"Черкесы"

231. Раздел 2. "Пеший поход"

232. Курорт Архыз. Покупка шерстяного свитера для Лены-Али

233. Вот где горы приблизились вплотную. Вот где должен начаться наш пеший маршрут - в этой небольшой котловине, полугороде-полудеревне. Мы не планировали задерживаться на курорте, а, миновав лесничий кордон, выбраться на дорогу в урочище Пхия.

234. Но сразу же за домами как раз и напоролись на шлагбаум и подвыпившего, но непреклонного лесника и его быстроглазой карачаевской (а может, нагайской или какой иной) напарницы. После часа нервов, требований документов, маршрутов, разрешений и пр. и пр., Витя, в ужасе от возможности общего возвращения в Москву, решился

235. на обманный маневр: перелезть незаметно через проволочные лесничьи заграждения, и в наступающей ночи пройти лесом три км - за второй кордон. Так и сделали - и наш быстрый марш по горному и ночному лесу, почти без тропы, молча, как диверсанты, составил одно из трудно забываемых впечатлений похода.

236. Ночевали мы также скрытно, без палатки и огня, а, значит, и без еды, побаиваясь фар идущих по дороге машин - вдруг и там лесники, КСП и прочие охранники, только и ждущие, чтобы нас задержать и не пустить. Утром выяснилось, что от нервных переживаний плохо

237. стало Лене. Останавливаться для отдыха нам никак нельзя было, и потому мы едва не дошли до разговора о возможном расставании, но, слава Богу, Лена собрала свою волю в кулак, Аля взяла ее рюкзак, раздав лишнее, - мы двинулись с осторожностью снова

238. вверх, вдоль реки Кизгич. А на одном из поворотов увидели под собой туристов, которые прошли первый кордон рано утром.

239. С радостью мы к ним присоединились, ведь по дороге, да еще вместе, шагать легче. Они сегодня прошли кордон, пока кордонщик не проспался, и очень надеются, что таким же образом мы пройдем и второй

240. кордон, уже показавшийся на дороге. Так и получилось. Мы подтянулись и сплоченной группой, едва не танковым тараном, прошли, легонько приподняв шлагбаум над собой. Правда, потом сзади нам что-то обеспокоенно и сонно кричали - но скоро стихли.

241. Еще несколько км мы шли вместе с этими отчаянными ребятами из Горького, студентами и молодыми специалистами, почти ровесниками нашего Темы - но уже ставшими родителями 2-4-летних детей, солидными людьми. Но потом разошлись. Наша

242. дорога пошла на легкий перевал в Лабинское ущелье, к Пхие, а

243. они двинулись к высоким снежным горам, к красивейшим Софийским озерам... И мы светло им позавидовали, по-родительски порадовались за таких славных ребят. Спасибо Вам, и до свидания!

244. Для нас началась пилежка по удобной, конечно, но неожиданно длинной - в 18 км дороге. Сначала по привычке боялись

245. проезжих машин и шли вместе. Потом поняли, что они шастают на колхозную молокоферму и до нас им никакого дела нет. И, слава Богу. Никто не собирался нас здесь ловить. Возбуждение от страха

246. стало сходить, а взамен стали сказываться усталость, малосонная ночь и бескормежье... Потихоньку началось путевое нытье.

247. Однако от одного километрового столбика к другому, к полудню

248. добрались до предперевальной поляны, до мытья в приятной реке, до костра и полуденного отдыха-сна в тени деревьев. Вот где

249. мы почувствовали, что всё! Поход начался, и никто нам не помешает...

250. Подъем в дождь на перевал Пхия

251. Самый сильный ливень переждали в пастушьей палатке-балагане.Я один оставался под клеенкой снаружи, и мог рассматривать туманные горы и поминать черкесов, сколь душе угодно.

252. Но вот ливень кончился, все выползли, отряхнули крылышки и, кряхтя, сами - без напоминаний, стали натягивать рюкзаки. Распрощались c гостеприимным карачаевским или черкесским парнем,

253. поеживаясь от послегрозовой свежести, стали подниматься лугом и лесом по расхоженной скотской тропе, как будто проезжей

254. дороге. Хоть и исчезли давно из урочища Пхия аборигенные аулы выбитых и выселенных кавказских народов, но дороги и тропы остались... Раз есть горные луга, земля, значит, всегда будет скот, а с ними всегда будут черкесы, как бы их ни звали.

255. Пока мы пробираемся лесом, а потом луговыми полонинами к военным

256. памятникам на перевальном седле, прокомментируем изданную недавно книгу избранных произведений адыгских, т.е.

257. черкесских писателей прошлого века. Никогда не знала, и в своем невежестве не догадывалась о существовании у этих якобы бесписьменных племен собственных писателей еще с пушкинских времен.

258. Повесть одного из зачинателей черкесской литературной традиции Султана Казы-Гирея была опубликована в журнале самого Пушкина и удостоилась его восхищенного отзыва: "Вот явление, неожиданное в нашей литературе. Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей: черкес объясняется на русском языке свободно, сильно и живописно. Мы ни одного слова не хотели переменить в предлагаемом отрывке..."

259. Но послушайте сами образованного черкеса прошлого века:

- "К югу от меня расстилалась долина, и по ней вилась дорога, которой я ехал; с правой стороны виднелись вдали леса на верховьях рек Урупа, Гегелы и Лабы, слева тянулся хребет небольших гор, возвышаясь уступами к югу к снеговым горам все выше и выше.

260. Я оглянулся и увидел знакомый мне гранитный столб вышиной в две с половиной сажени. Сердце встрепенулось при виде бесчувственного свидетеля прошлого, и благородный конь мой, казалось, узнал мои мысли. Быстро, быстро несся скакун мой, как будто узнал мое желание беседовать без свидетелей с безответным гранитом, но так же отторгнутым, как и я, от круга

261. семьи"... И еще: "Думал ли я, десять лет тому назад, видеть на этом месте русское укрепление и иметь ночлег у людей, которым я грозил враждою, бывши еще дитятею... А теперь и сам стою на нем русским офицером".

262. Почти все из первых черкесских писателей начинали, как ученики кадетского корпуса в Петербурге, куда дальновидное русское правительство избирало в качестве полузаложников мальчиков из самых знатных и влиятельных, княжеских или дворянских родов, всяких Хан-Гиреев - выходцев из династии крымских ханов. Эти-то петербургские питомцы становились потом не только командирами русских войск, но и проводниками русского влияния на своих сородичей, за что иной раз и платили жизнью.

263. Так, Султан Хан-Гирей, протеже Ермолова, после блестящей военной карьеры и трех войн начала царствования Николая I, пишет замечательные повести в духе литературного романтизма того времени, так перекликающиеся с романтикой его современников - Пушкина и Лермонтова, и исследования по черкесской истории.

264. Хан-Гирей мечтал о приобщении своих черкесов к европейской цивилизации через русское покровительство, но разочаровался и потому вышел в отставку, уехал на родину, а там рано, в один год с Лермонтовым, но 34 лет, умер. По слухам - отравлен.

265. Были и более благополучные судьбы: Султан Адиль-Гирей дослужился до чина генерала по особым поручениям - и вместе с тем, не оставляя литературы, занял свое место в ряду черкесских просветителей.

266. Но бесполезно оказалось просвещение горских народов, ведь сейчас многих из них просто нет. И как странно читать в этой книге путевые заметки о родных местах натухаевца Крым-Гирей Инатова,

267. откуда родом и мои родители, когда с детства привыкла слышать о натухаевцах, как лишь о вымерших дикарях, варварах.

268. Только помянем просветителя Ногмова - сельского муллы, военного писаря, поручика и судебного секретаря, баснописца Умера Берсея - раба египетского паши, потом переводчика русской армии и преподавателя ставропольской гимназии, черкесского Крылова.

269. Только помянем самого значительного писателя этого старочеркесского сборника Адиль Гирей-Кешева. Каламбий был его псевдоним, а родина - аул Кечев Зеленчукской округи, т.е. как раз эти все места. Вместе с русскими писателями 60-х годов

270. он полон жажды показать "черкеса не на коне, не в драматических положениях, как представляли раньше, а у домашнего очага, со всей его человеческой стороны" - и делает это с блеском. Читать его гуманистические повести - наслаждение.

271. И только одна горькая нота тяготит это чтение: почти все селения, о которых он пишет - или совсем перестали существовать, как черкесские - или на грани национального исчезновения

272. в русском море... И ведь все беды их - от нас, русских. Свидетельством тому - поэма Лермонтова "Измаил-бей" про обрусевшего черкеса, перешедшего на сторону воюющего народа.

273.И дики тех ущелий племена, /Им Бог - свобода, их закон - война,
Они растут среди разбоев тайных, /Жестоких дел и дел необычайных
Там в колыбели песни матерей / Пугают русским именем детей...

274.Давным-давно, у чистых вод /Близ рубежа степной земли,
Аулы мирные цвели, /Гордились дружбою взаимной.
Там каждый путник находил /Ночлег и пир гостеприимный.
Черкес счастлив и волен был, /Красою чудной за горами
Известны были девы их, /И старцы с белыми власами
Судили распри молодых /Весельем песни их дышали!-
Они тогда еще не знали /Ни золота, ни русской стали...

275.Однажды - солнце закатилось, /Туман белел уж под горой,
Но в эту ночь аулы, мнилось./Не знали тишины ночной,
Стада теснились и шумели /Арбы тяжелые скрипели,
Трепеща, жены близ мужей /Держали плачущих детей,
Отцы их, бурками одеты, /Садились молча на коней,
И заряжали пистолеты./И на костре высоком жгли,
Что взять с собою не могли.

276. Но что могло заставить их, /Покинуть прах отцов своих,
И добровольное изгнанье /Искать среди пустынь чужих?
Гнев Магомета? Прорицанье? / - О нет! Примчалась как-то весть
Что к ним подходит враг опасный, / Неумолимый и ужасный
Что все громам его подвластно, /Что сил его нельзя и счесть.

277.Черкес удалый в битве правой /Умеет умереть со славой,
И у жены его младой /Спаситель есть - кинжал двойной,
И страх насильства и могилы /Не мог бы из родных степей
Их удалить: позор цепей /Несли им вражеские силы,
Мила черкесу тишина, /Мила родная сторона,
Но вольность, вольность для героя /Милей отчизны и покоя.

278. Заночевали мы прямо в зелени у чистого ручья, задолго до спуска в деревню Пхия. Все устали и, несмотря на послеобеденный сон, вымотались. Сладость ночного отдыха в горной тишине и утренней самопобудки были наградой за первый ходовой день.

279. Но прежде чем расстаться с ним, нужно рассказать о встрече с карачаевцами

280. на пастушьем стане близ перевала. Мы постеснялись бы заходить незваными, если б не нужда в уточнении пути и не приглашение каких-то русских туристов, довольно вытирающих рты: "Идите, идите все, ребята, там вас айраном угостят..."

281. И наша жажда-жадность были столь велики, что уговаривать не пришлось. За первой миской прохладного, густого, вкусного, живительного айрана, последовала вторая, третья, еще... Видя, как мы уплетаем, парни не только подливали и подливали, но даже подсовывали свой хлеб, на удивление свежий - как его только доставляют?

282. Парни эти - карачаевцы, как мы поняли, работают в летний сезон и сменами. Своим элегантным, даже праздничным ковбойским видом, мало походят на тех постоянных пастухов, которых мы встречали в прежних кавказских походах. Это было какое-то соединение западного

283. шика и горской свободы. Девчонки наши смотрели на этих сынов гор во все глаза. Конечно, в них много молодой позы, симпатичной игры на деле уже глубоко городских, вернее, архызских, полукурортных людей. Так что мне показалось, что вижу русских, разыгрывающих здесь черкесов, и потому ими на деле становящихся. Особенно эффектен был Алик. Менее видный Иса частенько поглядывал

284. в бинокль за скотом на склоне, который пасли собаки... Конечно, они не преминули похвалиться всемирно известными качествами карачаевской лошади, для восстановления чистоты кровей которой из Англии привозили на случку чистопородного жеребца, сохранившегося только там после сталинского выселения. Ведь оно ударило смертями не только по людям, но и по лошадям.

285. На нашу благодарность за гостеприимство и еду, которые так контрастировали со вчерашними переживаниями на кордоне, на слова, что только с их помощью эти горы для нас очеловечились, парни смущенно отвечали: "Да, есть в Архызе один такой придурок, уж сколько раз ему говорили: "Брось людей пугать", а он заладил, что служба его такая... Не обращайте внимания... раз ему надо лаять".

И так было им стыдно за соотечественника, так симпатично это чувство родственного стыда, которое мы, русские, уже, к сожалению, утратили, что мы сами устыдились своих претензий к кордонщику, и поспешили покинуть этих ребят, наследников тех самых черкесов, которых русская империя столь долго и столь беспощадно давила, а они вот остаются все такими же ...восхищающими девушек и поэтов.

286. Bторой день походаК полудню после двухразовой огорчительной потери тропы мы все же спустились в деревню, чтобы тут же понять, что делать нам там

287. совершенно нечего: магазин закрыт, хлеба не купишь, можно только выпрашивать, подобно нищему, а деревня с черкесским названием заселена сплошь лесорубными русскими, бог весть с каких времен. Даже дети смотрели на нас равнодушно: мало ли шастают тут всяких...

288. И поняли мы, что далеко, очень далеко до перевоспитания в черкесском духе наших хмурых сородичей, так любящих хвалить себя за всемирную отзывчивость и верность интернациональному долгу.

289. Не сразу, далеко не сразу, но нашли мост-кладку через драгоценно-зеленую Лабу и пошли вдоль нее лесной дорогой наматывать километры медленного подъема к Санчарской поляне и повороту на нарзанные кислые источники и перевал Адзапш.

291. Физически это был нетрудный путь, но неожиданно длинный, и потому занудный. На нем-то и завязался, а потом и затянулся мировоззренческий конфликт в нашей мини-группе (трое взрослых, четверо детей). Группа растянулась, потому что наших две девчонки, Аня и Лена,

292. отставали в разговорах и просто в нежелании спешить, превращать приятную прогулку в утомительный, трудный путь. А поскольку они отставали, то около них постоянно паслись двое взрослых. Мама Аля, которая пыталась развлечь, подбодрить, воодушевить и как бы невзначай завлечь на убыстрение хода. А я замыкал группу по самозванно присвоенной власти и пытался подстегнуть своих девиц примитивным, но очень противным психологическим давлением:

293. наступал на пятки, дышал в ухо, пытался отобрать даже те символические рюкзаки, которые у них были.

294. Это помогала слабо, но я не оставлял своих хлопотных попыток, считая, что не должен "хвост" задавать темп и руководить головой группы. Аля не могла со мной согласиться. Наши споры

295. продолжались даже на купаниях-перерывах. Как новичок в группе, она не могла, конечно, возражать громогласно, но стиль беспрерывной ходьбы по 20-30 км в день без отдыха и общения ей был непонятен, и она пыталась воззвать к нашему с Лилей разуму: "Что же вы делаете? Где же интересы духа?" - получая вместо

296. ответа тезис, что в походе главное - это пройти маршрут, кусок земли от пункта А к Б. И этот ответ не был насмешкой, хотя тогда я так и не смог родить, выжать из себя убедительных доказательств. Просто чувствовал, что для трепа - не нужно и уезжать из Мoсквы-Подмосковья, что тут - лучше впитывать чувства этих гор и неба, этой земли, истории ее народов, надеясь

297. на богатство неизбежных встреч и готовясь к осмыслению их уроков. Да, на маршруте только труд ног и облегченная, почти бездумная голова, занятая корректировкой пути и преодолением мелких и крупных препятствий... Но придет в Москве время, и мы попытаемся осмыслить этот опыт.

298. В апреле 87-года мы прочли книгу Анатолия Приставкина "Ночевала тучка золотая" - о военном детдомовском детстве в Подмосковье, потом - о ужасах переселения в 44-м году на освобожденные от кавказских народов земли. Действие происходит чуть восточней, на чеченских землях, но суть тех преступлении была такой же.

299. Когда-то в Записных книжках Маркса я натолкнулся на выписку из английской газеты "Стар" в марте 1863г.: "Мы получили из Черкессии вести, которые возбудят негодование всех цивилизованных людей. Поджигатели и палачи Польши вселили, как кажется, свою кровожадную ярость в своих товарищей,

300. которым поручено покорение Кавказа. В деревне Хафифе, в области шапсугов (западней этих мест) разыгралась людоедская сцена. Воспользовавшись отсутствием мужчин в деревне и защиты, царские солдаты напали на беззащитное население и стали убивать, жечь и грабить.

301. Среди жертв были 18 старух, 8 детей и 6 стариков... на них оставлены доски с надписями: "Теперь не продадитесь туркам!", "Жалуйтесь теперь английской королеве"... Так царские армии распространяют цивилизацию. Вследствие системы поджогов, проводимых последние 5 лет, уничтожены почти все хижины в долинах. Население, лишенное своих очагов, нашло убежище в горах. Множество семей голодает.

302. В отчаянии они намереваются подчиниться русским. Покинутые турками и Европой, эти несчастные создания в их бедственном положении готовы броситься в объятия врага. Однако большинство черкесов предпочитает умереть с оружием в руках.

303. Польское восстание и восстание в Казанской губернии оживили их надежды"...

Мне физически трудно, почти невозможно верить в достоверность этих "вестей" Конечно, русский может быть зверем, в бешенстве убить и раскрошить, но писать доски: "Жалуйся английской королеве!" - это какая-то европейская клевета, а значит - и все это западная клевета. Не могут русские быть такими!

304. Однако факты - упрямая вещь: ведь ни натухаевцев, ни шапсугов на Пшаде, ни убыхов в Сочи, ни бжедухов, ни многих иных горских народов уже просто нет на Кавказе - все они истреблены и выселены поголовно, как сообщает Брокгауз - именно в 1864 году. А разве можно была это сделать без жертв и зверств, без террора и геноцида?

305. Повесть Приставкина впервые зримо показала, как геноцид проходил уже на нашей жизни.

306. Едут переселенцы из разоренных войной областей. Едут дети, измученные страшным голодом и зверством своих откормленных детдомовских директоров. Как бы мог их пожалеть и обогреть не разоренный, а исконно гостеприимный Кавказ? А взамен

307. этого - опустошенная от людей, страшно чужая и опасная земля, вагоны с горскими детьми и стариками, умоляющими: "Хи" - воды"... и жуткое палаческое спокойствие часовых.

308. И отчаянное, страшное сопротивление уничтожаемых поголовными облавами, пожарами и стрельбой чеченцев - сопротивление через резню пришельцев, которые пришли, чтобы у чечен забрать:

309. "Мой зымла! Мой дом! Мой сад! - тех, кто ломает могилы их предков, кладбища-чурт: "Камэн нэт, мохил-чур нэт... Нэт и чечен... Зачем... зачем я?" - и яростный ответ: "А я стрылат за то... Я убыват"... И вот после смертной облавы на оставшихся в горах подожжена переселенческая деревня, разгромлен и детдом, убит Сашка - один из двух близнецов Кузьменышей - распят на заборе с кукурузой в животе... Вот каков реальный, страшный опыт богатой

310. кавказской земли! Так верить или нет той английской заметке о русском варварстве 100 лет назад? Можем ли мы верить страху и негодованию Европы? Стихам Лермонтова? А может, мы и вправду - империя зла?

311. Вся повесть Приставкина окрашена смертной грустью лермонтовских строк, ставших названием-камертоном не только повести, а, наверное, всей жизни автора:

Ночевала тучка золотая /На груди утеса великана,
Утром в путь она умчалась рано, / По лазури весело играя,

312. Но остался влажный след в морщине /Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумавшись глубоко, /И тихонько плачет он в пустыне.

313. "Колька оглянулся и вздохнул. А может, тучка - это поезд, который увез мертвого Сашку с собой. Или нет. Утес сейчас - это Колька, он потому и плачет, что стал каменным, старым, старым, как весь этот Кавказ. А Сашка превратился в тучку... Тучки мы... Влажный след мы... Были и нет..."

314. Потрясающая сила лермонтовских строк, позволяющих не сойти с ума и духовно выжить Кольке даже в такой жизни - вся, от Кавказа и от отчаяния поэта, самой жизнью рожденного воевать с его вольностью ради русской империи.

315.Какие степи, горы и моря /Оружию славян сопротивлялись?
И где веленью русского царя/Измена и вражда не покорялись?

316. Смирись, черкес! И Запад, и Восток,
Быть может, твой разделят рок /Настанет час - и скажешь сам надменно:
Пускай я раб, но раб царя Вселенной
Настанет час - и новый, грозный Рим
Украсит Север Августом другим.

317. И сразу - без перехода:
Горят аулы: нет у них защиты, /Врагом сыны отечества разбиты,
И зарево, как вечный метеор, /Играя в облаках, пугает взор,

318.Как хищный зверь в смиренную обитель
Врывается штыками победитель
Он убивает старцев и детей /Невинных дев и юных матерей,
Ласкает он кровавою рукой, /Но жены гор не с женскою душою:

319. За поцелуем вслед звучит кинжал /Отпрянул русский, захрипел и пал.
"Отмсти, товарищ!" - в одно мгновенье /Достойное за смерть убийце мщенье.

320. Простая сакля, веселя их взор, /Горит - черкесской вольности костер.

321. Лиля: "К Санчарской поляне, которую почему-то зовут 7-й пост, мы подошли неожиданно. Просто не увидели поворота на 10-м км.

322. Здесь бы нам встать, раз минимальный план дня выполнили. Но Витя спутал нам все радужные планы своим дополнительным заданием - подойти еще и к "Кислым источникам".

324. У памятника погибшим в войну мы встретили группу лечащихся. Они утверждали, что путь туда недолог, всего 3 км, а проводники вьючных лошадей вообще отговаривали нас, видно, надеясь найти в нас клиентов для простого и длинного Санчарского перевала - самим идти пешком, а рюкзаки за плату - на лошадях.

325. Конечно, дети были бы за этот вариант обеими руками. И потому, почуяв опасность и не дав нам разобраться в своих желаниях, Витя настоял на переходе в направлении к источникам. Ему нужны были эти нарзанные воды, эти трудности, этот снежный перевал!

326. Но вся группа, и даже я, были недовольны, почуяв насилие и над своими желаниями, и над своей свободой. Еле-еле доплелись до

327. стоянки. И только расставили палатку, как я отключилась.

328. Курорт под пер.АдзапшУтром подъема не было. Спали вволю. Поздним вечером Галя и Аля добились от Вити введения демократического правления в походе, и в качестве первого шага - позднего подъема на этот раз, выхода не раньше

329. полудня. Почему он согласился, не знаю, сама я в эти игры не играла. В 9 часов солнце уже так нагрело палатку, что выползли все и поразились тому, как хороша

330. жизнь на этой многонаселенной поляне. Перед нами был стихийный, самоорганизующийся

331. курорт. Цветы и травы.

332. Конечно, от своей палатки мы ходили к источникам. Не лечиться,

333. а пить воды разных вкусов и целебной силы. И купаться. Нигде такой ядреной, холодной, здоровой и вкусной воды мы не пробовали.

334. Весь холм - ярко-оранжевый от солей бесчисленных родников и источников. Его завсегдатаи прекрасно знают, откуда бежит какая вода,

335. и от каких болезней, желудочных или сердечных. Верхним, среди зеленых зарослей, родником холодно булькает самый знаменитый источник святой воды - так прозвали его здешние русские, наверное, атеисты.

336. Их палаточный городок совсем рядом, на выбитых предшественниками площадках. Когда народ прибывает, палатки занимают более отдаленное и ровное плато, где устроились и мы. В палаточных рядах стихийно образуются улицы, какое-то движение, упорядоченные отношения, доброжелательная человеческая очередность -

337. стихийная община, прообраз коммунизма. И как жаль, если со временем придет сюда государство со своим неизбежным бюрократизмом, заборами, сторожами и запретами. И как было бы хорошо не пустить сюда его чудовищную, все калечащую силу.

338. Разве без него здесь не душевно, не здорово?

339. Откуда в этих горах взялась ванная, в которой, подогрев водичку, отлеживаются какие-то молчаливые пожилые грузины, прямо голышом?

340. Как откуда? - действует не только тысячелетняя вьючная Санчарская тропа, но и самое новейшее транспортное средство - вертолет.

341. На наших глазах он сделал в это утро два рейса, перевозя, в основном, грузинские семьи с бесчисленными баулами и припасами. Teм же транспортом через 2-3 недели их доставят, наверное, в южные цивилизованные города. А сейчас, едва распрощавшись с летчиками и даже не устроив быта, грузинские мамы на каблучках с прилично одетыми детками спешат на первый курс кислых вод.

343. Перенесенные чудом техники, конечно, за деньги, и немалые, эти люди легко впишутся в местный коммунизм, вольются так естественно, что никто и не заметит их буржуазной, якобы, сути. Что тешит в очередной раз мою верность буржуазно-коммунистических взглядам. Люди прекрасно

344. сочетают эти принципы и хорошо при этом живут сами - только не надо им мешать и насиловать в ту или иную сторону. Нет, не деньги, и не коммунизм уродуют нашу жизнь и Кавказ, а непрерывная цепь насилий, гнездящаяся в людях, в нас самих.

345. Вчера вечером мы обратили внимание, какие разные здесь люди. Одни приветливо рассказывали про местные воды и гостеприимно советовали лучшее, другие недоброжелательно отмалчивались, как будто мы посягали на их достояние...

346. Конечно, это только наше предположение, но среди пациентов курорта немало участников войны, и, может, среди них есть и те, кто выселял, очищал эту землю огнем и силой - для себя, для русских или грузин. Им-то сейчас каково?

347. Приставкин отвечает: "А ничего... Совесть их не гложет... Собираются по банькам или водам, балуются водочкой или лучком и вспоминают: "Как мы тогда

348. этих черных вывозили. Они Гитлеру продались... 10 минут на сборы - и в погрузку... Ну, а те, что сбежали... Ох, и лютовали они... Мы их по горам стреляли...

349. ...Ну, и они, конечно... Всех, всех надо к стенке! Не добили мы их тогда, вот теперь хлебаем... Этих гадов как сейчас помню... У меня грамота лично от товарища Сталина! Да!"

349. На что мирные улыбчивые дружки кивали и потягивали с мутным питьем кружки... те люди, которые от Его имени волю Его творили... Не мучают ли их кошмары, не приходят ли в полночь тени убиенных, чтобы о себе напомнить?

350. Нет, не приходят. Поиграв с внучатами, они собираются, узнавая друг друга по незримым, но им очевидным приметам... без погон, но старой выучке, школе... И, сплачиваясь в банях ли, в пивных ли, они соединяют с глухим звоном немытые кружки и пьют за свое здоровье и свое будущее. Они верят, что не все у них позади...

351. А мы хотели бы верить, что в будущем таких людей не будет, ибо с такими традициями насилия человечество не выживет, вымрет.

352. ПодъемХоть и приняли решение о курортной гулянке до 12 часов, но жара, скука и перспектива задержаться здесь на целый день взамен

353. моря - заставила детей самих согласиться на более ранний выход. Правда, провозились до половины 12-го, и потому подъем был жарок и труден. Но поднимались все же слаженно, не растягиваясь, с каким-то настроением к общему преодолению.

354. Ведь, идя по снегу жарким летом, зримо чувствуешь, что предстоящее тебе - серьезно, а принятое самими детьми решение - возбуждало их самолюбие, заставляло не отставать и даже загонять взрослых.

355. Что значит - принятое самими решение! Жаль, что мы все редко

356. способны свободно выбрать именно трудное решение!

357. На немногих привалах мы можем не только полюбоваться рододендронами или поиграть в снежки, но и подумать о скором завершении нашего пути по Черкессии. Ведь на перевале через Главный Кавказский

358. хребет мы пересечем не только границу Европы и Азии, но и границу между российской Карачаево-Черкессии и грузинской Абхазией. Там поход продлится, но уже в другом мире, другой стране.

359. И нам нужно сейчас, перед прощаньем, попытаться понять увиденное.

360. Лермонтов

Приветствую тебя, Кавказ седой! /Твоим горам я спутник не чужой
Они меня в младенчестве носили /И к небесам пустыни приучили
И долго мне мечталось с этих пор /Все небо юга, да утесы гор.

361. Прекрасен ты, суровый край свободы, /И вы, престолы вечные природы,
Когда, как дым синея, облака /Под вечер к вам летят издалека...

362. Как я любил, Кавказ мой величавый /Твоих сынов воинственные нравы
Твоих небес прозрачную лазурь /И чудный вой мгновенных, громких бурь

363. Меж тем белей, чем горы снеговые /Идут на запад облака другие,
И проводивши день, теснятся в ряд /Друг через друга светлые глядят
Так весело, так пышно и беспечно, /Как будто жить и нравиться им вечно!

364. На своем уровне, уверена, мы и наши дети испытываем восторг не меньший, чем поэты. Все русские, которые попадали или еще попадут в эти края. Всем нам Кавказ дарил необыкновенные подъемы, возвышенные дали и "горние выси" своих вершин... и своих народов.

365. А вот отплачивали мы, русские, Кавказу до сих пор плохо: смертями, ссылками, несвободой. Как будто вымещали на них то зло, что приносила нам империя. Но так всегда быть не может, так жить нельзя.

366. И, конечно, свободная и счастливая Россия невозможна без живущих своею жизнью кавказских народов. Только не мешать им!.. Через час с небольшим мы поднялись от источников к предперевальному озеру, откуда двумя тропами можно было через снег подняться к самому Адзапшу. Здесь, на отдыхе, около нас, тяжело дышащих, как-то легко, и даже играючи, появились два

367. молодых карачаевца. Откуда и куда они шли-бежали, мы до сих пор не догадались, но именно они указали нам самый короткий и удобный путь. Старший категорически отказался от еды за себя и за 11-летнего племянника (в горах нельзя перегружать себя едой) - и они бегом устремились вперед к тропе, заскакали горными сернами. - Вот кому мы все восхищенно позавидовали!

368. По их примеру, встали и мы, и начали последний подъем. Сначала

369. серпантин на крутом боку заросшей осыпи, потом по верхним скалам

369а. осыпи и, наконец, по верхним снегам. Вдруг обычный путь как-то

370. превратился в опасный путь по крутому снежнику - и без всякой

371. веревки. Сорвешься - непонятно, где остановишься... Но дети это

372. и сами почувствовали. Уже нет разговоров - полная самоотдача. И осторожность в ответ на мой тревожный голос: "Тверже ставьте ногу, выбивайте ступени, вбивайте ногу!"

373. Витя: И вот передовые добрались до снежных верхних сугробов, соскочили на камни самого перевала за перегибом.

374. Один жадный взгляд на зеленый и бесснежный южный абхазский мир, восторженный крик: "Ура! Перевал! "... Потом сбросить облегченно рюкзак и изготовиться, чтобы заснять тех, кто поднимается впервые на этот единственный в нашем походе настоящий перевал. Но что там за крики радости внизу?

375. С удивлением мы с Алешей видим, как наши женщины поднимаются без труда, со смехом, грациозно, по-женски, как на прогулке, а вслед за ними, а потом и вперед взлетает с их тремя или 4-мя рюкзаками все тот же горный парень, как истый рыцарь, джентльмен гор...

376. Парадный кадр, выполненный по просьбе нашего проводника Мудалифа вместе с племянником, на фоне родного ущелья и Кислого курорта - во-он, желтым пятнышком средь зеленых гор. ...Легкость и естественность движений, простота одежды - только альпинистская веревка на поясе для страховок и ЧП... Сила и благородство!

377. Вот было бы хорошо, если бы наши девчонки от своих будущих суженых ждали такого же достоинства и силы тела и духа, и сыновей такими пожелали бы вырастить!

378. А этот снимок Лили был сделан еще в Вятке, в самом начале нашего летнего похода, три недели тому назад. Увидев его, она ужаснулась вскрывшейся на нем застарелой утомленности и жизненному недовольству: "Неужели, это я? Неужели уже все?" А я отвечал: "Нет, это только еще не изгладившаяся усталость от города". И, правда,

379. прошло три недели, и на кавказском перевале не только я залюбовался вдруг вернувшейся к ней силе молодой радости! - Вот для чего всем нам нужны горы! И смотревшая за такой раздачей даров юная Лена, взявшая на себя в группе роль скептика и духовного нам оппонента, наверное, не могла не оценить, не отдать должное перевалу, не впустить горную радость в душу. Будем на это надеяться!

380. Наш проводник Мудалиф ненадолго стал гидом, показывая не только памятники защитникам кавказских перевалов, но и более интересное: остатки немецких оборонительных блиндажей и доты, обращенные на юг. Оказывается, в войну немцы с ходу захватили Санчарскую

381. тропу и первое абхазское селение, но вскоре из-за недостатка боеприпасов отошли к горам и долго стояли на перевале, охраняя от наступления русских и грузин оккупированную ими Черкессию и Кубань. Без Myдалифа мы этого не увидели бы.

382. Так что памятник на перевале Адзапш напоминает, прежде всего, о погибших и захороненных здесь немцах. И как тяжела и черна история! Ведь приходится сознавать, что именно с уходом немцев

383. с этого перевала и с Кубани, Черкессия была унижена и урезана русскими с севера, а Карачаевщина была оккупирована грузинами с юга. И кажется нам, что у проводника нашего нет в голосе неприязни к погибшим немцам. И наоборот, когда

384. он долго смотрел в бинокль на грузинскую сторону, на их подгорную кошару и стада, то было в его позе что-то настороженно-неприязненное, как будто наблюдал он за давними недругами, охранял перевалы-рубежи своей родины.

385. И, правда, когда мы сами спустились на южную сторону и проходили грузинский пастуший стан, то удивились неприветливости его хозяев - ни воды напиться, ни привета, ни совета - как будто к представителям чужой стороны, как к перебежчикам.

386. И это - от хлебосольных и радушных на своей земле грузин!...

387. Но вот, воспользовавшись паузой в разговоре, карачаевцы попрощались и легкой рысцой перевальной тропой побежали на запад, оставив нас, уставших, в отсидке...

388. Испытав эмоциональный всплеск последней, подарочной встречи с хозяевами гор, мы долго отдыхали, наслаждаясь своим перевалом, и тем, что в жизни таких радостей не так уж много.

389. Аля, конечно же, видела все в космических и биоэнергетических понятиях. Ей так близка возвышенная горная символика, что-то надземное и фантастическое. А мы - давайте вспомним про пройденную,

390. увиденную черкесскую землю - от Ставрополя, где русские, подобно Лопатину, усваивали черкесское достоинство и свободы нравов, новой столицы Черкесска, старых христианских храмов над Карачаевском и Зеленчуком, всех встреченных горцев, от доброго пастуха у Шоанского храма до гордого карачаевца-горца

391. - на рубеже перевала. Этим кадром настоящего и будущего этой земли и хотелось бы завершить фильм про черкесскую и карачаевскую земли-народы. ...Пусть они останутся в памяти наших детей примером для подражания, а нам - радостью, что довелось увидеть... Спасибо Вам и Вашим предкам, кавказские люди, за свет свободы

392. в наших душах! Пусть никогда не придут к вам больше слуги царя или Сталина. Живите вечно и свободно всем на радость.