В защиту экономических свобод.            Выпуск 4

Раздел III. Книги и рецензии

К.Б. "Реферат-рецензия книги Б. Комарова "Запасная страна"

Самиздатская книга Бориса Комарова "Запасная страна" об экологических проблемах нашей страны. Вернее, не книга, a крик о порче и гибели природы величайшей по территории страны. Не только крик, но и доказательство – массой открытых и до сих пор "неоткрытых" сведений, многими свидетельствами уважаемых людей, рассказами об их важной, но зачастую, безнадежной борьбой за наше общее достояние.

К сожалению, эта книга появилась не в советской печати (хотя кто имеет право запретить гражданам знать всю правду о природе страны и перспективах ее выживания?), и кто знает, когда она станет широко известной. Поэтому мы считаем своим долгом хотя бы конспективно передать основное содержание этой замечательной книги, тем более что экологические проблемы сегодня неразрывно связаны с экономическими темами. Ведь прежде всего экономика губит сегодня природу.

Книга имеет простую и ясную структуру из 9 глав. Начинаясь проблемой Байкала, она последовательно рассказывает о грязном и потому "секретном" воздухе наших городов, о грязной и потому "секретной" воде наших рек, озер и морей, о тех безобразиях, которые творят промышленность и стройки с нашей землей вообще и заповедниках в частности, обсуждает морально-правовые аспекты и, наконец, существующие предложения о выводе страны из очевидного и надвигающегося экологического кризиса.

Книга написана сжато и энергично, сокращать ее почти невозможно, поэтому нам придется многим пожертвовать при пересказе. Однако первую, как бы заглавную главу о Байкале я постараюсь передать как можно полнее. По ней можно будет понять и авторский стиль, и характер всей проблемы.

"Глава 1. Дальнее облачко

В начале 60-х годов в советской печати появились статьи об угрозе озеру Байкал. Они привлекли большое внимание читателей. По существу, это было первое упоминание в советской прессе о том, что экологические проблемы существуют и для страны, окрашенной на глобусе в красный цвет.

На Байкале предполагалось построить два целлюлозно-бумажных комбината, сточные воды которых могли отравить уникальные по своей чистоте байкальские воды.

Как выяснилось позже, специалисты – биологи, гидрологи, географы и другие – неоднократно на своих совещаниях и конференциях говорили о возможной угрозе и о нерациональности размещения комбинатов на Байкале. Десятки авторитетнейших специалистов на самых высоких уровнях, вплоть до Академии наук СССР, высказывались против строительства на Байкале.Такое обсуждение продолжалось больше четырех лет – с 1958 по 1962. Госплан СССР и Комитет по лесному хозяйству и целлюлозно-бумажной промышленности, не обращая ни малейшего внимания на все эти мнения, продолжали строительство комбинатов.

Ситуация напоминала известную сцену с Гриневым из "Капитанской дочки".

- A видишь там что? – Ямщик указал кнутом на восток. - Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.- А вон-вон: это облачко.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял сперва за отдаленный холмик. Ямщик объяснил мне, что облачко предвещало буран".

Гринев, как известно, все равно поехал.

•  "Пускать заводы, о которых идет речь, будет исторической грубой, непоправимой ошибкой" – писал председатель колхоза на Вологодчине Иван Сысоев.
•  "Это грустный, печальный пример планирования развития одной отрасли в ущерб другим" (Шароев, аспирант. Алма-Ата)
•  "Необходимо обратить внимание на моральный ущерб, наносимый такими проектами развития промышленности" (Прозоровский, инженер)- "Советская общественность с волнением реагирует на вырубку кондовой тайги вокруг Байкала и строительство целлюлозно-бумажных комбинатов…" (Зенкевич, чл.-корр.АН, Москва)
• " Байкал не только бесценная чаша с живой водой, но кроме того часть нашей души", - заявил профессиональный златоуст Леонид Леонов.
•  "Байкал превращен в водоем для испытания систем очистки сточных вод, систем, не проверенных на производстве, тем более в суровых климатических условиях Забайкалья" – писали в своем резко критическом, но сугубо личном мнении академики Трофимук, Капица, Берг, Арцимович, Герасимов, Зельдович, Петрянов, Эмануэль, Казанский, Мелентьев и один из тогдашних вице-президентов Академии Константиновский.

Ни сибирские, ни московские ученые не получили доступа к проектным бумагам Байкальского комбината, который был гораздо больше второго Селенгинского и вступал в строй по плану первым. Запросы Сибирского отделения АН СССР, а затем московской академии в Комитет по лесному хозяйству оставались без ответа.

На каком основании была начата стройка? Кем и как проводились предварительные изыскания и расчеты? Этих материалов, без которых невозможно серьезное обсуждение проектов и их последствий, советская общественность так никогда и не увидела.

Нескольким ученым после специального разрешения Совета Министров СССР разрешили посмотреть бумаги из экспертизы Госплана РСФСР, утверждавшей задание на строительство Байкальского комбината. В ней, в частности, обнаружились такие перлы: "Сточные воды создадут условия для развития жизни в радиусе их распространения, что обусловит не уменьшение, а увеличение запасов рыбы!"

Через три года после начала кампании В.Чивилихин публично признал: "Как и многие, я искрошил зубы на Байкале, однако к огромному огорчению тысяч и тысяч, все прежние решения о Байкале остались в силе"("Октябрь", 4, 1965г. - обсуждение почты по очерку В.Чивилихина "Светлое око Сибири", который оказался не только первым, но, пожалуй, самым правдивым словом о байкальской трагедии).

На 22-м съезде КПСС, в том же 1966г., Михаил Шолохов еще вопрошал: "А может быть найдем в себе силы и откажемся от вырубки лесов вокруг Байкала, от строительства там целлюлозных предприятий, а взамен построим такие, что не будут угрожать чистоте озера? Потомки не простят нам, если не сохраним славное море, священный Байкал".

Но с Байкальским комбинатом все уже было решено.

Такой волны искреннего, не инспирированного возмущения, какую поднял Байкал, не бывало в официальной советской печати ни до, ни после него. Первоначально проблема не имела ничего общего с политикой, но постепенно твердолобая позиция Госплана и Комитета по лесной промышленности, полное игнорирование "гласа народного" накалили чисто политические страсти. Слово "Байкал" зазвучало тревожно и в международной печати. Тут надо было что-то предпринимать. Судьба озера оказалась тем случаем, когда власти должны были переубедить людей, а не просто приказать молчать, заткнуть рот.

И рот был не просто заткнут. Было объявлено, что на Байкальском комбинате строятся самые совершенные и самые дорогие в мире очистные сооружения. При Президиуме Академии наук в Mocкве была создана специальная Комиссия, которая вскоре авторитетно подтвердила, что меры, принятые правительством для защиты Байкала эффективны и вообще достаточны. Это было в 1966 году.

После этого ряд статей и фильмов создал у широкой публики впечатление, что найдено некое "соломоново решение". Некое равновесие. Что если комбинат и загрязняет озеро, то не так уж сильно, не катастрофически.

В 1977 году, через 10 лет после начала работы комбината, новая специальная Комиссия АН СССР по Байкалу, под председательством ак.В.Е.Соколова, представила отчет, из которого явствует, что угроза гибели Байкала не уменьшилась, а увеличилась. Что все озеро находится на грани необратимых сдвигов.

В этом нет ничего удивительного. Дело в том, что 10 лет назад для успокоения общественности были приняты не только такие меры, как постройка очистных сооружений, но и куда более эффективные. Одно за другим принимались решения, ограничивающие информацию о Байкале. Первое – еще в конце 1963 года, как говорят, лично Хрущевым, второе – в конце 60-х годов, и третье ограничение – в 1975 г., которое распространялось не только на сведения о состоянии Байкала, но и на любую экологическую информацию по всей стране.

Фактов и цифр о промышленном освоении зоны Байкала теперь в печати почти не увидишь. Зато в обзорных статьях "общего трепа" Байкал стал "свидетельством заботы социализма о природной среде". Миллионы, вложенные в байкальские очистные сооружения, дают неважный биологический эффект, но пропагандистская прибыль от них выше ожиданий.

Ни сотни тысяч людей, живущих у Байкала, ни тысячи интуристов, любующихся озером, ничего не знают о докладе Комиссии Соколова, о той смертельной угрозе, которая накапливается в его глубинах постепенно и бесшумно, как снежная лавина.

Мало надежд, что угрожающее положение с Байкалом станет известно нашей общественности и в ближайшем будущем. Как неизвестна ей сейчас история работы первой Байкальской комиссии АН, которая предвидела и предсказывала все нынешние беды его. История, которая многое объясняет в современной ситуации.

Закулисная часть Байкальской трагедии такова.

Комиссия Академии наук СССР занялась "Проблемой Байкала" уже после того, как в строительство Байкальского целлюлозно-бумажного комбината (БЦБК) были вложены десятки миллионов. За Комитетом по лесной промышленности, который был официальным хозяином комбината, стояли военные. Министерству обороны нужен был тогда новый прочный корд на шины для тяжелых бомбардировщиков. Такие вещи называются у нас кратко "стратегические интересы страны" и не подлежат обсуждению даже в кругах Совмина. Неуязвимость байкальских проектов по отношению к любой критике объясняется именно "стратегическими интересами". Они и определили судьбу Байкала еще в 1959 году.

Несколько лет прочный корд покупался в Швеции и Канаде, но, разумеется, требовался свой, и когда встал вопрос о строительстве комбината, вариантов было всего два: Ладога или Байкал. Дело в том, что технология производства такого корда требовала огромного количества чистейшей воды. Ленинградский обком категорически возражал против строительства на Ладоге, ибо вокруг озера и так много промышленности, и, кроме того, Ладога в ближайшем будущем – главный источник питьевой воды для Ленинграда и пригородов от Парголово до Гатчины.

Байкал же формально входит в пределы Бурятской АССР. Бурятии нужно совершить прыжок в XX век, от феодализма к социализму, и это обстоятельство решило судьбу озера окончательно.

Большой комбинат означал для слаборазвитой Бурятии одни выгоды: начиная с лестного звания республики со стратегическим производством, и кончая лучшим – категорией выше - снабжением населения товарами во всем районе вокруг комбинатов.

Развитие промышленности – это лозунг, это идеал, это единственная абсолютная ценность в глазах любого советского руководителя до сих пор. Что ж говорить о начале 60-х годов…

Когда директор Байкальского лимнологического института Г.И.Галазий выступил в защиту озера, первый секретарь Бурятского обкома Молдагоев публично назвал его "врагом народа". Шел 1963 год, но и после 22 съезда такие обвинения пахли серьезно. Правда, Молдагоев добавил - " бурятского народа"…

В проекте Байкальского комбината не было вообще никаких очистных сооружений, и нет сомнений, что под давлением заинтересованного обкома комбинат приняли бы в эксплуатацию в таком виде, если бы ни неожиданный общественный резонанс.

В специально созданную Комиссию АН по Байкалу, в этот ареопаг мудрецов, который должен был сообщить народу свое объективное мнение по проблеме, ввели и неугомонного Галазия. Членами Комиссии стали видные специалисты из Иркутска, Ленинграда, Москвы. Председателем ее был ак.Герасимов, директор ин-та географии. Для работы Комиссии были созданы все условия, но продолжалось так недолго.

Через несколько лет один из членов Комиссии рассказывал: нам оказывали всяческое содействие. Все институты и лаборатории выполняли наши запросы без проволочек. Примерно через полгода мы положили свой отчет на стол вице-президента АН А.П.Виноградова. Он заглянул в выводы и тут же вернул нам его со словами: " Вы утверждаете, что Байкальские комбинаты окажутся губительными для озера. Что же получается? Правительство принимает решение строить, а вы говорите "нельзя"… Возьмите отчет и доработайте".

Дальше началось настоящее выкручивание рук. Элементарная арифметика показывала, что сбросы, содержащие и после очистки растворенные вещества, принесут в Байкал более 30 тыс.т в год сульфидов и хлоридов натрия, ядовитого лигнина, зловонных меркаптановых соединений и прочего. Концентрация минеральных соединений в стоках после очистки будут превышать байкальские в 30-40 раз. Как это может не сказаться на чувствительной байкальской флоре и фауне, если многие его обитатели не живут даже в Ангаре, где вода лишь чуть-чуть хуже байкальской?

Крыть тут, казалось, нечем. Президиум, Виноградов ничего не могли возразить по делу. Но в ход были пущены все средства. Против нашей Комиссии Президиум создал свою комиссию, состоящую из химиков. Во главе ее поставили Жаворонкова, академика-секретаря отделения химии, официального человека, знающего, что нужно Президиуму. Сам Жаворонков никогда проблемами очистки сточных вод не занимался. Несколько сотрудниц его института изучали эту проблему на Байкале, пришли к выводу, что обезвредить дурнопахнущие, сильно минерализированные стоки нереально. Жаворонков присутствовал на их отчетах в институте и не возражал. А затем на заседании Президиума стал утверждать, что очистка стоков БЦБК так хороша, что они становятся безвредными для озера.

" Ну, если сам Жаворонков говорит, что безвредно… - заявлял Виноградов нашей комиссии, - как вы можете возражать! Вы же не химики, не специалисты!"

Специалистами по Байкалу оказались кто угодно, только не мы. На обсуждении докладов Комиссии приглашалась академики-физики, математики. Прежде всего, те, кому в данный момент надо было что-то от Президиума. Поддержка Жаворонкова, любое замечание в наш адрес – эти услуги аппаратчики Президиума не забывали.

На одном из таких заседаний некий академический старец стал кричать на нас: "А что собственно, мы тут возимся с этим Байкалом? Ну и загрязним, раз надо. Сейчас у нас есть ядерная энергия, и если потом так уж нужно будет, мы легко можем сделать большущую яму, напустим в нее воды – и все. Сделаем снова Байкал".

Этот бред звучал под сводами Академии наук и своды нашего Храма науки не обрушились. И даже выжившего из ума академика никто не выгнал из него. Заседание продолжалось и нападки на нас продолжались. Я повторяю, это было настоящее выкручивание рук…

Второй вариант отчета Комиссии был отвергнут, как и первый. Следом за ним и третий. Наконец, в четвертом авторы отказались от категорического заключения: "Строительство комбината гибельно для озера". Однако строительство было обставлено целым рядом мер: созданием трубопровода для сброса сточных вод через хребет в реку Иркут, созданием вокруг озера национального парка и широких заповедных зон, где не будет никаких заготовок древесины и т.п.

Как и следовало ожидать, после принципиального согласия на работу БЦБК, ни одно из этих условий не было выполнено. И сегодня, в 1977 году почти все они находятся в стадии обсуждения и проектирования.

Через несколько лет после байкальской истории в Президиуме АН академик Федоренко похвастался в своей кругу: "Я не губил Байкал. Я вам не Жаворонков. Я ничего тогда не подписывал. Я лег в больницу".

Преступность того, что они делают с Байкалом, была ясна академикам еще 12 лет назад, и ссылки на неведение, на "коварность технического прогресса" тут не причем.

Как мы уже упоминали, в 1973-76 годах был составлен – и представлен в Совет министров СССР – отчет второй комиссии по Байкалу. Относительно БЦБК выводы этого отчета совпадают с мнением первой Комиссии: комбинат надо закрыть и переоборудовать в безвредное для среды производство. Самые дорогостоящие очистные сооружения не меняют дело в принципе, они превращают лишь "отравление оптом в отравление Байкала в рассрочку".

Отчет начинается с главного – с крошечного рачка "эпишура". Эпишура живет только в Байкале и является первым звеном в пищевой цепи всей фауны. Она составляет 98% всей массы зоопланктона на севере озера и несколько менее на юге. Иначе говоря, эпишура – фундамент той пирамиды, на вершине которой и омуль, и голомянка, и хариус, и нерпа.

Но эпишура не только незаменимая пища, она мощнейший биологический фильтр. Вместе с диатомовыми водорослями она извлекает из воды рек, впадающих в Байкал, примерно 250 тыс.т кальция в и год. Именно эпишура обеспечивает уникальную чистоту байкальской воды и ее насыщенность кислородом даже зимой. И именно эпишура не может жить нигде, кроме Байкала, она не выживает даже в чистой байкальской воде в лаборатории колбы.

Эпишура гибла в стоках БЦБК (разумеется, очищенных). Она гибла, если эти стоки разбавлять в соотношении 1:20, и 1:60, и 1:100. Икра и личинки омуля в этих пробах тоже погибали.

Сейчас на акватории в несколько кв. км вокруг БЦКБ эпишура вымирает. Особенно страдает молодь, масса которой сократилась на 80%. У дна тут возникают колонии червя коловратки, который может быть таким же безошибочным показателем загрязненности воды, как крапива – суши. Пятна лигнина… покрывают более 20 кв.км дна, и площадь их растет. Цветение водорослей, которое считалось невозможным в чистейшем Байкале начинает проявляться в южной его части. Известный гидробиолог, профессор М.Мукохов показал, что биомасса водорослей в заливе Провал возросла за последние годы в 5 раз и продолжает увеличиваться.

В озере не оказалось сильных врагов гельминтов. Их яйца попадают в воду из бытовых стоков прибрежных поселков и курортов и пораженность рыбы и животных резко возросла. Иногда 9 из 10 выловленных ихтиологами омулей кишат глистами.

Стоки комбината приносили бы гораздо меньше вреда, если бы очистные сооружения работали бесперебойно, как оно должно быть теоретически. Но аварии случаются постоянно и в эти периоды в озеро попадают стоки в сотни раз более ядовитые.

Загрязнение стало мешать и работе самого комбината. Теперь он забирает испорченную им самим воду и не способен выполнять то, ради чего его строили – выдавать особо прочный корд для шин. Однако теперь это уже никого не беспокоит, еще с 1964 года, до того, как был закончен БЦБК, этот корд делают из нефти. Не справляется комбинат даже с обычным кордом: вместо 240 тыс.т по плану он дает 160 тыс.т. А помимо этого ЦБКБ дает родине 3 тыс.т оберточной бумаги, 100 тыс.т кормовых дрожжей, немного скипидара и таллового масла.

Прочный корд теперь можно делать почти где угодно, в любом районе страны. Чем же оправдывается уничтожение ценнейшей байкальской тайги сейчас? Ради чего мы медленно, но верно губим ценнейший из водоемов планеты?

Ради небольшого в масштабах страны процента производства корда, ради содержания нескольких свиноферм (они потребляют дрожжи), ради ничтожного количества грубой оберточной бумаги, в какую заворачивают гвозди, и столь же ничтожного количества лаков и красок (на них идут талловое масло и скипидар). И это все.

А в том, что мы губим озеро, теперь уже нет никаких сомнений. Можно соорудить заводы, разводящие омуля и осетра, можно усовершенствовать очистку еще на ступень, но нельзя заставить эпишуру жить в чем-либо кроме настоящей чистой байкальской воды. Можно лечить, так сказать, цветы и листья байкальского древа, лечить честно или "по-жаворонковски", но ничто не сможет заменить эпишуру – корень этого древа, его основу. Насколько должно сократиться количество этого рачка, чтобы закачалось равновесие всего озера, чтобы ухудшения пошли лавинообразно? Определить этого точно никто не может. Но, собственно говоря, подобные определения – это споры вокруг того, во что превратится Байкал при наших методах эксплуатации: в заурядное водохранилище, где водится кое-какая плотва и "цветут" зелено-бурые дурно-пахнущие водоросли, или = нечто сортом повыше.

Выводы Комиссии по Байкалу указывают и на другие источники загрязнения озера. На тонны древесной коры, которая при сплаве бревен для БЦКБ попадает в воду и затем разлагаясь, отравляет ее лигнином. На неумеренные рубки лесов в окрестности озера. Комиссия обходит вопрос об истинных масштабах этих рубок, истинного ущерба, который они нанесли "светлому оку Сибири".

Правда же заключается в том, что заповедность распространяется лишь на прибрежную зону, лишь на то, что видно с озера и чем любуются сов- и интуристы. Сразу за перевалами прибрежных хребтов начинаются сплошные зоны вырубок.

Светлохвойная тайга вокруг Байкала это почти такой же мощный биологический фильтр, как эпишура. Она очищала осадки и стоки от многих примесей и микроорганизмов на всей территории водосбора. После вырубок этого фильтра больше нет, но зато смыв почв с горных склонов сразу возрастает в 100-200 раз. В первый же год иногда сносит до 1/5 всего слоя почв. Прежде прозрачные ручьи и речки становятся мутными и выносят в Байкал миллионы тонн органических и неорганических примесей. Ни эпишура, ни диатомовые водоросли с этой добавочной нагрузкой справиться не могут.

На потребу комбинату уже вырублены сотни кв.км прекрасной тайги. Рубки и пожары на восточном склоне Забайкальских хребтов привели к захламлению и превращению в сточную канаву многих речек и даже солидных рек, таких, как Олентуй.

Огромное количество пожаров в байкальской тайге также связано с безалаберностью и бесхозяйственными методами освоения. Летом 1975г. строители шоссейной дороги в районе Баргузина, выгоняя из дупла белку, подожгли старую лиственницу. В результате сгорело несколько тысяч гектаров. В Постановлении правительства о рациональном использовании ресурсов бассейна Байкалa (1966) говорилось о лозунге "срубил дерево – посадил два", который должен стать правилом освоения этого района. В те года В.Чивилихин писал, что за одно сухое лето в иркутской области сгорело больше леса, чем посажено было за год во всех 90 областях Российской Федерации. Современных данных нет, но, по мнению специалистов, цифра 1 га посадок вместо 100 га уничтоженных является наиболее реальной.

Лес горит от костров геологов, строителей, охотников и туристов. Тайга вокруг Байкала сравнительно хорошо восстанавливается после рубок, но горючесть молодняка лиственной тайги можно сравнить только с порохом. Над проблемой горючести забайкальской тайги работали и работают сотни специалистов. Но ни один из них не может предложить средства лучшего, чем то, что предлагал в начале века известный биолог Скалон-старший. Главный источник пожаров – человек, говорил он, поэтому единственный путь сохранить прибайкальскую тайгу – накрепко оградить ее от всех случайных безответственных людей. Это непросто и недешево: допускать лишь ограниченное число инструктированных специалистов, чье присутствие в тайге крайне необходимо. Однако это единственный путь, который может дать результаты.

"Да осталась ли еще тайга, которую стоит охранять?" – задают вопросы многие биологи. – Разверните карту,- говорит один из них. – Посмотрим, где еще сохранилась настоящая кондовая тайга. Проследим с юга на север по рекам… Кика и Турка – практически все по долинам сгорело и вырублено… Баргузин с Иной – вырублено… Большая речка – то же самое… Кабанья – кое-что есть еще… Шагнанды, Томпула, Нижняя Ангара – местами уцелело немного… Кичекас и на другом, левом берегу – Тыя, Рель, Правый и Левый Улькан – почти ничего… Тангода, Лена, Бугульдейка, Ванай и Чанчуркан – пожары и вырубки почти сплошь… Манзурка и Голоустная – кое-что островками еще уцелело…" Даже на территории Баргузинского заповедника крохотные оставшиеся семенники сосны не сохраняются должным образом, сосны тут рубят для хозяйственных нужд.

Со строительством БАМ в прилегавших к нему северных и северо-восточных районах Прибайкалья ущерб от хозяйственной и бесхозяйственной деятельности быстро возрастает.

Выводы Комиссии почему-то не касаются угрозы нефтяного загрязнения озера, которую создает строительство БАМ. Число судов, перевозящих грузы для магистрали, постоянно растет, значительно расширяются все байкальские порты. От каждого поселка с мастерскими, гаражами, с вагонными депо бензин, солярка, масло и прочие нефтепродукты по капле, по струйке, по ручейку собираются в черный нефтяной приток Байкала. (А сейчас прибавились два нефтяных танкера для БАМа…)

В целом Комиссия настаивает на срочном осуществлении комплекса защитных мер, которые должны обойтись дороже, чем стоили все очистные сооружения и охранные меры, проведенные на Байкале, начиная с 1964 года. И сами члены Комиссии, тот же Г.И.Галазий, институт которого самоотверженно защищает озеро до сих пор, не скрывают своего скептицизма по поводу щедрот правительства.

Однако сейчас Байкал стал слишком известной экологической проблемой, слишком существенным политический моментом, чтобы согласиться на его очевидную гибель. Конечно, кое-какие деньги будут отпущены, в основном на косметические, внешне эффектные паллиативные меры. Кое-что дадут, но не слишком много, ибо в тот же момент, когда правая рука Министерства финансов нехотя отсчитывает тысячи на охрану Байкала, левая выдает десятки миллионов на строительство промышленного комплекса на самом севере озера, на реке Холодной, всего в 40 км от его берега.

Уже более 15-ти лет внимание общественности привлекает южная часть Байкала, и например, недавно, как большое достижение пропагандировалось строительство замкнутого водооборота на Селенгинском целлюлозно-бумажном комбинате, так что после этого (по идее) комбинат не будет больше загрязнять озера. А тем временем в закрытых институтах было запроектировано строительство на реке Холодной свинцовых и цинковых рудников, обогатительной фабрики, ТЭС и большого поселка с дорогами и пр. сооружениями.

Сейчас стройка в разгаре. К 1980 г. комплекс должен вступить в строй. Сточные воды и выбросы в воздух всех производств цветной металлургии являются одними из самих опасных экологически. Даже очищенные, они, без сомнения, принесут больше вреда Байкалу, чем стоки БЦКБ. По сравнению со стоками, содержащими тяжелые металлы, стоки БЦКБ покажутся, вероятно, безобидной газированной водичкой.

Но свинец и цинк, как известно,- стратегическое сырье, и посему никому не позволено задавать вопросы, насколько нужен стране именно байкальский свинец и цинк, насколько вообще они нужны для нашей безопасности.

Абсурд отравления Байкала стоками БЦКБ, а теперь и Холодненского комбината имеет свои совершенно трезвые резоны – интересы военной промышленности. А перед словами "оборонные, стратегические интересы", похоже, останавливается и экономика, и мораль, и здравый смысл. Одна чистая пресная вода Байкала оценивается примерно в пять годовых национальных доходов СССР. Определить, во что обойдется каждая тонна холодненского свинца или цинка сложно, однако, очевидно, что та прибавка военной сверхмощи, которую они могут дать, достанутся нам ценой непоправимых утрат. Утрат и в экономическом смысле, и в экологическом, и что самое главное, вероятно, - в моральном. 25 миллионов лет существует Байкал (возраст Ладоги или Великих Американских озер всего несколько тысяч лет), он пережил множество геологических катаклизмов, множество смен животного мира и растений. Но социальных перемен в среде Хомо Сапиенс всего в течение нескольких десятилетий XX века "старине Байкалу" не пережить.

До сих пор ни строчки об экологической опасности Холодненского комплекса в печать не просочилось. И, надо полагать, не просочится до самого его пуска. Так что, по крайней мере, для цензуры урок байкальской кампании 60-х годов не прошел даром.

Последнее официальное заявление о Байкале, сделанное с трибуны XXV съезда КПСС, очень напоминает пустозвонные заявления проектировщиков Байкальского комбината в конце 50-х годов. "Проводимые мероприятия обеспечивают не только сохранение, но и приумножение природных богатств бассейна Байкала и самого озера. За судьбу Байкала, товарищи, можно не беспокоиться. За этим пристально следят Центральный Комитет партии и Советское правительство, трудящиеся Забайкалья и Прибайкалья", – заявил в своей речи А.У.Модогоев, первый секретарь Бурятского обкома".

Здесь мы обрываем прямую перепечатку текста В.Комарова и вынуждены перейти к пересказу основного содержания.

Ситуация с Байкалом приобрела теперь символический смысл, потому что она повторяется и в отношении Азовского моря, гибнущего от промышленных сбросов, и в отношении воздушных бассейнов десятков промышленных городов, и в отношении украинских или кубанских черноземов, и вообще природы целых регионов огромной страны.

Угроза экологического кризиса реальна, но официальные идеологи утверждают, что при социализме экологический кризис невозможен, потому что социализм обеспечивает благополучное взаимодействие с природой сам по себе. Хотя известно, что Комиссия ученых экспертов по заданию ЦК составила прогнозы состояния природы страны на 1980 г. и на 1990 г., оценивались степень загрязнения воздуха, воды, приносимый ущерб здоровью людей, выявлялись основные виновники и вырабатывались предложения о мерах по смягчению последствий, - и хотя в постановлении ЦК сказано было о публикации этих прогнозов, сейчас уже стало ясно, что публиковать его не будут, потому что выводы из него следуют весьма неутешительными, последствия будут ощущаться в наибольшей степени потомками (а после нас – хоть потоп), а денег на исправление положения с охраной природы – нет. Никто не считается с этим докладом, и даже те средства, которые были выделены по плану, постоянно урезаются. Так, недавно стало известно, что вместо 11 млрд. рублей на 1975-1980гг. теперь намечено выделить лишь 10,2 млрд.

Видимо, только опубликование и широкое обсуждение подобных докладов, прогнозов и иных данных об экологическом кризисе, могло бы мобилизовать общественное мнение и принять действенные меры к действительному улучшению охраны природной среды.

Глава кончается следующим образом: "Картина кажется слишком мрачной, однако, по мнению автора, тревога не может быть замалчиваема, потому что в отношении всей страны справедливо мнение ученого, высказанное в отношении Байкала: "Загрязнить Байкал довольно сложно, но очистить его будет невозможно".

Поэтому бить тревогу сейчас – не может быть преждевременным.

"Гл.2. Секретный воздух"

Воздух настолько необходим для жизни, что обычно мы не замечаем его чистоты, но здоровье и самочувствие наше сразу же ухудшаются при загрязнении воздуха. Пожалуй, именно здесь связь экологии с человеческим здоровьем теснее всего.

"…при дальнейшем развитии народного хозяйства до 1990 г. в ряде промышленных центров СССР могут сохраниться, а иногда и возрасти, чрезвычайно опасные для здоровья уровни загрязнения атмосферного воздуха".

Это цитата из прогноза состояния окружающей среды к 1990 г.

"В последние 10 лет число заболеваний раком легких в стране удвоилось. Среди новорожденных каждый год на 5-6% больше детей с генетическими пороками, чем было в предыдущем, а число родовых травм и выкидышей возрастает на 6-7%... и при нынешних темпах роста к 1990 г. может достигнуть 15%. Иначе говоря, в следующем поколении едва ли не каждый пятый взрослый может оказаться неполноценным физически или психически".

Гигиенисты разработали нормативные справочники ПДК (предельно допустимые концентрации вредных для здоровья веществ). При этом только концентрации веществ ниже ПДК не приносят большого ущерба здоровью. Однако в реальной жизни мы сталкиваемся с гораздо большей концентрацией: так, 10-15 ПДК считается зоной непосредственной опасности, а 20 ПДК – зоной крайней опасности не только для здоровья человека, но и его потомства.

Справедливо считается, что от загазованности воздуха предприятиями и автомобилями страдают больше всего крупные города. Так, в Ленинграде на центральных улицах содержание двуокиси азота достигает в иные дни 50 ПДК и никогда не опускается ниже 5 ЦДК. Вокруг заводов концентрации СО, фенола, сероводорода держатся на уровне 8-25 ПДК, вокруг ТЭЦ – такие же превышения уровня сернистого газа. Причина понятны: в Ленинграде 70% предприятий не имеют пылеуловителей и выбрасывают десятки тонн пыли ежесуточно практически безнаказанно (штрафы незначительны). Конечно, не лучше и в остальных городах. Даже в Москве нет благополучия:

"Следующий миф – это чистый и здоровый воздух Москвы. Безусловно, столичная атмосфера чище ленинградской, ташкентской или ереванской, не говоря уже о других промышленных городах. Однако в целом чистота московского воздуха – это большой миф, рожденный газетами, радио и пр. органами массовой пропаганды…

Ни разу ни один из панегириков московскому воздуху не был подкреплен конкретными данными об атмосферных загрязнителях. Понятно – это разрушило бы все усилия пропаганды. Содержание угарного газа (СО) в московском воздухе в последние годы постоянно превышает среднесуточную норму в 10-13 раз! В таких районах, как Пролетарский, Перовский, Ленинский и на некоторых магистралях его концентрации поднимаются до 20-24 ПДК… Шесть месяцев в году выше нормы содержание сероводорода. Иногда его концентрации достигают 7-8 ПДК. Сернистый газ, двуокись азота, фенол – все это, хотя и не часто, превышают нормы и в 5 раз, и в 10 и в 19 раз. Газеты афишируют цифры – 470 промышленных предприятий и 180 автобаз снабжены совершенными системами очистки воздуха и воды, но о том, что почти столько же московских заводов и фабрик не снабжены такими системами, они умалчивают.

Известный журналистский трюк – сравнивать заведомо разные вещи и делать выводы в свою пользу. Воздух Москвы сравнивается с воздухом Лос-Анджелоса, Нью-Йорка или Токио, где автомобилей в 10-15 раз больше, чем в Москве. На этом основании делается вывод о самом чистом – среди крупнейших городов мира – московском воздухе. В этот ряд никогда не ставится Вашингтон, Лондон или Стокгольм, где машин хотя и больше, но дышится легче. А если не принимать во внимание уровень автомобилизации, то самый чистый воздух – в Пекине. Существенно и то, что с 1974-75гг. в западных столицах и Токио загазованность воздуха несколько пошла на убыль, в Москве же она растет.

Согласно официальным сводкам на 3/4 всей территории Москвы атмосфера серьезно загрязнена, и лишь в одном секторе – западном – воздух относительно чист. "По случайности" именно на западе расположены кварталы цековских и правительственных домов и их загородные дачи".

Не лучше обстоит дело и в небольших, районных городах. Предприятия здесь, правда, меньше, но по большинству случаев они работают без очистки воздуха или с использованием малоэффективных и устаревших систем.

"Оха и Корсаков на Сахалине, Мончегорск, Никель, Кола на Кольском п-ве, Кунда в Эстонии, Кингисепп и Цихалев, Гатчина и Кириши в Ленинградской области, Орск, Троицк и Миасс на Южном Урале, Сибай и Бурибай в Башкирии, Ачинск и Балаково в Сибири… - круглый год в воздухе этих провинциальных городов содержится по 20-25 ПДК различных газов. …Недавнюю быль – свежий воздух малых городов страны -развитие социалистической индустрии постепенно превращает в волшебную бабушкину сказку".

Наконец, последнее прибежище – деревня:

"Пыль минеральных удобрений, пестицидов, которую постоянно вдыхают многие сельские жители, способна оказывать разрушительное действие даже на половые клетки человека. Несмотря на низкую химическую и техническую оснащенность наше сельское хозяйство, видимо, недалеко ушло от супериндустриального, американского, где во многих штатах… занятие сельским хозяйством считается наиболее вредным для здоровья занятием".

На Западе воздух еще грязнее и автор книги в общем соглашается с этим утверждением. Однако он обращает внимание на такую тонкость, как плотность населения и уровень развития производства, приходя к выводу, что при достижении подобных же показателей, у нас воздух будет намного грязнее и последствия – ужаснее.

"Насколько хуже дела у "капиталистов"? Выборочные данные говорят о небольшом разрыве. Количество СО в больших городах США в часы пик достигают 30-40 наших ПДК. На улицах нашего Ленинграда, Москвы, Баку, Ташкента, Новосибирска концентрации 20-30 ПДК не редкость. Бывает и 40 и 50 ПДК. Стоит ли хвастаться тем, что у нас на магистралях яду меньше, чем у них, если и у нас вполне достаточно, чтобы отравлять здоровье людей? Что смог бывает в Ереване пока реже, чем в Лос-Анджелосе?

…Прогноз "Природа 1980" говорит, что на "свалку вверх" в год выбрасывается у нас – 110 млн. т различных загрязнителей, а в США – 130 млн. т…

…Основная доля загрязнений, конечно, достается жителям больших городов, городских промышленных агломераций. У нас в таких агломерациях живет примерно 130-140 млн людей, а в США – около 170 млн. Получается, что 60-65% нашего населения дышат почти таким же плохим воздухом (лишь на 1/5 лучше), как и большинство американцев.

Тенденции же развития говорят, что к 1982-84гг. почти вся наша страна будет дышать чем-то еще худшим, чем нынешний воздух городов США. В США все усиливается тенденция к уменьшению загазованности. Сейчас, загрязняя воздушный океан на 15-18% больше нашего, США производят продукции в два с лишним раза больше СССР. У американцев сейчас в 5,5 раза больше автомобилей, но при этом они загрязняют атмосферу лишь в 0,4 раза больше. Иными словами, на каждую единицу товара социалистическое хозяйство производит чуть не вдвое больше всевозможных загрязнений воздуха, а каждый советский автомобиль отравляет окружающую среду чуть ли не в 4 раза больше каждого американского (объясняют это более интенсивной эксплуатацией автомобилей у нас и худшей регулировкой двигателей).

В разработках экологически чистых двигателей наши ученые находятся на международном уровне. Однако если даже завтра будет создан в СССР прекрасный водородный или иной чистый двигатель, через сколько лет советская промышленность будет его выпускать массово? Специалисты говорят, что вопрос надо ставить иначе – через сколько десятков лет?"

Так выясняется горькая истина: наши сегодняшние преимущества в чистоте воздуха – лишь преходящее следствие нашей промышленной отсталости. В сопоставимых же условиях наше производство работает много грязнее (по крайней мере, в два раза). Основные причины: общая неэффективность от заводской технологии до регулировки автомобильных двигателей; низкая ответственность производителей грязного воздуха (бесполезно штрафовать руководителей предприятий, пока они являться не подлинными хозяевами их, а лишь приказчиками); малые средства, выделяемые на очистные системы. Так, в США и Японии инвестиции на охрану среды составляют 8-29% всех капиталовложений, что наблюдается у нас лишь в отдельных случаях. Оказывается, что частные фирмы тратят на совершенно неприбыльную сферу "охрана среды" больше средств и добивается больше успеха, чем централизованное соц.хозяйство, озабоченное якобы только благом трудящихся и их здоровьем. Почему же так происходит? А разгадка этого парадокса кроется, видимо, в различиях между официальными лозунгами и реальными внутренними целями. На Западе граждане имеют реальную возможность через прессу, выборы и парламенты наладить достаточно действенный контроль над частниками и ограничить их деятельность, если она идет вразрез общему благу, а у нас такой контроль, гласность практически отсутствует, поэтому вместо официально провозглашаемых целей реально действуют совсем иные интересы.

"Гл.3. Секретная вода"

Глава начинается с истории спора между шведскими и советскими гигиенистами. Шведы утверждали, что воды Немана несут в Балтийское море опаснейшее для жизни и запрещенное в мире к производству соединение – ПХБ, а их советские коллеги ссылались на отчетность предприятий, что ПХБ в СССР не производят. Наконец, летом 1976г. достали необходимые приборы и…

"ПХБ обнаружился буквально в каждом водоеме СССР. В Байкале, в Ладоге, во всех реках, и, конечно же, в Немане.

Советские специалисты, в частности эксперты института им. Сысина были совершенно искренни, когда отрицали, что им известно что-либо о ПХБ в нашей стране. По существующим правилам институт им. Сысина должен быть информирован о всех новых загрязнителях, которые любое предприятие в любом конце страны выбрасывает в окружающую среду. А им ничего не было известно. Тайна ПХБ, как и следовало ожидать, крылась в одном из оборонных министерств. С 50-х годов в Дзержинске под Горьким его производили для особо прочных изоляций военной аппаратуры. Позже стали производить и в других местах, но должных мер предосторожности не приняли, а гигиенистам сообщить не то забыли, не то не стали из соображений секретности.

…Приоритет "стратегических интересов" оказался и тут. В буквальном смысле стратегические интересы пропитывают нас, хотим мы того или не хотим".

Конечно, ПХБ лишь малая часть той грязи, которая выливается не только в Балтику, но и в другие моря Союза. Проблемы Балтийского моря только наиболее известны в силу своего международного характера. Что же касается наших собственных, внутренних морей, то наиболее рельефно об этом выразился некий высокопоставленный сотрудник Госплана СССР, когда сказал: "Мы проиграли уже Азов, Арал… и, видимо, Каспий". – Крупная игра!

Даже очищенные промышленные стоки, которые превращают органические загрязнения в нитриты и фосфаты становятся источником вторичного загрязнения вод рек и морей, ибо служат базой для бурного цветения сине-зеленых водорослей (вид и консистенция "горохового супа"). Однако практически безнадежно заставить промышленность перейти на более сложные методы очистки, улавливающие и неорганические соединения, как это начинают делать американцы.

"Помимо промышленных стоков огромные количества нитритов и фосфатов приносятся в моря и озера сельскохозяйственными стоками. В СССР производится сейчас минеральных удобрений больше, чем во всех других странах, но смывается с полей так же больше – в среднем 80% внесенных удобрений. …В США, например, смыв минеральных удобрений оценивается в 36%, в Японии – в 20% от внесенных. У нас же большая часть заводов минеральных удобрений работает на подкормку пагубных сине-зеленых водорослей.

…В реки текут и более опасные вещества: ДДТ и пр. Большая часть их теряется из-за безграмотного применения и халатного хранения. По отдельным данным воды Днепра, Днестра, Прута содержат 2-4 ПДК ФОСа и ГХЦТ круглый год… То же самое в Киргизии (даже в Иссык-куле)… В Узбекистане еще хуже… именно тут впервые в СССР ДДТ и другие опасные вещества нашли в подземных водах целых районов в концентрациях выше (?)ПДК. Специалисты с тревогой пишут о снабжении населения чистой водой в ближайшем будущем".

Огромный источник загрязнения воды – нефтяные сливы от промыслов до полей ("Ни в одной отрасли хозяйства не льют мимо столько бензина, солярки и масла, сколько в колхозах и совхозах, где их постоянно недостает")

"Концентрация нефти на всем побережье в районе Баку нигде не опускается ниже 20 ПДК… Ha Каспии нефть добывают, на Балтике ее лишь перерабатывают, однако в устье Немана концентрация ее достигает 30 ПДК, a порой и 60 ПДК. В среднем течении Волги нефти постоянно 25-30 ПДК, а в Дону еще больше – 51 ПДК… Черноморские прибрежные воды содержат 10-12 ПДК нефти. И еще столько же фенола… Плюс опасный уровень бактериального загрязнения… О пользе морских ванн уж лучше не вспоминать, главное, чтобы купание в Черном море не принесло вреда!"

Особенно печальна участь уже фактически погибшего Азовского моря, бывшего когда-то самым рыбным в мире водоемом. Оно давало осетрины, судака и тарани в три раза больше, чем Черное, Каспийское и Балтийское моря вместе взятые. Сейчас же ловят всего 3 тыс.т хамсы и бычка, т.е. в сотни раз меньше. Основные причины: понижение уровня моря из-за Цимлянского моря и разборов вод Дона и Кубани на орошение, а также увеличенный сток соленых вод от Черного моря и грязных – от заводов и полей. При этом увеличение орошаемых земель вокруг Азова совсем не дают ожидаемого эффекта в рисосеянии. Отзыв эколога: "Рыбы в Азове, Дону и Кубани все меньше, а риса тоже не прибавляется". В чем же причины всех этих бед?

"Чл.-корр. АН, покойный директор Института водных проблем В.Кунин писал, что 9 из 10 сложных проблем с водой в СССР – это проблемы хозяйственные, организационные, а не научные.

Многие беды, без сомнения, связаны с тем, что вода в стране ничего не стоит. Практически все специалисты, имеющие дело с водой, считают, что бесплатность одного из самых ценных природных ресурсов – абсурд. Даже журнал "Коммунист" писал, что отсутствие цены на воду не способствует бережному к ней отношению. Автор статьи Лемешев приводит яркие примеры: расход воды на выплавку 1т стали одной и той же марки колеблется от 25 до 764 тонн, в зависимости от того, много ли воды в районе сталелитейного завода. Одна французская фирма тратит на 1 т стали 1 т воды…

Известно, что несколько академиков и профессоров, в том числе и Лемешев, не раз пытались убедить правительственные органы отменить принцип "бесплатной воды". Ссылались при этом и на опыт в социалистической Чехословакии. Но на уровне ЦК КПСС они встречали краткое "нет", поскольку это "противоречит принципам социалистической экономики", где стоимость определяется только вложенным трудом, а в воду рек и озер общество труда не вкладывало.

Отрицать множество фактов, показывающих, что бесплатность воды наносит ущерб охране водных ресурсов, невозможно. Стало быть, идеологи признают, что принципы социалистической экономики противоречат интересам сохранения среды обитания"?

Так выявляется зловещий смысл верховной игры: ради сохранения давно дискредитировавших себя принципов сталинской политэкономии (и якобы марксистских принципов ценообразования) проигрывается – Арал, Азов, Каспий… Ну, что там еще на очереди? И много ли чего осталось в стране проигрывать?

Страшная эта игра и страшно ей попустительствовать.

"Гл.4. Секретная земля"

"В отличие от других проблем, расточительство в использовании земель в Советском Союзе не секрет. О лишних тысячах га плодородных почв, которые отводятся под заводы, рудники и линии электропередач много говорится и пишется. Другие проблемы не поднимались, и казалось, для этого не было оснований.

Однако когда в 1975-76гг.. были организованы специальные почвенные лаборатории, оказалось, что поля и пастбища страны загрязнены 150 видами пестицидов, ядохимикатов и др.. Все, что промышленность выбрасывает на "свалку вверх", в конце концов, накапливается либо в море, либо почве. Одних соединений тяжелых металлов в наших почвах сейчас обнаружено почти 90… В том числе ядовитой ртути …

Еще один источник загрязнения почвы и вод – это крупные животноводческие комплексы… Микроэлементы, гормональные препараты и антибиотики, которыми на таких фермах пичкают животных, расходуют, конечно, не строго "по науке". Значительная часть препаратов попадает в навоз, а затем в почву и грунтовые воды. И далее переходит в растения и в урожай. Сток из траншеи с 1000 т силоса отравляет реку так же, как стоки города с 16 тыс. населения…"

Как ни странно, но вторым, а сегодня, может и главным врагом плодородия наших земель оказывается мелиорация, т.е. осушение или орошение, улучшение земель. И.В.Комаров убедительно показывает, как в наших условиях происходит такое противоестественное извращение функции мелиорации. В общем же оно похоже на более общий процесс превращения нашей экономической системы в систему "антиэкономии".

Начинается же оно с постановки нереальных по объему и по сроку исполнения задач, например: осушить 10 млн.га заболоченных земель в Нечерноземьи за 5 лет.

"И до начала работ в Нечерноземьи было известно, что поспешное осушение болот приводит к пересыханию рек, к уничтожению ягодных и охотничьих угодьев. Но огромные планы диктовали и темпы, и качество работ. Пороки осушительных систем закладывались еще на стадии проектирования. В сроки, сжатые в десятки раз, почвоведы не могли провести серьезных исследований. В мелиорацию не шли квалифицированные специалисты-почвоведы и штаты заполняли кем попало. Родившийся в последние годы анекдот: "Лозунг мелиораторов - "Превратим болота в пустыни! " очень близко выражает суть происходящего".

Опыт осушаемого белорусского Полесья:

"Часто осушение приводило к тому, что на буграх песчаные почвы сохли, а затем превращались в развеваемые пески… На торфянистых почвах все сохло, хотя грунтовые воды были рядышком, чуть ниже корней. Для выращивания пшеницы или свеклы на бывшем болоте их нужно было поливать, и не просто поливать, а именно дождевать.

Оказалась непригодной и техника, рассчитанная на другие районы страны. Корчеватели кустов вырывали вместе с корнями тонкий слой гумуса. Плуги обычной вспашки выпахивали на поверхность пески…

Осушение прибавило новые тысячи га, но обесценило старые пашни. Их и засыхающие новые стали срочно засаживать сосной. Если не пашня, то хоть лес будет! Но и лес скоро погиб. Как установил Кисилев, сосна требует кислых почв, которые возникают при застое воды. Осушительные канавы усилили проточность и слабые деревца на 5-6 году жизни становились добычей насекомых или вирусных болезней. А больные новые посадки заражали старые леса…

Главных бед можно было избежать, пишет Кисилев, если бы бывшие болота превращали не в пашни, а в луга. Прекрасно развитое животноводство Прибалтики основывается именно на таких лугах и пастбищах. Но в Белоруссии были запланированы цифры пашни и это решило дело.

Однако опыт Полесья почти ничему не научил тех, кто планирует и руководит мелиорацией в Калининской, Ярославской и других областях.

Конечно же, не только в цифрах плана по пашне и лугам различия между мелиорацией в Прибалтийских республиках и в Полесье или в Нечерноземье. Разница тут прежде всего в социальных и исторических условиях.

В Эстонии почвы еще беднее и каменистее, чем в Ярославской или Калининской области, но тут мелиорация дала отличные результаты, потому что к каждому клочку земли был персональный продуманный подход. Широкое осушение земель началось в Эстонии с середины 20-x годов и в большей части было проведено во времена хуторского землевладения. Можно себе представить, что отношение хозяина к своей земле, к своему болоту, как небо от земли, отличается от отношения нынешних колхозников к их ничейной земле. К земле, от которой он практически не зависит материально, а с многолетней помощью колхозной системы, кажется, полностью освободился и от душевной к ней привязанности.

Достаточно даже на минуту представить себе, как внимательно следил хозяин за работой специалистов, за проведением канав, за каждым градусом их наклона, и с другой стороны – ответственность мелиораторов, чтобы понять, что нынешняя система, где от почвенных разрезов до рытья канав все делают случайные, не знакомые ни между собой, ни с колхозниками люди, и все делают впопыхах, не неся никакой ответственности перед колхозниками – что нынешняя система не может не губить, по меньшей мере, половины "улучшаемых" земель.

Скажут: частник думает лишь о своем собственном поле. Но факт, что в буржуазные, частновладельческие времена сохранили больше общественных – охотничьих, ягодных и прочих угодий, чем сохраняется сейчас при мелиорации в любой области. Сейчас, в условиях устоявшегося порядка всенародной собственности на природные блага…"

Мне нечего добавить к анализу и выводам автора, только констатаировать: не мелиорация главный враг наших земель, а тотальное планирование этих работ. Впрочем, если разбираться, то централизованное и потому головотяпское планирование – главное зло и причина, главный погубитель и природных, и человеческих сил в нашей стране.

Но, пожалуй, наиболее яркий и известный пример централизованного губительства наших лучших земель – это затопление речных долин водохранилищами. Произведения советской литературы, особенно "Прощание с Матерой" В.Распутина уже показали всю глубину трагедии затопления, но В.Комаров и здесь освещает весьма важный аспект, вскрывает неизвестную нам ("секретную") причину этих трагедий.

Оказывается, этот небывалый нигде в мире способ уничтожения лучших земель строительством плотин на равнинных реках был изобретен в 30-е годы, годы массовых репрессий и вместе с тем великих строек – Беломор-Балтийского канала, канала Волга-Mocква и др. Планировал все эти проекты переделки природы, поворота рек вспять и т.д., а также руководил осуществлением их особый орган – Гидрострой при НКВД – руками заключенных. До середины 50-х годов эта организация так и находилась в материнском теле "органов", а начальником ее был Жук – академик и генерал по совместительству. Сегодня эта организация по форме стала обычным институтом "Гидропроект", но по методам своей работы, духу и даже структуре (у нее до сих пор не директор, а – начальник), многое сохранила от прежних времен и осуществляет практически монополию на создание всех крупных водохранилищ по стране.

Конечно, при самом своем зарождении Гидропроекту было не до охраны природы ( ему больше приходилось беспокоиться об охране зэков, чтоб не убегали), главное было в создании "великих морей". Так, Рыбинское водохранилище совершенно бессмысленно затопило огромные пространства лучших плодородных земель Ярославщины. Сейчас Гидропроект ставит, как правило, иные задачи: с помощью примитивнейшего проекта и дешевого строительства обеспечить наибольшую энергетическою мощность электростанции, но эта цель приводит к затоплению долинных земель, теперь уже как следствие. До сих пор Гидропроект легко преодолевал сопротивление всех радетелей земли и уничтожения природы, попирая даже законы местных республик, не говоря уже о воле самих людей. Как вурдалак, напившийся когда-то крови, он сохраняет свою мощь и влияние и продолжает безнаказанно топить и губить землю своими очередными "проектами". Силу ему теперь дает уже не покровительство НКВД, а покровительство Госплана, для которого новые млн. кВт-часов всегда есть что-то реальное, а общенародная земля есть что-то бесплатное, непланируемое и потому неважное.

"Гл.5. Закон: теория и реальность"

Глава начинается с хрестоматийного примера всех советских книг по экологии, как основатель советского государства В.И.Ленин заботился об охране природы: когда комендант "Горок" спилил самовольно ель, он посадил его без суда в тюрьму на месяц. Однако автор обращает внимание на саму беззаконность такой меры, хотя законы об охране природы, конечно же, существовали. Этот пример демонстрирует и всю нынешнюю ситуацию с выполнением охраны природы: законы есть, но не выполняются, а если какие-то меры принимаются, то не по законам, как правило.

В.Комаров считает, что законы об охране природы или выполняются не полностью, или применяются неправильно (ответственность несут не главные виновники, а исполнители-заводы), или не применяются вообще (так закон о запрете рубки в лесотундре от 1958 г. не применялся совсем и местные власти даже не знали о таком законе). Наконец, поскольку основная часть законов об охране природы имеют внутриреспубликанский статус, то им не подчиняются все предприятия общесоюзного значения, т.е. наибольшая и самая грязная часть промышленности (металлургия, химия и т.п.), спокойно игнорируя все старания местных властей.

Но такое "узаконенное беззаконие" и хозяйственная расточительность, соединенная с хищничеством оказывает самое губительное действие на активность и стойкость людей, защищающих природу, на мораль всех людей, соприкасающихся с нею.

"В отношении охраны лесов бессилие ведомственной инспекции в сочетании с врожденными пороками советских законов и существующих экономических порядков создает ужасающую картину. Похоже, ничто не может остановить бессмысленного и беспощадного сведения сибирских лесов. Вот свидетельство специалиста по лесному законодательству:

"Я стараюсь заниматься исками об уничтожении лесов с холодным сердцем. Принимать близко их невозможно. Лет пять назад я оказался на гигантской лесобазе вблизи Красноярска. На берегу реки я увидел целый город. Огромные, в несколько обхватов кедры, лиственницы лежали в штабелях, которым не было конца. И все это лежало и превращалось в труху, ибо железная дорога не подавала вагонов. Но это не все. Железная дорога не давала достаточно вагонов и год, и два, и три назад, и лесной трест заранее знал, что вагонов не хватает. И тем не менее леса рубили с каждый годом все больше. Тресту спускали план… Квадратные километры чудесной кедровой тайги сводились на корню, на их месте оставалась полупустыня, и взамен этого государство получало труху. Даже не дрова!

Можете мне поверить, за свою юридическую практику мне пришлось повидать много. Приходилось видеть и убийц, и убитых, и разбирать неподдающиеся логике преступления. Но на базе мне стало плохо. Я вернулся в Красноярск больной. Два дня никуда не выходил из гостиницы. Страшна не абсурдность безумия, а его разумность, и конечно же, коллективность, общественный характер.

Затем, по другому делу я познакомился с одним депутатом Верховного Совета СССР, и когда мы подружились, спросил я его о лесной базе. Зачем такое делается?

- Как? Вы не понимаете? Там в тайге люди, им надо платить зарплату. Мы организовали леспромхоз, позвали туда людей. Они имеют право на труд… и они не виноваты в наших трудностях с вагонами. Не понимаете? …Но не стоит говорить об этом…"

Он сказал мне то, что я знал сам. Судьба нашего леса безнадежна. Я знаю, что люди сажают новые лесa и отдают этому жизнь, но площадь лесов сокращается и сокращается.

Несомненно, все руководство таежных леспромхозов знало о том, что происходит с половиной их леса на базе под Красноярском. Знали, наверное, и многие рабочие. Как же надо запутать и развратить людей, извратить самое понятие труда, чтобы превращение божественных кедрачей в гниль и труху они считали пристойным занятием?…Как же надо их запугать, что они не смели сомневаться, что лозунг "при социализме нет безработицы" оправдывает все, и огромные убытки, и гибель нерукотворной красоты?"

В.Комаров высказывает мнение, что даже наличие хороших законов ничего не изменит существенно в сегодняшней ситуации, ибо они не будут выполняться людьми, потерявшими твердые моральные правила, которые, по его пониманию, могут базироваться только на абсолютных религиозных ценностях, только на представлениях о Боге и бессмертной душе. Конечно, это лишь мнение автора, и с ним можно не согласиться атеистически настроенному читателю, но трудно возражать против главного наблюдения о тесной взаимосвязи между моралью и соблюдением законов, против главного утверждения: без реконструкции и оздоровления современного морального сознания трудно рассчитывать на укрепление и соблюдение законов об охране природы. Какой должна быть эта мораль - "вопрос и проблема", но мне она представляется прежде всего моралью свободного человека, хозяина своей земли и полноправного гражданина.

Гл.6. "…Лебеди, яко снег зимой".

Эти слова протопопа Аввакума, написанные им про невиданное ранее птичье изобилие на Байкале, В.Комаров как бы прикладывает к нашим заповедным землям, какими они должны были бы быть, но какими они уже давно перестали быть в результате постоянного нарушения всех правил заповедности. Эта глава повествует о браконьерстве, о его безнаказанности даже в заповедниках, о том, что оно становится просто хищническим промыслом, тем более в условиях дефицита мяса и ценной рыбы. Но кроме частных лиц режим заповедности открыто и постоянно нарушают хозяйства и предприятия: рубят лес, пасут скот и т.д. и т.п.

И все эти виды частного и коллективного браконьерства покрываются и затмеваются браконьерством "руководящим", когда заповедники превращаются фактически в охотничьи угодья для высоких гостей. Описания охот маршала Чуйкова в Кизил-Агачском заповеднике с применением вертолетов и автоматов (и даже танков для вытаскивания машины), а также охоты маршала Батицкого на белых медведей в Заполярье (запрещенной международными соглашениями) – лишь самые колоритные случаи этой общественной практики, когда официально провозглашаемая цель наиболее откровенно заменяется личными и совсем не высокими целями…

"Гл.7. Новые безотходные технологии"

Экологический кризис стоит не только перед нашей страной. Стоит он и перед западными странами, перед всем миром. Поэтому говорить приходится только о том, с каким успехом в разных странах справляются с этим кризисом. Основной виновник экологического кризиса – современное быстрорастущее производство. Остановить его сегодня человечество, видимо, не в состоянии, если не решится на смерть своей значительной части. Следовательно, главный вопрос состоит в том, как скоро производство сумеет перестроиться на использование новых, безотходных, "экологически чистых производств. Как обстоит с этим делом у нас. Автор отвечает: Плохо…

"По теории чистые с точки зрения экологии технологии могут развиваться гораздо быстрее в социалистическом производстве, чем в капиталистическом. Советская пропаганда много и писала и пишет до сих пор о "безотходных технологиях" и преимуществах социализма в их освоении. Люди же, по долгу службы имеющие дело с разработкой и внедрением подобных технологий, знают, что реальных безотходных производств даже на уровне отдельных цехов и поточных линий в стране ничтожно мало, они составляют доли процента из числа всех заводов и фабрик…

…В тех случаях, когда безотходность достигалась, никто не писал, какой ценой она достигалась. Один крупный химзавод в Красноярском крае, производивший полиэтиленовую пленку, к 1975 году стал отличным примером того, как надо переводить "отходы – в доходы". С самого своего пуска в 1968г. завод выбрасывал в атмосферу огромные количества фтора и тайга в радиусе нескольких километров высохла. С самого пуска заводские инженеры поняли, что оптимальный путь зашиты атмосферы – улавливать фтор и продавать его другим предприятиям, где фтор – дефицитное сырье. Для осуществления несложной и выгодной во всех отношениях идеи понадобилось свыше пяти лет, погибли тысячи гектаров тайги, энтузиасты идеи получали инфаркты, пробивая ее через многочисленные инстанции. На заводе не было человека, который бы не усмехался: Если бы у нас была частная фирма, хозяин продавал бы фтор с первого дня… Скорее всего хозяин внес бы поправки еще на стадии проекта, заботясь и о своей выгоде, и о соблюдении закона по охране среды.

В данном случае дело осложнялось тем, что производство фтора и полиэтилена относились к разным Главкам Министерства химической промышленности. И тот факт, что оба они в принципе согласны, что сырье надо перерабатывать комплексно, рационально, и то, что оба Главка находятся в одном здании Министерства на соседних этажах, ничего не меняет. Каждый Главк должен выполнять то, ради чего его создали –выполнять план по объему определенной продукции. На решение любой иной проблемы уходят многие годы. Дело тянется еще дольше, когда в проекты новых комплексных производств втянуты различные министерства.

Не видно конца "тяжбе" о комплексном использовании ресурсов залива Кара-Богаз-Гол на Каспии или апатито-нефелиновых руд Кольского полуострова…"

Так выявляется парадокс: безотходные технологии – зачастую это экономически выгодные технологии комплексного, полного использования сырья. Но именно этой комплексности мешает прежде всего структура планового хозяйства, его разделенность на министерства и главки. Без такой структуры и разделения невозможно плановое хозяйство, невозможно им управлять, это так. Но заинтересовать его подразделения в выпуске продукции всех (что фактически требует комплексное использование сырья) – тоже невозможно. Выход, на мой взгляд, один – чтобы предприятия работали не на узкий главковский план, а на всех, т.е. на рынок, и руководствовались только общей пользой, заложенной в принципе прибыли.

"Кому выгодно?" Со времен Рима юристы задают этот вопрос одним из первых: кому выгодно, тот скорее всего и совершает "деяние". Кто получает выгоду материальную и моральную, тот, скорее всего, и найдет путь к решению производственной проблемы. Кому выгодно применение экологически чистого метода генераторации (при добыче серы) вместо "грязного" метода перегретого пара и воды? Фактически никому, хотя генераторный способ в три раза дешевле. Шахте? Критерий ее работы не прибыль, а план, поэтому дешевизна ее мало трогает. Кое-какую выгоду она получила бы все же, но она может лишь просить о поставках генераторов и не имеет права изыскивать финансы, чтобы заказать, заплатить подороже, но потом вернуть деньги и т.п. Главку? Он обязан радеть о более дешевом производстве по долгу службы, но поскольку план и так выполняется, то радение – это писание писем: "Ускорить выпуск генераторов…" и т.п. В каждом, в том числе и в химическом министерстве, теперь есть отдел охраны природы, он должен радеть, невзирая на план, об интересах природы, и "природоохранщики" не сидят сложа руки, но они не имеют ни прав материального стимулирования, ни наказания тех, кто нарушает законы о природе, никакой иной власти. Они могут лишь рекомендовать то же самое: "Ускорить выпуск генераторов". Никто ни в чем особо не заинтересован, но зато "нажиться" на новой технологии никто не может. Тут принцип социалистической экономики работает четко…

Специалисты говорят, что система плановых показателей в настоящее время такова, что в большинство случаев предприятию не выгодно переходить на новую технологию, каковы бы ни были ее технические или экологические достоинства! О том, что строительным организациям невыгодно иметь дело с сооружением различных очистных систем, поэтому сроки их вводов постоянно нарушаются. Но более того, что строителям невыгодно вводить и сами промышленные предприятия раньше времени, хотя бы на один день. О том, что многие плановые показатели прямо работают против развития производства и против технического прогресса… Положение экономики это особая тема, но в той части, в которой она касается экологии, можно привести один обобщенный факт.

Несмотря на развитие новых малоотходных технологий, один из высоких начальников Минхимпрома признал, что накопление отходов и рост отвалов на химзаводах не только не уменьшается, но темпы их прироста растут. Сейчас они составляют 6-10% в год, а в счете веса отвалов уже перешли от млн.тонн к млрд. (ссылка…)

До тех пор, пока предприятия не будут реально экономически заинтересованы в экологически чистых технологиях, заставлять их переходить на них, вероятно, все равно, что заставить кошку есть огурцы, читая ей при этом нотации о пользе вегетарианства".

Глава заканчивается прогнозом малой эффективности использования выделенных государством 11 млрд.руб на охрану среды (как уже упоминалось, эта цифра уже снижена до 10,2 млрд.руб). Скепсис специалистов почти единодушен: разбросанные по различным и незаинтересованным министерствам, они вряд ли принесут существенную пользу… Сами по себе громадные государственный деньги не спасут положение. Не тот случай.

"Гл.8. Новые идеи"

Здесь обсуждаются предлагаемые советской наукой выходы нашей страны из начавшегося экологического кризиса. Понимая, что из-за экономических трудностей общество сегодня не в состоянии решить главные экологические проблемы, большинство экологов отодвигают принципиальное их решение на далекое будущее, ограничивая собственную деятельность чисто научными проблемами, и иногда даже скатываясь с позиции невмешательства до замазывания серьезности этих проблем.

Другая же часть ученых докапывается до экономических корней и даже предлагает вполне обоснованные и приемлемые для властей решения. Так ученые Тупыця и Петров, анализируя экономико-экологические проблемы "русского леса", причин его хищнического сведения, "предлагают реальные выходы из "аварийной ситуации":

"Коренное зло, говорят авторы, в устаревшей системе цен. Они предлагают перейти на новую и показывают, что это вовсе не должно привести к росту цен на готовые изделия, ибо одновременно должны сократиться расходы на переработку леса. Новая система цен заинтересует предприятия в том, чтобы полностью перерабатывать и ветви, и кору, и опилки, и прочие отходы. Более того, она учитывает и то, что лес не только древесина, но и производитель многих других благ… Сегодня лесные таксы не учитывают ни кислородный, ни климатический, ни почвозащитный, ни эстетический факторы леса.

Рациональность новых принципов, которые предлагают Тупыця и Петров, проверены на опыте США, Швеции, но она вовсе не влечет за собой внедрения в социализм методов рыночного хозяйства и иных капиталистических ересей. И тем не менее, по признанию самих авторов, рассчитывать на ее реализацию в нашем лесном хозяйстве, следует нескоро… Лет через десять… То есть тогда, когда исчезнут еще несколько десятков тысяч кв.километров не восстановимых кедрачей, лиственничников и сосняков".

Конечно, вызывает сомнение авторское предположение, что положение может быть кардинально улучшено с помощью новой жесткой (не рыночной) системы цен. На мой, например, взгляд, это может стать очередной иллюзией. Однако это правоверное и не вызывающее возражений, кажущееся эффективным предложение не имеет перспектив на внедрение.

По-видимому, такая же судьба ожидает и другие серьезные работы на экономико-экологические темы, как например разрабатываемую в ЦЭМИ АН СССР группой М.Я.Лемешева системы оценок ущерба от загрязнения среды (в себестоимость каждого продукта должна входить "плата за грязь", т.е. за каждый испорченный природный ресурс в размере стоимости его восстановления). По-видимому, эти оценки, построенные на принципе замыкающих затрат, близки к оптимальным ценам устойчивого рынка, должны меняться и потому могут служить реальным компасом при определении того ущерба, который наносится природе производственной деятельностью. Но шансов на внедрение такой системы оценок еще меньше.

Сам автор с настороженностью относится к попыткам выразить в таких оценках подлинный ущерб природе или, например, человеческому здоровью, по-видимому, исходя из религиозного и гуманистического принципа о бесконечной ценности человеческой жизни. На мой взгляд, эта настороженность и опасения безосновательны, ибо, во-первых, экономика обязана выразить в своих оценочных, количественных соотношениях именно весь ущерб и всю пользу от нашей производственной деятельности, потому что только на основе таких полных оценок мы можем принимать относительно правильные решения (поэтому такие оценки могут вырабатываться окончательно только при рыночном согласовании всех благ, получаемых людьми от природы). Во-вторых, оценивая природные блага в деньгах, оценивая в деньгах же ущерб здоровью и даже жизни человека, экономика совсем не совершает кощунства, ибо в деньгах воплощена также человеческая жизнь (рабочие дни) и природные блага (например, золото). Деньги – это лишь способы приравнивания разных благ и разных жизней. И только.

Очень важный недостаток нашего сегодняшнего положения – это отсутствие гласности в таких жизненно важных для народа проблемах. Пропаганда успокаивает людей и тем самым дезориентирует их.

"Люди, посвященные в "секреты российской воды, земли и воздуха" считают иначе. "Наши отношения с природой поражены теми же недугами, что и в капиталистических странах, и плюс тому незнанием, насколько далеко зашли эти недуги", – сформулировал свою точку зрения один специалист. – Соответственно мы не можем и употреблять все необходимые лекарства".

Отсутствие гласности – известный порок нашей системы. Но нужна ли, действительно, гласность в области охраны природной среды? Какой прок в бесконечном запугивании людей призраками экологических катастроф? К чему западная пропаганда треплет нервы людям и без того утомленным? Разве рядовые граждане могут чем-то помочь тем специалистам, солидным и ответственным людям, которым правительство поручило заниматься экологией?.. Врач не говорит правды раковому больному, но если есть возможность спасти его, он спасает.

Подобные сомнения в необходимости самой широкой гласности эко-информации - профессиональная демагогия тех, кто сделал полностью подконтрольные средства информации выгодным для себя бизнесом.

Для общества не может быть полезной ситуация, где решения о крупнейшем экологическом проекта принимаются двумя-тремя "руководящими" товарищами. И "стратегические" причины, по которым они избрали этот проект, остаются неизвестными для миллионов, на жизни которых существенно отразится воплощение проекта. И даже если он обсуждается на ученых советах институтов и на коллегиях разных министерств, это не избавляет его от пороков ведомственного одностороннего подхода.

Существует множество свидетельств ученые и инженеров о том, как, пытаясь объяснить суть другим людям, да еще в обычных житейских понятиях, они обнаруживали, что многие давно устоявшиеся, "железные" идеи оказывались шаткими и сомнительными. Публикуя профессиональный, зрелый проект, авторы не могут ждать, что читатели или телезрители завалят их свежими, отличными идеями, хотя и такие случаи известны. Но, зная об обязательном обнародовании их работ и их имен, авторы сами перепроверяют все согласно объективным критериям, а не чьим-то частным мнениям, и такое "повышенное давление" исключат многие ошибки еще до выхода работы в свет.

Широкая гласность не только восполнила бы дефицит идей и информации, который ощущается в экологии, но могла бы установить и своеобразный престижно-этический контроль среди коллег, среди людей одной сферы занятий.

В настоящее время правдивая информация о проблемах природной среды необходима больше, чем, пожалуй, любая иная социальная или научная информация. Эко-информация – SOS, которой нужно направлять во все стороны одновременно, потому что неизвестно, с какой стороны может появиться помощь. Все, что мы знаем о локальных экологических кризисах в прошлые исторические эпохи, говорит нам, что они всегда печально кончались для народов, их вызвавших. Нынешний кризис – несравненно более сложная, не имеющая в истории аналогий ситуация. Кто возьмет на себя смелость утверждать, что именно он и его друзья и приятели найдут выход из этого тупика? Что им и только им надо отдать контроль над всеми идеями, над всей информацией, которая нужна для поисков? Кто поручится, что наиболее ценные для общества идеи не находятся в голове того старца или юнца, которые не могут ни обосновать их из-за недостатка информации, ни опубликовать, потому что они не "доверенные лица"? Какой ЦК, какая Академия Наук может считать, что она обладает исчерпывающей полнотой знаний в проблемах, которые касаются судьбы земного шара?

Вероятность найти выход из экологического тупика вообще не слишком велика, но она будет в точности равна нулю, если поисками будут заниматься лишь "особо доверенные" единицы".

Не давая возможности людям понять реальные размер грозящей экологической опасности, наши руководители лишают их возможности мобилизовать все силы, выиграть или проиграть, но проиграть мужественно, как воин, исчерпав все, что было в силах слабой человеческой природы. Мы имеем право выиграть или проиграть сами, а не перепоручать это "дядям", которые проигрывая Азов, Арал, Каспий и миллионы квадратных километров земли, продолжают жить припеваючи и даже не считают нужным о своих проигрышах сообщить.

Если люди не будут знать размеров реальной угрозы, они не пойдут и на самоограничения, которые потребуются для серьезных экологических действий, и результат тут может быть только один – потом, после экологических аварий их придется ограничивать, но уже насильно, со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Поэтому создание иллюзий, будто проблемы экологического бедствия решаются нынешними экологическими и идеологическими средствами, создание иллюзий, будто нынешний курс хозяйства способен увести страну от рифов и мелей, к которым движутся другие страны – все это тяжелейший грех советской пропаганды. Грех непростительный в своей сознательности и преднамеренности.

Он превращает страну в некую пародию на печально известный "Титаник". В разных концах в его трюме давно занялись пожары, и капитан понимает, что если их и можно погасить, то лишь всем "миром". Однако для капитана честь мундира превыше всего на свете, он никогда в жизни не признавал своих ошибок и глупостей. И сейчас он не прерывает трапезы в кают-кампании, держит позу и приказывает носить воду в трюм чайными стаканами… "в крайнем случае чайниками…"

Вся книга В.Комарова – этот самый сигнал бедствия и призыв к самоспасению. В заключение главы он говорит:

"То, что чистый воздух стал редкостью, которую тут же отмечают наши легкие – очевидно. То, что природа разоряется, говорят нам наши глаза, говорят и цифры. Но какова степень разорения природы в стране?... Абсолютных оценок уничтожения земель, рек, озер избегают и прогнозы "Природа 1980г. " и "Природа 1990г.". Суммарных данных по этой области деятельности нашего общества они не приводят… Тем не менее, проанализировав большое число официальных изданий, книг и статей, можно получить данные для достоверной картины происходящего…

•  Как известно, территория страны – 22 млн.кв.км, а за вычетом водных поверхностей, вечных льдов и скал, непригодных для жизни - 14,3 млн.кв.км. Это весь "пирог". Теперь подсчитаем, кто и сколько от него успел откусить на 1977 год:
•  175-225 тыс.кв.км (17,5-22, 5 млн.га) занимают площади, изуродованные и обесцененные горными разработками и торфоразработками.
•  5 млн.га – отвалы, хвосто-шлаки и шламохранилища промышленных предприятий, а также городские свалки.
•  12 млн.га погребены под водой крупных водохранилищ.
•  50-55 млн.га – пустоши и болота в лесах после вырубки и пожаров, которые не зарастают, разве что сорняками.
• -63 млн.га сильно эродированные, засоленные земли (пахотные и лугово-пастбищные угодья), развеваемые пески на месте бывших полей, причем из 400 млн.га подверженных эрозии земель учитывались только безнадежно испорченные (на сотни лет вперед). Убытки от эрозии в 1978г. исчисляются в 10 млрд.руб.!
• Итого: 1450 тыс.кв.км бесплодных ныне земель, промышленных пустынь и полупустынь.

Это составляет более 10% всей пригодной для жизни человека территории СССР. И это одна десятая нашего пирога, которую мы по малым кусочкам уже съели, была самой "вкусной и жирной". Наиболее пригодной для использования и, во многих случаях, самой плодородной. Мы выковыряли изюм из булки. Поэтому со второй, третьей, четвертой десятой мы разделаемся куда быстрее. Тем более что нас стало намного больше и наши потребности растут весьма быстрыми темпами.

Если бы буржуазная Западная Европа обращалась с природой так же как мы, то уже давно в бесплодной пустыне оказались бы все жители Англии, Франции, Италии, ФРГ, Швейцарии и страны Бенилюкса. Их население равно нашему – 240-250 млн. человек, а общая площадь примерно наша одна десятая – 1.4 млн.кв.км."

Мне кажется, в этом заключительном итоге содержится призыв к спасению, но и приговор экономической системе, способной лишь окончательно погубить трудовые способности людей и природную основу их жизни.

"Один из идеологов экологический политики страны, работник ЦК КПСС И.Лаптев в одной из своих статей заявил, что отношения общества к природе несут на себе груз всех сложившихся внутри общества отношений и связей. В этом пункте с ним нельзя не согласиться.

"Порочные связи", сложившиеся в нашем обществе, причиняют серьезный ущерб нашей жизненной среде. Взаимосвязи между пороками экономической системы и экологией гораздо шире, чем может показаться на первый взгляд.

• Это: постоянный дефицит мяса в стране и низкая производительность колхозного животноводства,в результате варварское истребление китов в мировом океане и прибрежных водах Дальнего Востока;
• тот же дефицит мяса – и организованное браконьерство в местах зимовок птиц в Кызыл-Агачском заповеднике и в десятках других мест; баконьерство, которое попутно уничтожает внесенных в Красную книгу стрепета, фламинго, краснозобую казарку, турача и десятки других видов;
• положение, при котором единым хозяином с/х-угодий в стране является Мин-во сельского хозяйства, а колхозники стали равнодушны к своей земле, - и поспешная формальная мелиорация, которая губит большую часть земли, лесов, ягодных и охотничьих угодий;
• положение, при котором огромная доля хлопка и целлюлозы идет на изготовление пороха и прочей взрывчатки (непомерные запасы вооружения для себя и для экспорта)
•  и чрезмерная эксплуатация всех пригодных для выращивания хлопка земель в Средней Азии, и постоянные перерубы леса. Можно сказать, что успехи национально-освободительных движений в Африке и в Азии, воюющих нашим оружием, оплачиваются уничтожением многих километров сибирской тайги, засолением тысяч гектаров хлопковых полей.

За рекордными урожаями хлопка (для сбора которого отменяются занятия в школах и в вузах Средней Азии, закрываются учреждения) следует нехватка хлопчато-бумажных тканей. За самыми крупными в мире целлюлозно-бумажными комбинатами – дефицит бумаги для книгопечатания. А все изобилие продукции, полученной ценой экологических потерь, развеивается по ветру на бесчисленных стрельбах, учениях, маневрах и прочих бряцаниях оружием.

Постоянная необходимость закупать новейшую технику за границей, а в последнее время и зерно, ведёт к варварской эксплуатации рек и речек "золотых" районов Севера.

И "великий перелом" коллективизации 1929 года, и иные "ломы" 30-х и 40-х годов, кампании великих строек и непосредственный диктат интересов военных, которые определили судьбу Байкала – все это факторы, сказывающиеся на наших отношениях с природой.

Если сегодня по волшебству вдруг прекратится всякое загрязнение среды, то поллютанты, накопившиеся за последние годы, будут действовать еще на одно-два последующих поколения так же сильно, как на нас.

Если так же по волшебству исчезнет все тяжелое наследство "нищей, отсталой" России, Великой Отечественной войны, "сталинских перегибов" и "Гидропроекта" – разграбления природы это почти не уменьшит. Ни сейчас, ни через одно-два поколения. Главные причины – уничтожения природы – в нашей современности в большей степени, чем в нашем прошлом.

Наука стала производительной силой – это ясно всем. Менее известно, вероятно, сколько же она производит в нашем обществе. – В ежегодный прирост национального дохода СССР вклад науки - около 4%. Для сравнения в CШA вклад науки в прирост национального дохода – 30-35%. Примерно таков же вклад образования. У нас образование прибавляет всего 6%.

Цифра 4% пошатнет самую оптимистическую веру в могущество современной науки. Она могуча лишь в определенных социальных условиях. Как изменить положение? Как заинтересовать индустрию в воспроизводстве природных ресурсов?

Как исправить неэффективное сельское хозяйство? Как сделать, чтобы законодательные меры эффективно защищали природу?

 С какой стороны не потяни за ниточку экологии – все она уводит вглубь экономического и социального устройства общества.

Исследования всех крупнейших ученых говорят об одном и том же: масштабные экологические проблемы не могут быть решены ни в рамках экологии, ни в рамках технологий, ни даже в рамках чистой экономики. Они требуют одновременных перемен и в экономике, и в сфере социальных и моральных устоев общества.

Мы подходим к вопросу о возможности реформ, необходимых изменений, которые , по меньшей мере, замедлили бы темпы деградации, обнищания природы, а в идеале обеспечили бы экологическое благополучие народа на будущее. Само собой разумеется, конкретное содержание таких pеформ – дело исключительно сложное, предмет для работы многих государственных умов. Мы говорим сейчас лишь о шансах на такие реформы. Существуют ли они? Кто и чего ради пойдет на такие реформы?"

Анализируя социальный состав нашего общества, соотношение привилегированных слоев и обычных граждан, и степень их обеспеченности природными и прочими ресурсами, Б.Комаров приходит к выводу, что приблизительно 15% населения причастно к власти, но и они же максимально застрахованы от загрязнения среды (дачи, заказники и т.п.), поэтому ждать от них реформ – нереалистично. Можно не согласиться с оценками доли элиты в нашем обществе, но трудно оспаривать основной довод: властьпридержащие не пойдут на необходимые для спасения реформы, т.е. даже частичную утрату своей всеобъемлющей власти. Помочь может только общественное прозрение опасности и давление на власти общественного мнения.

"Гл.9. Итоги дня"

Заключительная глава книги, на мой взгляд, носит не совсем удачное название. Именно ее следовало бы назвать "Запасная страна", поскольку в ней разоблачается последняя надежда руководства – миф о неисчерпаемости природных богатств страны за Уралом, миф о том, что у СССР есть еще одна запасная территория, почти не тронутая освоением Сибирь.

Действительно, Сибирь без льдов Арктики и заселенного Юга Сибири и Дальнего Востока – занимает 50% территории Советского Союза, на которой проживает сегодня только 11% его населения.

Однако ученые свидетельствуют, что эта территория совсем не равноценна "первой" половине страны. Зоны тайги и тундры с их вечной мерзлотой под тонким слоем почвы – легко ранимы. Европейский метод хозяйствования быстро выводит из строя огромные территории. Так, стоит вездеходу проехать по тундре, как колея, созданная его гусеницами, превращается в незаживающую годами рану. Кишащие рыбой тундровые озера после "третьего" невода – превращаются в рыбную пустыню. Слишком мала в этих зонах биологическая продуктивность и способность к восстановлению нанесенного ущерба, к самоочищению.

Поэтому "призыв на Северо-Восток", прозвучавший некогда в оппозиционной литературе, также является безосновательным с точки зрения экологии, потому что эта "запасная" земля не выдержит пресса современной жизни. Один только 200-тысячный Норильск превращает в пустыню округ площадью в 600 тыс.кв.км загрязнением воздуха, транспортом, хищнической охотой и рыболовством. Весь огромный Северо-Восток сможет выдержать максимум 2-3 миллионных города или превратится в пустыню за одно поколение. Сегодня это становится уже очевидным.

Местное население северных народностей, веками приспособленное к жизни на этой земле, не разрушая ее, разрушается как особые национальности – или физически, в алкоголизме, или демографически – в ассимиляции и переходе на современный стиль жизни. Приезжие же, ставшие основной рабочей силой на Северо-Востоке, без любви к этой земле, а иногда и с ненавистью (считается, что до трети завербованных на Северо-Восток, возвращаются домой инвалидами – из-за неадаптированности к трудным условиям "запасной страны") – способны лишь хищнически "рвать деньгу" любыми путями и средствами. И так поступают все – от простого "работяги" до Председателя Совета Министров Косыгина, которой в 1972 году разрешил бесконтрольный золотопромышленный перемыв русел северо-восточных рек, невзирая ни на какие нормы и запреты. Про урановую промышленность и говорить нечего.

Конечно, сегодня предпринимаются и определенные усилия по охране природы, но они маломощны и не идут ни в какое сравнение с ростом масштабов производства в этих местах и усилением его разрушительных последствий.

Прогноз Б.Комарова: "запасная страна" из заповедной зоны очень скоро может превратиться в зону бедствия, превратиться в ледяную пустыню, которую восстанавливать много труднее, чем песчаные пустыни. У Советского Союза на деле нет "запасной страны" и не на что надеяться, кроме кардинальных перемен и реформ.

Наука не справляется со своей ролью своевременного предупреждения общества о надвигающейся опасности. Гораздо больше дает литература: предупреждения, содержащиеся в таких произведениях, как "Царь-рыба" Астафьева или "Прощание с Матерой" Распутина сделали для пробуждения общественного сознания много больше научных статей. Однако подлинное осмысление экологических проблем и их решение не под силу ни одному литературному произведению, ни одной научной монографии.

И вспоминая слова Пушкина, автор приходит к выводу, что эта задача под силу лишь "дружине ученых и писателей, которые впереди во всех набегах просвещения и которые стараются найти истину несмотря на все окрики и удары, которые достаются на их долю"… Но где же эта дружина на всем поле – от Куликова до Байкала?"

Этим вопросом заканчивает свою книгу Б.Комаров. Хочу верить: он не останется долго без ответа!