| предыдущая | оглавление | следующая |
Раздел II. Полемика
Е.М.(Евгений Майбурд) "Апофеоз некомпетентности или конец Буржуадемова"
Я уличаю К.Буржуадемова, автора статьи "Я обличаю интеллигентов…",
* в профессиональной несостоятельности;
* в незрелости мышления;
* в нравственной недоразвитости.
Не судите, да не судимы будете. Матф.7.1.
Предисловие
По правде говоря, не хотелось мне вступать в дискуссию. Всю эту историю я вижу так: выбежал человек на перекресток, наложил кучу и, застегивая штаны, кричит: "Защищаетесь!"
Однако с разных сторон уже слышатся возмущенные возгласы, кому-то названная статья кажется вызовом, чуть ли не кощунством и пр. Вот для этих людей я и пишу: успокойтесь, товарищи, тут не более чем мальчишеская выходка, и единственный уместный ответ на такое деяние – как и единственная защита от оного – это закрыть окно, чтоб не пахло.
Что – я? Я из того же социального слоя, что и автор названной статьи, и обвиняемый им социальный тип. Однако поскольку, во-первых, черный рынок совсем не вызывает у меня негодования (скорее, профессиональное любопытство) и поскольку, во-вторых, я пока еще не приступил к такому странному занятию, как оказание давления на свое правительство – усилить репрессии против спекулянтов, постольку я не могу числить себя объектом "обвинения". Я бы назвал себя субъектом недоумения.
Один Буржуадемов может поднять столько вопросов, что десять ростиславских не смогут на них ответить. В означенной статье столько всего наворочено, напутано и наврано, что обстоятельный разбор всех ее ошибок потребовал бы предварительного пересказа десятков страниц экономической литературы, пространного изложения многих специальных вопросов, непростых самих по себе, да к тому же изрядно замутненных официальной наукой и неофициальным дилетантствованием.
У меня решительно нет охоты заниматься этим. Да и сам характер и уровень обсуждаемой статьи вызывает не на что-то серьезное, а на нечто фельетонистое. Поэтому я определяю жанр своего выступления как памфлет.
Все ошибки Б-мова можно разбить на группы: методологические, научные, фактические и логические. (Здесь и далее – для экономии – буду так писать фамилию "Буржуадемов", тем более, что разницы на самом деле – никакой.)
Основные его методологические ошибки:
Основные его научные ошибки проистекают из непонимания или слабого знания таких предметов, как рынок, национальный доход, денежное обращение, проблемы стыковки макро- и микроэкономических теорий.
Основные его фактические ошибки связаны с весьма туманным представлением о механизмах принятия решений в советской экономике, а также – представьте себе! – слабым знакомством с реальным черным рынком.
Логические его ошибки заключаются в путанице и подмене понятий, на чем нередко строятся его импликации.
Публицистический характер моей рецензии не позволяет, я это подчеркиваю, уделить достаточно внимания всему, о чем сказано выше. Рассмотрены по существу будут только узловые моменты.
Цепь рассуждений Б-мова такова. Свободной игрой спроса и предложения рынок балансирует производство и потребление, устраняя диспропорции. Всеобъемлющее планирование не может гарантировать пропорциональность и сбалансированность экономики. Значит, необходимо ввести рынок. Впрочем, таковой у нас уже есть. Впрочем, он пока черный, но свое дело балансировки он делает в меру своих сил. А посему – да здравствует спекулянт! И – давайте все туда же.
Как видим, предпосылки правдоподобны и все просто. Настолько просто, что вспоминается булгаковский Шариков за чтением переписки Энгельса с Каутским: "Чего там рассуждать? Отнять все да поделить!"
1. Что рынок балансирует производство и потребление – это неверно.
Даже сказать, что рынок уравновешивает предложение и спрос – неверно. Он уравновешивает предложение и платежеспособный спрос. Последнее (в наших условиях – при дутых ценах – в особенности) отнюдь не тождественно понятию спроса, т.е. потребностям населения, а ведь именно удовлетворение потребностей является экономическим идеалом. (Как правило, идеал нигде не достигается, но эффективные экономические структуры бесспорно проявляют такую тенденцию. Правда, к таковым вовсе не относятся структуры типа черного рынка).
Тем более неверно об уравнивании производства со способом, ибо это функция производителей (или тех, кто принимает за них решения: что и в каком количестве производить), но не продавцов. Сказанное справедливо даже в самых архикапиталистических условиях, не говоря уж о таком гротескном случае, когда продавцы – спекулянты, а решения о производстве вырабатываются где-то в недрах государственного аппарата.
Несомненно, автор смешивает здесь два различных понятия: "рынок" и "рыночная экономика" (Заметим, кроме того, что последнее понятие само неоднозначно и даже его употребление требует оговорок и уточнений). Казалось бы, безобидная подмена. На деле она открывает возможность дальнейших спекуляций, когда в уродливых явлениях черного рынка видится возможность подлинно эффективного распределения ресурсов и благ, а в актах спекуляции и воровства – первые шаги к оптимизации экономики.
Даже самый свободный рынок ничего не производит: это лишь поприще обмена – торжище – для всех его действующих лиц. А для производителей и финансистов – прибор, информирующий их о движении конъюнктуры. Прибор чрезвычайно сложный. Его шкалы и стрелки – это и фондовая биржа, и валютная биржа, и периодически публикуемые индексы цен и сведения о занятости, и учетные ставки процента, и многое сверх того, что и не снилось вашей мудрости, товарищ… как бишь его?...
А что у нас? Госплан, фанатически убежденный в своей непогрешимости – это раз. Хронический дефицит всевозможных производственных ресурсов и Госснаб, чья основная функция – перманентно перекраивать тришкин кафтан – это два. А в-четвертых (извините, но так уж у нас принято считать) – Госкомцен, монополист в деле ценообразования, а спускаемые оттуда цены не несут ни одного бита информации о конъюнктуре потребностей и возможностей, да и не могут этого по определению. И если вам этого мало, то вот вам Минфин, которому в конечном итоге безразлично, где прибыль больше, а где меньше, лишь бы она росла в общей сумме – и потому планировать ее надо всем ведомствам от достигнутого уровня (а иначе и невозможно – также по определению).
И что получается? Спекулянты, пропивающие свою наживу, увеличивают платежеспособный спрос на водку – и самое большее, что может вынести из этого государство – что надо поднять ее розничную цену, дабы убить двух зайцев сразу: ограничить спрос на алкоголь и получить добавочную прибыль. Что и наблюдается в действительности.
Пример с водкой, конечно, условен. Далеко не все спекулянты пропивают свою выручку. Зато они получают возможность (а) закупить по номиналу новые товары для последующей перепродажи и (б) приобретать нужные им для потребления товары… по спекулятивным ценам, повышая платежеспособный спрос на эти товары. Рост предложения денег вызывает соответствующие последствия. Деньги дешевеют относительно товаров, так как количество последних на рынке от спекулятивных сделок не увеличивается. Увеличивается только их количество на черном рынке и дефицит в государственной торговой сети. Спекуляция порождает новую спекуляцию и… новых спекулянтов. На месте одного появляются два. В благоприятной среде спекулянты, как стрептококки, размножаются делением.
2. Допустим, продавец из автомагазина продает колеса к "Жигулям" не с прилавка (по госцене), а из-под прилавка, т.е. со спекулятивной наценкой. Я согласен, что автомобилист, покупающий втридорога необходимые запчасти,- более эффективный потребитель, чем я, не имеющий автомобиля. Ведь будь товар доступен всем по госцене, я бы непременно отдал за него свой месячный оклад, чтобы сделать себе унитаз на колесах, но платить за это удовольствие спекулятивную цену – - из-з - ви -ни - те !
Допустим далее, что выручку от продажи колес рисковый продавец потратил на прибретение у другого спекулянта пары махровых кальсон. Все довольны – и прощелыга из магазина, и перекупщик нижнего белья, и Б-мов. Последний доволен больше всех: за внешней видимостью нечистых махинаций он единственный видит реальную общественную пользу! Дело в том, что он всерьез полагает, будто от двух таких черных сделок – слушайте, слушайте! – увеличился наш национальный доход. Что вообще спекуляция увеличивает национальный доход в размере спекулятивных надбавок. Слышите ли глас вопиющего в пустыне – вы, мудрецы в своем Минфине? Се рек Полиграф Полиграфович.
3. Бедное, бедное наше Министерство финансов (в данном контексте имеется в виду, конечно, его удел, а не его сундук). До чего же, кто бы знал, я сочувствую этому ведомству! «В нашем хозяйстве – дыра за дырой./ Трат – масса, расходов – рой»… (Маяковский)
Все просят, умоляют, намекают… "Дай еще, будь другом". И как отказать, когда и тут также действуют законы черного рынка: "ты – мне, я – тебе". Все человеки. А средств не хватает. Да и что это за средства! "Ну, дам я тебе еще денег, но цемента ведь у меня нет. И металла нет, и угля нет, и хлопка нет, и даже ацетилтерпингидрата – нет. Ничего у меня нет, одни бумажки, понимаешь…" - "А это уж не твоя забота. Достану".
Он достанет. Не сразу, так через полгода или через два года, но достанет. Или не достанет (деньги "пропадут"). Производство помучается пока, перетопчется как-нибудь. Ну, не сдадут там объект в первоначальный срок, ну, не додадут, там, носков, или очков, или лекарств. Все равно план будет выполнен! Выполнить план, отчитаться – это он умеет. Иначе давно бы его тут не было (как давно нет того, кто не умел). Да ну его совсем, не о нем болит мое сердце!
Мой несчастный финансист в беде. Все растет и растет масса денежных знаков, которые не возвращаются в банк. Исчезают, понимаешь, где-то в обороте, будто не мы сами их печатали, давали номера, что-то там рассчитывали, планировали… рост товарооборота… Где они, эти "билеты Государственного банка", обеспеченные "всем достоянием государства?"
Знаем где, да что толку! Ходят они между спекулянтов: из рук в руки, из рук – в руки… А нам что делать? – Надо ведь населению зарплату выплачивать регулярно – каждому дважды в месяц, понимаешь!
И бедняга пишет докладную записку (куда, кому – не знаю, но он – знает). Дескать, так и так… по независящим причинам: …нет возможности обеспечить… торгующие организации не… просим разрешить… И получает "добро". Остальное, как в хоккее,- дело техники. А техника на фабрике Госзнак первоклассная. И выдает она сверх плана дополнительную партию бума… виноват, денежных знаков.
…А в это время какой-нибудь председатель профсоюза портовых грузчиков западного побережья США в интервью московской газете восхищается отсутствием при социализме инфляции, этого бича пролетариата в странах капитала…
Разумеется, я все это выдумал. Не было никакого такого финансиста с его докладными записками (да был ли и американец с его интервью?). Клянусь, ничего подобного я сам никогда не видел и не слышал. Еще бы.
…Я-то лишь получаю жалованье дважды в месяц. И иду в магазин за книгами, за носками, за очками… А там на полках полным-полно книг, носков, очков. Только не тех, что мне хочется (да и остальным, видно, тоже: никто этого не берет). А то, что мне хочется, что всем хочется… Ну конечно! Где же еще? Под прилавком. Или рядом, под полой у прилично одетого гражданина средних лет.
Что же остается бедному еврею? Валяется где-то у меня Мюллер. Нынче, говорят, большой спрос на словари англо-русские, 5 к 1 дают. У меня он вместо скамеечки у камелька, а кому-то он – во как нужен (более эффективному потребителю). Что надо делать, мне уже ясно.
4. Чем-то инфантильным веет от всех этих безоглядных дифирамбов рынку. Даже на Западе мало кто сегодня так горячо отстаивает рынок. Не говоря уже о шараханьях Гэлбрейта, дующего на воду, даже "неоклассический синтез" включает в свою схему внешнее регулирование рыночной экономики. Запад выстрадал эти идеи – достаточно вспомнить об экономических циклах или полистать Селигмена. Переболело этим, судя по всему, и большинство наших романтиков рынка.
Концепция "экономического человека"; объективно приносящего пользу обществу, в то время как субъективно он только преследует собственную выгоду, всегда была лишь абстракцией, когда-то, правда, полезной абстракцией, но это было двести лет назад… Болеть, так уж соответственно возрасту. У взрослого человека тяжело протекает даже свинка…
Подведем некоторые итоги:
* Черный рынок есть порождение дефицита товаров, но это не тот случай, когда родитель создает себе могильщика. Ибо черный рынок, в свою очередь порождает дефицит.
* Спекуляция действительно уравновешивает (в тенденции) предложение и платежеспособный спрос. Но выигрывает от этого только циничное племя спекулянтов. В условиях хронического дефицита предметов потребления оно социально обособляется, вырабатывая свою психологию и мораль, умножается и процветает.
* Спекуляция в ее нынешних масштабах, весь черный рынок – наносит урон народному хозяйству, подогревая инфляцию. Поэтому государство не может относиться к этому явлению иначе, чем относится сегодня. Пусть это не единственный инфляционный фактор, но тут хоть виден противник и известны способы борьбы.
* Черный рынок существует в ущерб обществу и рядовому потребителю, ибо последний страдает от дефицита и инфляции, отсюда не так-то просто доказать ему, что спекулянт – его благодетель.
* Спекуляция, как и любая перепродажа, ничего не прибавляет к величине национального дохода, даже услуга перекупщика не имеет потребительской стоимости: не будь его, товар мог бы быть куплен в магазине. Спекулятивная наценка есть плата за редкость товара.
* Предложение узаконить рынок и сделать экономику рыночной равносильно предложению упразднить такие органы управления народным хозяйством, как Совмин, Госплан, Госкомцен, либо так реорганизовать их, что останутся одни вывески. Достаточно вспомнить, чьей прерогативой являются у нас подобные решения, чтобы назвать эти предложения… мало сказать, беспочвенными и нереальными. Товарищ предлагает всему нашему аппарату самоликвидироваться.
* Экономическая концепция (если таковой вообще может быть названа эта мешанина) Б-мова несостоятельна, его "открытие" якобы положительной и даже прогрессивной роли черного рынка есть лишь подобие карточного фокуса.
5. Я сказал в начале, что не принадлежу к противникам черного рынка. Можно ли быть противником наводнения, моли, ржавчины, экземы? Черный рынок не менее стихийное, закономерное и обусловленное явление. Это даже не само бедствие, а результат, эпифеномен подлинного социального бедствия, подобно тому, как сыпь на коже – чаще всего лишь внешнее, вторичное проявление глубинного неблагополучия в организме.
Черный рынок, как и воровство – обычные явления, когда есть дефицитность благ и нет жестоких наказаний типа отрубания рук или смертной казни (заметим, что за крупные хищения у нас казнь предусматривается).
Однако среди необходимых условий черного рынка не названо еще одно. Только втроем эти необходимые условия становятся достаточными.
Имеется в виду следующее. При всей естественности формирования структуры черного рынка (включим сюда для общности воровство и взяточничество) – для каждого отдельного человека существует реальная и доступная возможность не участвовать в названных деяниях. Эти вещи даются нам как соблазн, но не как категорический императив. Поддаться искушению или презреть его – это вопрос личной этики. Третьим необходимым условием черного рынка является соответственный нравственный климат в обществе.
Всегда ли воровство аморально? К этому, по сути, сводится проблематика веселого фильма "Берегись автомобиля". Умные люди придумали этот фильм, они не стали отвечать на вопрос.
Непросты, ох, не просты этические проблемы. Аристотель и Спиноза, Кант и Кьеркегор, Ницше и Достоевский; Эйнштейн и Швейцер… Какие имена! Сколько умов мучилось, да каких!... Бессонные ночи, страдания, сомнения, сжигание написанного…, открывали исчирканные и унизанные закладками книги предшественников, снова писали – и не находили окончательного ответа, ибо преемникам их – снова бодрствовать, мучиться, сомневаться…
Гражданин Буржуадемов, жгли ли вы хоть раз свою рукопись? О, не о конспирации речь… Ну хотя бы знакомо вам ощущение: "Нет, это совсем не то… стыдно самому… я не состоятелен… в печку!"?
Правда, авторитетные источники уверяют нас, что рукописи не горят, но как насчет экспериментальной проверки? Воистину, достоин зависти профан: все для него легко и ясно. И не терзается напрасно, а крепко спит он по ночам, сомненья предоставив нам…
Ставлю свои индийские джинсы против банки шпротного паштета, что Б-мов потратил на свою статью меньше времени, чем я – на эту никому не нужную рецензию, за которую я взялся, если уж быть откровенным, только потому, что ржаветь стало мое перо…
6. Каждый спекулянт несет на рынок то, что имеет в силу разных обстоятельств (как правило, мало связанных с его талантами, за исключением, правда, одного таланта – деляческого), но менее всего как непосредственный производитель своего товара. Один несет икону, другой лекарство, третий – книжку про Винни-Пyxa. По логике Б-мова все эти товары достанутся на рынке самым достойным. Не трудно догадаться, кто они: спекулянты. В первую очередь платить спекулятивную цену может тот, кто имеет существенный побочный заработок (помимо основного – на государственной службе). Затем разные, там, шабашники (в меньшей мере, поскольку шабашничанье пока не могло стать источником постоянного дохода) и – так далее.
В последнюю очередь предметы спекуляции достанутся людям, живущим на зарплату на общих основаниях. Тут уж действительно, в игру вступает крайняя необходимость, когда налицо реальная угроза собственному здоровью или здоровью и развитию детей. Тогда человек продаст последние штаны, залезет в кабальные долги, спекульнет чем-нибудь из своего достояния (прошу не путать этот случай с явлением преднамеренной спекуляции, когда товар приобретается именно с целью реализовать его в подворотне, либо самим продавцом кладется под прилавок и т.п.).
Судя по некоторым местам в тексте, Б-мов в своем гимне черному рынку не делает исключения для спекуляции на здоровье детей и человеческой любви к детям. Это более последовательная линия, чем одобрять спекуляцию выборочно. (Здесь будет уместно упомянуть о том, что положительно характеризует автора рецензируемой статьи. Следует отдать должное тому своеобразному мужеству, которое позволило ему быть столь последовательным в развитии своих идей и откровенным в их изложении – видно, что это не всегда давалось ему легко. Читатель также согласится со мной, когда я отмечу его видимое бескорыстие, его озабоченность поиском истины, прежде всего. Об этом необходимо сказать, потому что такое встречается теперь не часто. Как жаль, что все эти качества проявились на ложном пути и не нашли лучшего применения!)
Посмотрим теперь, каковы этические позиции Б-мова. Скажу сразу: открытий тут нет. Напротив, по своему неведению – простительному для любого неспециалиста, кроме того, который берется с апломбом судить о неведомых ему вещах,- он всего лишь проходит чужие зады. Моральная подоплека его позиции сводится к нескольким давно и печально известным формулам:
* Цель оправдывает средства (во имя оптимизации экономики допустимы воровство, спекуляции, взяточничество).
* Не я украду (спекульну и т.п.), так другие.
* Безнравственное в одних социально-экономических условиях (в одном контексте) может стать высоконравственным в других условиях (в другом контексте).
(Заметим мимоходом, что сколько бы ни выяснял Б-мов свои отношения с Марксом, последний тезис – целиком по своей сути маркистский).
Оспаривать эти формулы я здесь не считаю нужным, прошу лишь обратить внимание, с каким багажом товарищ берется оценивать нравственное состояние общества.
Такой уровень общественной морали, когда масштаб черного рынка ограничивается не числом желающих, но числом товара (да-да, дефицит подчас столь велик, что цены на порядок выше номинала, и немало потенциальных спекулянтов только облизываются); когда предметом черной сделки становится практически любая вещь, включая лекарства и больничные койки; когда в народе, как видно, окончательно атрофировалось чувство греха, то есть представление о дозволенном и недозволенном, и характернейшей чертой духовного климата стал бесплодный и разъедающий цинизм – такое состояние общества он находит вполне нравственным ("наш народ сегодня нравственен и здоров; как всегда, как все прочие"), а ничтожный тип спекулянта или шабашника возводит в степень национального героя.
Повторяю, теоретизировать тут не вижу смысла. Я – не специалист по этике, но мосье Б-мов показывает просто феноменальную невинность в этих вопросах. Ему, как видно, даже в голову не приходит, что по затронутым вопросам кто-то до него мог что-то сказать, причем кто-то – с более глубоким и острым умом. Вот вам вживе – простота хуже воровства.
7. Но так ли прост этот казус? Не кроется ли за всем этим, за подобным, с позволения сказать, "выдавливанием из себя раба", стремление – пускай безотчетное – оправдать (в собственных глазах прежде всего) свой модус вивенди? И не просто оправдать, а укрепиться и обратить в свою веру других? Пусть все будут, как я!
Не сочтите сие намеком на спекулятивные махинации: речь идет о другом. Речь о том, что мы сталкиваемся здесь с разновидностью тоталитарного мышления. Заключается оно в представлении (существующем в голове субъекта в форме психологического клише на бессознательном уровне), что для каждого человека могут быть предписаны извне, со стороны, нормы этического поведения. Что до Б-мова, то это из области моих догадок, но подобное психологическое клише характерно для обывателя, имеющего очень смутное представление о природе нравственного. Сказанные нормы, выведенные из "высших" соображений и ими же оправдываемые (не правда ли, мы это уже проходили?) как раз и призваны решить задачу, которая в действительности может быть решена только в моральном плане, то есть каждым – наедине со своей совестью. Я понимаю, что для кого-нибудь смысл последней фразы – вроде алхимической абракадабры.
Но вернемся к конкретным вещам. Совершенно очевидно по тексту, что Б-мов считает, будто не спекулируют лишь те, у кого нечем (раз), кто боится (два) или кто не умеет (три). Иных причин воздержания от спекуляции наш бравый гомо экономикус и не мыслит. Точно так же полагает он, что осуждение поведения спекулянта может объясняться исключительно потребительскими мотивами.
И вот он надевает прокурорскую мантию, хотя его место – в приготовительном классе церковно-приходской школы, и обвиняет… кого? Ничтожную – прежде всего, количественно – группку околодиссидентской интеллигенции. В чем? Она, видите ли, сегодня главный враг "экономических свобод и прав народа". Ни больше, ни меньше.
Ну что ж, давайте еще немного задержимся и еще на минуту зажмем нос.
Нынешняя наша интеллигенция, точнее, сословие людей нефизического труда, грубо, конечно, говоря, состоит из четырех слоев:
* конформисты-активисты,
* конформисты-индифференты,
* диссиденты,
* околодиссидентские попутчики.
Первая группа – одобрит любое мероприятия сверху. Поспешит это сделать. Любое повышение цен одобрит громогласно, тем более что ее это заденет меньше других.
Вторая группа - "молчаливое большинство", притом подавляющее. Все стерпит и постарается приспособиться.
Две названные группы и поставляет обществу интеллигентных спекулянтов, взяточников и казнокрадов.
Третья группа – самая малочисленная и физически уязвимая. Государство демонстративно не считается с ее мнением (но практически, вне сомнения, учитывает его).
Так называемое "общественное мнение" формируется в столкновении идей, выдвигаемых первой и третьей.
Четвертая группа – ни рыба, ни мясо, ни колбаса. Ни конформисты, ни диссиденты. Не молчат, но и не кричат – мычат. Если и существует особое мнение этой группы, оно при ней же и остается. Публичные выступления этой группы на поприще Самиздата не могут конкурировать на рынке идей с выступлениями диссидентов и потому идут, в основном, на внутреннее потребление группы. При всей неоднородности этой прослойки она в целом недостаточно радикальна, и, что важнее, недостаточно заметна, чтобы играть какую-то ощутимую социальную роль в этом своем качестве. Полагать, что мнением этой группы может хоть на унцию определяться экономическая политика государства – значит видеть реальность в какой-то лягушачьей перспективе.
Основную объективно-социальную и духовную роль этой группы я нахожу в том, чтобы – в недалеких выступлениях, да в пересудах за чашкой в меру горячего чая – профанировать идеи, доводить их до инфляции. Она живуча, эта группа. Она может существовать и без диссидентов и способна надолго их пережить – ведь таковые выходят откуда угодно, только не из околодиссидентского чаепития. Да и название ее - недоразумение. Не "около", а "псевдо".
9. Да, социально-политический климат катастрофически ухудшается. И сегодня уже невозможно просто "жить не по лжи". Теперь это – промежуточное, временное состояние индивида в обществе, где силы все больше поляризуются. Живущий не по лжи рискует быстренько угодить в настоящие диссиденты со всеми вытекающими…
Так что же делать? Спекулировать? Шабашничать? Воровать у государства? - Милости просим, если вам это по душе и покуда вам это сходит с рук. Но видеть в этом путь к экономическому и, тем более, политическому и даже духовному освобождению – какое убожество мысли и духовная нищета! Какой недостойный самообман в стремлении облагородить высокими идеалами заурядно-буржуазный инстинкт самообогащения! Вот так-то. Начинаем с возражений против призыва отвергнуть социальную ложь, а кончаем ложью самому себе.
Опускаемся… опускаемся… и норовим отвернуться, и спешим зажмурить глаза – и вот уже и не виден, как бы не существует, подлинно нравственный и ныне, запомните, единственный путь к освобождению себя от духовного рабства.
Слишком много мужества потребно, чтобы переступить черту "около". Проще сделать вид, что ее и нету. – Да на здоровье! Кто-то вас туда толкает? Кто-то тянет? Можете себе преспокойно "активно думать" (в меру ваших способностей), "успешно работать" (покуда вас не останавливают) и "смело жить" (в свое удовольствие). – Нет, нас и это не устраивает. Мы непременно хотим всем внушить, будто наша теплая лужа – это боевая позиция, путанные скороспелки – это программные заявления, а мышиная возня – это общественно значимая деятельность. И что зуд в заду и словесный понос – достаточные резоны, чтобы на равных разговаривать с Солженицыным. Здорово же мы обожрались этим вонючим "равенством" – так и рыгается! Впрочем, известных результатов можно добиться, а именно "совсем без драки попасть в большие забияки".
И еще вот что я скажу. Тем, кто с опаской кружит вокруг диссидентов, не будучи в состоянии ни поддаться притяжению, ни превозмочь его; тем, что так и застрял на двусмысленной орбите сателлита, светящего не своим светом,- всем нам, очарованным нравственным подвигом этих Людей, следовало бы усвоить одну несложную истину: не наше собачье дело до их побудительных мотивов, тактики и прочего. Вместе со всей звереющей страной, со всем нашим духовно вырождающимся народом – мы перед ними в долгу, который никогда не будет погашен. Хватило бы с нас – осознать это и передать нашим детям.
Послесловие
Итак, с Буржуадемовым покончено. Раз и навсегда. Да… Да? Ой ли? Заманчиво, да не тут-то было… Дудки-с! Его истребляли несчетное число раз – увы, снова и снова, силой неведомого метапсихоза, возрождается он в другом обличье – цел, невредим и полон энергии. Нет на свете силы, которая могла бы его уничтожить. И нет более неблагодарного занятия, чем уничтожать Буржуадемова. Все смертны – Леонардо, Бах, Пушкин, Эйнштейн… Буржуадемов бессмертен! И наука здесь бессильна. Правда, в наших силах – иногда дать ему почувствовать, что и у него есть то самое место, которое можно высечь.
Комментарий к рецензии Е.М. (от "поконченного" в ней К.Буржуадемова)
Трудно отвечать на такое выступление, в котором тебя не только "уничтожали", а систематически унижали – и тонко, и грубо, и изощренно талантливо. Изощренная талантливость в издевках и унижении оппонента – вот главное "достоинство" этой рецензии. Наверное, я пристрастен, но трудно ожидать спокойствия от человека, которого мордовали столь долго и садистски. Перечитывая и перепечатывая (по долгу составителя) отзыв Е.М., я никак не могу успокоиться. Хотя и знаю, что это – помешает мне в разборе всего, что может быть в нем положительного и интересного. Наверное, мне это удастся плохо, несмотря на все старания.
"Памфлет" Е.М. я считаю самым откровенным и потому самым значительным выступлением в данной группе и потому ему необходимо уделить наибольшее внимание. Кроме того, Е.М. выступил в нем не только против обсуждаемой здесь работы, но и против предыдущих моих выступлений в дискуссии вокруг статьи А.И.Солженицына "Не по лжи", подверг уничтожению К.Буржуадемова в целом, вплоть до личных нападок. Мой ответ необходим.
Впрочем, зачем переживать?... Я безрассудно вызвал "интеллигента-служащего и потребителя" на спор и дискуссию. И вот он вышел, встал передо мной во весь свой "профессиональный и нравственный" рост, во всеоружии "знаний и эрудиции". Почти громовержец…
Приглядимся и отдадим ему должное. Профессионал-экономист-прикладник, он, несомненно, наслышан об экономических теориях. Имена популярных у нас американских экономистов Гэлбрейта и Селигмена слетают с его уст в качестве снисходительной рекомендации легкого чтения для ликвидации экономического невежества. Такие предметы, как теория рынка, национального дохода, денежного обращения, проблема стыковки макро- и микроэкономических теорий, видимо, Е.М. известны в тонкости. Рынок вызывает у него "профессиональное любопытство", и при случае он читает К.Б. непрошенную лекцию об атрибутах западного рынка… Ничего, перетерпим снобизм и барское высокомерие – лишь бы дело знал. А дело вроде знает и говорит красиво, уверенно.
Пройдем мимо подробной (почти на страницу) классификации моих ошибок, ибо без доказательств она служит лишь малодостойным средством превозношения своей эрудиции и демонстрации моей глупости. Пройдем мимо этого блефа, но не забудем ни одного критического замечания. Их оказывается не столь уж много на 13 стр. текста, как объявлено, лишь для примера. Поэтому можно надеяться, что Е.М. отобрал самые значительные и яркие ошибки. Вот первые из них:
1. Тезис "рыночная цена равновесия эквивалентна оптимальной цене" – не бесспорен.
2. Тезис "рынок балансирует производство и потребление" – ошибочен по существу.
3. Из "паутинной" модели рыночного равновесия нельзя делать далеко идущих выводов.
4. Такая формулировка как "деньги есть мерило всех товаров" – расплывчата и бессодержательна.
5. Уверение, что интеллигенты-служащие и потребители часто ссылаются на низкие цены на Западе для обоснования таковых и у нас и против рыночного повышения цен, - есть выдумка и приписывание оппонентам собственных измышлений.
Чуть дальше Е.М. еще раз возвращается к п.2 и заявляет:
"Что рынок балансирует производство и потребление – это неверно. Даже сказать, что рынок уравновешивает предложение и спрос – неверно. Он уравновешивает предложение и платежеспособный спрос".
Вот и все. Все ошибки.
И только-то? Да, именно так! Упреки Е.М. относятся фактически лишь к моей краткости и доверию к читателю, который может правильно понять привычные по экономической литературе термины.
Да, действительно, рынок "уравновешивает предложение и платежеспособный спрос". Но и в моей статье, как и в эконом. литературе (не марксистской, а обычной), под словом "спрос" имеют в виду прежде всего "платежеспособный спрос", ибо только он имеет экономический смысл. Все схемы удовлетворения иных видов потребностей (безденежных) не имеют никакого отношения ни к "экономическим идеалам", ни к "тенденциям эффективных экономических структур", лишь – коммунистическим или социалистическим утопиям. Во всяком случае, к рынку неплатежеспособные потребности не имеют никакого отношения, и Е.М. должен это прекрасно понимать и, наверное, понимает, но предпочитает играть в уточнение терминов там, где это совсем не нужно.
Если бы Е.М. принадлежал хотя бы к марксистскому экономическому направлению и идеалом для него служило удовлетворение именно неплатежеспособного спроса, тогда он мог бы сказать следующее: "Гр-н Б-мов, упоминая об уравновешивании спроса и предложения, имеет в виду, конечно, платежеспособный спрос, в то время как, на мой взгляд, гораздо интереснее и значимее иная тема и удовлетворение иных потребностей». Е.М. же предпочитает заявить, что тезис "рынок уравновешивает предложение и спрос» – неверен. Как можно назвать подобную манеру спора со стороны человека, всерьез уверенного в своей профессиональной компетентности и даже честности?
Но Е.М. идет дальше: "Тем более неверно говорить об уравновешивании производства с потреблением, ибо это функция производителей, но не продавцов" и снисходительно разъясняет: "Рынок ничего не производит, это лишь поприще обмена,… а для производителей это прибор, информирующий их о движении конъюнктуры".
Конечно, разъясняя заведомо ясное, можно еще раз поставить удивленного оппонента на место тупицы, но Е.М. нужно большее: из факта, что рынок не производит, а лишь информирует производителя, сколько надо производить, а потребителя – сколько надо купить, он выводит кардинальное положение: "что рынок балансирует производство и потребление – неверно".
Представьте, Вы говорите: "Это здание построил зодчий такой-то". A Вам с ученым видом говорят: "Вы лгун и невежда! Строят не зодчие, а рабочие-строители, а зодчий лишь указывает, как строить". Что можно ответить такому педанту, обвиняющему Вас подобным образом – не по глупости, а лишь из-за каких-то особых целей? – Только одно: что для него все средства хороши.
Я не намерен поддаваться на такие уловки игры в терминологические уточнения, поэтому повторяю: в контексте моей статьи выражение "рынок балансирует производство и предложение" понятно нормальному читателю и, следовательно, употреблено правильно.
Но пойдем дальше. В п.1 приведенных конкретных ошибок тезис "рыночная цена равновесия эквивалентна оптимальной" признан спорным, а мне поставлено в вину то, что я спорность якобы скрыл и подал в качестве бесспорного. Пройдя мимо последнего обвинения (ибо я выдвигал свои аргументы, а не делал обзор научных теорий), следует обратить внимание, что этот тезис на деле равен утверждению: "рыночное равновесие (т.е. равенство предложения и платежеспособного спроса) эквивалентно оптимальному состоянию экономики (т.е. сбалансированному и наиболее эффективному состоянию производства и потребления)". Таким образом, неверный в п. 2 тезис – теперь в п. 1 становится только "спорным".
Но этого мало. В п. 3 моих ошибок упоминается без возражений и в качестве общепринятой - "паутинная модель рыночного равновесия", т.е. все тот же тезис: "рынок балансирует производство-потребление" здесь становится уже общепризнанной моделью без всяких сомнений и оговорок, с одним лишь пожеланием - "не делать далеко идущих выводов".
Спрашивается, чем же является обсуждаемый злосчастный тезис – ошибкой, спорным положением или общепринятой научной схемой? Из путанных объяснений Е.М. понять это невозможно. Можно только уяснить:
* что Е.М. нужно растоптать любыми средствами непрофессионального К.Буржуадемова, залезшего не в свой огород;
* что Е.М. во что бы то ни стало надо обосновать практическую неприменимость теории рыночного равновесия. О причинах последнего выскажем свои догадки попозже.
Его главный инструмент – уточнение использованных в моей статье понятий, зачастую вкладывание в них иного содержания. Однако сам он тут же запутывается в собственных определениях и тезисах, заставляя вспомнить его же слова: "Сколько здесь наверчено, напутано и наврано". Стоит ли распутывать?
Может, читателю – не стоит читать, но мне необходимо разбираться, ведь под угрозу поставлено мое существование с одной стороны, а с другой – "профессиональная честь и порядочность" этого "блистательного интеллигента"…
Разделавшись с классическим рынком в его западном, классическом варианте, Е.М. переходит к рассмотрению безотрадного отечественного положения: "А у нас что – Госплан,… Госснаб,… Госкомцен,… Минфин,… " – все ни к черту не годные и… спекулянты в виде порчи и экземы. А дальше следует и вправду интересная, по крайней мере – для меня, и возможно, оригинальная концепция спекуляции, как одного из основных инфляционных причинных факторов. Суть этой "теории" сводится к следующему: государство в лице Минфина выдает хозяйственнику дополнительные капитальные вложения, которые частично уходят на левое приобретение строительных материалов и т.п. Однако эти деньги в оборот не возвращаются, а остаются в руках спекулянтов для удовлетворения их внутриспекулянтского денежного обращения (т.е. на черном рынке). Чтобы покрыть недостачу, Банк вынужден печатать дополнительное количество дензнаков, что при неизменившемся количестве товаров приводит к инфляции ("деньги дешевеют относительно товаров").
Дойдя до этой "теории" – пожалуй, самого значимого места в рецензии Е.М., я долго не мог придти в себя от изумления от множества вопросов и несуразиц. Во-первых, откуда Минфин взял дополнительные деньги для капиталовложений с самого начала? Ведь у него все расписано: столько-то на зарплату, столько-то на запланированные капиталовложения, столько-то… Источник тут может быть один – печатный станок дензнаков. Именно он стоит в начале всей описываемой Е.М. истории. Однако Е.М. о нем умалчивает, или по недомыслию или, еще хуже. Во-вторых, дополнительно выделенное количество денег по схеме Е.М. тут же и осело в обороте черного рынка, т.е. никак не должно влиять на государственный оборот денег и вызывать какие-либо затруднения… А в-третьих, это вообще ни на что не похоже, чтобы рост количества денег, обслуживающих рост реальных денежных сделок (пусть даже на черном рынке – но реальных) назывался инфляцией. До сих пор инфляцией назывался рост цен на товары и услуги, труд. Е.М. же объявляет инфляцией любой рост количества денег относительно одних товаров. До сих пор экономисты считали, что основной причиной инфляция является монопольный рост зарплаты и цен на товары, Е.М. же предлагает причиной инфляции считать рост объема денежных операций (не имеющих никакого отношения к росту цен). Но помилуйте, где же Ваш хваленый профессионализм, если Вы путаетесь в простейших определениях и понятиях?
Неужели трудно понять, что если слабовольные финансисты выпустили дополнительное количество денег, которое вызвало к жизни дополнительные материальные и трудовые резервы через черный рынок, то эти деньги и обязаны оставаться на этом черном рынке для его обслуживания, что в этом нет ничего противоестественного и плохого, ничего инфляционного. Вот если дополнительный выпуск денег вызвал повышение цен – тогда иное дело. Но об этом Е.M. не упоминает.
Всем вышесказанным я не хочу утверждать, что в нашей стране не идут инфляционные процессы – нет, они идут. По неофициальным просчетам цены на товары, в том числе производственные, растут в среднем на 1,5-2% ежегодно. Однако причины такого важного и деструктивного явления совсем иные, чем указанные Е.М.
В погоне за выполнением плана предприятия постоянно стремятся к завышению цен на свою продукцию – если не прямо (Госкомцен этому сильно противится), то косвенно, через выпуск более дорогих марок и видов продукции (так называемый структурный сдвиг в продукции). С другой стороны, в погоне за дефицитной рабочей силой, предприятия и организации постоянно увеличивают заработки своих работников самыми разными путями. Государственное повышение заработной платы отдельным группам работников служит здесь лишь необходимым выравнивающим коррективом к процессам стихийного роста. Надо учитывать, что любое случайное поднятие ставок зарплаты или цен на продукцию в принципе должно вызывать цепь подобных поднятий по всему народному хозяйству. Таково свойство системы планового хозяйства и планового ценообразования. (Подняли цены на металл, надо поднимать их на полуфабрикаты, на производимые из них машины, на продукцию, выпускаемую с помощью этих машин, зарплату людям, покупающим эту продукцию и т.д. и т.п.). Так оно и происходит, пока медленно, но неуклонно.
Все, что я здесь описываю – азбука для экономистов. Выдвинутое же Е.M. объяснение инфляции, по своей чудовищной нелогичности просто ни с чем несравнимо и только потому столь оригинально… Облик профессионала-эрудита, скрывающегося под инициалами Е.М., трещит по швам, открывая перед нами обыкновенного…
Но спокойнее, не надо ругаться. Добросовестные ошибки заслуживают лишь разбора, злонамеренные, как у Е.М. – разбора и твердого осуждения. Я уверен, что вся вышеописанная "инфляционная теория" понадобилась Е.М. лишь для одной цели – для сваливания на "спекулянтов", на экономически свободных людей – грехов тоталитарного государства и его Минфина.
Впрочем, я не хочу зачеркивать и рационального зерна в поднятой теме, а именно – проблемы соотношения "инфляции и спекуляции". Это, действительно, очень важная и интересная тема, но мы ее обсудим в особом приложении, после того, как разберемся окончательно в рецензии Е.М. и облике ее автора.
Кроме "инфляционных" существуют и более второстепенные экономические возражения Е.М. Вот они:
"(Б-мов)… всерьез полагает, будто от черных сделок… увеличивается наш национальный доход. Что вообще спекуляция увеличивает национальный доход в размере спекулятивных надбавок". И дальше: "Спекуляция, как и любая перепродажа, ничего не прибавляет к величине национального дохода. Даже услуга перекупщика не имеет потребительской стоимости: не будь его, товар мог быть приобретен в магазине. Спекулятивная наценка есть плата за редкость".
Вспомним, что вначале Е.М. дал понять - в области исчисления нацдохода он, не в пример Б-мову, "понимает достаточно". Это позволяет задать "мэтру" простой вопрос: "А как все же исчисляется нацдоход? Не при сравнении различных стран, а хотя бы в одной и той же стране? Даже отвлекаясь от проблемы повторного счета? Как?" - Наверное, в ценах, конечно, не произвольных, а истинных, равновесных, оптимальных, рыночных… Если это так, то включает ли рыночная цена в себя "надбавки за редкость"? – У меня, как и у всех покупателей, сомнений по этому вопросу нет. Имеет ли услуга перекупщика потребительскую стоимость, если ее оплата входит в рыночную цену (а не сверх ее)? – У меня и покупателя, платящего деньги, и в этом нет сомнений.
Е.M. же считает по-иному. Но тогда он должен был рассказать, как именно надо считать, по каким ценам, как очищать рыночные цены от спекулятивных и прочих "редкостных" надбавок. А может вообще перейти к марксистским ("трудовым") ценам?
Я понимаю, что тезис о вкладе спекулянтов в рост национального дохода страны выглядит для нас (не для Запада, конечно) непривычной мыслью. Понимаю, что поначалу возражения неизбежны. Однако приличные люди при этом ограничиваются выставлением серьезных доводов и контробъяснений, а не шутовскими ужимками, преследующими лишь одну цель – зачеркнуть положительную роль целого слоя наших людей.
"Черный рынок есть порождение дефицита товаров…, но в свою очередь порождает дефицит".
В этом возражении Е.М. не оригинален, его опровержению я посвятил числовой пример в своей статье (этого примера профессиональный Е.M. просто "не заметил"). Но что там числа – простая логика должна была бы его остановить, но где там…
Дефицит есть разность между платежеспособным спросом и предложением, равным производству. На государственное производство черный рынок не влияет. Каким же образом он может порождать новый дефицит? – Уничтожением произведенных товаров? Он только продает те же самые товары по повышенным ценам и тем самым снижает величину платежеспособного спроса (особенно снижает его остроту) согласно известным рыночным схемам, т.е. уничтожает частично дефицит. Другое дело, что он несколько уменьшает шансы тех потребителей, которые хотели бы получить дефицитный товар по низким государственным ценам. Вот тут и возникает потребитель в лице Е.М. и кричит "Грабеж"… Ну и так далее…
То же самое можно сказать про вывод:
"От спекулятивного рынка выигрывает только циничное племя спекулянтов".
Он сказан именно жадным и неблагодарным потребителем, который из-за дефицита товар купить не может, остается ни с чем, а потом идет к спекулянту и покупает у него за те же деньги не три, а лишь одну штуку товара. Покупает, а потом за оказанную им добровольно услугу начинает твердить про грабеж и о необходимости тюрьмами выжигать спекулятивную порчу… О том, что к спекулянту он пошел сам, что без спекулянта он бы вообще ничего не получил из дефицитных товаров, что главный виновник всех этих бед – все тотально планирующее государство, которому он служит и антиспекулятивной борьбой которого он возмущается – этот верноподданный забывает. Вернее, об этом он не желает ничего слушать. Так же как и Е.М., забывший все признанные рыночные схемы, как только пришлось на практике обратиться к спекулянтам, меняя неэффективные английские словари на эффективные индийские джинсы…
"Предложение узаконить рынок и сделать экономику рыночной равносильно предложению упразднить такие органы нар. хозяйства, как Совмин, Госплан, Госкомцен. Достаточно вспомнить, чьей прерогативой являются у нас подобные решения, чтобы назвать эти предложения… мало сказать, беспочвенными и нереальными. Товарищ предлагает всему нашему аппарату самоликвидироваться".
Думаю, что Е.М. просто не понял меня. Правительство и его комитеты, контролирующие хозяйство, рынок и цены – необходимы в любом государстве, я бы только хотел, чтобы они сложили с себя диктаторские функции и знали бы свое истинное предназначение, свое место. Своей статьей я обращаюсь не к "аппарату", а к людям с предложением добиваться расширения и упрочения своих экономических свобод и прав, что "угрожает" ликвидацией не аппарату, как таковому, а лишь его методам работы. Конечно, если заботиться о сохранении этих методов, то ни о каком расширении экономических свобод наших людей не может быть и речи.
И наконец, последнее в экономических возражениях Е.М.
"Спекуляция… подогревает инфляцию. Поэтому государство не может относиться к этому явлению иначе, чем относится сегодня. Пусть это не единственный инфляционный фактор, но тут хоть виден противник и известны способы борьбы".
До этих слов я еще мог терпеливо сносить нападки оппонента. Тут же он открывается прямым сторонником государственных преследований экономически свободных людей, прямым идейным противником в кругу "околодиссидентов".
Этот человек мне страшен и противен. Страшен, потому что государство сегодня преследует спекулянтов и частников, опираясь на обветшавшие и осточертевшие всем догмы, а Е.М. уже сейчас начинает "ковать новое теоретическое оружие", вить новую веревку для все тех же "российских буржуев". Противен, потому что в этом занятии он не брезгует никакими средствами – вплоть до извращения экономической науки и самой истину в угоду заданной цели.
Профессиональный ученый, мэтр, эрудит – на деле оказывается озлобленным недоучкой, склеивающим очередную антибуржуазную (антиспекулянтскую) "теорийку" ради защиты своего положения Интеллектуала-Вероучителя, а на деле – государственного служащего-потребителя. Думаю, что моя догадка окажется обоснованной: Зарплата 2 раза в месяц, по ночам мучения над великими текстами на уровне "великих предшественников", потом сжигаемыми, а днем – реальная жизнь со службой и мелкой спекуляцией, конечно же, нравственно разрешенной специальным исключением из общего правила ("Тогда человек… спекульнет чем-нибудь из своего достояния – прошу не путать этот случай с явлением преднамеренной спекуляции").
Таким образом, перед нами ярко выраженный "служивый интеллигент", по-маленьку спекулирующий благами материальными и по крупному – ценностями научными и духовными. Первое – вполне понятно, второе - омерзительно.
Теперь посмотрим на "этические возражения" Е.М.. Вот первые из них;
На все это отвечая, я могу только повторяться: ни в оправдании целью порочных средств (почему это произв.воровство, спекуляция и шабашки – порочны? только потому, что Е.М. так считает?), ни в самооправдании себя поступками других, ни в проповеди аморальности или отсутствия у людей источника абсолютной морали – я не виновен. Доказательства содержатся в моей статье.
Но я не виновен также и в наговоре на свой народ, как это делает Е.М. ("в народе, видно, окончательно атрофировалось чувство "греха"… характерной чертой духовного климата стал бесплодный и разъедающий цинизм…, звереющая страна…, духовно вырождающийся народ…). Я не виновен и в тотальном презрении к людям, как Е.М. (возьмите его уничтожающую характеристику сословия людей нефизического труда, за исключением небольшой группы диссидентов). Наконец, я не виновен в заведомом искажении истины и заведомой неправде, в чем без сомнения виноват Е.М.. Я это знаю, потому что испытал на собственной шкуре. Вот, к примеру, его выпад:
"Совершенно очевидно по тексту, что Б-мов считает, будто не спекулируют лишь тот, у кого нечем (раз), кто боится (два) или кто не умеет (три). Иных причин воздержаться от спекуляции наш бравый гомо экомикус и не мыслит".
Сравните с моим текстом: "На деле часть этих самих эффективных потребителей уже успела отовариться случайно в очереди, а часть (допустим, половина из оставшихся) слишком боязлива или "моральна", чтобы покупать у спекулянтов". Т.е. я говорил о существовании людей, отказывающихся по моральным причинам не только спекулировать, но даже покупать у спекулянтов, численно оценивая эту группу намного выше Е.М.
Вот еще пример. Я говорю об "околодиссидентской" интеллигенции как противнике экономических свобод народа, связывая ее со "служивой интеллигенцией-потребителем" как одной из самых активных общественных сил, противящихся эконом. и нравственному прогрессу страны". Е.М. же приписывает мне слова: "околодиссидентская интеллигенция… сегодня главный враг экономических свобод и прав народа".
"Самая активная" превращается в "главную", а последнее легко опровергнуть (на основе небольшого удельного веса этой группы народа). И доказательство готово.
Бессмысленно анализировать таким образом весь текст Е.М. Я думаю, что приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в пристрастности и лживости конкретных обвинений со стороны этого "высоконравственного интеллигента", печалующегося о "духовном вырождении народа". Слава Богу, что нашему народу нет дела до подобных учителей…
Мне осталось разобрать только личные нападки Е.М. – уже не столько против статьи, сколько против всего мною сделанного и написанного. А что же есть человек вне дел его? – Потому и говорю о личных нападках. Вот эти обвинения.
Последний термин не упомянут самим E.М.. Но именно двоемыслие имеет он в виду, описывая "псевдоинтеллигента", застрявшего на "двусмысленной орбите сателлита", светящего не своим светом, "который в пересудах "за чашкой не слишком горячего чая любит профанировать диссидентские идеи, доводя их до инфляции", но в нынешних суровых условиях боится жить "не по лжи", а предпочитает заняться шабашкой или спекуляцией, предварительно оправдав такое нравственное падение "высокими идеалами", а свое трусливое прятание за псевдонимом и "словесный понос" выдавая за общественно значимую деятельность"…
Могу ли я оправдаться, откровенно ответив на эти личные нападки? – Наверное, нет! В части невежества и самомнения ведь и вправду, много не знаю, ведь и вправду не считаю невозможным спорить с авторитетами (иначе я никогда не оторвался бы от Маркса и Ленина), ведь и вправду никогда не причислял себя к "творцам" и напротив, никогда не отвергал клички "обыватель, мещанин, буржуа", а пытаюсь носить их с достоинством.
Ну а насчет последнего, насчет двоемыслия, вызванного намерением предать диссидентство в угоду "заурядному инстинкту обогащения", то мне очень бы хотелось перейти, так сказать, на конфиденциональный уровень разговора, но жаль – псевдонимы мешают… А может, это и к лучшему. Могу только уверить, что Е.М., зная мое истинное положение, тем не менее и в этой части сознательно лжет.
Но Бог ему судья. Нам надо извлечь из его рецензии максимальную пользу. Поэтому не пройдем мимо нарисованного им самим автопортрета. По контрасту с Буржуадемовым, он отличается, конечно, высокими нравственным и интеллектуальным уровнями. Окруженный книгами великих предшественников – Аристотеля, Спинозы, Канта, Кьеркегора и т.д. …, он беспрестанно мучается в поисках новой истины. "Бессонные ночи, страдания, сомнения, сжигание написанного… Нет, это совсем не то,… стыдно самому,… я не состоятелен,… в печку!"
Благоговение перед великими предшественниками, конечно, распространяется и на современников, уже признанных великими: на Солженицына (попытка возражать А.И.Солженицыну вызывает у Е.М. сильное раздражение: "Здорово же мы обожрались этим вонючим "равенством" – так и рыгается!") и вообще на всех диссидентов, в отношении которых он полагает: "Не наше собачье дело до их побудительных мотивов, тактики и прочего. Вместе со всей звереющей страной, со всем нашим духовно возрождающимся народом – мы перед ними в долгу, который никогда не будет погашен. Хватило бы с нас осознать это и передать нашим детям". - И эти надрывные слова говорит человек, который несколько раньше спокойно рассуждал о необходимости жестоких государственных преследований экономически свободных людей (не исключая смертной казни). Не дай Бог, чтобы он научил чему-то подобному своих детей.
Прошу еще раз обратить внимание: для Е.М. мир делится на две неравные до противоположности части: верх и низ, мудрецы и профаны, высоконравственные диссиденты и звереющий народ. Сам Е.М. стоит, конечно, в середине этого полярного, черно-белого мира. Он мучается в попытках достичь совершенства "великих", но в это же время исступленно топчет все что считает ниже уровня своих притязаний. Сам он не способен пойти за диссидентами в их реальной защите прав человека, в их открытых протестах и "жизни не по лжи", но бросается в бой на любого, кто пытается отстоять иной способ достойной жизни. И не поймешь, кто перед тобой: то ли "великий", призванный судить прочих профанов, то ли бездарь, не способный ничего создать, кроме сырья для печки; то ли обличающий зло диссидент, или смиренный "псевдо", "профанирующий диссидентские идеи". Облик Е.М. все время колеблется оборотнем, меняется из черного в белое с каждой минутой…
Но я догадываясь о причинах этого феномена.Е.М. мимоходом упрекнул меня в разновидности тоталитарного мышления, упрекнул путано и непонятно. К сожалению, мне придется вернуть ему этот упрек, но с гораздо большим правом.
Именно Е.М. проявляет все признаки несамостоятельного, рабского мышления - не мышления, а подражания. Не подумайте, что я считаю его бездарью. Heт, это человек способный. Хотя бы яркость стиля, языка, изощренность насмешек свидетельствуют о том с несомненностью. Но эти способности направлены не на дело само по себе, не на размышления о наших важных проблемах, а на соревнование с великими – прошлыми и настоящими. Вот в чем его беда. Задача эта совершенно безнадежная и потому бессмысленная. Ибо великие люди стали такими – 1) в силу своих природных и данных средой дарований, которые не от нас зависят, как о них ни мечтай, 2) в силу их глубочайшей направленности на свое дело, а не на соревнование с предшественниками и достижение их славы. Даже если бы Е.М. был по своим способностям выше Спинозы или Эйнштейна, он бы не встал с ними вровень потому, что стремился только к этому.
Е.М. принадлежит к людям, которые беспрекословно готовы подчиняться высшим, чтобы такой же беспрекословности потребовать от людей, которых они считают ниже себя. Его отличие от других наших верноподданных, что он на место нынешней партии желал бы поставить в иконостас современных диссидентов, а уж потом - "укреплять нравственную дисциплину "дичающего народа", и особенно истребить треклятых спекулянтов, шабашников, воров,- эту народную порчу, ржу, экзему… Утешает, правда, что для себя лично он видит в перспективе лишь выполнение задачи возвеличения новых духовных вождей и передачи этого сознания детям. Есть еще, значит, время.
От желания выбиться наверх, от глубоко запрятанного комплекса неполноценности и двоится облик "нашего интеллигента". Несмотря на весь блеф слов и высокомерия, он еще не родился как самостоятельная личность, не зависящая от каких-либо авторитетов, и озабоченная лишь судьбой своей, судьбой своих детей и своего народа. Состоится ли еще его рождение – неясно. Пока же с ним разговаривать бесполезно, потому что он не умеет разговаривать и понимать. Потеряв марксистского хозяина, он теперь ищет себе хозяина нового, а найдя его – скорей всего успокоится, так и не родившись.
Е.М. продемонстрировал нам в наиболее ярком виде тип обвиняемого интеллигента. Он предстал перед нами в полном блеске своих профессиональных, литературных, интеллектуальных и этических качеств, превосходя всех прочих представленных здесь гуманитариев своей откровенностью и критикой. Этот человеческий тип может существовать долго в тиши своих кабинетов – невидимым, но влиятельным. Нам повезло, он высунулся в открытом выступлении и сразу показал всю свою несостоятельность – во всех смыслах.
Спасибо за поучительный стриптиз. Для свободных людей это будет полезным зрелищем.
Приложение к комментарию рецензии Е.М. на тему "Инфляция и спекуляция"
Вспомним, с чего начал свое описание "инфляции из-за спекуляции" Е.М.
В Минфин (или в иной государ.орган – но будем в этом следовать Е.М.) приходят хозяйственники о просьбами о выделении дополнительных, т.е. непредусмотренных свободных капиталовложений, и раз за разом "финансисты" уступают в этом практикам, выдают им деньги, хотя и знают, что дополнительными плановыми материальными ресурсами эти деньги обеспечены быть не могут. Фактически, это фальшивые деньги. Но просители этим не смущаются, они знают, конечно, что материалов и рабочих под эти деньги не будет, они дефицитны, но надеются на неофициальные связи, короче, на "экономически-свободных людей". И не ошибаются. За повышенные деньги изыскиваются и дополнительные материалы (где извлечены из гибнущих запасов, где из неважных объектов, ибо нужные охраняют сильно) и дополнительная рабочая сила – вплоть до летних отпусков обычных служащих. В конце-концов производственный дополнительный объект (как правило, действительно нужный, ибо построен был не по приказу из Москвы, а по требованию местной жизни) введен в действие, выделенные незапланированные капвложения осваиваются до конца и переходят в руки людей, чьим трудом все это было сделано. А дальше что? – А дальше эти люди должны были отовариться в магазинах и тем самым вернуть деньги государству, Банку, Минфину, когда-то выделившему эти деньги. Круг должен замкнуться.
Но для этого нужно гораздо количество продуктов потребления, чем существует их в наличии. Получается, что денег стало больше, а товаров дополнительных нет – создается (или увеличивается еще больше) дефицит. Но как и в первом случае: экономически свободные люди за повышенные цены доставят товары, уничтожат тем самым дефицит и отоварят некогда выданные Минфином деньги. Они вернутся в Госбанк и круг замкнется. Только благодаря такому денежному обороту хозяйство и продолжает жизнь.
Происходит ли при этом увеличение денег в обороте? – Конечно! Конечно! Именно Минфин выделил деньги без обеспечения, как бы вновь отпечатал их (да откуда бы их и взять, как не со станка?) Именно "слабовольность" Минфина – первоначальный источник "диспропорции", причина совершенного финансового преступления. Конечно, Минфину при этом удобно кричать: "Держи вора", указывая пальцем на свободных деловых людей, усилиями которых и были построены дополнительные и нужные объекты. И уж дело нашего ума и совести, кому поверить в этой ситуации.
Теперь зададимся вопросом: происходит ли в стране от такой "слабовольности" Минфина – инфляция? Е.М. уверен, что - "да"; но о его нелогичности и профессиональной некомпетентности, там, где дело касается обвинения спекулянтов, уже говорилось. Будем смотреть на реальность. Госкомцен и Минфин – в части заработных ставок, свои позиции не сдают, поэтому никакой официальной инфляции не происходит.
Инфляция происходит только на черном рынке, в его пределах, там, где реализуются дополнительно выделенные, свободные деньги, именно там растут спекулятивные цены за товары и труд. С одной стороны, эти дополнительные деньги образуют финансовую основу дополнительно возникшей внеплановой экономики (вне плана построенных объектов и т.д.), но они же ее и портят, губят. С одной стороны построенные производственные объекты тут же фиксируются государством и включаются в состав плановой экономики, лишая черный рынок своей собственной производственной базы, а с другой стороны накапливание дополнительных денег в чернорыночной сфере не может быть компенсировано действительным ростом извлекаемых из небытия дополнительных материальных и трудовых ресурсов и приводит к увеличению цен на них.
Однако и плановая экономика и черный рынок существует в нашей стране на одной земле и потому не могут не взаимодействовать. Их не разделишь берлинской стеной. Чем больше растут ставки черного рынка, тем больше людей прельщаются не только ими, но и осмысленностью свободной трудовой и экономической деятельности, и уходят из плановой сферы во вторую. То же самое происходит с товарами: чем больше растут на них спекулятивные цены, тем большее их количество уходит на черный рынок. Дефицитность рабочей силы и товаров растет, и еще в большей степени вырастает разрыв между работниками плановой и чернорыночной сферами экономики.
Конечно, такая невольная конкуренция между этими сферами создает дополнительные источники для давления на Госкомцен и пр.органы в целях увеличения цен и ставок зарплаты. Но в еще большей степени на это влияют конкуренция между отраслями планового хозяйства за рабочую силу и погоня за выполнением плана путем структурного сдвига в продукции (как уже говорилось – 1,5-2% ежегодно).
В целом, инфляция в системе планового хозяйства практически не имеет отношения к чернорыночным процессам. Инфляция же товаров и услуг на черном рынке вызвана самим государством, выдающим дополнительные деньги за счет печатного станка.
Что же с нами будет дальше?
Рассмотрим сначала самую простую альтернативу, осуществления которой, по-видимому, жаждет душа всех "антиспекулянтов" и Е.М., в особенности: восстановление в народе чувства "греха", нравственного отвращения к "нечистым сделкам", типа спекуляции и шабашки, т.е. лишение деловых людей почвы, "на которой они размножаются". А поскольку нравственная проповедь не всегда помогает, то, конечно, ее надо будет дополнить мерами физического порядка, предельно ужесточенными… Этот путь нами испытан (когда за колоски давали годы лагерей), всем хорошо знакомы и его последствия, и только поэтому сегодня он – практически невозможен, бесперспективен, хотя в потенции, только он и следует логическим выводом из интеллигентского презрения к спекулянтам. Реально только страх, только новый Сталин может уничтожить экономически свободных людей.
Другая и, к сожалению, наиболее вероятная альтернатива представлена сегодняшним развитием, когда власть и к сталинским методам вернуться не может, спекулянта с буржуем, т.е. НЭП, допустить к нормальной жизни не может, а цепляется за прошедшие социалистические мечты.
Чем же может кончиться такое развитие? Поскольку прежнего страха в обществе уже нет, оно будет вести себя все более и более свободно – от директоров до последних служащих. Наверное, будет расти и покладистость "финансистов" и, следов., инфляция на черном рынке, при все той же дубовой политике неизменности государственных цен и услуг. Тогда увеличение денег будет приводить к росту дефицитных товаров и соответственно, к росту спекулятивных цен на них. Чтобы справиться с этим будет возрастать практика принудительного распределения товаров. Сегодня она выражается в разных категориях снабжения разных городов, в частичном распределении продуктов по предприятиям и организациям. В пределе – будут вновь введены карточки. Уже сейчас все настойчивее становятся требования ввода карточной системы.
Но как показывает наш и мировой опыт, карточки никогда не уничтожают черный рынок, а лишь усиливали его власть и уродства. Пропасть в потреблении между экономически свободными людьми, с их инфляционно большими заработками, и работниками государственной плановой экономики, получающими обесцененное жалованье (ибо дефицит на них не купишь ни в магазине, ни у спекулянта) и живущими лишь за счет карточек, т.е. просто на рабском положении, - будет все возрастать вместе с усилением всяческих социальных антагонизмов.
Революционный исход из такой (ныне действующей) альтернативы развития, на мой взгляд,- неизбежен. Мне скажут: ну и хорошо. Революция все переделает как надо.
Однако не будем утешаться розовыми надеждами. Попробуем представить логику дальнейшего разворачивания событий. Революционное правительство будет стремиться прежде всего к немедленному и радикальному улучшению и поднятию уровня жизни "революционного народа". "Долой ненавистные карточки, да здравствует свобода!" А чтобы обеспечить свободу потребления всей прежде обездоленной массы государственных тружеников, надо поднять их зарплату до среднего уровня экономически свободных людей. Уравнять прежних государственных рабов со спекулянтскими свободными выскочками. Но откуда взять для этого средства?
Как высказался мой другой оппонент – В.Р., "социологические и политические соображения" выше абстрактных экономических формул, поэтому выход будет избран простой: напечатать дензнаки! Ничего! Обрадованные революционные массы своим утроенным трудом и новой продукцией вернут эти деньги сторицей.
Куда же пойдут обрадованные массы с новыми деньгами? – В магазины. Что они там найдут? – Все тот же дефицит. Ну, может, раскроют все склады до последнего, но ведь склады не производство, их растранжирить недолго. Куда же дальше? – К спекулянтам, на рынок. Но у того тоже нет товаров. Тем более что революционным массам в это время будет не до работы, политика их захлестнет, и дай Бог, чтобы работали, хотя бы вполовину прежней силы. На новые же деньги, на рост платежеспособного спроса, рынок отвечает возмутительно просто: поднятием цен. Его не обманешь. Товар у спекулянта на рынке все равно будет, на то он и спекулянт, чтобы демпфировать любые государственные безумства, но по этим ценам купить революционные массы снова ничего не смогут.
Что же остается делать новому правительству – уже не для того, чтобы повысить уровень жизни револ.масс, а хотя бы прокормить тех, кто способен и согласен работать, согласен трудом и службой поддерживать страну и правительство? Возвращение ненавистных карточек? – Но за что боролись? – Одно средство – новое печатание дензнаков. Если станок будет работать достаточно быстро, то рынок будет в иных местах не успевать реагировать и поначалу можно будет от него что-то иметь.
Но что получается в результате? – Быстро раскручивающаяся спираль инфляции – рост рыночных цен – инфляция – почти непременный спутник всех революций и революционных, т.е. слабых и безответственных правительств. Она ведет к миллионным ценам, к разрушению рыночного механизма, а вместе с этим к разрухе, параличу всего народного хозяйства, к общественной смерти.
Кто виноват в таком беге к смерти, начавшемся уже сегодня? По утверждениям Е.М., а потом и революционных правительств – конечно, спекулянты, хотя они своим понятием цен только пытались спасти рынок, спасти эквивалентный обмен, основу любого хозяйства. Однако против печатного станка, этого государственного фальшивомонетчика любой рынок бессилен, сломается и погибнет.
Третья альтернатива, как мне кажется, единственная конструктивная – это путь реальной экономической реформы, идущей прежде всего снизу и подхватываемой сверху. Одновременно.
Если большинство наших людей осознают необходимость и благодетельность перехода к рыночным отношениям в хозяйстве, к упорядоченным равновесным ценам, к свободной деятельности, если они будут приветствовать и защищать ее, государству не останется ничего иного, кроме как идти вперед в экономических и социальных преобразованиях, повинуясь голосу экономических выгод и народных желаний. Не доводя страну до критической точки, власть пойдет на неэкономическую реформу типа НЭП (только такая реформа и имеет смысл). И все радикально оздоровится.
Хозяйственники уже не будут ходить в Минфин, выклянчивая средства на самое необходимое, в то время как громадные деньги государство тратит в неразумных стройках и полубезумных авантюрах, а будут сами распоряжаться своими средствами, полученными от потребителей за продукцию. Производство товаров для потребителей станет их главным источником жизни, а расширение производства снизит теперь уже единые рыночные цены до естественного уровня и соответственно уменьшится количество денег, находящихся в обращении. Конечно, это произойдет не сразу. Конечно, лишь по мере развития и укрепления производства, опыта хозяйственников, порядочности правительства, не смеющего прибегать к печатанию денег ради поправки своих финансовых дел… Конечно, не сразу, но реально и прочно.
Такова единственная подлинная альтернатива нынешнему скольжению к разрухе. Выберут ли ее наши современники? – Вот в чем вопрос…
P.S. Возвращаясь последний раз к описанному Е.М. взаимодействию Минфина и экономически свободных людей, мы видим, что сегодня действительными преступниками являются именно финансист и тот, твердый, который собирает со всех производителей деньги, а выделяет по какому-то нелепому, устаревшему и несуразному плану, на что надо и на что не надо, и тот, более мягкий, слабовольный, который выдает деньги и по нелепым партийным директивам и по требованию самих хозяйственников, за счет печатания фальшивых денег.
Единственный честный выход у Минфина – это дать возможность производителям тратить самим свои деньги (помимо госуд. налогов, конечно) по указаниям рыночной конъюнктуры, т.е. рынка, значит, официально признать независимость и достоинство экономически свободных людей.
Только НЭП и не иначе!
| предыдущая | оглавление | следующая |
