| предыдущая | оглавление | следующая |
К.Б. Рецензия на книгу Ильи Земцова "Партия или мафия? (разворованная республика)», Париж, 1976 г.
Книга социолога, бывшего советского профессора, бывшего заведующего сектором информации ЦК Компартии Азербайджана, человека, некогда вращавшегося в самых высоких сферах и "облеченного доверием", а ныне – эмигранта и, видимо, гражданина Израиля – чрезвычайно информативна, интересна и поучительна.
Не цифрами – в той или иной мере их можно собрать из официальной или полузакрытой печати, или просто догадаться в ходе логического анализа и сопоставлений – а именно описанием изнутри кухни нынешнего властвования. И.Земцов даже дерзает описывать мысли Брежнева, Ахундова и Алиева и, надо сказать, это описание получается у него убедительнее, чем у кого бы то ни было.
Особенно интересно описание того, что наши "вожди" знают или могут узнать. Что же они знают? Оказывается, далеко не все. – Только сводки подчиненных им ведомств – различных МВД, КГБ, отделов ЦК, комиссий и т.д., и т.п. Но каналы эти очень ненадежны. Система поголовного очковтирательства, обмана и самообмана доходит до того, что из подобных отчетов понять истинную картину очень трудно. Отсюда у руководителей, желающих настоящего руководства или настоящих перемен, возникает потребность в налаживании собственной службы информации. Таким редким случаем и стало привлечение азербайджанским "хозяином" – Алиевым социолога Земцова для организации "придворной службы информации".
Конечно, "придворная социология" – это не панацея, в обстановке секретности и политической важности она быстро теряет свой статус научности, превращаясь в очередное придворное ведомство. "Придворный социолог" – это неестественное, фальшивое словосочетание, человек в таком качестве может или стать просто "придворным" (т.е.партчиновником) – но перестав быть ученым, или бежать от такой службы. И.Земцов выбрал второе и потому мы сегодня можем читать честную книгу ученого-социолога.
О чем же информировал своего "хозяина" сектор информации ЦК КП Азербайджана?
Мы не будем сейчас перечислять все известные и неизвестные факты, приводимые И.Земцовым: и о нехватке продуктов, и о большом количестве убийств, изнасилований и других преступлений (подобной статистикой не удивишь и западные страны – они могут удивить только редких коммунистических ортодоксов, по сю пору верующих в то, что "при социализме преступлений быть не может, не должно…"), и о нехватке жилья (здесь автор даже перехватывает, трагично сообщая, что чуть ли не половина жителей Баку живет в коммунальных квартирах по 10 и менее кв.метров на человека)… Гораздо важнее информация о развитии подпольного бизнеса и всеобщей продажности, которая достигает в некоторых случаях стола секретаря ЦК КП. Эта информация касается непосредственно темы нашего сборника и потому мы сделаем из этой части книги максимально полные выписки:
"Ученый произвел несложный эксперимент. Его мог бы повторить каждый живущий в СССР: изучена деятельность обычного советского предприятия – цеха, рядовой клетки в советском экономическом организме, исследованы движение товара, поведение людей, участвующих в производственном процессе, и объективно складывающиеся производственные отношения. Время действия – 1970 год. Место – город Баку. Начальник цеха – Даждамиров, производство – изготовление красок…
Схема преступления оказалась банальной: компоненты изготавливаемой краски – белила и растительное масло – заменялись некачественными суррогатами – мелом и асидолом, стоимость которых, кажется, в 30 раз меньше. Так была найдена предпосылка преступления. Другое условие – люди, готовые и способные преступить закон. В нашем примере действуют начальник цеха Даждамиров и зав.складом Осипов.
Один из них периодически выезжал на предприятия, вырабатывающие полуфабрикаты, в частности, на Ярославский химический комбинат. Небольшая взятка в 2-3 тысячи рублей и вместо положенных по фонду 200 тонн асидола и белил отгружалось и доставлялось в Баку 500 тонн.
Дальше – проще: вместо необходимых по плану 300 т краски цех изготовлял 600 тонн (учтите при этом, что себестоимость краски была значительно ниже, ибо подавались некачественные, но очень дешевые заменители). Учетчик и лаборатория втянуты в преступление: зарегистрировали изготовление лишь официально запланированной краски – 300 т, и как правило, еще 20-30 т как перевыполнение, достигнутое якобы ценой рачительного руководства и бережливости расфасовки. Для чего? Начальник цеха – член райкома партии, а кладовщик – не первый год был депутатом местного совета. Изготовленные вне плана 300 т краски распродавались через разветвленную систему торговой кооперации. Часть выручки оседала у директора магазина, кое-что перепадало продавцам, другая, большая, до 70% - возвращалась в цех-изготовитель.
Сколько это составляло краско-рублей? – Подсчитаем. Один кг краски продавался за 2 рубля, перемножьте на 300 тонн и вы получите 600 тыс. рублей.
Движение краски из цеха в магазин делало невозможным раскрытие преступления. Количество (в килограммах или тоннах) отгружаемой в магазины краски четко соответствовало цифрам в сопроводительных бумагах – накладных ведомостях, в них проставлялся номер и число – в полнейшем соответствии с инструкцией. Так что ни одна даже самая взыскательная проверка не выявляла нарушений. Однако уже после того, как очередная партия краски продавалась, накладные возвращались в цех, уничтожались, выписывались новые и за тем же номером, но уже под другим числом, сопровождали в магазин очередную партию товара. По тому же принципу реализовалось масло. Продажа была магазинам выгодна: каждая тонна (не все масло, но лишь небольшая часть его) преподносилась как сэкономленная продукция, так что с каждого кг выписывались премиальные, растекающиеся, как правило, среди рабочих: начальство не было мелочным.
Все, что я описал на модели одного цеха, переведите в масштаб страны – тысячи и тысячи цехов, фабрик, заводов,- и вы получаете близкую к действительности картину гигантского организованного подпольного бизнеса. Меняется номенклатура товаров, география, технология производства, но структура преступления неизменна – подмена дорогих компонентов дешевыми или тайная скупка внефондового сырья, или то и другое одновременно. Та же в общих чертах и схема реализации.
Впрочем, есть еще и неучтенные возможности: на Ивановском текстильном комбинате ткут женские платки и шапки, пользующиеся добрым спросом в мире. В 1971 году выявлено: платки не соответствуют стандарту – на 18 кв.см меньше, на 31 г легче (годовая продукция комбината – 800 тыс.штук).
В Риге крупнейший в Союзе радиозавод им. Попова. Обнаружено в 1970 г., что в транзисторах ВЭФ схема не соответствует реальному количеству диодов – их было на 1 меньше. Мелочь? Стоимость одного диода - 82 коп. За год завод изготовлял 182 тыс. радиоприемников.
Всего одного камня не додавали в женские часики "Чайка" и в мужские часы "Полет" мастера московского часового завода. Камушек стоит 42 коп. В год изготовлялось 750 тыс. пар часов. Преступление раскрыли в 1970г. и замяли: советские часы – лучшие в мире, т.Брежнев сказал: "Недалек тот час, когда мир будет сверять время по нашему, советскому времени".
Итак, сотни миллионов рублей сосредотачиваются в руках предприимчивых, ловких, умелых, находчивых коммерсантов. Кто они? Советские миллионеры? – Миллионеры, конечно, есть, но не они. Грандиозные суммы денег в этих руках не остаются.
Доставка в магазины и реализация "левой" продукции – надежна. Значительно сложнее и опаснее хранение на складах нигде не зарегистрированного сырья – сотен и тысяч тонн. И еще – надо не привлечь внимания к сложному дефицитному оборудованию, приобретенному вне фондов, без лимитов, И наконец, что делать, если рабочий прозреет и поймет, что он и его товарищи фактически производят в два, а нередко и в три раза больше, чем фиксируется учетом? Можно, конечно, попытаться задобрить рабочих премиальными, дать лишнюю десятку, но опасно – протрезвеет, разболтает или, что еще хуже, начнет шантажировать. Проблема в том, как сделать разоблачение невозможным или, по крайней мере, маловероятным.
И вот здесь угол преступления начинает меняться – он отклоняется от горизонтального направления: цех – склад – магазин – и начинает круто подниматься вверх по вертикали.
Составляется несложная логическая фигура (доступная самому непросвещенному уму – начальники цехов, завмаги, мастера, кладовщики большей частью люди простые, необразованные):
1. В России хорошо жить на зарплату невозможно.
2. Начальство живет хорошо…
3. Следовательно, существует не на зарплату.
Теперь суть вопроса – как дать, кому дать и сколько дать?
Итак, остановка первая: милиция-прокуратура. Зарплата начальника районного отдела милиции 200-250 рублей, прокурора – меньше – 150-180 руб. Стало быть, надо положить и тому и другому столько, чтобы не хотели отказаться: первому – 2 тысячи, второму хватит и половины. Жизнь трудна, и на зарплату не сведешь концы с концами. И милиционер, и прокурор – люди служивые, зависимые, ходят под начальством – городским, республиканским – которое тоже ублажить требуется. Каждая должность в Азербайджане имеет продажную стоимость. В 1969 г. начальник милиции котировался в 50 тыс.рублей, районный прокурор – в 30 тысяч.
Деньги отданы и взяты, и будут теперь выплачиваться ежемесячно и не беспокойтесь – блюстители закона не подведут: ловко ликвидируют анонимный донос, посланный злопыхателем, предупредят заблаговременно о грозной ревизии. (Не полагайте, однако, что милиция или прокуратура у вас всецело в руках: у нее ведь тоже план раскрываемости преступлений… И если там придут к мнению, что на вашем месте другой будет платить больше – вас снимут. Кроме того, вас никогда не минует внезапная проверка, и если у вас не все в "ажуре" придется платить разово – в зависимости от недостачи).
Остановка вторая – районный комитет партии. Здесь замыкаются сигналы "сверху" и заземляются жалобы "снизу".
Кому дать – ясно: первому секретарю – абсолютному хозяину района, и секретарю по промышленности.
Сколько – и здесь более или менее известно: в зависимости от их зарплаты. Помножьте ее на уже названный коэффициент – 10. То есть первому секретарю 30 тысяч, второму – 20 тысяч.
Разумеется, этот коэффициент (1 к 10) не остается всегда неизменным. Он меняется в зависимости от важности и влияния лица, колеблется между тремя-четырьмя – судье, двумя-тремя – народному контролеру.
На следующих остановках, более высоких – городских, областных, республиканских – ставки вновь поднимаются, растут. Круг расширяется. Начальник управления милиции, начальник ОБХСС, городской прокурор, республиканский и т.д.
Надо дать и в горком партии – заведующему отделом промышленности, - и в соответствующий главк, и в министерство, но здесь счет особый и нормативов нет.
Так или иначе в "дело" втягивается 30-50 человек, и у "трудящегося" зав. цеха от некогда огромной суммы остается едва ли 15-20%, да и те, к несчастью, приходится делить между компаньонами.
Только не вздумайте морочить голову ссылками на плохое воспитание, дурную наследственность и упавшую нравственность – так у нас ничего не выйдет: коррупцию объяснять моралью, мораль – коррупцией. Замкнутый круг. Математики утверждают: для того, чтобы найти решение в формальной системе, необходим выход из нее.
Тем более необходимо это в системе общества. Где это у нас – выход? Помните, что материализм исходит из первичности явлений – где она?
Есть. Встречал я и такие предприятия, где подбирались честные руководители, сознательные рабочие, самозабвенные, целеустремленные. Короче, такие, каких в СССР, казалось, и не бывает. Что из этого получалось? Вызывали директора (главного инженера, начальника цеха) в главк, в Москву (а если действие происходило в Москве – в Министерство) и говорили:
- Что это, Николай Сергеевич (Ашот Петросивич, Ибрагим Мамер-Оглы) план не выполняете?
Николай Сергеевич брал карандаш и начертывал цифры, объясняя: если трудиться в году не 12, а 14 месяцев, заменить ржавые станки, модифицировать технологию, наладить нормальное снабжение – голубая мечта каждого хозяйственника в СССР – увеличить в 2 раза количество рабочих – и тогда план не будет: завышен, нереален.
- Так-так, Николай Сергеевич, значит, Вы партии не доверяете, она для Вас не авторитет. Партия, по-Вашему, прожектерством занимается. А международное положение, а неурожай в Индии… Да вы, может, и в коммунизме усомнились? Так вот: или план – или партбилет. О решении доложить. Можете идти.
Несчастный Николай Сергеевич в расстроенных чувствах шел к друзьям. Его выслушивали, утешали и учили: хочешь жить – изворачивайся, лбом стенку не прошибешь. Или: живи сам и давай жить другим.
Проводил Николай Сергеевич бессонную ночь (ночи). Но жить надо, и шел Николай Сергеевич в магазины, а если городок маленький – на колхозный рынок – завязывать нужные знакомства. Дальше – по уже знакомой схеме. Часть изготовляемой заводом продукции оказывалась на "черном" рынке; часть выдавалась "на гора" в счет плана. И если уж очень-очень порядочный человек был Николай Сергеевич, поначалу не прилипали деньги к его рукам: совестно было. А рубли – тысячи – шли, и чем это он хуже других? И не дурак – свое, положенное снимал: плата за страх.
Приходила зрелость к Николаю Сергеевичу, с нею – награды, звания.
Обыкновенная история. Замечал: в словах человеческих живет стыдливая тоска по былому, утраченному. Ворует человек – говорят: жить умеет, изворачивается, плутует – деловой человек. Так говорили при царе, так любят сегодня говорить на Руси.
Но вернемся к нашей второй остановке – к райкому. А кому на Руси хорошо живется? – Секретарям райкомов. Они и есть миллионеры.
Так, но не совсем так: деньги, и немалые, оседают в их карманах, им отнюдь не худо на этом советском свете. Они депутаты Верховных Советов и члены ЦК, им почести и звания. Но что касается покоя в жизни – его нет: дни их в заботах, планы производства не выполняются, приходится прибегать к очковтирательству, припискам, время от времени случаются комиссии, проверки, много забот доставляет реформа управления или очередная кампания – политическая и даже совсем безобидная – предвыборная.
Обиднее всего, что хотя кругом все свои – одни тебе платят, другим платишь ты – имеется обыкновение время от времени снимать и секретарей райкомов, если их дела получают скандальную огласку. Вернее – их перемещают: из номенклатуры ЦК они, как правило, не выпадают…
…Существует жесткое правило: критикуют секретаря райкома – он не оправдывается: кто не виноват? Секретарь Сабирабадского райкома партии Булаев узнал, что его место продали. Между партийными работниками существует "джентльменский" закон – не перекупать "живые" должности. Иное дело, если секретарь "падет", окажется в немилости, тогда свободная купля-продажа, игра "цен": от ста и до 200 тысяч – кто больше? Но Булаев-то работал исправно, вовремя платил в ЦК, был на хорошем счету, и его же приятель, сосед-секретарь, польстился на богатый район. Говорят, дал 300 тысяч заведующему оргпартийным отделом Багирову, и вот ему, Булаеву, предложили уйти. Несправедливость очевидная. Но Булаев не подался с жалобой: понимал, что эта печальная история невозможна без ведома первого секретаря Ахундова. Или, может быть, другое: многолетний опыт партийной работы подсказывал – не лезть на рожон. Тактичность Булаева в ЦК оценили. Не прошло и года, как его рекомендовали в Куткашенский район, но уже первым секретарем райкома. И что самое удивительное и совершенно невозможное для Азербайджана – безвозмездно. Что и говорить – первый секретарь ЦК Азербайджана слыл человеком широким и ценил скромность.
Необъятен круг обязанностей секретаря райкома, и везде находятся недовольные, брюзжащие. Какая уж тут сладкая жизнь: образования и квалификации, полученной в партийной школе, явно не хватает. Принимая решение, приходится полагаться на интуицию - "классовое чутье". В СССР существует почти правило: жалобы неизменно попадают к тому, против кого направлены – таков принцип демократического централизма.
Но принцип принципом, а люди людьми: в ЦК немало завидущих с жадными глазами – рады чужому несчастью, так что без надежных и верных людей не обойтись и секретарю райкома. И немалая часть денег, в труде и риске сделанных в самом низу – в цеху, в магазине – расплывается вширь, захватывая глубокие пласты чиновников центрального партийно-советского аппарата. В ЦК КП Азербайджана, в Верховном Совете и Совете Министров республики практически каждый сотрудник получает проценты на вложенный в обращение капитал – занимаемую им должность.
К 1969 г. Азербайджан был полностью распределен. В руках зав.орготделом ЦК КП Азербайджана партийные кадры: ни одно назначение в партии немыслимо без ведома и согласия Багирова. Им же разработаны и тарифы: первый секретарь райкома "стоит" 200 тыс. руб., второй – 100 тыс.рублей.
Село (совхозы, колхозы – абсолютная вотчина секретаря ЦК Сеидова. И здесь четкие ставки: предколхоза – 50 тыс., директор совхоза – 80 тысяч.
Промышленность – хозяйство Амирова: должность директоров заводов и фабрик – от 10 до 100 тысяч рублей.
Культура, искусство, наука в руках секретаря ЦК Джафарова. Покупались и продавались: звание академика – 50 тысяч, директора института – 40 тысяч, ректор вуза –до 200 тысяч, директор театра – оперного, драматического, юного зрителя – 10-30 тыс. рублей.
Административные органы формально – прерогатива второго секретаря ЦК КП, фактически – Ахундова.
Стоимость должности определялась спросом, спрос – возможностями должности. Исходя из этого можно почти безошибочно вывести, что министр торговли "стоит" в 2-3 раза больше, чем министр соцобеспечения, министр мелиорации – в 3-4 раза меньше министра сельского хозяйства, министр внутренних дел равен министру легкой промышленности (в этом министерстве сосредоточено большинство платежеспособных цехов).
И верно, министру торговли Азербайджана Кафарову, а затем сменившему его Баширзаде министерское кресло "стоило" 250 тысяч pyб. Министру коммунального хозяйства Топчиеву меньше – 150 тыс. Министру соцобеспечения Сеидмамедовой – 120 тыс. (Цифры приведены в закрытом докладе первого секретаря ЦК КП Азербайджана на пленуме ЦК КП Аз. 20 марта 1970 г.).
(В системе "непроизводящих" министерств на предмет самоокупаемости должностей в Азербайджане создавались производственные объединения легкой промышленности: в Министерстве соцобеспечения – при обществе слепых и глухонемых – действовало 92 цеха, в Мин. культуры – под прикрытием Театрального общества – 32 цеха, в Мин. коммунального хозяйства – 21 цех.)
Партийные инструкции и директивы всегда лаконичны: объяснить колхознику – чем богаче будет колхоз, тем лучше будет житься колхознику. А как убедить его, если поле государственное, трактор тоже. И чужое не дорого, его не жаль. И задания астрономические: от зари до зари работай – не выполнишь. А город ждет, требует, грозит. Как тут обойдешься без приписок и очковтирательства? А чтобы не заметили, не схватили за руку – надо "смазать". И себе про черный день нужно оставить…
Откуда взять? Источник один: мужик, вернее, баба – мужчины, здоровые и молодые – в городе. Вот и приходится председателю урезать из трудодня колхозника "процентик" для председателя райкома, для председателя сельсовета, для ревизора…
Ахундов отложил утреннюю сводку. Остался недоволен: план по сбору хлопка в этом году опять будет не выполнен. Пошли дожди, а собрали всего лишь 148 тысяч тонн. Если секретарь ЦК Узбекистана Рашидов не подведет, все еще может уладиться. Обменяют сто тысяч тонн доброго, шелковистого среднеазиатского хлопка на 45 миллионов рублей, привезут в Азербайджан, положат в закрома, и можно будет рапортовать Москве – есть 300 тысяч. Недостающие тонны спишут, как забракованные – не первый год. Сложнее с рекламациями…"
Думаю, что картина в этих отрывках нарисована впечатляющая! И как только все это держится? Не разваливается, а движется и развивается, живет… Сам автор относится к описываемым явлениям "коррупции" и повального воровства резко отрицательно. Он не может не видеть в этом гнусности, мерзости, бессовестности, продажности и т.д.
"Понятия долга, чести, совести, с помощью которых в прошлом оценивалось поведение людей, в современном советском обществе перестали быть необходимыми… …Как можно воспитывать чувство чести, если ему нет места в политике партии, в экономике, социальной жизни? Как можно в школе воспитывать скромность, когда жизнь ежечасно дает свидетельства триумфа бесстыдства? Можно ли порицать воровство, если известно, что те, кто обкрадывает общество больше всего, безнаказанно приобретают влияние и власть?..
Благоразумие безучастных людей размыло гражданские связи, рвет общечеловеческие нравственные нормы. И уже не уголовная статистика объясняет советскую жизнь, а наоборот: жизнь – преступление. А между тем подрастающий ребенок воспитывается и школой, и средой. Вернее, больше средой, чем школой. Путь, который он для себя выбирает – бунт против правил и норм, традиций социального регламента. Но чем больше человек удаляется от других, тем глубже трещина в нем самом.
Итак, в советском обществе вопрос о том, является ли человеческое поведение нравственным или безнравственным, теряет смысл, ибо сами по себе понятия добра и зла при советском социализме неприемлемы… А если так – нет надобности в общечеловеческой морали, ибо политика партии, как и всякая политика, релятивна. И человек приспосабливается. Все, что требуется – угодить партии, спрятаться за партией, обмануть партию. Можно подкупить партию. Разумеется, не все советское общество лишено совести и чести. В здоровой его части есть и солидарность, и взаимопомощь, обязательна порядочность, но только за рамками официальных отношений, вопреки идеологии".
Видимо, такие же по направленности оценки И.Земцов и придавал информации, когда собирал ее для первого секретаря ЦК КП Азербайджана Алиева в самый разгар "тихой революции", т.е. попытки разгромить подпольный бизнес и повернуть процесс развития "коррупции" вспять, к "социализму". Именно таких, практически – коммунистических (пусть и антисоветских) убеждений И.Земцов продолжает придерживаться и сейчас, уже в Израиле, при написании этой книги.
Далее мы еще коснемся описаний "тихой революции" Алиева и ее результатов, но прежде следует разобраться, а так ли справедливы отрицательные оценки И.Земцова описанного им процесса. А вдруг описанная им коррупция – есть не болезнь "здорового социалистического организма", а напротив здоровая метаморфоза личинки в куколку, бабочку, т.е. обычное, нормальное капиталистическое перерождение?
Конечно, если стоять на ортодоксально коммунистической точке зрения, что любое капиталистическое перерождение есть болезнь, что капиталистические Америка, Европа, Япония – суть безнадежно больные, вернее, мертвые страны, то с отрицательной оценкой идущих в нашей стране хозяйственных процессов буржуазного перерождения придется согласиться. Придется согласиться и с тем, что единственным способом излечения является кардинальная "хирургия", "тихая или громкая" революция. И если сегодня принятые в Азербайджане и Грузии "хирургические" меры не дали результата, то, видимо, лишь из-за недостаточной решительности. В конечном счете, ради спасения "социалистического здоровья" от капиталистической "парши" можно пойти и на ввод войск в чужую суверенную страну и на ввод массовых лагерей для собственного суверенного народа.
Однако существует и другая точка зрения, которая признает равноправие стран и народов вне зависимости от их общественного строя и судит о них лишь по реальным делам, по реальному вкладу в мировую материальную и духовную культуру. Тогда оказывается, что в переходе от нашего социализма к западному капитализму нет ничего ужасного, как нет ничего ужасного в смене человеком своей профессии, или религии, или образа жизни.
Тогда речь идет не о болезни, а о видоизменении.
Я лично стою именно на такой точке зрения. И даже больше. Мне кажется (на основе экономических и прочих сравнений), что капиталистическая экономика и образ жизни и труда более эффективны и гуманны, поэтому процесс капиталистического перерождения страны есть на деле процесс ее благодатного роста, взросления.
Вернемся к описанной И.Земцовым картине. Предприятие вместо положенных 300 т краски выпускает 600 т – то ли за счет внефондовых (за взятку) поставок исходного сырья (компонентов краски), то ли за счет применения некачественных заменителей – и нелегальной продажи этой дополнительной, левой продукции в государственных магазинах. Нам следует разобраться, кто выигрывает, а кто проигрывает в результате подобной деятельности "подпольного бизнеса".
Что касается производителей, то с ними все ясно: от рабочих до секретаря ЦК КП они только выигрывают. А потребители?
В первом случае, когда за взятку производственники нашли дополнительное количество материалов (по-видимому, изысканных за счет внутренних резервов, игры на нормативах брака и т.д., а может, и за счет внепланового производства этих самых внефондовых компонентов краски, ведь приводит автор замечательный пример, когда Узбекистан специально увеличивает производство хлопка, чтобы нелегальным образом продать его Азербайджану в счет его госуд. поставок), потребители краски только получают дополнительное количество дефицитного товара, т.е. получают чистый выигрыш (если вспомнить, что при дефицитности продукции многие потребители вынуждены покупать ее по спекулятивно высоким ценам).
Второй случай сложнее.
Фактически под маркой первосортного продукта завод поставляет в магазины второсортный продукт (частично или полностью). Следовательно, вопрос стоит так: что лучше – 300 т первосортной краски или 600 т второсортной. Если предположить, что каждому покупателю нужен 1 кг краски, то или 300 тысяч человек получат первосортную краску, а вторые 300 тысяч – ничего, или все 600 тысяч покупателей получат за низкую государственную цену свои второсортные килограммы. Или жестоко будет ущемлена половина покупателей, или несколько пострадают все покупатели.
Второе мне кажется более справедливым и естественным.
Повышение размеров производства товара за счет снижения его качества есть фактически нелегальное повышение цены товара (например, разбавление молока или сметаны есть фактически повышение цены на процент жирности молока). В нормальной рыночной экономике повышению цен на дефицитный товар никто бы не удивился. Единственное отличие от нашей ситуации – лишь в открытости такого повышения. Там молочник просто поднял бы цену на цельное молоко, заставляя покупателей самих разбавлять его до нужного количества, или стал бы продавать обрат по цене молока, раз он пользуется спросом.
Подводя же итог этому краткому анализу, следует признать, что подпольный бизнес – не вредит покупателю в описанном большинстве случаев, а заставляет производство работать более производительно и мобильней удовлетворять спрос (ловкачи будут разбавлять молоко до тех пор, пока еще будут его брать, предпочитая рыночной дороговизне, т.е. до удовлетворения спроса).
И.Земцов, несомненно, обладает даром обобщения. Переходя от модели одного цеха к масштабам страны, он говорит о "гигантском организованном подпольном бизнесе". Он называет его – преступлением. А на мой взгляд, преступники – это те люди, которые преследуют этот бизнес, делают его нелегальным, загоняют в подполье и заставляют в самозащите хвататься за аморальные средства подкупа и шантажа. Достойны осуждения не бизнесмены, а люди, которые считают сам бизнес аморальным и преступным.
Защищая свою точку зрения, И.Земцов и другие диссиденты-интеллектуалы приводят такой весомый аргумент: сегодня большая часть прибыли левого бизнеса идет не самим левым работникам или левому производству, а партийной и карательной администрации в виде взяток и подкупов, снизу доверху, вплоть до подарков азербайджанского секретаря Ахундова золотого блюда с самоцветами ак. Миллионщикову или ежедневных иранских роз – дочери Хрущева. И. Земцов утверждает, что именно в нелегальных, частных деньгах и заключается основной доход партийной и иной верхушки (в Азербайджане – на 90%). Узнав эти факты, хочется воскликнуть: "Вот они, паразиты на шее не только народа, но и подпольного бизнеса! Вот они, кто извращает частное предпринимательство и превращает его представителей в сборщиков феодальных платежей!!"
Однако давайте взглянем на дело спокойнее. Да, те взятки и поборы, которые взимаются начальниками милиции и секретарями с подпольного бизнеса, есть прямое подобие феодальных платежей, абсолютной ренты, т.е. плата за защиту от преследований "социалистического государства" и коммунистических фанатиков. Когда директор полуподпольной фабрики дает деньги секретарю райкома партии, чтобы обезопасить свое дело от анонимных доносов, контролеров и преследований, он поступает точно так же, как арендатор, выплачивающий денежную ренту лорду-землевладельцу, или фабрикант, выплачивающий налоги королю.
Конечно, можно возмущаться размерами этих поборов, нерациональностью использования этих денег на роскошь и феодальные увеселения, но окончательный вывод о полезности или вредности таких порядков можно сделать только после выяснения и анализа тех альтернатив, которые общество сегодня готово предложить взамен описанного компартийного феодализма.
Вспомним Россию середины прошлого века. К отмене крепостного права страну привел долгий процесс феодализации, в ходе которого основные производители – крестьяне перешли из ведения царского управления – в частное, помещичье, а затем от натуральной барщины – к денежному оброку у полусвободных людей. Было время, когда люди добровольно шли в частную кабалу и "крепость" от выматывающе тяжелого "государева тягла". Было время, когда частное крепостное право было прогрессивной и гуманной защитой от государственного рабства, защитой от разбоя прочих феодалов. Было время, когда назначение крестьянину денежного оброка (т.е. цены в год или эквивалентной цены за всю жизнь) – было гуманной заменой барщины, т.е. натурального частного рабства… Было время…
Но к середине 19-го века эти условия уже исчезли. Государство уже не претендовало на рабовладение, шайки феодальных разбойников вокруг уже не свирепствовали, помещичья защита крестьянам уже не была нужна, а вместе с ней не нужен был и сам помещик, ставший натуральным и дорогостоящим паразитом. А потому – долой его!
Таковы причины реформы 1861 года. И причины ее успешности. Но тем не менее существовали в то время и иные проекты реформ: перевести крестьян не в свободное (продажное) состояние, а в государственное крепкое крепостничество (предложения крайних анархистов и славянофилов вроде Н.Ф.Федорова) – это с одной стороны. А с другой стороны выдвигались крайние революционные и социалистические проекты общинного, коллективного землевладения. Эти предложения не были осуществлены в то время, а лишь много позже, после революции 17-го года и коллективизации 30-го года. Крайности сошлись и революционеры осуществили вновь государственное крепостничество.
Аналогичная ситуация складывается и сегодня.
Да, у нас сейчас фактически действует симбиоз официального "социализма" и подпольного бизнеса, который постепенно становится (а в Закавказье, no-видимому, уже стал) преобладающей формой экономической деятельности. Официальный социализм в его наиболее чистом виде, как известно, существовал в сталинские времена и заключался в тотальном государственном рабстве (люди, тоскующие о чистоте руководства и твердом порядке, на деле тоскуют именно о рабстве у "хорошего вождя"). Подпольный же бизнес в своем чистом, неподпольном виде – есть обычный капитализм (люди, тоскующие по экономической и духовной свободе, на деле идут навстречу капитализму). А наш симбиозный нынешний строй есть смесь деспотической, рабской формы и капиталистического, продажного содержания, т.е. феодализма в чистом виде. Если его пытаться реформировать в сторону социалистических идеалов, т.е. в сторону сталинского рабства, то я – против подобного регресса, если же речь пойдет о признании нынешнего левого бизнеса – законным и моральным, т.е. об освобождающей экономической реформе типа НЭП, то я - "за", только "за"!
Когда Алиев в Азербайджане, Шеварнадзе в Грузии и пр. – осуществляли свои "тихие революции" – они, несомненно, пытались действовать вопреки ходу нынешнего развития, ибо пытались очистить "социализм" от "подпольного" бизнеса. Польза от этих попыток будет заключаться только в их поражении и дискредитации подобных действий на будущее. Поражение "верховных революционеров" в Закавказье и поддерживающих их идеалистов прикончит еще живые коммунистические иллюзии и приблизят время официального признания законности нынешнего подпольного бизнеса.
Но вот как И.Земцов описывает "революцию" Алиева:
"Но Алиев, считал Цвигун (родственник Брежнева и зам.председателя КГБ СССР) – человек необычный: педантичен, как немец, видимо, не прошел бесследно опыт работы в Германии; трудолюбив, как афганец – научился в Кабуле, выдержан, образован… Алиев понравился и Андропову, а с Брежневым говорили супруги Цвигун. Так Алиев стал председателем КГБ, в соответствии с должностью – генералом.
Цвигун не ошибся в Алиеве: он не зазнался, оставался дисциплинированным, стремился не только фиксировать факты, пресекать преступления, но, если разрешали, осмысливать и их истоки…
"Партийные деятели приходят в политику без денег, уходят на пенсию с виллами, автомашинами. Откуда? Как на министерскую зарплату мог сколотить миллионы бывший председатель Совета министров Рагимов, из каких источников берутся средства у председателя Совпрофа Азербайджана Дадашева скупать через своих агентов в Одессе и Таллине у иностранцев валюту? Министр торговли Кафаров преподнес сыну Ахундова в день рождения в подарок автомашину "Волга".
Иногда Алиеву становилось жутко. Получалось, что существующая в республике городская власть на местном, районном и городском уровне и есть наибольшая опасность для закона. Он, однако, ничего не мог изменить - слишком многие замешаны и слишком многих это устраивало. Лишь изредка, горячась и волнуясь, он делился своими горькими мыслями с Цвигуном - их близость не ослабла. Несмотря на занятость, Цвигун находил время и доброе слово для Алиева – внимательно выслушивал, терпеливо объяснял: ничего не поделаешь – местные условия. Алиев убеждал: надо сообщить Брежневу. Цвигун загадочно улыбался: рано, пока не время…
Милиция в Азербайджане давно чувствует себя не борцом против преступлений, а регистратором. Но и с регистрацией дела неважные: 62% преступников от наказания откупаются, 38% предстоит попасть в суд, но осуждаются 12%. Судьям тоже хочется жить. В Азербайджане на свободе сотни людей, совершивших серьезные преступления – не только потому, что преступники стремятся откупиться и откупаются, а следственные органы желают получить взятку и получают, но и потому, что в каждом отделении милиции существует план и даже соцсоревнование по показателям преступности. Принято считать, что милиция несет ответственность и за профилактику преступлений, т.е. в текущем месяце их должно быть меньше, чем в предыдущем и больше, чем будущем. А преступники на свободе и при этом нигде не работают…
"Позор – в республике анархия и хаос. Для чего существуют органы?" – размышляет Алиев …Он любил Азербайджан и считал: республике нужны честные следователи, решительные судьи. Принципиальные. Неподкупное руководство. Его народ хочет обрести покой и не может. Настало время, чтобы республику возглавил сильный человек. Народ ждет его. Таким человеком, решил Алиев, будет он.
…Брежнев закончил читать и поднял голову. Алиев замер, выражая нетерпение. …Цвигун настаивал: Алиев для Азербайджана – самый подходящий кандидат. В Азербайджане безначалие, практически нет советской власти. "А где есть? – подумал Брежнев. – В Грузии чванливый Мжаванадзе с ужимками удельного князя, или в Эстонии, в Латвии?... Брежнев не слушал – размышлял. Цвигун прав, в Азербайджане фактически явочным порядком установились явления, угрожающие существованию режима. Коррупция – продукт советской системы. Брежнев это хорошо усвоил, еще работая на Украине и в Казахстане. И не побочный, а основной, ей необходимый. Как же иначе, если не послаблениями, приспособить человека к режиму, примирить с ним. Но в Азербайджане этот производный феномен пришел в столкновение с системой. Даже такая неформализованная структура, как советская, нуждается хотя бы в видимости формального правопорядка. Особенно пугало Брежнева, что так недолго докатиться до требования экономических послаблений. Но вместе с тем Брежнев считал, что не совсем тактично начать, как этого хочет Алиев, с разгрома всего республиканского партийного и советского аппарата. Если уж так нужна жертва – пусть будет Ахундов… Видимо, никак невозможно в этой полуазиатской стране, чтобы секретари уходили сами…
Алиев не мог, да и не ставил перед собой такой цели – сломать этот годами отлаженный механизм. Но стяжательство, взяточничество возмущали его дух кадрового офицера, воспитанного в жесткой субординации и слепом повиновении. И он, не трогая систему партийной машины, начинает заполнять ее – от ЦК до райкома – кадрами политической полиции. Так структура власти, всегда пронизанная чекизмом, и тут нашла и утвердила себя в совмещении ЦК с КГБ.
Алиев не был достаточно образован, чтобы осмыслить заранее и прочертить этот процесс в его логической и целенаправленной последовательности. Он постигал его интуитивно – на всех уровнях партийной и советской бюрократии он видел растление и разложение. Он обращался к прошлому, к опыту госбезопасности. Там находил и подходящие кадры: не развращенные (потому что были оторваны от жизни и замкнуты в глухо изолированном и хорошо обеспеченном кастовом пласте – этого Алиев не понимал), послушные и управляемые. И он начинает "перекачку кадров: из органов КГБ изымаются наиболее перспективные специалисты и кооптируются во все партийные организации – поначалу в центральные, дальше и постепенно – в периферийные, и, наконец – в советские. А все, что есть еще не "прогнившего" в партии, вернее, в ее молодежном подразделении – комсомоле (в партии, по словам Алиева, все "прокисло" на корню), посылается на "переплавку" и очищение в КГБ, в многочисленную сеть школ, рассредоточенных по всему СССР.
В течение трех лет, с августа 69 года по август 72 г. из Госбезопасности на партийную и советскую работу Алиевым было двинуто 1983 легальных или секретных сотрудников КГБ…
…Так постепенно всевластие партаппарата, контролируемого ЦК, было заменено в республике олигархией КГБ через представительство в ЦК. Достигнуть, однако, желаемого – законности и порядка – Алиеву не удалось. Гром грянул в середине 1973 года – были изобличены в мошенничестве и взяточничестве 12 ответственных работников республики, рекрутировавшихся всего за несколько лет до того из ГБ, и среди них лично рекомендованные Алиевым Н.А.Ахмедов и С.Н.Брызгалин. Пока "доблестные" чекисты были законсервированы в рамках КГБ, они могли себе позволить (или были вынуждены?) оставаться честными, но войдя в жизнь, столкнувшись с разрушительным соблазном действительности, почувствовав свою силу, стали "впадать в грех". И тем стремительнее, чем большим и долгим было прежнее воздержание. Секретарь Бакинского горкома партии В.Шмедов горько шутил: "Нынешнее руководство от старого отличается тем, что хочет то же самое, но сразу". Гнев Алиева был таков, что сведения просочились в печать. 25 ноября газета "Бак.рабочий" в отчете о пленуме ЦК отмечала: "Пленум вывел товарища Н.А.Ахмедова из членов ЦК КП Азербайджана за недостойное поведение". Брызгалин отдан под суд. 10 человек исключены из партии. Но коррупция в новом руководстве неудержимо росла, ширилась. В ноябре 1973 г. Алиев снимает и выбрасывает из партийно-советского аппарата 29 ответст.сотрудников, однако на сей раз без обличительных речей. Не мог же он всенародно признаться, что проделанная им работа напрасна, да и санкции на снятия давались Москвою неохотно – у каждого из "бывших" в столице своя "голова и влиятельная рука".
…Социальная структура необратимо интегрировала людей в соответствии со своей сущностью и потребностью.
…Оглядываясь назад, видишь, что "новым" была лишь мистика партийных погромов. Дух алиевских преобразований выразился по существу в вере в полицейскую силу, как главную силу жизни, в обоготворении тоталитарного порядка, в презрении к реальному человеку ради абстрактной законности. Умерщвляющая беспристрастность стала украшением партийных активов и собраний, но украшением бесполезным, потому что была бессмысленной. Это стало понятно не сразу, и тогда – летом 1969 года – партийные пленумы представлялись необычайными и, как выявилось позже, возбуждали свет надежды и сеяли мрачные тени сомнения, несли очистительные обличения и вызывали пожирающие истину склоки, дарили головокружительные обещания и пугали кошмарными приступами мести. Диссонансы надрывали души, контрасты смущали умы. Впрочем антиномии поначалу не воспринимались, а в обличительных речах Алиева, после мертвого сезона довольствия и благополучия, слышалось биение жизни и, как казалось в ту пору – справедливость…"
Тут нам приходится вспомнить, что и сам диссидентствующий автор в эти годы становится активным участником "тихой революции" и соратником Алиева в его борьбе с подпольным бизнесом и коррупцией. На его примере легко увидеть, как сходятся, казалось бы, крайности – оппозиционная интеллигенция и оппозиционная ГБ, как диссиденты могут входить в союз с ГБ для подавления экономического освобождения.
"…Москва никак не давала санкции на арест преподавателей марксизма-ленинизма. Алиев на собственный страх распорядился "изъять их из обращения". В выступлениях Алиева, проникнутых неподдельным пафосом, пересыпались то с юмором, то с угрозами фамилии и чины исключенных из партии, отстраненных от работы, арестованных: Бюро ЦК КП Азербайджана исключило из рядов партии директора фирмы "Строитель" Исмаилова" и т.д. и т.д…
Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. И робкая надежда в душе – может быть, что-то еще можно сделать в этом обществе. Уехать – не всегда мужество. И не просто. Заставить себя позабыть язык – а что ты, считающий себя интеллигентным человеком, без него? Вывалиться из культуры, в которой вся прошедшая жизнь? Да и для тех, кто остается, советская власть с законом все ж лучше, чем без него…
Разговор с Алиевым: "Давно в Азербайджане? Родились?... Читали республиканские газеты? Жаль. Социологу очень полезно. Сейчас для нас самое существенное – наладить сбор и обработку материалов. В республике сложилась ситуация, когда статистическим данным доверять не приходится. Партийные каналы беспомощны. Недавно проделали небольшой эксперимент: потребовали у горкома объективный анализ состояния партийного просвещения в одном из институтов. Так вы знаете, что сделали они? Запросили райком, райком – первичную организацию. Там составили справку и обратным ходом: райком, горком – она оказалась у меня. Мистификация. И так почти во всем. Нам нужен в ЦК собственный центр информации. Скажем, поначалу – Сектор, подчиненный непосредственно секретариату ЦК и только секретариату, способный самостоятельно систематизировать факты. Вот если вы согласны – в ЦК КПСС возражений не будет…"
Думаю: это и есть реальная возможность, о которой мы не раз говорили с Румянцевым, мечтали с Осиповым – провести комплексное социологическое исследование целого района или области. А здесь – вся республика. К тому же Алиев – человек интересный и влиятельный…
Соглашаюсь. Интересно, что получится? Получилось – Алиев был доволен: на каждом бюро ЦК он внимательно прослушивал доклады и отчеты секретарей и министров, а затем очень спокойно и аргументировано замечал, изредка поглядывая в свои записи – память у него была превосходной: «Это не вполне соответствует положению дел… Дело обстоит так. А это – сплошная подтасовка фактов!» Поражались: откуда у Алиева столь основательные и исчерпывающие сведения. Может быть, ГБ подслушивает домашние разговоры, или кто из своих "стучит"? Потом догадались: Сектор информации. И к социологам стали относиться с неприязнью, побаивались.
Недоверие к нам со временем стало потребностью самого Алиева. Видимо, сказалось негативное влияние отчетов Сектора информации. В них многое смещалось в сравнении с той картиной, которую ему, Алиеву, рисовали заведующие отделами ЦК. И Алиев взял себе за принцип все ставить под сомнение: то, что хвалят – ругать, что ругают – хвалить. Все-таки ловко устроен человеческий разум: какие хитрые формулировки умеет он находить в своих глубинных закоулках для того, чтобы… не думать.
Этим немудреным принципом Алиев начал руководствоваться и в оценке материалов Сектора информации. Ни о каком объективном исследовании в этих условиях не могло быть и речи. И постепенно характер работы Сектора меняется. Обсуждение информации заменяется ее классификацией, разбор – маркировкой. Но, как говорится, свято место не бывает пусто – и сотрудники Сектора все больше и больше уходят в написание докладов и статей для первого секретаря ЦК. А что стало со сбором информации? Соответственно, он передоверяется тем, у кого на нее всегда в России монопольное право – КГБ.
Уже давно знал, что невозможно быть свободным человеком, оставаясь коммунистом. Но позволить превратить себя в орудие не мог – чем глубже знакомился с Алиевым, тем сильнее и больше росли сомнения. Примирить его цели и средства со своей совестью становилось все более сложно. И решил то, что решил и без него – уехать из России: с Алиевым или без него – лицемерие было и оставалось, хочешь жить честно –следует бороться или уйти…
Люди – что происходит с людьми? Люди – что с ними сделали? Недоверчивые, неискренние, напуганные. Как низко пали, во что превратились. У них отнято то, на что каждый имеет право – совесть. Почему они уезжают? А может быть – их тысячи – выйти отчаянными обманутыми толпами на всю эту гнусность и мерзость. И тогда не в далекой дали обретут землю обетованную. А здесь. Кто-то остается. Мы должны ехать.
Когда все это кончится? Не знаю: гниение – не жизнь, распад. Средство лечения – правда. Правда об окружающем, о самом себе. Человек распрямится – когда, как? – Если бы знать! А если и нет – не успеет, простите ему. А почему, знаете? Нет? Тогда послушайте, что скажут о нас внуки: «Деды у нас молодчины, вырвались и нас увезли из той жизни".
А я, не дожидаясь авторских внуков, скажу: как хорошо, что И.Земцов уехал, что одним радикальным революционером, ненавидящим нашу "гнусность и мерзость", стало в стране меньше! В добрый путь!
Такова эта история двух разочарований, секретаря Алиева и диссидента-профессора Земцова. Первый стал обычным секретарем, вторым Ахундовым, выбыл из революционной игры, своей неудачей подорвав перспективы скорой реставрации сталинского социализма. Второй уехал в Израиль, выбыл из оппозиционного противостояния, перестав своей ненавистью и талантом информатора уничтожать – подпольный бизнес.
Кто же остается? С одной стороны, остаются партийные и непартийные люди, "разворовывающие социалистическую собственность" дальше, а с другой стороны, остаются диссиденты, которые уже не возлагают надежды на очищение власти, на ее идеологическое и практическое перерождение или возвращение то ли к бескорыстию ленинского партмаксимума, то ли к святости православных монахов и монархов, а надеются лишь – на свои силы и свои права.
Какую же альтернативу можно реально противопоставить "тихой революции" Алиева-Земцова?
Если говорить словами рецензируемой книги, то надо не бороться с "разворовыванием и коррупцией республики", а завершить это "разворовывание", эту стихийную денационализацию, сделать ее легальной и законной.
Когда ныне подпольный бизнес станет открытым и уважаемым, защищенным от преследований, только тогда он сможет отказаться от защиты нынешних продажных партвождей, только тогда можно будет покончить с современным партфеодализмом. Пока до сознания большинства еще не дошла именно эта, буржуазно-демократическая альтернатива экономической свободы, до тех пор партфеодалы нужны нашей растущей стране. Чтобы покончить с их грабежом и "мерзостью", надо прежде сделать их бесполезными, а для этого – самим окончательно и бесповоротно отказаться от любых попыток повернуть развитие вспять, к сталинскому социализму и православному крепостничеству, окончательно защититься от усилий "тихих революционеров" типа Алиева-Шеварнадзе или… Земцова и иных ему подобных диссидентов.
Проведение экономической реформы типа НЭП способно быстро оздоровить обстановку в стране, легализация бизнеса в ходе такой реформы сразу уменьшит поток взяток и подкупов в адрес партийных чиновников и, соответственно, оздоровит их "нравственность". Но пока этого нет, пока в наших душах живет ненависть к капитализму (спекулянтам, мещанам и пр.), пока на нашем знамени еще написаны лозунги общинного православия или социализма, пока еще жива опасность реставрации деспотизма любой окраски, экономически свободные люди еще нуждаются в покровительстве нынешних, коррумпированных партчиновников, а нынешние партфеодалы заслуживают исторического одобрения и оправдания. Но это пройдёт!
| предыдущая | оглавление | следующая |
