"Ростовская земля"

109. "Таганрог" и Чехов

110. Два часа вечерней электрички из Ростова мимо развалин древнегреческого Танаиса, и мы расспрашиваем у таганрожцев, как идти или ехать к берегу моря...

111. Утром уже не вспоминалось, как в темноте добрались до детского пляжа и поставили палатку. А море тут мелкое-мелкое и потому теплое-теплое, как чуть солоноватая бесконечная лужа. И все равно -

112. радость! Они веселятся почти как в прошлом году на Арале, не хотят отрываться от воды и идти в город и его музеи. Но, слава богу, наши дети еще доверчивы и прислушиваются к нашим желаниям. Как хорошо, что они еще не стали взрослыми людьми и могут ходить с нами!

113. Но, прежде чем окончательно свернуть палатку с морской стоянки и уйти к жарким улицам несостоявшейся столицы, оглянемся назад. Может, таким же блестящим летним утром сникли легкие паруса Петрова флагмана, обследующего мыс Таганий Рог на предмет устройства здесь порта и города - глубокая вода для гавани есть, здоровое место с питьевой водой тоже - и потому - за топоры, братцы, "да будет город заложен"! ...А там и Керчь с проливами, и Царьград с Софией - будут нашенскими...

114. В 1698 году свершилось вот что: достигли морских дорог, и московское царство стало превращаться в мировую империю, причем важными помощниками ему в этом были вольные казаки.

115. Имперские успехи налицо, а вот как в отношении личных свобод самих подданных? Может, и им стало лучше? Разве государство укрепляет себя не для блага людей?.

116. Рядом с портом стоит старинный памятник той моряцкой таверны, где революционная организация "Молодая Италия" в 30-x годах прошлого века завербовала в свои ряды Джузеппе Гарибальди. Здесь, в гостеприимных

117. русских пределах, вдали от европейских ищеек, принял присягу будущий объединитель и создатель современной Италии. Да разве только один Гарибальди? Россия сочувствовала свободе греков, правам православных братьев, боролась за славян. Ну, а для

118. своих? И вот мы-таки оторвались от моря и пошагали по Таганрогу, крупному - в 300 тысяч жителей - городу, с его большими заводами,

119. вузами, театрами, и главное для нас - исторической памятью.В его богатом краеведческом музее мы прошли обычный исторический

120. ликбез от мамонтов до победителей современного соцсоревнования. Прошли без сопротивления, как необходимое вступление перед домом Чехова и нашей главной темой, а потом еще

121. прошлись по городским старым улицам, как бы в закрепление пройденного материала.

122-126.

127. Задумав воздвигнуть столицу на первом добытом море, Петр начинает эту стройку усилиями и жизнями сгоняемых тысяч и тысяч людей - известная петербургская история... но с плачевным результатом. Постройка была не только брошена, но и уничтожена самим Петром

128. после поражения на Пруте в 1711 году. И только после екатерининских побед и завоевания Крыма, русский Таганрог воскрес

129. и стал расти как первейший южноморский порт. Потом, правда, появились военный Севастополь и торговая Одесса.

130. Унылый Таганрог 19-го века.

131. И все же был момент, когда он исполнял роль имперской столицы, когда в этом здании, в доме градоначальника Попкова скончался Александр I, оставив Россию на спор между декабристами и Николаем I.

132. Недалеко - дом Раевского, где бывал и наш Пушкин, чуть

133. дальше - дом лейтенанта Шмидта, который нам выдают за дворец Александра. Нетрудно и запутаться в пластах истории.

134. После смерти грустного императора, Таганрог навсегда утерял столичные шансы, стал лишь южнорусской провинцией, но может, в возмещение

135. через 25 лет судьба подарила ему рождение Антона Павловича Чехова

136. Торговые ряды. Дом биржевика. Бойкая торговля привлекла в этот город не только греческие и турецкие капиталы, но и самых предприимчивых из освободившихся крепостных, мелких торговцев со всей России. В их числе были и родители Чехова.

137. Биржевики и хлебные спекулянты не только пили и копили. Они уважали и культуру, негоциант грек Депальдо размахнулся и подарил городу еще

138. в 1823 году парадную каменную лестницу - до сих пор главное его

139. украшение - не сравнить с новой, роскошно задуманной, но плохо исполненной.

140. Но строил не один Депальдо, и не только лестницу. Около 20-ти храмов разных вероисповеданий было в городе, первая итальянская опера, русский театр, больница, училища и гимназии. Думаем, без них не было бы

141. Чехова. - Вот, наконец, его музей: в зеленом сквере оставлен только маленький домик купца третьей гильдии Павла Егоровича Чехова,

142. родом из Воронежской земли, и его жены Евгении Яковлевны Морозовой из Владимирщины . Вторым сыном у них родился Антон, а потом родились еще четверо, и все они были талантливыми людьми. Почему?

143. Под напором многочисленных экскурсий почти трещит крохотный домик.

144. Здесь ощущается воочию, что Чехов действительно вырос среди простых людей, ибо жил вроде нас с вами. И вспоминается описание Бунина:

145. "Чехов родился на берегу мелкого Азовского моря... и характер этой скучной страны немало, должно быть, способствовал развитию его прирожденной меланхолии... А еще и оттого, что в нем, как мне казалось,

146. было довольно много какой-то восточной наследственности - сужу по лицам его простонародных родных, по их несколько косым и узким глазам и выдающимся скулам. И сам он делался с годами похож на них все больше... как и подобает восточным людям...

147. А детство? Мещанская уездная бедность семьи, молчаливая, со сжатым ртом, с прямой удлиненной губой мать, истовый и строгий отец, заставлявший старших сыновей по ночам петь в церковном хоре, мучившим их спевками поздними вечерами, как какой-нибудь зверь; требовавшим с

148. самого нежного возраста, чтобы они сидели по очереди в качестве "xoзяйского ока" в лавке. И чаще всего страдал Антоша: наблюдательный отец сразу отметил его исполнительность и чаще других засаживал за прилавок, когда нужно было куда-нибудь отлучиться ему".

148а. Сюда следует добавить: по описанию брата Александра детство их было наполнено ужасами, частыми отцовскими порками и подзатыльниками. И сам Антон Павлович в письме Александру о том поминает: "Вспомни, что деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и вспоминать. Вспомни те ужас и отвращение, какие мы чувствовали во время оно, когда отец за обедом поднимал бунт из-за пересоленного супа или ругал мать дурой. Отец теперь никак не может простить себе всего этого. Деспотизм преступен трижды".

149. Бунин: "Но если бы не было церковного хора; спевок, то и не было бы рассказов - ни "Святой ночи", ни "Студента", ни "Святых гор", ни "Архиерея" - тонкого знания церковных служб и простых верующих душ.

150. Сидение же в лавке сделало его взрослей, т.к. лавка его отца была клубом таганрогских обывателей, окрестных мужиков и афонских монахов. Конечно, кроме лавки помогло узнать людей еще и то, что он с 16-ти лет жил среди чужих людей, зарабатывая себе на хлеб, затем еще в Москве студентом много толкался в "мелкой прессе", где человеческие недостатки и даже пороки не очень скрываются".

151. В.Лакшин, современный критик: "С изначальных лет на сознание Чехова воздействовал ближайший круг его семьи, незаурядных людей...Незаметно, как воздух, каким дышишь, формировал мир его детского сознания

152. и сам южный, зеленый городок на Азовском море с разноплеменной речью итальянцев, греков, армян, украинцев, с меняющимися запахами двух вольных стихий - моря и степи!"

153. И вдруг мы читаем: "Отец и мать единственные для меня люди на всем земном шаре, для которых я ничего никогда не пожалею. Если я буду высоко стоять, то это дело их рук, славные они люди, и одно безграничное их детолюбие ставит их выше всяких похвал, закрывает собой

154. все их недостатки, которые могут появиться от плохой жизни, готовит им мягкий и короткий путь, в который они веруют и надеются так, как немногие".

155. Как же получается: провести детство каторжником, в ужасах порки и дефицита материнской ласки, потом всю жизнь мучаться от впитанной с молоком униженности и по капле выдавливать из своем натуры раба - и так любить своих родителей-мучителей, так жалеть и понимать их?

156. Да, именно так: освободившись формально от крепостничества, русские люди оставались рабами по душевным склонностям и привычкам. Безмерно любя детей и стараясь передать им максимум добра и умения, ничего не жалея для их образования и счастья, Чеховы-родители не знали и не могли знать иных методов воспитания, кроме деспотических,

157. что, наверное, равноценно нашему "воспитанию криком". У родителей Чехова умной любви было все же больше, а других - чем больше любят и "стараются", тем больше забивают самостоятельность, вгоняют в униженность, хитрость, лживость, безделие и запой - классический комплекс раба. А их дети тоже, в свой черед, становились рабами...

158. И нужна была гениальная сила Антона Чехова, чтобы прорвать этот круг и отнестись к своему рабствующему окружению, как свободный, с жалостью и пониманием, по-толстовски: не множить зла, отвечать добром

159. на зло... Иногда даже кажется, что за сто лет эти проблемы у нас даже обострились. Примеру Антона Павловича трудно подражать даже в отношениях с собственными родителями. А как настроить себя на понимание и жалость к "отеческой власти"? Вроде Сталина? Великий грех оправдывать любой деспотизм, тем более культ личности, но понимать и даже жалеть необходимо, чтобы быть способным самим выйти из вечного круга: рабство-бунт.

160. В таганрогскую гимназию принимали детей только состоятельных родителей, и отец переходит в разряд купцов 2-й гильдии, переезжает в большой дом - и траты, траты, траты. В конечном счете, разоряется и бежит

161. от долгов в Москву к родичам. Но за эти годы дети получили наилучшее в Таганроге образование, а потом и в Москве. Кроме Антона Павловича, известны литератор Александр, художник Николай, врач Иван, знаменитый артист племянник Михаил. Созвездие талантов вокруг...

162. Вот эта классическая гимназия, ныне ставшая, по отзывам, интереснейшим музеем - к сожалению, пропущенным нами. Антон как-то не выделялся из гимназистов - ведь истинный талант оригинален и потому трудно

163. пробивает себе дорогу. Но когда уже в зените писательской славы он перечитывает свое гимназическое сочинение о киргизах, то с удивлением заметил, что и "сегодня не написал бы лучше". Гимназические стихи, шутки, пародии - из них родились и искрометный Антоша Чехонте, и поздний Чехов.

164. В.Лакшин: "Это было лучшее по тем временам учебное заведение на юге России. Конечно, разные были учителя, и в большом со светлыми классами и роскошным актовым залом здании не редкостью были формалистика, зубрежка, наушничество, тяжелый педантизм. Но не гимназия ли дала Чехову те начала знаний, которые сделали его одним из просвещеннейших людей своего времени?"

165. Но именно гимназического инспектора Дьяконова Чехов взял прототипом "человека в футляре" - страшным символом рабства нового типа: интеллигентного, ханжеского, страшно удушающего.

166. Просвещение, оборачивающееся рабством не только семейным, но и государственным...

167. В 1879 году, 19 лет отроду, Чехов уезжает в Москву, становится врачом и писателем. За 25 оставшихся лет, он реализует знания и чувства, полученные от Таганрога. Да, в имперских условиях ему было необходимо уехать в столицу, чтобы стать мировым писателем, это правда. В переписке он не раз ругает "подлый Таганрог", а сам город и смеется от творений своего земляка, и корчится, узнавая в них свои пороки.

168. Но с этим смехом и стыдом освобождался от зла. В Чехове время освобождало изначальную память и любовь к родному городу, и чем дальше, тем чаще, проживая в Мелихове и Ялте, лечась в Ницце и Башкирии, он говорил, что жизнь хотел бы кончить в родном Таганроге.

169. Выросший Антон Павлович берет на свое попечение не только угнетателей-родителей, но и родной город - собирает для него городскую библиотеку, хлопочет о средствах для памятника Петру, подбадривает

170. земляков: "Я буду завидовать вам... И будут здесь чудесные сады, великолепные дома, фонтаны, необыкновенные люди". И город под солнцем

171. его любви и, правда, хорошел. Вот музей городской архитектуры, в здании, выстроенном по проекту друга Чехова - Шехтеля.

172. Какая резкая полярность оценок: от "подлого Таганрога" к "счастливейшему городу". А вот сколь различны, по свидетельству Бунина, были рекомендации Чехова, как общество должно обращаться с писателями:

173: "Иногда он говорил: 'Писатель должен быть нищим, должен быть в таком положении, чтобы он знал, что помрет с голоду, если не будет писать, будет потакать своей лени. Писателей надо отдавать в арестантские роты и там принуждать их писать карцерами, поркой, побоями... Ах, как я благодарен судьбе, что в молодости был беден!'

174. А иногда говорил совсем иное: 'Писатель должен быть баснословно богат, так богат, чтобы он мог в любую минуту отправиться в путешествие вокруг земного света на собственной яхте, снарядить экспедицию

175. к истокам Нила, Южному полюсу, в Тибет или Аравию, купить себе весь Кавказ или Гималаи. Толстой говорит, что человеку нужно всего три аршина земли. Вздор.- Три аршина земли нужны мертвому, а живому нужен весь земной шар. И особенно - писателю".

- Да неужто так? Арестантские роты и порка, чтоб не ленился - и земной шар в обладание за результат! - такими пропастями трудовых стимулов можно и нужно воспитывать писателей? Неужели так видит сын Таганрога

176. желанное будущее? В такой школе, наверное, могли бы воспитываться титаны или настоящие кентавры... Но, может, именно такое будущее и готовит нам эта южная степь?

177.О связи Чехова с родной землей. Толстой недаром растроганно называл Чехова самым русским человеком, какого он только знал. И Лесков, глубокий сын этой земли, заметил начинающего фельетониста: "Благословляю... как Самуил! Пиши!"... Сам же Чехов благословил на великое писательство последнего классика этой земли - Бунина.

178. Свою первую большую вещь, написанную в серьезном жанре, он посвятил именно ростовской степи и поездке по ней мальчика Егорушки:"Загорелые холмы, буро-зеленые, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски... Как душно и уныло! Бричка бежит, а Егорушка видит все одно и то же: небо, равнину, холмы. Летит коршун над самом землей, плавно взмахивает крыльями и вдруг останавливается в воздухе, точно задумавшись о скуке жизни, потом встряхивает крыльями и стрелою несется над степью, и непонятно, зачем он летает и что ему нужно.

179. По правой стороне дороги на всем ее протяжении стояли телеграфные столбы с двумя проволоками. Становясь все меньше и меньше, они около деревни исчезали за избами и зеленью, а потом опять показывались в лиловой дали. На проволоках сидели ястребы, кобчики и вороны и равнодушно глядели на двигавшийся обоз...

Своим простором степь возбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по ней ездит? Кому нужен такой простор?

180. Непонятно и странно. Можно, в самом деле, подумать, что на Руси еще не перевелись громадные, широко шагающие люди, вроде Ильи Муромца и Соловья-Разбойника, и что еще не вымерли богатырские кони..." И так одиноко в мире под звездами и так злобно жалуется возчик Дымов: "Скучно мне, Еря, скучно. Жизнь наша пропащая, лютая!"

181. Во всей повести нет социальных обобщений, одно лишь настроение, а вывод метко выразил Короленко: "Это символ целой полосы русской жизни, унылой в своей безбрежности, именно как степь"!

182. Боюсь, что таким символом чеховская "степь" осталась до сих пор: Да, скучно жить на свете, господа-товарищи! Скучно жить в степи, и на море, в деревне и городе...

Скучно жить без своего дела... а своего дела у нас, как правило, нет. Свое дело называется у нас презрительно "бытом и мещанством". Нам подавай или полную волю, или дела государственные, мировые, глобальные. А иначе скучно, и от скуки русский человек лезет в эмиграцию или

183. Афганистан. Понять, понять нам надо природу этой вселенской скуки и преодолеть ее смехом и трудом. Как начинал это делать Чехов, помогая собратьям...

184. Эпоха великой революции во многом перечеркнула способ Чехова, проблему скуки решила традиционно восточным путем - смертями и войнами.

185. Но это лишь видимость решения. Сегодня нам снова скучно. Значит, верен только путь Чехова. Правда, он не давал рецептов, не вырабатывал программ, был всегда упрямо беспартийным, но вот пример его жизни нам остался.

187. Новочеркасск - последняя казачья столица ("Охранники")

Исторический Новочеркасск и сегодня остался в своих прежних границах

188. между двумя Триумфальными воротами,

189. на плоской горе, окруженной течением Аксая, и в основном сохраняет свой прежний, дореволюционный вид последней столицы Войска Донского.

190. Грандиозный Преображенский собор, символ могущества и славы имперского казачества. Говорят, он виден даже с самого Дона. Строили

191. его долго, чуть ли не столетие, почти с основания города. Просторная площадь вокруг собора, вымощенная брусчаткой, прекрасное

192. место для сборов и победных парадов. По краям ее памятники Ермаку и его превосходительству и сиятельству атаману Платову. Но в революцию, в порядке "расказачивания" каменного Платова ликвидировали.

193. Одиноко стало нa площади Ермаку, первому донскому казаку-разбойнику, завоевавшему для царя огромную часть света - Сибирь!

194. И мы снова поражаемся, как точно в судьбе первого казака выразилась судьба казачества, да и всех вольных русских людей - уходить от гнета

195. в разбой, а потом вдруг возвращаться и каяться: ради прощения завоевать для царя миры, получая в ответный дар "шубу с плеча".

196. Новочеркасск задуман и выстроен Платовым по велению царя и проекту французского архитектора... Город, обдуваемый свежими степными

197. ветрами до сих пор красив и удобен для жизни. Тем более, что, установив себе спокойную и вольную жизнь в недрах гигантской империи, свободные от налогов казаки ограждали свое благополучие еще и запретами на промышленную деятельность других.

198. Сейчас, конечно, этот запрет снят вместе с Платовым, и Новочеркасский электровозный завод известен стране.

199. Городской музей удержал за собой прямое прежнее название "Истории и культуры донского казачества" - богатое собрание одежды, оружия, картин, платовского имущества.

200. До других музеев - квартир художников Грекова и Дубровского мы не дошли. Но напротив городского музея сохранилась почтовая станция, где проездом останавливались Пушкин и другие знаменитости.

201. Конечно, Пушкин и не мог остаться равнодушным к судьбе "Донского края":

Блеща средь полей широких /Вот он льется!... Здравствуй, Дон!
От сынов твоих далеких /Я привез тебе поклон.

202. Как прославленного брата /Реки знают тихий Дон;
От Аракса и Ефрата /Я привез тебе поклон.
Отдохнув от злой погони, /Чуя родину свою,
Пьют уже донские кони /Арпачайскую струю.

203.Приготовь же, Дон заветный, /Для наездников лихих,
Сок кипучий, искрометный /Виноградников твоих.

204. Простые казаки - да, но все же сытый быт огосударствленных донцов, особенно в регламентированном Новочеркасске, мало вдохновлял наших писателей.

205. Даже живший здесь Серафимович отзывался о нем, как о мертвящем городе отставных казачьих офицеров и чиновников... Новое казацкое

206. самосознание могло родиться только на самой земле, в станицах.В Вешенской, например, из которой вышел двойной автор "Тихого Дона",

207. который явил миру жизнь казаков, как особых русских людей, полных сил и страстей. В казачьих станицах зрело сознание своей отдельности и от самодержавия, и от самой России, нежелание служить ей карателями.

208. И такую донскую автономию они попытались создать в пору Великой революции и гражданской войны. Мы об этом читали в "Тихом Доне" и у Трифонова в "Старике".

209. Кажется, в этом здании располагалось в гражданскую войну Донское правительство - сначала Донской Круг во главе с генералом Калединым, а потом Красный Совнарком во главе с Подтелковым.

210. За какие-то немногие месяцы казаки бесповоротно разделились на красных и белых, хотя почти все они были, как и Григорий Мелехов, просто люди и жаждали только труда и автономии. Но разве возможна настоящая независимость в клокочущем с потерей царя-матки - улье?

211. Истории гражданский войны на Дону посвящена половина огромного романа "Т.Д. ", но так и остается непонятным, почему сначала застрелился Каледин, истинно радеющий о донской самостоятельности, об упрочении традиционной демократической власти Круга Донского, а потом, через 4 месяца лишаются казачьей поддержки Подтелков с Кривошлыковым, расстреливаются теми же казаками, с которыми вместе шли против Каледина и генералов... Автор, правда, поминает какие-то бесчинства разложившихся бойцов 2-й Социалистической Армии, вызвавших донское восстание против Подтелкова и большевиков, но это лишь полуправда.

212. По сути же, в эти гиблые, по определению Бунина - окаянные годы состоялся заключительный акт гигантской исторической трагедии казачества, русской свободы. Литературно она отразилась в трагедии Григория Мелехова, командира повстанческой дивизии, и в трагедии Мигулина (Миронов его действительная фамилия) - командира красного донского корпуса (из книги Трифонова "Старик").

213.Когда Каледин после февраля 1917 года отзывал казачьи части с фронта, то беспокоился он не только о защите, наконец-то, вольного Дона - но и о "базе восстановления закона и порядка во всей России", позволил формировать на Дону белые части. Этим он оттолкнул от себя фронтовых казаков, которым уже давно обрыдла роль охранников и борцов с революционерами.

214. На волне этого отторжения пришли к власти ревкомовцы и был разогнан Круг - традиционная донская власть.

Впрочем, закрепить свою власть ревкомовцы смогли, только призвав на помощь красногвардейцев из Москвы и признав московское правительство. А, признав и победив, стали выполнять их директивы, в том числе и такие страшные, как расстрелы, красный террор и, наконец, директиву о

215. расказачивании, т.е. что-то вроде социального геноцида. Трифоновский роман рассказывает об ужасах этих так называемых "троцкистских перегибов" максимально честно - и о карательных действиях Стального отряда, прошедшего по Дону "Карфагеном", и о реквизициях оружия и всего казачьего снаряжения, о попытке превращения казаков в обычную мужицкую массу. Ответом же стало стихийное донское восстание, как говорит Трифонов, фактически - против лжекоммунистов.

216. И белым, и красным даже в голову не приходила мысль об уважении донской независимости. Только - с нами или против нас! И если Дон восстал против красных "расказачивателей", значит, он пошел вместе с белыми. Так и выходило: бороться с теми и другими ни у Дона, ни у других самостийников не было сил, а объединиться они не могли, не умели - и потому были обречены. При наступлении Деникина они соединились с ним и погибли с ним.

217. Но и красные казаки не могли сохранить Вольный Дон. Казачий офицер и социалистический романтик - Миронов-Мигулин, главный противник Каледина, крепко связал свою судьбу и надежды с революцией и большевиками - ради избавления казачества от вековой постыдной службы самодержавию! А на деле тут же попал в самоубийственный капкан объявленного расказачивания. Протестами и криками таких, как Мигулин, даже восстаниями, казаки добились отмены расказачивания, но только временного.

218. Борьба Мигулина против лжекоммунистов и за настоящую Советскую власть не увенчалась успехом. Мигулин и другие такие же погибли после гражданской войны по доносам и лжеобвинениям. А последующее раскулачивание, вернее, раскрестьянивание, с лихвой перекрыло якобы отмененное расказачивание. От казаков сегодня остались лишь название, песни, воспоминание... И все-таки, и все-таки - и вопрос, и крик Мигулина против лжекоммунистов остается актуальным. И сегодня может, еще больше чем когда-либо, велики шансы на его положительное решение. Мутный Дон может еще повернуть нас к истине...

219. Путеводители нынешний Новочеркасск славят как город студентов: на 200 тысяч жителей два вуза и много техникумов. Но нам больше бросилось обилие военных. Хотя и нет теперь особого казачьего войска,

220. а город и казармы до сих пор притягивают к себе армейские части и организациию А может, дело не только в традициях, но и в опасении

221. повторения печально знаменитых новочеркасских волнений 1963г. - сначала открытая демонстрация против повышения цен на мясо и молоко, а потом - почти бунт и попытка разгрома горкома.

222. Мы вышли на площадь перед горкомом и попробовали представить те трагические дни - и офицера, по легенде, пустившего пулю в себя, но не в рабочих,- и пули, летящие в мальчишек на деревьях, залпы над головами всегда достаются мальчишкам. Даже у нас, с отработанной техникой умалчивания, эти события стали известными по всей стране, стали прецедентом и предупреждением. Может, они даже стали прологом к смещению Хрущева и коррективам высшей политики.

223. Черная тень мрачных воспоминаний, наползающая на новочеркасскую площадь, чревата еще памятью порочного пути бунтовой свободы. И вместе с Трифоновым хочется восстановить в народной памяти истинных

224. героев, которые боролись не против власти, а против произвола: сначала царского, а потом лжекоммунистов. И пусть Новочеркасск и весь Дон помнят "обращение Мигулина: "На безумие, которое только теперь открылось

225. перед моими глазами, я не пойду и всеми силами, что есть еще во мне, буду бороться против линии расказачивания. Я сторонник того, чтобы, не трогая крестьянство с его бытовым и религиозным укладом, не нарушая его привычек, увести его к лучшей и святой жизни личным примером, показом, а не громкими, трескучими фразами доморощенных коммунистов, которые не могут отличить пшеницы от ячменя. Я хочу

226. остаться искренним работником народа и снимаю с себя всякую клевету лжекоммунистов... Комиссаров, вносящих разруху и развал в деревню, мы будем самым решительным образом убирать, а крестьянам предоставлять право избирать тех, кого они найдут нужным и полезным... Я знаю, что зло, которое я раскрываю, является для партии неприменимым полностью... Но почему же люди, которые стараются указать на зло и открыто борются с ним, преследуются вплоть до расстрела? Возможно, и меня ждет такая же участь..."

227. Трифонов убежден: мы можем решить свои проблемы, только подойдя к пониманию, что происходило в России в те годы. Он пишет: "Люди погибают не от пули, болезни или несчастного случая, а потому, что сталкиваются величайшие силы и летит искрами смерть. Мигулин погиб оттого, что в роковую пору сшиблись в небесах и дали разряд колоссальной мощи два потока тепла и прохлады, два облака величиной с континент - веры и неверия - и умчало его, унесло ураганным ветром, в котором перемешались холод и тепло, вера и неверие. Ведь от смещения всегда бывает гроза и ливень проливается на землю..."

Я не понимаю смысла этих красивых слов: что было тогда теплом и холодом? Верой и неверием? Только ощущается великая трагедия, и еще большая трагедия забвения ее и глухого непонимания нами, потомками.

228. А может, это боролась вера Чехова и Мигулина в человеке с лжеверой в разные белые или красные идолы? Ведь сказал еще Чехов: "В богов верить не трудно, Вы вот в человека уверуйте..."

229. Эпилог. Ростов (Борьба мелодий Розенбаума и Гойи)

230. Один вечер в громадном городе-кентавре, полуморском, полуказацком

231. .Памятник М.Горькому

232-233. Город-кентавр: какое начало возьмет верх?

234.-235. Какая роскошь зданий у этих казацких потомков

236-237. 1 млн ростовчан и мы

238-239.

240. Конец