудрость гор...

Батырай: Пусть у храброго отца /Не родится робкий сын,
Ибо должен будет он/Дать отпор врагам отца.
Пусть у робкого отца /Не родится храбрый сын
Ибо должен будет он /Разделить позор отца...

42. Сегодня в Дербенте и по всей стране господствует совсем иной вариант религии Огня и Мазды-справедливости, северный. И не только в официально-монументальном виде, но и вот в таком, сугубо частном

43. варианте народного сталинизма. Выстроенный кем-то "родник здоровья" любовно украшен свежим портретом последнего Генералиссимуса. Но ведь и раньше Огонь Мазды горел не только у сословия жрецов, ученых и воинов, но у крестьян, у торговцев и ремесленников. Так что жив, еще жив самый первый дух дербентских стен - маздакизма...

44. Мусульманство же стало играть роль неофициальной, только терпимой веры. Соборная Джума-мечеть - самое старое из сохранившихся в Дербенте зданий. Она построена на месте более раннего и, наверное, разобранного христианского храма, и вобрала в себя его черты. Старшее поколение лезгин и иных мусульман-дербентцев и сейчас мечеть считают главной осью своей жизни.

45. У молодых - более сложные отношения с религией предков. Им труднее выковать свою ось жизни. Вместо традиционного коня в небольшом ханстве в эти отношения теперь вклинился автомобиль (и даже самолет) - в общении джигита с бывшими гяурами. Взамен священных текстов в медресе им приходится заучивать ортодоксальный научный марксизм в "университетах".

46. ...Живы в Дербенте и христианские храмы. Разгромленное тысячу лет назад, христианство смогло поднять голову только с приходом русских два века назад - уже как официальная религия русских управителей.

47. С начала нашего века в Дербенте появляется множество армян, спасавшихся от турецкой резни, а, значит, возводятся и армянские храмы. Прямо над базаром, над армянской торговлей, как своим финансовым основанием.

48. И мы с удовольствием наблюдаем за работой каменщиков, занятых, как и полторы тысячи лет назад, основанием города, каменным, церковным, т.е. главным человеческим строительством (реставрация).

49-50.

51. Наверняка живы в городе и традиции татского иудаизма, хотя мы сами и не познакомились с их строителями. Только догадывались, фантазировали и вспоминали рассказы нашего хорошего знакомого, азербайджанца Чингиза, выросшего на этих улицах.

52. Его тонкие оценки татской активности, сознание приобщенности к мировому еврейству и, значит, западной культуре, намек на свободу выезда, некоторое даже зазнайство от своей "природной" интеллигентности и предназначения.

53. Лезгинам же Чингиз давал более насмешливые и сердитые характеристики - как вышедшим из деревень туповатым и хитроватым служакам и чинопочитателям, боязливым и, одновременно, наглым, если в скопе... Говорят, мол, если таты - это горские евреи, то лезгины - это вроде горских украинцев, а что может быть противнее украинского старшины в армии?

54. ...Мы идем по дербентским улицам теперь вниз. От верхней Нарын-кала к наинизшему в мире Каспийскому морю, идем мимо дербентцев, осторожно вглядываясь в нынешних хозяев тысячелетнего мирового города. В этих вечных евреев-книжников, лезгин-службистов, армян-торговцев, русских взамен персов.

55. Стекаем по притихшим от полуденного зноя извечным улицам к морю и думаем о здешней цивилизации, о каких-то неизменных правилах ее существования...

56. Как понять их, чтобы научиться и научить детей жить в великих державах

57,58 счастливо, т.е. свободно и радостно?

59. День второй. - В долине Самура, главной реки Лезгинии.

60. Из Дербента мы выехали автобусом вглубь лезгинских гор, сделав, правда, крюк для посещения более южных Кубы и Кусары, ставших ныне азербайджанскими городами.

61. Дорога Север-Юг, пробитая еще скифскими табунами, римскими и иранскими когортами, ныне превратилась в оживленное благоустроенное шоссе к Ирану. Но нам туда не надо.

62. Вот и зеленая пойма Самур-реки. Шоссе чуть разворачивается и продолжает бег к югу, а мы сворачиваем на запад, начиная непрерывную цепь знакомств с народами Восточного Кавказа - лезгинами, аварцами, чеченцами и ингушами.

63. Через час ожидания, на маленьком юрком автобусе ПАЗ попрыгали почти проселком к самурьим истокам. Всего час - а как все изменилось! Взамен виноградников у моря - выжженные горы, взамен шоссе - пыльная грунтовка, взамен важных и равнодушных пассажиров "Икаруса" - смеющиеся и любопытствующие лица - "А вы к кому?"... Так быстро, и уж почти деревня. Пусть лезгинская - а деревня, глубинка, отдохновение сердцу.

64. Горы становятся выше, дорога - ухабистей, пассажиров все меньше, пока автобус не сворачивает куда-то, а мы пересаживаемся на попутку и катим дальше, с новыми попутчиками, все более проникаясь симпатиям к этим самым лезгинам.

65. В нашем детстве это имя было окутано тайной и страхами, потом осмеяно, а на самом деле это такие славные и скромные люди - лезгины... Ловим их объяснения, шутки, выражения глаз, пытаясь увязать с прежними представлениями.

66. У родника, где нас угощали, рассказали, что обустроен он в благодарность за исцеление, другие - в память о родителях... Говорили о паломничестве старух на святую гору Шалбулдаг, о приношении даров - как при язычестве - и никто не смеет их взять, иначе погибнет. Вот уже два самолета здесь разбились, грехи наши тяжкие... И, конечно же, рассказы и жалобы про сегодняшнюю жизнь.

67. Одни жалуются: главное богатство долины - яблоневые сады, себя не оправдывают, не дают сводить концы с концами. Заработки малы, даже бесплатность колхозных яблок и прочей продукции не помогает, да и тяжело идти на кражу людям. Потому сманиваются в город лезгины,

68. пустеют самурские аулы, а есть и совсем брошенные - и в горах, и в долине. Слушая их, становится страшно: не отсохнут ли совсем лезгинские корни...

69. Другие негодуют: народ изворовался, молодежь в безделье погрязла, все в город норовят. С работой бедлам, начальство руководит плохо, нигде нет никакого порядка, вот только при Сталине порядка было больше и цены снижались... А мы огорчались, как будто снова очутились в городе, в среде интеллигентных тоскливых разговоров... Так кто же они, лезгины, - из деревни, или из города?

70. Проезжаем один аул за другим, меняются попутчики, связь лезгинской деревни и Дербента становится нам все яснее. А потом и Джамиль из Гдыма подтвердил: они - бывшие горожане, изгнанные или убежавшие в горы еще при арабах тысячу лет назад... Не дачники, а беженцы после исламского взрыва. Может, отсюда и специфика лезгинского характера? Тоска по мировому городу Дербенту: миролюбие - желание избежать смертельных битв и выжить, что соседями иной раз оскорбительно толкуется как трусость...

71. Думаю, тут уместно вспомнить лезгинский народный эпос, где первая неожиданность: главным героем лезгин оказывается не воин, а ашуг (певец) Лукман из Худата...Он является в Дербент, отгадывает загадки ханской дочери-красавицы, побеждает ее в песнях и женится, добивается счастья.

72. Но позавидовал этому счастью кубинский хан, подстерегли его слуги молодоженов на берегу Самура, поэта избили и бросили в реку, а красавицу - в гарем, к ханскому сыну потащили... Потом, конечно, все кончилось благополучно. Бике-ханум смогла выстоять и сохранить верность мужу даже в гареме, а Лукмана пожалел Самур, спас, снова он стал играть песни на деревенских свадьбах.

73. И даже когда Лукман встретил на дороге невесть откуда-то взявшееся лезгинское войско, собравшееся мстить за него и отнимать Бике-ханум, он бросается отговаривать от похода:

"Не нужна война - в ней пользы нет ничуть.
Вам же за участье / Я желаю счастья!
> Только б Лезгистан расцвел как райский сад,
А войны не надо,/ Войны - хуже ада!"

Его все же не слушают, готовится решительная битва за его жену, но и тут ашуг Лукман вдохновенно мирит:"Дураки всяки, прок ли в смертной драке?
Заклинаю вас, кончайте эти войны!
Радует нас песня, а не клич разбойный...

И уговаривает-таки: вместо битвы, враждующие засыпают... А Бике не спит - исхитрилась она как-то выйти на волю никем не замеченная, идет куда глаза глядят. Услышала голос Лукмана - вот и встретилась с мужем, тут и легенде конец. Все обошлось без всяких войн:...

74. Вот вам мечты "бедных лезгинских жилищ"...

75. День третий - "Ахты - лезгинский город".

76. В огромном и прохладном августовском яблоневом саду на берегу Самура, напротив давней общинной столицы, а ныне райцентра Ахты, мы провели вечер, ночь, утро.

77. Сквозь яблоневые ветки смотрели на утренний Ахты, каменный муравейник вокруг трехэтажного куба главной мечети. А если прищурить глаза и включить воображение, то нетрудно представить прежние, очень давние времена, когда садом сплошь цвели все эти горы и исконным, природным, т.е. райским, от Бога. В них-то и жили вольными обществами предки нынешних лезгин - лезги, или, по античным источникам, леги. Жили и строили - не только Дербент под персами, но и для себя - Ахт.

78. Говорят, Ахты был всегда, и уже в 6-м веке выступал против персов Кавада и Хосрова, и, конечно же, был за то жестоко наказан... А o походах и жестокостях покорителя Кавказа, арабского полководца Маслама бен Абдул-Мелика страшно и говорить, ужас остался в веках. И потом, в длительный период покорности ширван-шахам, а потом - кубинскому и дербентскому хану, Ахты испытывал разрушительные кары. После одной из них, в 1620 году, город лежал в развалинах 8 лет.

79. Но воскрес, поднялся и снова управлял 11 аулами ахтынской общины... Так разве не заслуживает пристального внимания опыт такого жизнестойкого, выносливого народа, выживающего после катков любых цивилизаций, любых деспотий и империй?

80. Сначала мы идем к русской крепости, в которой сегодня расположен какой-то радио- или электрозавод (может, первенец лезгинской индустрии) и куда шастают ахтынцы на работу в три смены

81. Возведена она была в 1839 году, когда Николай I начал вести планомерное удушение Кавказа с трех сторон: черкесов от Черноморья, чеченцев с севера от Грозного, и дагестанцев с востока, из Дербента. Русские провели сюда дорогу, овладели старой Ахтынской крепостью и воздвигли

82. рядом свою - как базу карательных экспедиций. И ведь крепко стали, раз и навсегда! А Ахты сделали местопребыванием русского начальника Самурского округа.

83. В 1848 году, в пору наибольших успехов войны газавата, имам Шамиль сделал попытку большими силами овладеть гяурской базой, в которой заперлись 400 русских солдат под командой полковника Рста???? Однако нерегулярные тысячи конных джигитов ничего не смогли сделать с европейской выучкой и мощью имперского огня. Русские дождались помощи, а в последующие годы перешли в неуклонное наступление на горы, не оставляя там и щелочки для сопротивления... Лезгины были "замирены" одними из первых горцев.

84. Вот тогда-то, наверное, Шамиль и высказал в сердцах презрительную оценку, оставшуюся несмываемым пятном на репутации лезгов. Он сказал примерно так: "Много на Кавказе правоверных мусульман, много народов. Среди них чеченцы - самые смелые, аварцы - самые верные, а вот лезгины - самые трусливые". Не полная, и потому несправедливая оценка. Пришло время, и сам Шамиль, в "незапятнанной чалме", сдался

85. русским в Гунибе. А потом из ссылки призывал горцев присягать на верность России - ради самой "жизни на земле"! Нет, не трусость это была, а опыт подчинения ради выживания, "героизма на коленях", и может, без принятия такого опыта в наш ядерный век, эпоху не простых империй, а сверхдержав, и жизнь на земле прекратится... Вспомните хотя бы популярный на Западе лозунг: "Лучше быть атомизированным, чем коммунизированным." - А так ли это?

86. Возвращаемся в Ахты...по бетонному узкому мосту - одному из первых не только здесь, но и по всей России - ведь выстроил его какой-то итальянец еще до революции. Давно бетон стал рутинным делом, а здесь, в этом воплощенном каменном средневековье,

87. он выглядит для нас неслыханным прогрессом. Вчерашним вечером мы въехали в Ахты стараниями местного ОБХСС-ника - почти потаенно, в закрытом фургоне для муки, и когда, ошалелые и белые от муки, выскочили на улицу

88. отряхиваться и отплевываться, то обомлели от смеха и громкого разговора множества людей на балконах. Это сейчас, в жару, они пусты. А вечером заполняются, преимущественно, женщинами, в оживленном общении, что-то обсуждающих. Даже наше смешное появление ненадолго приостановило их беседы.

89. Ахты именуется селением. А на деле, конечно, это кавказский, горский город, не азиатского, а скорей, европейского средневековья, и потому

90. его горизонтальные "авеню" пересекаются лезущими вверх "стрит", что превращает город в сплошной небоскреб. Одной из таких стрит-лестниц мы поднимаемся к большой мечети, ныне ставшей музеем.

91. Статус музея - народный, бесплатный, но он огромен и великолепен. Как объяснил его чуть хвастливый, вернее, увлекающийся директор, музей занял второе место в Российской Федерации. Правда, над некоторыми объяснениями директора о найденных им саркофагах из Египта или ядрах от Чингиз-хана, или над пояснениями к амулетам, как они действуют и от чего помогают - мы про себя улыбались.

92. Но разве директор не прав, что это самый народный, и, кажется, самый лучший музей, который мы только видели? Таковы лезгины с их врожденной любовью к знаниям: музей и школы, история и просвещение - в их сердце,

92а. в центре их интересов. До войны только в Ахты действовали 13 рядовых мечетей-школ. А Большая Мечеть была для ахтынцев вроде лезгинского

93. университета для пастухов и садоводов... Сегодня же взамен мулл и муталибов - музей, школы и лезгинские поэты... Послушайте стихи двух знаменитых лезгинских поэтов.

94. Етим Эмин, шариатский судья: "Не ведающему о мире"

Разве с книгой не ведя знакомства,
Можно стройность мирозданья знать?
Можно ли, не заводя потомства,
Радость брачного слиянья знать?

95.На равнине - зной, в горах - прохлада,
Добрый - мягок, злой - иного склада.
Разве может разоритель сада
Плодосбора ликованье знать?
...Речь твоя, Эмин, людей тревожит.
Берегись, - а вдруг властям доложат?
Кто не странствует, тот разве может
Радость дальних расстояний знать?

96. А вот что писал поэт-рабочий Гаджи Ахтынский в стихе "Пробуждение": Весь мир снует вперед-назад./ А ты ни с места, Дагестан.
И даже камни говорят,/ Что ты беспечен, Дагестан.
Весь мир не покладает рук,/А нам с тобой не до наук.

97. Одним лишь только занят друг -/Своим желудком, Дагестан.
Перевернись вверх дном весь свет,
Разбейся в прах - нам дела нет.
Нам только б набрести на след
Животной жвачки, Дагестан.
Над шахматной доской застыть,/На сборищах поговорить,
Посплетничать - вот наша прыть,/Вот наше дело, Дагестан.

98. О, мы и нужное вершим,/Но, совершив, разносим в дым.
> Мы слова общего двоим/Вдвоем не сложим, Дагестан.
Над этой ночью вековой,/Над этой тусклотой мирской
Да вспыхнет мысль твоя звездой,
Чтоб стал ты садом, Дагестан

99. Раскинь, о знание, лучи,/Мужчин и женщин обучи,
> Чтоб не блуждали мы в ночи,/Чтоб стал ты садом, Дагестан.
Слова, рожденные в крови,/Ты бреднями не назови:
Гаджи страдает от любви/ К тебе, беспечный Дагестан.

100. После музея и магазинов, не дождавшись попутки, мы уходим из Ахты пешком - уже знакомыми городскими улицами, а потом мимо пригородных

101. глинобитных дувалов. Где-то в глубине сидит мысль: у лезгинов ведь был поэтом и Сулейман Стальский, прославитель Сталина. Наверное, это тоже входит в традицию национального приспособления.

102. Пытаемся понять, а значит, относительно - и принять. Но, не можем, сердцу, как говорится, не прикажешь. С этими впечатлениями, затруднениями мы и покинули Ахты.

103. Сразу свернули с течения Самура вверх по его притоку Ахты-чай, чтобы потом по ручью Гдым подняться к перевалу через Главный Кавказский хребет. Нас немного пугала неизвестность перевала и всей дороги, и томило предчувствие встречи с еще большей лезгинской

104. глубинкой, ночевки, разговоров, понимания - а значит, и любви. Предвестниками этого чуда были и клочки огородов среди камней, где так видны и условия жизни, и характер этих людей - великий труд каждого, тщательность.

105. И женщины с детьми, несущие чистую воду для питья из дальнего источника за километр от жилья... Так что же заставляет их так любить, таким трудом держаться за свою скудную землю?

106. Конечно же, нам повезло. Единственная в сутки гдымская грузовая машина нас подхватила, втиснула в свое месиво людей, мешков, мебели, чемоданов, все в огромном количестве, друг с другом сцепленное, на ухабах подпрыгивающее, друг над другом подшучивающее и поддерживающее... Кажется, нигде за весь поход нам не было так весело, так интересно и счастливо, как в этой разбитой, прущей вверх по речке Гдым, почти без дороги машине - среди таких внимательных, ироничных и интеллигентных людей - обитателей одного из самых высокогорных кавказских миров.

107. Впереди встреча с горной общиной Гдыма, которая высыпет на встречу с машиной чуть не в полном составе. Впереди ночевка в лезгинском доме - ведь мы уже в машине были приглашены учителем гдымской средней школы Тагиром.

108. Горная община Гдым

109,110. Утром, после ранней прогулки, завтрака и сборов, фотографируемся на память. Слева - хозяин, глава семьи Тагир. Рядом со мной - его тихая Салтанат. А между ними дочери с подружкой и младший сын. Старший сын в армии. Милые это люди, радушно нас принимали, жаль, что ответные визиты в Москву им недоступны, а переписка быстро выдохлась.

111. В отличие от своей, почти не говорящей по-русски и никуда не выезжавшей Салтынат, Тагир служил, видел свет, Москву проезжал, учился в Махачкалинском пединституте, выписывает русские журналы и может вести почти все предметы в школе. Чуть хвастливый и простоватый, но очень славный.

112. Принимал гостей из Москвы он по максимуму лезгинского шика, даже чуть смешно. Тагир - истинный сын гдымского общества. Здесь могилы его родителей и дедов, с незапамятных времен, хотя его друг, историк Джамиль убеждает, что лезгины живут здесь всего тысячу лет.

113. Мы стоим над Гдымом, над бедными террасированными полями этой суровой, но древней цивилизации. Смотрим на дом Тагира, выстроенный им своими руками из окрестного сланца и дальних, из-за перевала, бревен (штука - четвертной). "Раньше аул был выше по склону, я один из первых начал строиться после войны на этом месте, за мной другие, а теперь вот все" - и он улыбается гордостью отца-основателя

114. "А не боишься, - коварно спрашиваем, - что дети уедут? Вот старший женится в городе?" - "Нет, - отвечает он, - обязательно вернется. Сам-то я ездил, и вернулся, и у других так же. Нигде ему лучше не будет". Потом добавляет: "Скоро рудник в соседнем ущелье откроют, дорогу проведут, работы много... Обязательно вернется".

115. Так какой же силой обладает гдымская любовь к детям, умение окружить их заботой, уютом, рукотворной красотой, если они возвращаются на свою бедную родину, где им теплее и лучше, чем на всем белом свете? Разве это - не высший балл в оценке жизненного опыта лезгинского мира, его значения для нас?

116. В отличие от аулов по более богатому Самуру, обезлюденных приморскими соблазнами, Гдым цветет, строится, не думает умирать, сдаваться. Выдержит ли? Не скурвится ли, когда дотянется и сюда дорога-щупальце, обоснуется рядом чужеродный рудник? Ведь до сих пор именно изоляция хранила Гдым, а что будет, когда женщины и дети зачастят в город?

117. У Гдыма в будущем есть лишь одно спасение. Западного, скандинавского типа: пока не поздно, вбирать в себя мир и стать культурней, лучше города. Чтобы вернуться в него стремились не только свободные мужчины, но и свободные женщины, все дети.

118. Много мы видели на Кавказе умирающих селений. Гдым - исключение. И как же нам не пожелать своим лезгинским хозяевам счастья и будущего?!

119. К 11 часам мы распрощались и зашагали вверх по Гдым-чаю - к перевалу на юг. Нас сопровождают до развилки Тагир с другом. Беседуем. С сожалением оглядываемся на далекий уже Гдым.

120. Проходим мимо праздничного многолюдья и многобаранья - стрижка овец, сбор шерсти - основной здесь урожай, главная статья вывоза и основа ремесла. Салтанат и ее дочери не только ковры ткут. Мы уносим ее подарок - детские вязаные чувячки.

121. Нас, в сопровождении двух уважаемых учителей, весело приветствуют, как гостей, вся гдымская община. Видно, что туристы здесь редки, еще не надоели, и мы наслаждаемся этим фактом на все сто.

122. Однако главное впечатление - заключительный разговор с историком Джамилем, которого мы про себя определили интеллигентом без всяких скидок на провинциализм. Он сразу чувствует наш интерес и потому говорит о главном и необычайно уверенно, даже красиво, как давно выношенное:

123. "Нет, мы - лезгины, обречены. Когда-то мы были христианами и бежали в эти горы, чтобы выжить. Правда, выжили, хоть и стали мусульманами, душа только помнит. Эти горы вокруг и люди в них - это ведь сплошь беженцы.

124. А вот сейчас, когда опасностей нет, народ будет стремиться спуститься снова к удобствам приморья. Лезгины будут уходить вниз и потеряются там. Но станут ли они счастливее в городах? Без веры и традиций, с одним лишь заветом выжить во что бы то ни стало?"

125. И мы согласны с Джамилем в том, что спасение лезгинов - именно здесь, в свободном общежительстве их с горами, доращивая здесь деревенские миры до современной нации. И в этом роль гдымских интеллигентов-просветителей, Тагира и, особенно, Джамиля, - решающа. В их руках - спасение лезгинского имени в веках. Успеют ли?

126. Мы ничего не говорим такого Джамилю и Тагиру, только в последний раз благодарим их за проводы и гостеприимство, прощаемся и продолжаем путь к перевалу уже в одиночестве.

127. Лезгинский табор

128. Поднимаемся ущельем, движемся к космосу, верча в голове тяжелые мысли в уже почти безжизненных горах - о самом страшном, о конце жизни на земле в ядерном потопе... Лезгинский Гдым, может, спасется в этих суровых горах, а мы? Теперь?

130. А может, народам надо сдаться на милость мировой ядерной власти - ради всеобщей жизни? Ведь все что угодно, даже быть американизированными (как думают многие из нас) или "коммунизированными" - как страшатся на Западе - лишь бы спасти будущее детей, лишь бы не быть превращенными в атомы. Может, надо даже согласиться стать рабами у новых повелителей ядерного и космического оружия?

131. Но разве только в отказе от собственной веры был ответ лезгин? Разве не в их бегстве в горы и отказе от озверевшей цивилизации? Разве не в упоре на теплоту человеческого родства в суровых горах - самое ядро их "героизма на коленях"? И может их опыт, претворившись в опыт современных мирных движений, таких, как партии "зеленых" в Европе - все же спасет наш зеленый мир?

132. Последний серьезный подъем к перевалу мы ведем прямо по плотному, зачерневшему от августовского солнца снежнику.

133. Удобная и приятная дорога - снег летом. Да еще ожидание близкого перевала.

134. Вот он - пересекается ровной и удобной тропой, почти дорогой.

135. А по ней весело топает караван лезгинских детей, возвращаясь с азербайджанского юга, с летних богатых пастбищ в школу соседнего села Хнев. Ведь через день 1 сентября. Ребятишки и даже девчонка в красном - босиком, и камни, и снег, им, наверное, - нипочем. Счастливые дети!

136. Но вот они переходят на другой склон начинающегося ущелья и, не мешкая на перевале, подобно нам, быстро, весело, привычно спускаются

137. вниз, домой, чтобы там в своем высокогорье продолжить свой духовный рост.

138. Нас же крутой спуск ведет в лесистый юг Закавказья. Длинный, длинный до умопомрачительства спуск. После него наши ноги неделю не могли отойти от усталости.

139. Вон, далеко внизу виднеется поляна, у края которой мы только и смогли остановиться на обед и отдых

140. На другом ее краю - летовка и балаганы с семьями лезгинских пастухов. У этих женщин мы чаевничали, слушая их пересуды-рассказы, и отдыхали. Последняя встреча с лезгинами, уже просто в первобытном

141. таборе. В драном палаточном вигваме живут пастухи, их жены и дети на свежем воздухе и молоке... Хорошо живут, как на даче - но без споров и коммунальных дрязг. Так на показалось...

142. Живут в общении с рекой, лесом, пастушьими собаками и стадами. Библейские времена еще длятся в горах Лезгинии...

143. Высоко над этой летовкой в горах мы проходили мимо одинокого чабанского приюта у родника для людей и овец. Какой-то горец отделал камнем и бетоном (как он только смог?) и родник, и оригинальный купольный приют, о смысле формы которого мы и тогда, и сегодня

144. продолжаем строить догадки. Как смогла приземлиться в лезгинских горах эта непальская ступа, эта космическая тарелка? А может, и права теория кармы, и именно в лезгинов переселяются последователи индусской кротости и непротивления злу насилием? Может, строитель этого приюта был в прежней жизни великим зодчим индуистских храмов? Да, кто знает, что и как связано в этом мире и где в следующем поколении могут очутиться буддистские ступы или кому пригодится лезгинский опыт жизни.

145. Етим ЭминТерпенье - беднякам,/Похлебка - старикам,
Осанка - молодцам,/Свет солнца - мирным дням
О, как подходит!

146. Недужному - уход,/Воителю - поход,
> Отважному - почет,/А соколу - полет,
О, как подходит!

147. Преданья - людям гор,/Неправде - приговор,
Волне морской - простор,/ Зурне - лихой танцор,
> О, как подходит!

148. Любви - безмерный срок / И верности залог,
> А миру - ложь, подлог,/И зыбкость, и порок,
Писцу - бумаги клок,/Чернильный пузырек,
О, как подходит!

149. Конечно, прав Етим,/Твердя стихом своим:
> Свет мудрости - седым,/Цвет жизни - молодым,
Богатство щедрым сим,/О, как подходит!

150. Конец.