Диафильмы и К

Том 7. Украина. 1979г.

Жизнь и стихи Миколы Сокирко.1923-1943г.г.

Рассказ об одной украинской судьбе

Объяснения составителя.

Летом 1977 года мы осуществили свое давнее желание: привезли детей на Украину, как говорится, на их историческую Родину. Село Шевченково Черкасской области, где родились и жили их деды и прадеды, на мой взгляд - одно из самых типичных и исконных украинских сел. Земля первых казацких гетманов, народных восстаний, Богдана Хмельницкого, родина Тараса Шевченко, сегодня она спешно входит в цивилизацию, наконец-то меняя белые мазанки и соломенные крыши на кирпичные стены под шифером с телевизионной антенной. А рядом - гараж для личного автомобиля, коровник, птичник, сарай, кухня, газ, электричество, городская мебель, одежда и т.д. и т.п. Богачество! И слава Богу!

Однако этот материальный рост не оторван от духовной почвы. В селе сохраняется память о тяжелом прошлом. Ее хранят старшие поколения. И это добрый знак, что ошибки прошлого не повторятся. Конечно, прочность будущего материального благосостояния зависит, прежде всего, от духовного фундамента будущих хозяев, современной молодежи. Я почти не знаком с современной украинской молодежью и плохо представляю себе, способна ли она усваивать память и уроки прошлого. Первые впечатления, к сожалению, не внушают большого оптимизма. Но это особая тема, здесь же я намерен только выполнить свой собственный долг и сохранить доставшуюся мне в наследство долю памяти украинского народа. Замысел этой работы оформился именно летом 1977 года.

Читая детские стихи и рассказы моего двоюродного дяди Миколы Сокирко, невольно вспоминаешь известную фразу о том, что в России самиздат существовал и не прерывался никогда, даже в самые тяжелые и мрачные годы. А разве можно придумать что-либо тяжелее 30-х годов на Украине?

Я далек от мысли придавать хоть какое-либо общее литературное значение этим стихам, но невозможно пройти мимо них, как прямого и чистого, без грамма лжи, свидетельства о чувствах и мыслях украинских мальчиков предвоенной поры, об источниках и живучести украинской "самостийной" мечты. Поэтому я буду приводить здесь не все сохранившиеся стихи, а только те из них, которые раскрывают облик эпохи и развитие автора. Главное же внимание будет уделено рассказу о его жизни. И начинать этот рассказ придется с прародителей.

Происхождение.

Дед Коли Сокирко и мой прадед - Иван Сокирко - по рассказам, был истинным деревенским пролетарием: земли почти не имел, да и не хотел иметь, а что зарабатывал рытьем колодцев и прочими случайными заработками, то шло на содержание детей и на пропитие. Честно говоря, такой тип "легкого и безответственного" мужика никогда не был в деревне почетным, и это понятно и правильно. Когда же он вошел в силу (после революции), то результаты от хозяйничанья деревенских пролетариев получились ужасающие. Правда, Ивану Сокирко не пришлось побывать в победителях, и от его характера страдала лишь собственная семья: жена Марта и дети Иван, Клим, Данила, Василиса и Груня (это только те, кто дожил до собственных детей). Дети были вынуждены искать в жизни себе дорогу самостоятельно. Средний сын Клим (мой дед), пошел в ученичество к портному, младший Данило выучился на сапожника, дочери до замужества кухарили и стирали, и только старший сын Иван осел наследником в отцовской хате (мой прадед Иван рано умер).

Впрочем, трудное детство и отсутствие надежд на родительскую помощь только закалили волю и характер этих людей, их трудолюбие и жажду к учебе. Клим и Данило пожили в городе, стали, по деревенским понятиям, образованными людьми и женились на образованных девушках, т.е. "выбились в люди", чуть ли не в господа.

До революции классный сапожник Данило Иванович Сокирко прочно обосновался в Киеве. Здесь он познакомился с веселой горничной Оленькой и женился на ней, дав мать своим будущим детям: Виктору (1916г.), Сергею (1918г.), Дмитрию (1921г.), Николаю (1923г.) и Василию (1924г.). Улыбчивой и ласковой старушкой я помню Ольгу Павловну в ее последние годы. От нее я и получил в наследство "зошиты" (тетрадки) пропавшего сына Коли. До последних лет жизни она верила, что Коля не погиб в Германии, а остался там в эмиграции, жив и скоро даст о себе знать...

Революцию все Ивановы сыновья приняли с восторгом: свобода, бегство издревле проклинаемых помещиков, дележ земли и разорение дворянского имущества, надежды на украинскую вольность и независимость - осуществлялись все давние, многовековые чаяния этих мест. И даже ужасы гражданской войны не погасили революционных чаяний. Дети Ивана снова вернулись на землю. Данило навсегда расстался со своим высшим сапожным мастерством и из голодного Киева переехал в родное Шевченково (тогда Кирилловку), в родную хату к еще живой матери и семье брата Ивана. Для него и для вернувшегося из немецкого плена портного Клима революция на деле привела к сильному снижению жизненного уровня, но они упрямо продолжали верить в "светлое будущее". ("Пройдут временные трудности, и наступит долгожданная свобода и довольство").

А пока приходилось прочно забыть дореволюционные блестящие заказы и сытные хлеба, и в голодные годы гражданской войны и разрухи зарабатывать кусок хлеба тяжким землеробческим трудом. В 1923 году заболел тифом и вскорости умер Клим, а чуть позднее слег и Данило. От воспаления легких он оправился, но с начавшимся затем туберкулезом справиться так и не смог. В самые страшные, самые голодные 33-34 годы - он умер, так и не увидев "построенного социализма". Так, для двух видных Ивановых сыновей с лихвой хватило и процесса "социалистического строительства". Пережить и изжить сполна утопические мечтания отцов довелось их детям.

Все сыновья Клима и Данилы были истовыми комсомольцами. Сын Клима (мой отец) во время коллективизации был даже комсомольским секретарем в селе. Не отставали и сыновья Данилы. Его первенец Виктор, в честь которого я получил свое имя, стал впоследствии офицером и погиб в войну под Волховом. Сергей долго служил в армии и только после войны осел на шевченковскую землю сельским шофером. Дмитрий стал офицером КГБ и подавлял националистическое движение в Литве и Латвии. Не отставали от старших братьев и младшие Коля и Вася. Правда, последние погибли на пороге своей взрослой жизни, и потому нельзя точно предсказать, какая бы у них сложилась последующая жизнь. Но по Колиным стихам можно догадаться, что ничего хорошего сталинская послевоенная Россия ему не обещала.

Во всяком случае, ни один из выживших братьев не сохранил и не передал своим детям полновесной веры. Я сам - тому наглядный пример. От отца я не слышал ничего, кроме осторожного молчания, а позже, в пору моей взрослости, - недоуменных вопросов...

Детство

В 1926 году Данила Иванович вместе с семьей переехал из родной хаты в Шевченкове, от ссор с братом Иваном и его семьей - на новые земли образовавшегося после раздела панской экономии хутора Юркова. Переселенцы наделялась землей, а остальное их благосостояние - дом и достаток - зависели только от их собственных рабочих рук.

Здесь, в Юрково, и рос Коля Сокирко. Здесь он и поступил в Юрчанскую начальную, а потом в неполную среднюю школу, в Боровиково. С раннего детства Коля был болезненным и замкнутым мальчиком. Наверное, это и определило его пристрастие к книгам, размышлениям, стихам. Правда, учился он посредственно, вкладывая свои силы в самостоятельное чтение. Да и немного у него было сил. Скоро он заболел серьезно желтухой и вынужден был пропустить целый учебный сезон.

На следующий год Коля начал учиться вместе со своим младшим братом Васей и будущими друзьями по литературным увлечениям - Витей Шевченко, Петром Беленко, Васей Голубом. Эта четверка и составила авторский коллектив самодеятельного детского рукописного журнала "Кружок", издававшегося в Боровичанской семилетке почти три года (1936-1938 годы). Всего вышло около 12 выпусков (тетрадок) "Кружка". Значит, это был ежеквартальный альманах. Составителем, издателем (т.е. переписчиком), художником-иллюстратором и главным автором "Кружка" был Коля Сокирко.

Сам я не видел ни одного из этих выпусков, но об их содержании можно судить по рассказам одного из оставшихся в живых читателей "Кружка". ("Содержание, конечно, чисто детское: лирика, сатира, эпиграммы, шутки, шарады... Но главное - это высмеивание школьных подлиз, подхалимов, хулиганов и прочих отрицательных с нашей тогдашней точки зрения личностей...") - и по произведениям главного редактора М.Сокирко.

Детское творчество.1936 год.

Я не считаю себя способным на стихотворный перевод, поэтому буду больше стараться о передаче смысла, нежели о сохранении ритма, иногда буду сохранять понятные украинские слова. Но, прежде чем переводить Колины стихи и прозу, мне хочется еще раз напомнить главную хронику того времени:

Прошли годы преступного раскулачивания и принудительной коллективизации. В одном Шевченково разорили и выслали до сотни крепких крестьянских семей.

После слома одной церкви разорили вторую, последнюю. Я сам слышал рассказы отца о том, как всю церковную утварь, иконы, книги жгли в огромной яме. Потом вывезли подчистую хлеб, тщательно обыскивая каждую хату, каждый сарай, и вызвали страшный, небывалый голод по всей Украине. В этот голод умерли баба Марта и Колин отец Данила.

Те, кто выжил, последующие 35-37 годы, когда можно было хоть впроголодь, но жить, не опухая, не умирая, воспринимали почти как счастье.

1. Широкою долиною
Наше село лежит.
Лозы верб и калины
Зеленой кущею слились.
Стоят старенькие хатки.
Около хаток - огороды,
А под ними и садами
Чернеют речки воды.

И еще: 2. Весна. 1936 г.

Лесами и полями ветер шумит,/ А в ярах-канавах вода звенит,
Бежит-шумит, в ставок все тащит. (Ставок - пруд -B.C.)
А в ставку вода клокочет
И плотину прорвать хочет,
И ребята на быстринах
Водят лодки-корабли...
Прошла неделя. Стало сухо. Пташки летают.
И хлопята на выгоне с мячом гуляют...

Очень немногое из ранних "творений" Коли Сокирко можно отнести к чистой лирике или фантазиям, навеянным чтением книг (так, большое стихотворение "В тундре" - прямой отклик мальчишеского воображения на школьный курс географии). Главный же интерес Коли вызывала окружающая жизнь, т.е. тяжкий труд отцов и братьев.

3. Молотьба Июль 1936 год.

Не сошла еще заря,
В поле люди уж собрались,
Не гулять, а работать,/ Всю пшеницу смолотить
Непрестанно и неустанно
Гудит молотилка
И зерно в комору льется
Возами быстренько.
Все работают, трудятся,
Пот всех обливает
Да ничего тут не изменишь:/ Хлеб не ждет!...
И с самого утра молотилка
Ревет и гудит.
Лишь поздним вечером /Люд утомленный есть идет

Для пятиклассника Коли это не просто бытовая зарисовка сельского труда. Это и выражение сочувствия к утомленным людям, и вместе с тем подспудный призыв к действенной помощи. Тем же годом помечено и стихотворение

4.Селянские пионеры:

По полям и лесам ветры гуляют,
Деревенские пионеры удобренья собирают.
За высокий урожай старики и молодые бьются
Но такие есть еще люди, что за это плохо берутся.
И над нами притом сильно смеются.
Но если кто посмеет нашей работе мешать,
То мы будем таких хлопцев под три чорта гнать.
А мы будем за высокий урожай со всеми вместе биться,
Чтоб зажиточними стать
И по-большевицки
Дружно работать.

Заключительный призыв "стать зажиточным" и "работать по-большевистски", по-видимому, принадлежит к расходным газетным штампам того времени. Но, включенные в стихи Коли, они дышат искренней верой. Так думал и верил не один он, и чем моложе - тем искреннее. Вера отцов, утверждаемая вездесущей монопольной пропагандой, беспрепятственно вливалась в молодые души и побуждала их к действию во имя свое. Но чем быстрее растущий человек приступал к этим действиям, тем быстрее "вера отцов" приходила в столкновение с правдой жизни. Зоя Космодемьянская и ее подруги-десятиклассницы с этой детской верой грудью шли на врага в 41-м году, а вот у украинского школьника Миколы Сокирко таким настроением отмечены лишь стихи 5-го класса, не старше.

5. На буряках (сахарной свекле-В.С.). 1936 г.

Вышли рано колхозники буряки прорывать,
А за ними пионеры - вредителей собирать.
...А то женщины долгоносиков ловить не успевают...

Сами стихи для Коли были орудием борьбы за идею совместной работы, помощи взрослым. Отсюда такое название:

6. Срывщик. 1936г.

Павлик Павло свои законы устанавливает,
Полевыми сборами он себя не утруждает.
Всю работу он срывает и с гороха убегает
... А еще газеты рвет. Если спросят: "Куда дел?"
Он ответит: "Я их съел".
Нужно, хлопцы, не зевать и примерно наказать,
Чтоб работы не срывал и газет не поедал.

Читая это "творение", поражаешься, насколько тонкой и трудно различимой гранью отделяется оно от простого доноса на этого Павло, который стремится убежать от принудительной работы и уничтожает обрыдшие ему "большевистские газеты", и тому - как просто первому мальчишескому идеализму впасть в страшный грех доносительства. Ведь знаменитый "отцеубийца" Павлик Морозов тоже был страстным большевистским верующим.

Однако большинство молодежи эту грань не перешагивает -таки. Разочарование в пропагандируемых идеалах наступает скорее, чем человек оказывается втянутым в доносительство и сотрудничество с "органами". Не перешел ее и Коля Сокирко.

Даже в истории с этим самым Павликом Павло под покровом возмущения срывом "большевистской работы" зрело возмущение против пионерского начальства. Оказывается, что Павлик Павло был председателем отряда юрковских пионеров и завел свои порядки: заставлял носить ему хлеб и сало.

7. Председатель отряда. 1936г.

Как кто хлеба ему принесет,
Того ударником он назовет,
Хоть и дурень он, баран,
Лишь бы сала кусок дал -
В миг примерным "учеником" стал...
...А как правду кто ему скажет -
Кулака тому покажет
И старается избить.
...Нужно, хлопцы, нам не спать,
С председателей его снять.

На первый взгляд, эти два стихотворения совершенно одинаковы и направлены против одного человека. Однако как раз между ними и лежит та грань, отделяющая будущего доносчика от будущего "самостийца" и "диссидента".

Первые действия Коли Сокирко во имя большевистских лозунгов привели его в столкновение с неприглядной изнанкой пока еще не партийной, а пионерской власти.

Если бы Коля смирился с этим фактом, посчитал бы его лишь случайностью по сравнению с общей светлой картиной и продолжал бы свои призывы лишь к дружной работе, то перед ним бы открылся путь сотрудничества и приспособления (путь рабской службы и успеха). Но раз он начал борьбу с реальной изнанкой власти, нарушающей "идеалы", то дальше перед ним будет открываться перспектива борьбы со все более высокими инстанциями власти, ибо каждая из них имеет свою неприглядную изнанку (и это будет путем свободы).

В конечном счете, Микола Сокирко выбрал второй путь. Об этом свидетельствуют как стихи последующих лет, так и подспудное содержание таких его сатирических сказок, как "Сова" или "Осел и козел" (наверное, здесь Коля переложил по-своему какие-то книжные или народные сказки). В последней из них царем зверей вместо льва выбирают Осла, у которого Козел не может потом найти ни помощи ("земельки"), ни правды. Не находит он правды и у жадного ослиного чиновника Кабана. В конце концов Козел не выдерживает и, объединившись с Зайцем и Барсуком, идет на Кабана войной:

Тебя мы к чорту прогоним,
И хлеб весь общий заберем.
Пусть каждый это хорошо попомнит,
Что меж людьми такое же бывает,
И нечего на Кабанов дивиться, /А нужно против них бороться.

Однако надо признать, что выступление против зазнавшегося председателя Павло не было у Коли случайным и неожиданным. Среди стихов 36 года многие посвящены высмеиванию и разоблачению местных хулиганов, грубой силой заставлявших других ребят подчиняться, носить им еду и т.д. "Ванюша", эпиграмма на Романа, "Хулиганы", "Велетень", "Песня про вельможу-Паскудну Poжy", "Два хлопчика" - про пособников у хулиганского атамана Ковтуна и т.п.

9. Чумак Гриша и Ковтун Ваня -
То большие хулиганы.
Где ни ходят, там нашкодят...

Вспоминая собственное детство и всю жестокость мальчишеских отношений, я понимаю, что в эти нежные годы на физически слабых ребят страх и ужас наводит не далекая от них взрослая власть, а собственные громилы - хулиганы.

Конечно, все эти "Ковтуны", "Романы" и пр. не имели никакого отношения к Большой Власти. Из них вырастали потом обычные подданные, а чаще - уголовники, но в свои детские годы они царствуют подобно своим будущим взрослым "начальникам" - силой и угрозой. И у обычных мальчишек и девчонок уже в их малые годы открывается выбор: подчиниться власти Громил, стать их подручными "шестерками" и "подпивалами", или отделиться, выступить против них, даже невзирая на свою физическую слабость.

Характерно, что выбравшие первый путь, повзрослев, просто меняют своих хозяев с хулиганских на партийных, а вторые, избрав путь достоинства и свободы еще в первые мальчишеские годы, обычно не могут ужиться и с Большой Властью.

...Рассказ "Хулиган" записан в отдельной ученической тетрадке и помечен 1937 годом, но содержание его перекликается со стихами предыдущего года. Я привожу этот рассказ (в своем переводе и пересказе)почти полностью как для характеристики Колиной "прозы", так и для характеристики процесса самовоспитания людей той эпохи. Думаю, что этот бесхитростный рассказ окажется полезным для тех, кто пытается понять истоки психологического состояния нашего старшего поколения.

Хулиган

В крайнем переулке хутора жил кузнец Микита. У него был сын Иван. Этот Иван был большим забиякой, и потому его на хуторе прозвали "петухом", и это новое прозвище затмило все прежние имена. Забиякой он был везде: и в школе, и на поле, и дома. На поле между малыми пастухами он был самым старшим. Всегда бил детей за дело и не за дело. Когда идет селом, то в курей и свиней лупит камнями. Побачит порося и тут же его камнем в лоб - цок! И как попадает, то задается: "Я - ворошиловский стрелок!"

Баловался и в школе. Не раз его выгоняли из класса за хулиганство: там окно разбил, там хлопцу нос расквасил, там чужую курицу пришиб. Задирался он и со взрослыми хлопцами, но те его трохи осадили и он ходил прибитый и в синяках. Да еще получил от батьки прочуханки. Однако и это его не проняло. Он продолжал хулиганить и курить. Все малые дети имели на него злость. Они не могли поколотить его руками, и потому били его песнями. Вот песенка, которую сложили дети про него:

10. Есть у нас хлопец-хулиган,
По прозванию Ковтун Иван.
... В пиджаку большие карманы,
А в карманах каменюги...

Один раз учитель вышел из класса. Иван тут же пошел сверху по партам. Полетели на пол тетради и книжки. Чернильница Макара упала и разбилась. Макар поднял крик так, что учитель вновь вошел в класс. Но Иван успел вернуться на свое место.

На вопрос учителя Макар сказал, что Ковтун Иван бегал по партам и разлил его чернила. - "Ты чего бегал? - спросил учитель Ивана, "Да разве я бегал? Он сам, то он сам перекинул чернила, сам перекинул и на другого сворачивает" - отбрехивался Иван. Макар стал перечить ему и доказывать, что все это сделал Ковтун. Учитель добре вылаял Ивана и сказал, что скажет батьке, как он ведет себя в классе. Ивана взяла злость на Макара и он сварился с ним всю лекцию.

Прозвенел звонок. Все дети выбежали на двор за школу. Иван подошел к Макару, взял его за грудки и начал вчинять допрос: "Ты чего, Машкаль, гавкал на лекции? Какое твое дело, что я бегал по партам?" Испуганный Макар начал огрызаться: "А что, разве нельзя сказать правды!" - "Цыть, я буду говорить, что можно" - "Ну, скажи, не больно я боюсь". - "Ну, так я тебя испугаю - сказал Иван и ударил Макара по зубам. Макар залился слезами: "Петух ты, кукарека. Вот подожди, батька тебе даст. Будет бить, собьет петушиную голову". Иван кинулся на Макара, свалил его на землю и начал его толкти кулаками. Макар дрыгался и кричал изо всех сил, но ничего не помогало. Иван долго месил Макара, пока учитель их не разогнал.

С того дня Ивана выгнали из школы. Но домой Иван не пошел. Он нашел здоровую палку и сел под мостком. Сидел там, пока ученики не вышли из школы. Как только дети взошли на мосток, из-под него выскочил Иван с палкою. Он схватил Макара за груди и завалил на землю. Вновь началась бойня. Макар по-старому дрыгался, а Иван бил его кулаками в грудь, по голове. Он бил и приказывал: "Вот тебе за то, что заявил! Да смотри - вот тебе, на! на! Ну, что, заявил - легче стало? Вот тебе, на!" Так Иван бил Макара и приговаривал.

Дорогой шел человек и разогнал хлопцев. Тогда Иван и Макаp пошли дальше. За ними шел гурт детей. Они дивились на эту пару, как на диво. Макар шел и плакал, а Иван держал его за плечи - чтобы ненароком не убежал.

- "Пойдем дальше - приказал Иван, - я тебе еще дам!"

- Ничего не дашь! Вот я скажу отцу, он тебя раздавит.

- Кто? Твой батька? Этот кистяк? Да наш батька как его схватит, так у него кости посыпятся...

- Не посыпятся, с твоего отца быстрее посыпятся...

И Макар рванулся из Ивановых рук и тикать. Иван пустился догонять. Но Макар на этот раз бежал дюже прытко, как заяц от хоря. Он бежал и ничего впереди не видел, не почуял даже, когда ногу себе пробил. Только дома досмотрелся, что нога в крови.

Когда Иван пришел домой, батька дал ему прочуханцы. А на другой день снова послал его в школу, наказав, что если не примут, то домой не возвращайся. Ивана оставили в школе с условием, что если еще раз нарушит дисциплину в школе, то выгонят тогда навсегда. Но это его не испугало.

Идя из школы, Иван пустился догонять Макара. Макар кинулся тикать через грядки и заборы. Но, выбежав с огородов, Макар оглянулся и увидел Ивана рядом с собой. Тикать уже не было куда, и он стал просить Ивана помиловать его: "Подожди, Иване, не бей меня, не трогай, я завтра принесу тебе пачку табаку. Увидишь, принесу, а еще, может, кусок сала украду у матери".

- "Брешешь" - не поверил Иван. "Нет, не брешу, гром меня разрази! Еще папирос принесу, вот увидишь, не брешу". - "Ну, гляди, чтоб принес - сказал Иван. - Не принесешь, обязательно отлуплю, и на печи не спрячешься!"

Дети, которые были близко около них, все это видели и слышали. Макаровым просьбам все смеялись, а потом и стишок сложили:

11. Ковтун Макара догоняет,
А Макар ему обещает:
"Подожди, ты, мой Ванюша,
Завтра будет табаку куча,
Табаку, да еще и сала...
Что мать в скрыне спрятала".

На другой день Макар принес Ивану табаку и сала. А вечером украл у матери яиц и понес до лавки. За выторгованные гроши он купил пачку папирос и поделился ими пополам с Иваном. Так Иван и Макар подружились. Макар носил Ивану табак и папиросы, а Иван оборонял Макара от других хлопцев.

Второй раздел рассказа про хулиганствующего Ивана посвящен его следующему "подвигу" - поджогу травы в посадках, что едва не привело к лесному пожару. Здесь интересно описание методов отцовского воспитания...

Тем же вечером Ивану от батьки пришлось получить доброй взбучки, так, что на следующий день он и пасти не смог. Выгнал корову только на третий день. Бил батька Ивана при детях, чтобы еще больше дать ему позору. Я, правда, не видел, но дети говорили, что аж качалку перебил батька на Ивановой спине. Как хлопнул ею по спине, так качалка на два куска переломилась.

Теперь, когда Иван выгоняет пасти или выходит на улицу, дети дразнят его "разбитой качалкой" или так: "Ну что, добре батька лупцевал тебя? Сколько качалок перебил, штук пять, да? Будешь знать, как палить посадки".

После этого случая Иван немного притих. Меньше цеплялся до детей, курей и свиней тоже не трогал. Да не надолго притих. И снова стал "робыть тэ чого не можна". Корову пас со шкодой, лишь бы быстрее напасти, в буряках или в огородах. За это батька его не бил, а мать еще по голове гладила за такую работу. Пас в лесу, разорял птичьи гнезда. А один раз Иван сидел на дороге с хлопцами около леса. Дорога была узкой, еле разминуться двумя возами. На дороге показалась автомашина. Иван скомандовал хлопцам остановить машину, но никто не хотел ничего такого делать. Тогда Иван сам вытянул на дорогу борону зубьями вверх и засыпал ее земляным сором, чтоб шофер не заметил. Машина приближалась. Подняв большую пыль, Иван с хлопцами утик в лес и спрятались за кустами. Однако шофер заметил, что пастухи что-то устроили на дороге и остановил машину. Принял борону с дороги, вылаял пастухов и поехал дальше.

Так Ивану не удалось испортить автомобиля. Не раз Иван останавливал автомашины на дороге - то бревнами, то хламом на дороге. Кроме хулиганства, Иван еще очень любил брехать. Он был "брехливым боягузом", который хочет показать себя смелейшим среди пастухов, а сам боялся быть один в лесу. А когда приходилось-таки быть в лесу одному, то возвращался он с новыми историями: то бачил баду в лесу, то убитого человека, то иные страшные истории...

...(Дальше следуют длинные Ивановы истории об увиденных лесных разбойниках, о погонях и собственных подвигах, и как трудно заставить его сознаться в брехне, а кончается рассказ так:

Богато Иван еще робил шкоды и брехал пастухам. Да не хочется мне уже про то писать, ибо все дюже погано выходит.

Наиболее интересной частью этого рассказа, как мне кажется, является процесс покорения Макара, приведения его к покорности, к рабскому состоянию. Вот с этой ребячьей стычки Макар становится рабом по психологии. И, возможно, останется таким навсегда. Кто же виноват в раннем убийстве Макаровой свободной души? Иван-хулиган? - Но таких бугаев-забияк хватает среди детей любого народа, однако этот факт не подрывает их душевного здоровья. Сам Макар? - Но он сопротивлялся изо всех сил и сдался только после того, как террор стал невыносимым. У него просто не хватило сил. А ребят, которые способны выдержать беспрерывные побои и не ломаться душевно, не так уж и много. На мой взгляд, виноваты в Макаровой беде все остальные дети, те самые, которые гуртом шли за дерущимися и не заступились за избиваемого.

Не было таких правил, чтоб заступиться за малого и слабейшего, нет у них кодекса чести, нет традиций достойного и независимого общения. Неоткуда им перенять эти правила. Родители показывают только пример голой силы. Как медведь в басне, не гнут, а ломают души своих детей, как ломали им самым раньше деды. Культ голой силы - вот что воспитывало наше старшее поколение и вот что сделало их такими, какие они есть.

. Отрочество. 1937-38 годы.

Стихи 1937 года аккуратно переписаны Колей в отдельный блокнот, из которого выдрано лишь два средних листа, и представляют одно лирическое целое.

В отличие от 36-го года, лирика - основное их настроение. Правда, есть исключение. Стихи начинаются январскими датами 1937 года и кончаются большим итоговым стихотворением "Зимой", написанным в марте 1938 года. Детские описания времен года - весны, лета, зимы, летних и зимних развлечений, пастушества и т.д. во многом перекликаются с предыдущим годом, и потому я ограничусь в основном их кратким пересказом.

Откуда же такая смена настроения? Конечно, материальную основу для лирики составило отсутствие голодовки в этом году. Но главная причина, конечно, состоит в возрастных изменениях - Коля перешел в 6-й класс и начал осознавать ценность своего поэтического призвания. Уже само появление стихотворения под названием "Пушкин" в этом сборнике, говорит об интересе к поэзии, самой по себе.

Стихотворение наполнено дичайшими школьными штампами, вроде того, что Пушкина убил царский палач Дантесовой рукой за то, что он "любил свободу и смеялся над царями" и что "царское правительство испугалось толп народа" и потому схоронило Пушкина тайком вне Петербурга и т.д. Право, в этих домыслах Коля не виноват. Гораздо важнее, что он выделил в Пушкине для себя три основные черты: любовь к свободе, правдивость и умение "прекрасно писать". Наверное, в оценке Пушкина на первое место следовало бы поставить последнее из перечисленных свойств. Но у Коли была тогда своя шкала ценностей, даже в тот, наиболее лирический период.

"Новогодний праздник", "Вьюга", "В школу", "В лесу" - январские стихи. Из них я приведу лишь два последних: один из которых характеризует дорожные школьные будни, а другой - рядовую бывальщину тех лет.

12. В школу

Каждое утро, как рассветает,
Каждый ученик в школу себя собирает.
Сидит за столом и книжки укладывает,
А за хатой, под окном, товарищи его уже зовут.
"Грицко в школу уже ушел?"
"Нет! Идите, хлопцы, в хату,
Хорошо, что вы зашли, нас поторопите..."
Вот идут хлопцы до школы.
Вьюга свистит и гудит,
Намела везде снега горы,
А снег все идет и идет.
Но снег хлопцам не страшен,
Хоть по колена грузнут, в снегу плывут,
А вьюга все злится, все стежки замела.
А ходить далеко - аж в другое село.
Вот так в школу дети ходят,
Как те промысловцы,
Что по снегу бродят,
Охотятся на зайцев.

13. В лесу

Вез из леса дядько дрова,
Да подбилася корова,
Нe может дальше идти
И задумала лягти.
Плакал дядько и кричал,
Всё корову "бичувал".
Но корова не вставала
И до вечера лежала.
Во и ночька настаёт,
А корова не встает.
Поднялася злая вьюга,
Ну, а дядько - без кожуха.
Вот пришла совсем беда,
Без коровы - пропадать.
Bздрогнула раз, вздохнула
И копыта протянула
Чоловик заплакал, зарыдал
И домой заковылял.
А село было не близко...
...Долго путал бедный дядько,
Из лесу выхода йскал,
Обессилел и в снегу заночевал.
Перед утром метель стихла.
Ночка ясна стала, тиха,
И приснился дядьке сон,
Что по лесу ходит он.
И увидел он корову,
И давай до ней идти,
А она хвоста на бок,
Да давай ему реветь:
"Ты зачем меня сгубил?
Ты зачем меня так бил?"
И поближе подошла,
Во весь рот теперь ревла.
Вплоть к нему подошла
И на рога подняла.
Тут проснулся бедный дядько,/Перед ним - барсуки, целой стаей
Рвут, кусают и ...порвали на куски.
Дни идут, уже прошла неделя,
Как барсуки дядьку съели,
Как коровы нет.

Mного значащих деталей в этой истории: и бедная корова, на которой зимой выезжают в лес по дрова, и дядько без кожуха, и лютый холод, и стая тоже голодных барсуков, и горе от гибели коровы, наверное, не меньшее, чем от смерти самого дядька...

"Весна идет", "Недалеко гулянки" (каникулы), "Вечер", "Гроза", "Лето", "Утро", "В поле", "Первое сентября" - весь этот цикл весенне-летней лирики я опускаю, чтобы не повторяться. Приведу лишь заключительное стихотворение.

14. Зимой. Март 1938 г.

Просидел я целую зиму в уголке над печкой,
Наглотался я там дыму днем и ночью.
Лягу под стеною, книжечку читаю,
Каждый день зимой с печи не слезаю.
Тут и ветер не гудит,
Мороз не дерется,
Ну, а снег - совсем не идет,
Полное укрытие.
Снег отброшу я от хаты, нарубаю дров,
Козе нужно сена дать - и на печку вновь!
А один раз рано я гулять пошел,
Черевички одел дома, те, что без подошв.
Ну и что с того, что ботинки драны,
Я привязываю на ноги коньки не плохие.
Вот и лед... Иду, скольжу,
Ну а где и упаду, только лёд трещит...
Но не долго довелось мне там погулять,
Ноги смерзлись, почти босы, пальцы - не шевельнуть,
И до дома я побег, ругая морозы,
И на печке, в закуточке, вытираю слезы...
А могу на лыжи встать, да и на поля.
А назад как погляжу - хутор виден издали...
Вот иду как раз на лыжах до скирды соломы
Вдруг подпрыгивает кто-то прямо предо мною.
И от страха я упал, а потом гляжу:
К шляху заинька бежит.
Я - в снегу весь, так и рассмеялся,
Что я зайца-боягунца так перепугался.
Я сижу у окна, радостью светлею,
Ведь совсем уже весна, травы зеленеют.

Всего один год прошел, а сколь многое изменилось в Колиной душе! Уже почти нет гражданской темы, борьбы за газетные лозунги. Два исключения из этого лирического сборника только подтверждают это. Так, единственная сатира "Ода Ивану-машинисту, будущему трактористу" уже не бичует хулиганье, а просто насмехается над недалеким деревенским увальнем, мечтающим бросить учение в школе и стать уважаемым человеком.

Еще более удивительной для меня была смена оценок в описании летних драк между хлопцами соседних сел в длинном стихотворении (почти поэме), под названием "Война". Война - весьма точное определение постоянных стычек между мальчишескими ватагами, которых следует уподоблять двум соседним дикарским племенам.

Год назад эти стычки для Коли Сокирко не отличались бы от обыкновенного хулиганства. Теперь же он эпически спокоен, описывая место "боев" (спорная долинка для пастьбы), главного богатыря со стороны своих юрчанских хлопцев - Микиту (почти 20-летнего придурковатого парня). Видно, что будучи пастухом, Коля и сам принимал участие в этих "боях", в которых использовались и военные приемы (построения цепями, окружение противника разными командами и т.д.) и оружие -

15.не ломачки, не хлысты,
А толстющие дрючки,
Что деревья подпирали
Они их повырывали
И несут эти дрючки,
Как винтовки и штыки.

А чего стоит процедуры обыска "пленных", конфискации всего съестного и табака и обязательное снятие поясов от штанов:

16. Не забыть того и мне -
Быть пришлося на войне.
Головатый вошкодер
С меня пояс тоже сдер.
Я в зубах штаны носил
И веревочки просил.

Как во всяком военном рассказе - поражение своих сменяется победой - во главе с Микитой, с усовершенствованным оружием: настоящим штыком и ножами, спрятанными в сумках, плетками с гайками на концах. - Победой над двумя зазевавшимися пастухами "противника".

Правда, заканчивается этот военный эпос следующим признанием:

17. Еще много надо писать,
Чтобы все тут рассказать...
Не хочу больше дробить,
Бо рука уже болит...
Еще долго воевали, синяков понабивали,
Не стихает все война, десять лет идет она.
...Вот и все про ту войну, про дикарскую, чудну.

Однако это заключительное осуждение "дикарской войны" не зачеркивает факта участия в ней автора и в какой-то мере принятия ее жизненных правил. Отвергнув путь подчинения хулиганской власти, рабства и голой силы, Коля принимает участие в дикарской войне, принимает ее дикарские законы. Несмотря на всю свою начитанность и разумность, он все же оставался сыном своего времени и своей среды, и за внешней оболочкой школьной учености, на более глубоком уровне чувств и пристрастий, рос таким же дикарем, как и остальные. Так стоит ли удивляться тем дикарским порядкам, которым подчиняются, и которые поддерживают выросшие участники тех дикарских войн?

Еще лучшее отношение к ребячьей вольнице, трудно отличимой от простого хулиганства, можно увидеть в рассказе "Хлопцы с улицы Волчехвостки", датируемом 21 декабря 1937 г. и описывающим события осени 1933 года:

Холодная и дождливая осень загнала всех людей в хаты. От дома к дому люди перебегали, покрытые мешками. Пастухи, тоже под мешками, пасли свою худобу и проклинали погоду. Село казалось мертвым. Изредка проходили люди, либо проезжий дядько лупцевал коней, не способных вытянуть воз из грязи.

Но вот идет группа детей. Это школьники...

Несмотря на то, что рассказ сознательно отнесен в неизвестное село и неопределенное время, (а о приметах голодного 33-го года можно судить лишь по некоторым деталям), в рассказе действуют уже знаковые нам лица - Гришка-брехун, Иван, Петро Дикий, которых раньше Коля причислял к хулиганам. Теперь же они стали просто сильными и бедовыми хлопцами. С особой симпатией описан Петро Дикий и его "дикарское" снаряжение (оружие), с которым он не расстается и с которым охотится за озером на "зверiв", т.е. на жаб, котов и собак, а именно - лук со стрелами, рогатка и даже самодельный пистолет. Можно понять, что в голодном 33-м году такая охота, даже на котов и собак, была некоторым подспорьем в сохранении жизни. Однако Колей, живописующим те события в благополучном 37-м году, такая "охота" была заменена более благородной охотой на диких коз.

За старинной историей о прапрадеде Самсоне, который поотрывал местным волкам хвосты и назвал улицу Волчвехвосткой (здесь впервые у Коли проявился интерес к чисто украинским старинным преданиям и культуре), следует основной рассказ про обычную жестокую детскую шалость: привязать к хвосту кота пустуй банку и выпустить его, ошалевшего, в классе, устроить стрельбу по живой мишени. Год назад эта дикость вызвала бы Колино осуждение. Сейчас же он только любуется ловкостью своих товарищей.

Романтические эпизоды совместной прогулки в лес, охоты на коз и лисиц, потом обед у костра под дубом - с курением цигарок и чарками самогону, с символическим подсчетом гороха вместо добытых денег ("банкет разбойников в лесу") - все явно демонстрирует, что теперь Коля с удовольствием принимает законы ребячьего разбойного братства:

Ну, раз гроши посчитали, - промолвил Гриша, - теперь только выпить пол-литра крепкой водки, и мы будем справными разбойниками...

И как быстро идеалы "большевистской работы" потускнели в его душе, как быстро они начали меняться на идеалы самостийного, разбойного братства - пролог будущего воспевания вольной Запорожской Сечи! - ключевой мечты украинского национализма.

Я приведу лишь заключительную сцену этого рассказа: идиллическое описание возвращения "вольной команды" из леса в родную деревню.

В селе Самсоновке люди еще не спали.

- И что это за песня приближается до села - спрашивали друг друга женщины, собравшиеся у колодца.

- Может, мужики так поздно возвращаются с заработков - предполагали одни.

- Нет, как будто детские голоса - отзывались другие.

- Да разве могут они петь так поздно?

- А моего Гриши до сих пор еще нет из леса - отозвалась Гришина мать.

- Да вот они, уже идут - показал кто-то.

Песня приближалась, все громче и выразительнее доходила до жинок. То возвращались наши охотники-разбойники из леса. Вот они вступили на Волчьехвостку. Петь не перестали, а еще больше заорали. Вот подошли до колодца, где стояли жинки с ведрами. Хлопцы перестали петь.

- Здоровы булы козаки, - гукнули им жинки, - а где вы были так долго?

- О, где мы только не были, - отвечал за всех Гриша.

- А что это за коза у тебя на поводке, - спросила его мать, - где ты ее взял?

- Купил, - отвечал Гриша.

- А почему от тебя горилкой смердит?

- Ну, а как же? Купил, а потом могарыч запивал, - вновь сказал Гриша. Все засмеялись.

Потом Гриша подробно рассказал им, как словили козленка и лисенка, как потом запивали могарыч.

Все порасходились по домам. Так кончилось воскресение для Волчехвосткой команды. На другой день все село знало про это.

Зашифрованные стихи. 1940-1941 г.г.

В сохранившихся бумагах нет стихов 1938-1939 годов. Окончив Боровичанскую семилетку, Коля и его коллеги по "Кружку" свои силы сосредоточили на подготовке к сдаче конкурсных экзаменов в техникум ближайших мест, т.е. на решении наиглавнейшей для них жизненной задачи - завоевании права на дальнейшую учебу. Перед ними стоял весьма тяжкий выбор: тяжелая, безвыходная и безысходная работа в колхозе или выдержать конкурс и обучиться на специалиста, а может, и начальника.

Из четверки литературных друзей один Вася Голуб остался сразу в колхозе. Трое остальных пытали счастье. Витя Шевченко избрал наиболее верный путь и поступил в Шевченковский агрономический техникум. Петро Беленко и Коля Сокирко пытались поступить в другие техникумы и потерпели неудачу. Год им пришлось работать в колхозе и готовиться к следующей, последней попытке. И в следующее лето они оба поступили в тот же самый Шевченковский агрономический техникум... Однако закончить его им не пришлось: приближалась война, и сопутствующее ей ужесточение условий работы и учебы.

В 1940 году, после стольких лет хвастливой пропаганды о даровом всенародном обучении, была вновь введена плата за обучение. Для Коли Сокирко, живущего без отца, без помощи, это стало простым запретом на дальнейшую учебу.

Тяжело далась полная потеря жизненных перспектив для начитанного, не по месту и не по возрасту развитого хлопца. Она сыграла, наверное, решающую роль в его последующем полном отрицании сталинской действительности. Коля возвращается в Юрково, к Васе Голубу и другим товарищам; оставшимся в колхозе. Заранее приготовленный "зошит" по химии для студента II курса Миколы Сокирко теперь заполняемся возмутительными стихами.

Но в отличие от прежних записей, эти стихи зашифрованы, записаны особым алфавитом (составленным, по-видимому, на основе польских букв). Потребовалось немало труда, чтобы расшифровать их и переписать по-украински...

Уже после войны Ольга Павловна обнаружила в укромном уголке дома коробку с деревянным шрифтом - часть будущей подпольной типографии. Организовав когда-то детский журнал, Коля Сокирко на пороге своей взрослой жизни решается на гораздо более серьезное дело: подпольную печать.

О каких-либо печатных листовках на хуторе в те годы я не знаю, хотя и рассказывают о существовании в предвоенные годы националистической "спилки" (союза) в самом Киеве и окрестных хуторах и селах, частично раскрытой органами НКВД. O возможных связях Коли и его друзей с подобными "спилками" никаких сведений не сохранилось, - но чтобы судить о Колиных мыслях, достаточно расшифрованных стихов.

Все они подписаны псевдонимами: Тарасенко (в честь Тараса Шевченко) и Хмельниченко (по Б.Хмельницкому). Уже в этом проявились националистические настроения у недавнего "малолетнего большевика".

Из 9-ти больших стихотворений этого цикла лишь одно, самое первое, принадлежит к чистой лирики, притом небывалого для Коля - любовного плана:

18. К цветку

Пришла весна, всем весело,
Кругом цветы цветут.
Чего же мне не весело,
Что серденько болит?..
(и так далее о том, как "усмехается прекрасная, да только не мени")
...Скажи же мне, голубонька,
Быть ли такой весне,
Когда улыбнется с любовью
Тот цветочек мне?
А может нет ...

Все же остальное в этой тетради - сплошная гражданская поэзия. Коля вернулся к ней, но уже совсем с иной, почти противоположной стороны. "Вера отцов" была им отброшена и заменена новой идеологией, выработанной на основе старых, еще дореволюционных книг, на основе знаний и веры своих украинских дедов. Только в начале одного стихотворения (без названия) присутствует лирика, но уже лишь как прием, как способ отталкивания.

19. Ветер тихо шелестит
И купается в росе.
Птичий голосок звенит
И дивуется красе.
Дивимся и мы, что гарно так,
Что так весело вокруг.
И поют за птичкой той
Земля, небо, луг.
А там вон недалеко
Вода в ярку бежит,
До берега стремится
И тихо "плюскатит".
И солнышко в ней играет,
Тихонько заныряет,
То искрами сияет,
То вновь наверх плывет.
И выплывет, оглянется,
Лучами вдруг вздохнет
И тихо усмехнется
Могуче и ясно.
И поле зеленеет,
Хлебами шелестит.
И кажется, что молодым нам
Здесь только жить да жить.
Но слышишь, что за стоны
Раздались в сем раю?
То люд рабочий стонет,
Копается в гною! (навозе-В.С.)
Но почему? - кругом все так цветет,
Пшеница уродилась
И лето удалось.
И хлеба ему хватит -
Смотри, сколько его!
Его ж теперь не возят
Царям и панам?
Но все это - не ихнее
Хлеба не их цветут!
Они их обработали,
Другие ж - заберут!
Одних панов прогнали,
Да другие пришли.
Одно ярмо сломали -
Железное нашли!
На поле хлеба море,
Народу ж - голодать.
И хоть какой голодный,
А хлеба нельзя взять.
И враз обвинят,
Что враг народа ты,
И так тебя обкрутят,
Что жизни и не жди.
За то ж отцы их умирали?
За что ж на смерть с песнями шли?
Ведь думали: раз счастья мы не знали,
Зато сынам его нашли.
Но счастья снова люд не видит!
Да и не видел никогда.
Встают в ночи и идут в ночи,
И рабатают как немые волы.
Так долго ль, братья, нам терпеть
Такой злой нестерпимый гнет?
Давайте, добре все решите,
Да и создайте новый свет!"

Все! Круг замкнулся. Коля Сокирко окончательно порвал с прежними идеалами газетных статей и решился на поиски "нового света". Сама жизнь привела его к этому. К чему же он теперь приходит? Какие идеалы может выработать для себя самостоятельно думающий украинский хлопец, деревенский сын киевских горничной и сапожника?

Два стихотворных обращения к бывшим товарищам по учебе (напоминающие по жанру лицейские стихи Пушкина) внятно обрисовывает этот исходный идейный материал:

20. Товарищу на память 7.X.1940г.

Вот и минули дни шумной учебы,
Когда нас книги братали,
Когда дружить мы начинали...
У нас в сердцах одна идея:
Идея труда и борьбы.
И дома, в школе я был с нею,
Я буду с ней теперь везде.
Когда народ наш терпит лихо,
Когда страдает бедный люд,
Разве можем мы сидеть здесь тихо?
Пора нам взяться всем за труд!
Земля родюча и богата,
Рабочие ж люди - как волы
...Земля родюча - люди голы,
Идут "загрызти" трудодень...
Хоть хлеб тут есть, а людям голод,
Работают даром целый день.
Не знала Украина доли,
Стонала, плакала века.
И лишь тогда была на воле,
Когда гуляли козаки.
Когда в степях широких, приднепровских
На верных конях боевых,
Тогда боялись паны польские
И приближаться к ним.
Когда бежало войско хана
И гибло смертью средь степи,
Когда "в гости до султана"
Плыла ватага козаков.
О, тяжко, трудно вспоминать
Про стародавние дела,
Старой Сечи уж не узнать нам,
Днепр пороги затопил.
Степь широкую распахали,
Могил уничтожили следы,
Чтоб дети козаков не знали,
Где панували их деды.
Мы ж, патриоты Украины
И ее счастья кузнецы
Расскажем людям про руины
Про кривду-правду на земле.
Прощай же, Вася, друг единый,
Когда меня попомнишь ты,
То вспомни долю Украины
И про народ не забывай!"

Здесь, я думаю, Коля высказался вполне недвусмысленно: патриот Украины и Запорожской вольности, независимости, украинский националист. Для думающего и чуткого на страдания хлопца, в те годы, пожалуй, это был единственный выход. Судьба Николая Сокирко - тому яркое подтверждение.

21. Другу

...Дорог на свете есть немало,
Какую для себя возьмешь ты?
Чтоб мог я добре про то знать,
Каким путем пойдешь ты до мечты.
Мечтою будет нам свобода.
Какая сила в слове сем -
Она живет в сердце народа,
Преобразит земли лицо.
...А жизнь такую надо сделать,
Чтоб каждый вправду вольным стал,
Чтоб каждый себя уважал
И цепь - на вольный свет сменил!
Истекала кровью Украина,
Когда поляки пановали здесь
И люди падали на землю от пули панской и хлыста
И люд плутал по земле голый, кляня Господа Христа
Но гнев народный прорывался
И все сметал он на пути,
И каждый за оружье брался...

(Дальше Коля описывает, как козаки изгоняли поляков и турок, и как бесились от "украинской вольности" русские паны)...

Сейчас народ украинский снова стонет.
Oт этих стонов кипит кровь -
"Разве можем видеть мы руини
И вольный наш народ в неволе вновь?"
"Счастливая жизнь" и "все прекрасное" - минули,
Oставив нам лишь "нагайку и тюрьму"
Так верь же, друг,
Не надолго, палач наш запанует тут.
Народ наш сильный и могучий,
Не стерпит он ужасных пут.
И могучею рукой, в мозолях,
Он возьмет меч к бою
И уничтожит кровососов,
Головы порубит...
До свиданья, друг мой, от разлуки не журись.
Гора с горою не сойдутся,
А мы - сойдемся, может быть.

Два этих стихотворения раскрывают новую жизненную цель Коли Сокирко. Два же других стиха - "Cлово о Кобзаре" и "Постовой" посвящены более частной, тактической теме - поэзии и ее роли в борьбе за народную волю. Для Коли это было и темой собственного служения народу. Как раньше он боролся с хулиганами своими "виршами", так и теперь он мечтает сделать свои стихи оружием против увиденного им хулиганства Большой Власти.

Излюбленный образ "украинских патриотов" - Кобзарь, народный певец, хранитель народных легенд и мудрости, и вместе с тем - учитель и пророк, поднимающий свой народ на борьбу по примеру славных козацких предков.

22 Слово о Кобзаре

Вот уже прошли века у нас на Украине,
Как гуляли козаки по степной равнине.
Ой, гуляли, панували в Запорожской Сечи,
Атаманов выбирала на Совете Веча.
Атаманы были славны, всеми верховодят
И войной на басурманов они часто ходят.
И казаки защищали свою Отчизну,
Ляхов, турок, татар гнали - вон из Украины.
Было время, было славно,
Что мы пановали.
И про те дела, про давние
Кобзари напевали.
Тo веселое сыграет людям на забаву,
То вновь шумно заиграет про казачью славу.
Запоет про гетманов,
Запоет про волю,
Про могилы атаманов,
Что стоят у поля.
И поет он во всю грудь, чтoбы все почувствовали,
Чтоб про волю наши люди во век не забыли.
И от песни загорелись очи у народа,
Да за острый меч он брался, биться за свободу.
Поминали про свободу,
Да и перестали.
Ведь у нашего народа
Кобзарей не стало.
Куда ж они подевались, любимцы народа?
Что кричали, не боялись, - людям про свободу?
Сперва ляхи разгоняли, потом русские богачи,
Украину разорили, взявши в свои руки.
Вот как нам, народ наш "братский"
Всегда "помогает".
У кого сердце есть козацкое -
Пусть не забывает!
Так хотели понемногу извести Украину.
Да родился Тарас Шевченко, кобзарям на смену.
Вместо кобзы, взял он в руки ручку и чернила,
И запел про народную муку, про казачью силу...
....И летела до народа песня воли и муки,
Вспоминали про свободу козачьи внуки.
Стали люди просыпаться, появились гетманы,
Но не сумели разорвать московские кандалы...
Нет, твоя песня не погибнет, Великий Кобзарь!
А разбудит Украину, где ты пел недаром.
Твоя слава не померкнет, пока жива наша речь,
И про волю всем расскажет украинское слово.
Обновится край наш милый, как добьемся доли,
И на нашей Украине запанует Воля.

Велика была Колина вера в силу свободного поэтического слова. По его мысли, только исчезновение бунтарей-кобзарей погрузило украинский народ в безысходное рабство, и только рождение Тараса Шевченко спасло традиции борьбы за свободу и едва не позволило ее завоевать. Однако вновь "разбуженные" Тарасом люди не одолели "московские кандалы".

Становится понятным, что стало для Коли главной задачей: продолжить кобзарское дело в наши дни - безбоязненно петь про свободу. Не страшась смерти, пока народ не почует бунтарской песни и не встанет на битву за свободу.

Таким стало кредо мужающего Николая Сокирко. Такой же была и его недолгая жизнь. А жизнь многих сотен и тысяч молодых украинцев, осознавших перед войной свою принадлежность к "патриотам Украины".

Здесь уместно сделать отступление личного характера. У меня самого нет иллюзий и пристрастия к идеалам украинского национализма. С некоторых своих сторон он просто отвратителен (например, в своем грубом, до зверства, антисемитизме).

"Запорожская Сечь" и "вольные козаки" представляются мне такой же разбойной ордой, как и татары. Неистовое воспевание восстаний и разбоя мне кажется неконструктивным явлением, тесно связанным с исконной несвободой украинского народа. Именно рабам свойственно постоянно мечтать о восстаниях и анархии. Я очень далек от идеализации и культа запорожских хулиганов прошлого и украинских "самостийцев" будущего: смена одной хулиганской власти на другую меня б совсем не радовала.

Однако я не могу не посочувствовать Коле Сокирко в его новой вере. Иного не могла дать ему тогдашняя жизнь. Для меня же современный жизненный вопрос стоит лишь так: Появятся ли на Украине со временем идеалы не хулиганской, а иной свободы?

23. Постовой

Где народ наш терпит лихо,
Завсегда там будь и ты.
И чтоб стих звучал не тихо
К претворению мечты.
Похвалам не поддавайся,
Не губи тем головы,
Высоко не поднимайся,
А народ люби.
...Если видишь где неправду,
То стихом громи,
Расскажи про то народу,
Как в пожар, звони.
Не старайся писать сухо
И поменьше чужих слoв,
И найдешь тогда ты быстро
Своих читателей...

В новом 1941 году советы неведомым друзьям поэтам сменяются в Колиных стихах прямой авторской речью и прямым, чуть ли не агитационным призывом. Читая эти строки, написанные почти мальчиком, убеждаешься, что органам НКВД было, действительно, много работы на Украине в те годы.

24. Сорок первому

Я с новым годом приступаю к труду, работе,
И вас к тому же призываю, друзья-патриоты.
Я людям правду расскажу, раскрою темные очи,
И в людях память разбужу, тихонько середь ночи.
Я не покину сей дороги, возьмуся за работу,
И Украине я найду сынов и патриотов...

25. Хватит спать

Украина, родной край!
Хватит спать, вставай!
Ты в неволе, ты в ярме,
За оградою в тюрьме.
Тебя ядом напоили,
Чужеземцы заковали...
Украина, не дремли! Хватит спать! Вставай!
Посмотри на наше поле,
Где родилась твоя воля,
На том поле хлеба море,
А народ наш терпит горе.
Люди в злыднях, люди голы,
Люди плачут в сей неволе.
Украина, хватит спать,
Ведь пора тебе вставать.
Мы давно тебя будили,
Чтоб ты встала из могилы.
Час пришел и ты проснулась,
Но кровью воля захлебнулась.
В тяжких битвах тех на поле
Полегли борцы за волю.
Ты ж измучена и в ранах,
Оказалась вновь в кандалах.
Украинa, хватит спать -/ Час кандалы разрывать!

Такие стихи пишут люди, охваченные нетерпеливым ожиданием боя, экстремистских действий. Видно, что автор уже не в силах ждать, что прежнее его спокойное слово наталкивалось на глухую стену соседского страха и равнодушия, и что отчаяние толкает его все дальше и дальше. Парадокс последнего призыва заключается в том, что он будит и упрекает тот самый народ, ради которого и старается автор, чью жизнь он стремится улучшить. На деле же люди не хотят восстаний, боятся от них еще большего горя и страданий. И они правы, ибо мальчишеские призывы к бою не приносят ничего, кроме неудач и нового горя. Впрочем, такова беда и вина любого экстремизма. Колины призывы не достигли цели, и я не вижу в том беды.

Последнее из зашифрованных стихотворений "Мы были в неволе" датировано 25 апреля 1941 года и принадлежит к сатирической стороне подпольного творчества Н.Сокирко.

26. Когда-то мы были в неволе
Тяжело работали.
А теперь на нашем поле
Трактор все ворочает.
И везде у нас моторы
Хлеб весь свозят до коморы (амбара),
А с коморы заберут,
Не оставят тут.
На себя теперь работаем,
На своих детей,
Ну, а что мы получаем?
- Горб и мозоли.
И везде закон толкует:
"Кто не роботает, тот не ест".
А на деле голодует, тот
Кто "крутит волам хвост
Песни тоже не те стали.
Сейчас радио звучит.
"Хай живет наш родной Сталин" -
Целый день одно кричит.
Да и как тут не радеть,
Не спеть звонкой песни.
Из Кремля наш Сталин светит,
Как весною солнце.
И настало теплое лето
В час морозов и снегов.
И мы ходим совсем голы./ Без сорочек и штанов.
Слова Сталина нас греют,
Добре пригревают.
Без кожухов мы потеем,
Аж до боли в очах.
И от жарких тех лучей,
Что так льются из Кремля,
Люд бежит в тайгу дремучую,
Бросает родные поля.
Покидают родные хаты,
Холодок ищут,
И в Киргизии, в Сибири...
Не бегите, добры люди,
Холодка там нету,
Еще больше жар там будет,
Что залил всю землю.
Не бегите на чужбину./ Дождь на Западе уже идет.
Может и у нас в какую годину
Гром восстания загудет.

Особенно интересны последние куплеты в этом стихотворении с их ясным внешнеполитическим намеком на "дождь" и "холодок" военной угрозы с Запада (видимо, от Германии) и надежды на "гром восстания". Так, еще до начала войны, в душах украинских самостийцев зарождалась надежда на "дождь" (помощь) с Запада.

Военные годы. 1941-1943г.г.

Последние стихи Коли Сокирко вновь написаны по-украински, открыто, хотя и высмеивают "большевистских агитаторов". Все они датированы концом 1941 года, когда Шевченково заняли немцы и отпала нужда так тщательно скрывать свой антисталинский критицизм. Видимо, эти стихи частично были задуманы раньше, но записаны лишь в ноябре-декабре 1941 года.

Два из них относятся к антибольшевистской сатире, одно - к любовной лирике, и лишь одно, последнее, можно назвать программным.

Содержание первого из них - в стихотворном переложении одного из ходивших тогда политических анекдотов: дядькa покупает на базаре сильно увеличивающие очки, а потом попадает на собрание...

27.Большевистские окуляры (очки)

Агитатор в окулярах
Что-то брехал завзято:
Как-то наши все народы
Да живут богато.
Сколь огромные заводы
Можем создавать мы.
Яка армия большая,
Яки танки из стали.
Какой мудрый и великий
Родной батько Сталин.
Пoд конец этой речи,
Дядько отозвался:
"Красноречивый агитатор
Сильно забрехався.
Видно, наши коммунисты
Окуляры носят,
А они, как я дознался,
Сильно увеличивают.
Да и этот агитатор окуляры знает, Оттого и Сталина так сильно величает.
Так зачем дурить людей, /Коли сам не видишь,
Окуляры скинь с очей,
Все тогда увидишь.

Другое стихотворение обозначено "народной приказкой":

28. Лучше там, где вас нет

Как пол-Польши заняли части советские,
Один дядько хотел ехать до земли немецкой.
Он пошел до комиссара,
Рассказал, что хочет.
Комиссар так удивился,
Аж вытаращил очи.
"Чего, - говорит, - туда ехать?
Там же горе людям".
"Да, ничего - дядько отвечает, -
Нам там лучше будет".
Комиссар: "Где нас нету, то там только лучше!"
"Туда хочу, - дядько отвечает, - где вас нет еще".

Эта народная "приказка" отлично характеризует отношение многих украинцев к смене власти в 1941 году. Тогда им казалось, что хуже прошлой власти ничего быть не может, и стремились к чему угодно, только не к прошлому. Отнюдь не в приязни к немцам лежат корни сотрудничества части украинцев с немецкими оккупантами, а лишь в неприязни (выражаясь мягко) к власти Сталина и его подручных.

Первоначально либеральная политика немцев на оккупированных землях поддерживала эти надежды, но последующее изменение ее, охота на людей, отправляемых в Германию, коренным образом изменили настроения людей. Сами по себе украинцы хотели просто жить, работать и любить, жить самим, без хулиганствующей власти любых толков. Это подтверждает и содержание двух последних стихов.

26-м декабря помечено его любовное стихотворение "Как усмехнется солнышко". Я просто не решаюсь его переводить из-за безобразной слабости своего перевода, а приведу лишь концовку:

29. "И в ночь и в день о тебе мечтаю.
Часы хожу, как сам не свой,
Но в сердце все ж живет надежда
Поймать "ласкавый погляд твой".

А на следующий день, 27 декабря, Микола записал совсем иное стихотворение:

30. Наш союз

Наш союз подпольный, тайный
Скреплен думою святой,
Всех братьев в единство кличет
За свободу всех встать в бой.
Не хотим мы жить рабами,
У чужих господ служить.
Мы мечтали все веками
Самостийно, вольно жить.
Всe мы здесь начнем трудиться
Для добра своего народа,
Темны очи просвещать,
Развивать любовь к свободе".

Кажется, именно так - "Спилкой освобождения Украины" называлась основная организация украинских националистов. У меня нет твердых оснований полагать, что Коля стал членом именно этой организации. Но, по своим убеждениям, он вполне был готов к деятельному участию в националистической организации (если, конечно, эта организация была достойна таких убеждений).

К сожалению, больше ничего не осталось от Колиных стихов. Весь 1942 год он был на Украине (в армию его не забрали по возрасту), в Шевченково и Юрково.

Первое время немецкие власти еще не показывали своей хулиганствующей сути. Они почти не вмешивались во внутреннюю жизнь деревни, хотя и поощряли частное крестьянское хозяйство. Часть украинских националистов встала на путь сотрудничества с ними, но большая часть и, как видно, с ними Коля Сокирко, выжидала, разумно полагая, что немецкая власть - далеко не собственная. И правильно делали. События показали, что немцам было глубоко наплевать на интересы украинцев, да и, в конечном счете, плевать и на собственные интересы, ибо, оттолкнув от себя население оккупированных областей, они тем самым в корне подорвали возможность своей военной победы на Востоке.

Уже в 1942 году начался принудительный набор молодых людей на работу в Германию, началась подлинная охота на всю молодежь. Естественно, что молодежь стала скрываться в лесах, организуясь, где можно, в партизанские отряды. Началась настоящая война народа с немцами, которая после ответных карательных операций становилась все ожесточеннее.

Не был чужд этого поворота народных настроений и Коля. В его бумагах сохранился написанный от руки текст воззвания "Повстанческой Рады" к "братьям-украинцам" с призывом борьбы с фашистами. Само содержание этого документа (отсутствие советских лозунгов), печать с известным самостийным трезубцем, лозунг "За вольную Украину" говорит о его явной принадлежности к националистам. Измененный, отчетливый почерк позволяет сомневаться, что этот текст писал сам Коля. Однако в сочувствии его к этим призывам сомневаться трудно.

Как совмещались в Колиной душе это воззвание с недавними призывами к Украине разорвать "московские кандалы"? Как совмещались эти вещи у каждого искреннего самостийного украинца? Между двумя громадными военно-политическими машинами затерлись и погибли их мечты "о воле".

"К братьям родного края!

Братья-украинцы! Настал тяжкий, несчастливый час для нашего народа. Смерть, нищету и голод принесли нам немецкие фашисты. Сотни тысяч наших братьев погибли на фронте и в немецком плену. Сотни тысяч наших братьев неволятся в фашистской Неметчине и умирают от бомб, голода и от непосильной работы. Население, что живет сейчас на Украине, как и на всей оккупированной территории, терпит нечеловеческие страдания от немецкой военщины. Эти грабители-"освободители", что освободили нас от хлеба, планируют нам голодную смерть.

Братья! Мы сейчас в смертельной опасности. Если не сможем защитить себя сами, то мы погибнем.

Немецкие фашисты решили сделать из Украины свою колонию, а потом немецкую провинцию. Еще в начале своего существования немецкий фашизм считал территорию Украины в составе Немецкой империи. Первую половину своего плана они уже выполнили - Украину завоевали. Теперь они приступили к другой половине своего плана: уничтожить вольнолюбивый украинский народ и заселить богатую украинскую землю немцами. И эту половину своего плана они начали выполнять. Хлеб, скотину и все, чем богата украинская земля, они вывозят в неметчину, чтоб заморить нас голодом.

Что ж, разве мы присуждены к гибели? Какой же выход из такого положения?

Единственный выход из этого опасного рабского положения - это общее восстание всего нашего народа за волю и независимость, и вместе с тем и за независимость всей Европы.

За эту великую работу взялась Повстанческая Рада.

Повстанческая Рада поставила перед собой такую задачу - подготовить и провести восстание украинского народа, чтоб прервать доставку оружия и боеприпасов на фронт и тем самым ускорить разгром фашистской армии и спасти свой народ от голодной смерти.

Восстание неминуемо, а успех его будет зависеть от нашего единства. Потому все, кому ненавистна власть немецких фашистов, кому дорога Батькивщина - жолжен встать в ряды добровольцев, запасаться всяким оружием и быть готовым стать в бой на призыв Повстанческой Рады.

Похороните, да вставайте,
Кандалы порвите,
И вражьей злою кровью
Волю окропите!

Так заклинал нас великий борец за волю Украины Тарас Шевченко.

Так не будем же, братья, мы рабами, не будем ждать, пока враги закуют нас в неразрывные кандалы, а соберемся в одну братскую семью. Станем все под одно наше знамя и тогда ударим на врагов наших и порвем кандалы и заживем новой вольной жизнью на своей земле вольно, счастливо и славно.

Посвятим наши жизни освободительной идее, ибо жить нужно для идеи, а не для того, чтобы служить по-рабски врагам и ждать смерти!

Пусть исчезнет вражда между нашим народом, какую посеяло господство чужеземцев над нами!

Братья-украинцы! Возьмемся за труд для нашего великого дела, за нашу волю, за нашу жизнь. Не пожалеем сил и жизни своей для нашего будущего, не будем хуже наших братьев, которые пролили кровь в непрерывных боях за волю нашего народа.

Не побоимся смерти, ибо лучше погибнуть героем за волю, чем согнуться по-рабски в неволе.

Все, кому дороги интересы родного народа, у кого в сердце бьется не рабская кровь, а кровь вольного украинца, поднимайтесь с оружием отстоять свои права на вольную жизнь!

Будем готовы пролить свою кровь, когда настанет час, за нашу жизнь, за вольную Украину! Повстанческая Рада".

Коле не пришлось принять прямого участия в вооруженной борьбе с немецкими фашистами. В начале 1943 года его поймали и отправили на работу в Германию,

Не получилось организации широкой борьбы и у других самостийцев. Трезвый расчет говорил людям, что в идущей гигантской битве фашистской и советской армий нет места для третьей силы. И те, кто решается на борьбу с немцами, должен встать в ряды советских партизан. На этот путь встал младший брат Коли - Василий Сокирко.

По догадкам, его вовлекли в боевую группу те, оставшиеся в деревне коммунисты, которые спасались вначале сотрудничеством с немцами (заглаживая тем самым свою прежнюю партийность), а потом, в связи с очевидными неудачами немцев на фронтах, начали искать возможность создания партизанской подпольной группы, чтобы после возвращения наших оправдать свою жизнь при немцах "подпольной работой".

Запугать соседских мальчишек ("вот наши вернутся - что ты скажешь?") для опытных людей не составило большого труда. И вот несколько молодых парней, почти подростков, получают от "старших товарищей" задание: Добыть у немцев оружие, во что бы то ни стало! С откопанным где-то ржавым пулеметом, в котором сохранилось лишь несколько патронов, эти ребята встали в засаду и обстреляли колонну немецких войск. Безнадежность этого дела была очевидна каждому, может, кроме самих отчаявшихся хлопцев.

При первых же выстрелах из леса, немцы мгновенно развернули на машине станковый пулемет и разрывными пулями в одну минуту уничтожили всю группу.

Только через несколько дней Ольга Павловна смогла похоронить своего младшего сына со снесенной наполовину головой. Оставшееся же командование группы из "старших товарищей" записали в свой актив организацию нападений на немецкую колонну, а после прихода советской армии с успехом спасли свои шкуры. Жизненный опыт - большое дело!

А Коля Сокирко погиб в Германии. Сохранился отрывок письма, написанный, видимо, Васей Сокирко в конце 1943 года для сведения старших братьев, находившихся тогда на фронте.

В этом письме коротко пересказывается и содержание полученных из Германии сведений о Коле. Вот этот отрывок:

"1943 год. Коротко познакомлю с сегодняшним моим положением. В 43 году я перебывал в очень тяжких условиях. 27 марта меня мобилизовали в Германию, чтобы отправить на каторжную работу. Нам было сказано, что побег будет караться виселицей и конфискацией имущества. Брат мой Коля и Аполлон (двоюродный брат) оставались дома, и я решил тоже вернуться домой. После принятия меня комиссией я попрощался с товарищами Михаилом К. и Василием Н. и пошел со Шполы на Юрково. И был близко около дома, а идти было чрезвычайно трудно, потому что было холодно и нечего было есть.

Прошел месяц, и берут на комиссию Николая.

Коля, как вы знаете, браты мои, был очень слабым, а тогда еще больше ослаб, потому что целую весну он лежал хворым. Всю надежду он имел, что убежит и будет дома, но упустил момент в Цветкове, потому что наша полиция отправила их сразу в Киев. Если б Коля убежал, то нам дома двоим скрываться было бы очень тяжело.

С Киева их охраняли немцы с автоматами, и от них бежать было очень трудно, а хлопцы были неорганизованными и большими трусами, и Коля ничего не мог сделать.

Позднее мы узнали из его открыток, что он день и ночь мечтал вернуться на Украину, до товарищей и своей подпольной спилки. Он чрезвычайно болеет душой, и силы его падают. Еще такой молодой, он поседел и, наконец, от такой каторжной, непосильной работы он решается тикать, но через две недели его снова ловят и от этого он получает еще более тяжелые условия. В жатву для Коли начинается нестерпимо тяжелая работа. Он бежит в другой раз. А это отдаленный район Неметчины в 60 км. от Балтийского моря, где климат чрезвычайно влажный и холодный. Коля ночами бежал, а дождь шел как из ведра, и он одубел от холода. Однако надежда добраться домой его живила, и он шел три ночи. На четвертую ночь ему требовалось перейти речку Одер, но перейти ее было невозможно, потому что по берегам ее лежат великие болота на десятки километров, и он пошел на мост, где его словили и посадили в тюрьму."

На этом обрывается Васино письмо.

Последние сведения о нем Ольга Павловна получила от человека, бывшего с Колей на работах в Германии. Он рассказывал, что Коля бежал всего 6 раз, и что напоследок его посадили в сырой подвал, после которого его уже никто не видел.

Видимо, там он и умер, так и не увидев своей Украины.

Рассказ окончен. К изложенному мне нечего добавить. Эта короткая жизнь лежит перед нами ясной и чистой, как на ладони. А с нею вместе и судьбы и беды украинского национального самосознания.

Я убежден: стихи Миколы Сокирко - лишь малая часть тех, еще сохранившихся у людей письменных источников, которые необходимо поднять и осмыслить, чтобы понять судьбу и перспективы украинского народа.

Июль 1977 года.

Стихи Миколы Сокирко ( на украинском языке, неточная замена букв моя, простите - Л.Т.)

2. Весна. 1936 р.

I лicами и степами,
Скрiзь вiтер шумить.
А ярками- канавками,/ Вода з шумами бiжить.
И бiжить и шумить,
У ставок усе тащить.
А в ставку вона кликоче,
Ниби греблю прорвать хоче
А хлопята на водi
Вже пускають кораблi...
Кораблiки и лотки /Всi пускають на струмки.
Через тиждень стало сухо.
Скрiзь пташки лiтають.
А хлопята на выгонi
У мяча згуляють...

3. Молотьба. Июль 1936 р.

И зiрки ще не сховались./ В поле люди вже зiбрались
Не гулятi, а робить
Вси пшеничку молотить...
...Безпинно й без втомно,
Гуде молотарка,
И зерно в комору
Вiдвозить бистарка.
Всi роблять, працюють,
Всiх пiт облива.
Та ничого не зробишь,
Бо треба ж убрати жнива.
Самого ранку до вечора
Молотарка реве и гуде
Лиш пiзно у вечеря
Люд стомленый вечерять iде.

4. Радяньскi пiонери.

По полям, лiсам /Вiтри гуляють,
А радяньскi пiонери
Вдобрiва збирають.
Пятисотницям ланковым
Всi допомогають.
За високий урожай
Стари ймали дбають.
Але э ще такi люди,
Ще до цього
Не дуже берутся /А даже з нас
Вони ще смiються.
А як кто посмiе
Робить заважати
То ми будим тiх людей
Пiд три чорти гнати.
А ми будемо усi
За пьятсот з го дбати
За високий урожай
Щоб заможным стати.
И по большевiцьки
Дружно працювати.

5. На буряках

Вiйшли рано колгоспницы
Бурак проривати,
А за ними школяри
Шкiдникiв збирати...
...Усе полють, поливають,
Буряки вони спасають
...за пятсот з гектара дбають

6. Сбiрщик 1936г.

Павлик Павло,
Своii закони вставляэ,
Робить ланкови збори,
Вiн забороняэ.
Вiн роботу изриваэ /Из гороху утiкаэ
А газети теж вiн pвe /В який про його дописе
Коли скажеш: "Де газети дiв? "/ То вiн cкаже, що поiiв
Треба хлопци не зивати
В голови його изняти
Щоб роботи не зрiiвав,
Щоб газет не поiiдав.

7. Голова загону

У юрчанським пионер загони
Павлик Павло голова загону...
... Як хто хлiба принисе, /То ударником назве.
Хоть и дурень вiн, баран./Лижбы сала кусок дав.
Враз примерним учнем став. /А щоб лад свiй зберегти
Затуляэ всiм рожи. /А як правду хто искаже,
Кулака йому покаже./А то шей набе,
Кого подужаэ
Треба, хлопци, нам не спать
Його хiба викривати
З голови його изнять
И поставити другого.
Котрий мiг би кирувать.

8. Осел и цап

... Тебе ми к чорту прожнинем
И хлiб увесь до себе заберем
Хай кожин з вас
Це добре памятаэ
Щой мiж людьми
Таке буваэ.
Тож на них ви не дивится,
Проти нас усi бориться.

10. В нас Э хлопець хулиган
На прозвiще Ковтун Iван
Попiд носом чорни ранi
В пиджаку сильни кармани.
А в карманах каминци
И для куриния папирци.

11. Ковтун Макара догоняэ,
А Макар його благаэ
"Пiдожди ти мiй Ванюша,
Завтра буде табаку папуша
Табаку, щей, сала...
Мати в скрiни заховала.

12.До школи 21.1.1937г.

Кажного ранку,
Коли розвидняйця,
Учень жде снiданку,
В школу собирайца.
Сiв вiн за столом,
Та книжки складаэ.
Коли це хтось пiд вiкном,
У хату гукаэ:
"Грицько в школу вже пiiшов?"
Нi! iiдить, хлопци в хату.
Хорошо, що вы зайшли.
Зараз будим мы шмагаты".
Ось идуть хлопцы до школы,
Завiрюха свiстить и гуде.
Скрiзь заметив цiли горы
Cнiг все iiде та iiде.
На снiг хлопци не звaжають,
А до школы iiдуть,
По колiна загрузають,
У снiгу пливуть.
Завирюха фурдилить,
Всi стежки замело.
А ходити далеко,
Аж у друге село.
Отак в школу дiти ходять,
Як тi мiсцивци
Що по снигу бродять,
Шукають зайцiв.

13. В леси 22.1.1937р.

Вiз из лiсу дядько дрова,
Та пiдбилася корова.
Не схотiла далi iiти,
I задумала лягти.
Плакав дядько и крiчав,
Всe корову бiчував.
Та корова не вставала,
Аж до вечора лежала.
Уже нiчка настаэ,
А корова не встаэ.
Пiднялася завiрюха,
А тот дядько без кожуха.
Та ще трапилась бiда,
Вже корова пропала.
Пiднялася раз, дихнула,
И нiжиньки простягнула.
Чоловiк заплакав, зарыдав,
I до дому почухрав.
А село було не близько
В завiрухе iiти слiзько...
Та и лiсом довго iiти,
Можна десь ще забрiсти.
Зaвiрюха все iiде
Завиваэ и гуде.
Довго блукав бiдний дядько,
3 лiса выходу шукав.
Ходить бiльше було важко,
Вiн в снiгу заночував.
Перед ранком метиль втихла,
Зза хмар мiсяць випливав,
Нiчка ясна стала тиха...
А в снегу ще дядько спав.
И приснився йому сон,
Що по лiси вiн ходив.
Бачив массу там ворон,
И що всiх йх перебив.
Що iiшла лiсом корова,
И рiвла кричала.
Та, що йхав вiн по дрова,/ Що вчора пропала,
Израдив нещасний чоловiк,
Став до ней вiн iiти.
А вона хвоста на бiк
И давай йому рiвти:
"Ти нащо мене згубив?" -/ Вона йому проривла.-
"Мене нащо ти там бив!"
И до його пiдийшла.
Почiла ще гiрш кричати
На весь рот як заривла
Знов до його пiдступати,
И на роги пiдняла.
Тай прокинувсь бiдний дядько,
А перед ним борсуки.
Цiла зграя рве кусаэ
И разiрвали на куски.
Дни ишли, дни минали,
Уже тиждень минаэ.
Як борсуки дядька зiiи,
Як корови нiмаэ.

14. Зимою Март 1938р.

Просидив я цiлу зиму
У куточку на пiчи.
Наковтався я там диму
И удень и уночи.
Лижу соби пiд стiною,
Книжечку читаю.
Kожiн день отак зимою
З печи не злiзаю.
Тут и вiтер не гуде.
Мороз не вдереться,
Та и снiг зовсiм не iiде,
Паче у фортеци.
Лиш тодi тики устану
Як приiiде обiд.
Та на двiр пiду погляну,
Чi гладенький лiд.
Снiг вiдкидаю вiд хати, /Нарубаю дров.
Козi треба сiна дати./ И на пiчку знов.
А одного разу рано
Я гуляти йшов.
Черевики убув драни
Що без пiдошов.
Ну, та що менi до того,
Що ботинки драни.
Я прiвязую на ноги коньки не погани.
От уже я й на льоду,
Iiду... тiлькi миготить.
А як де и упаду,
То аж лiд трищить.
Та не довго довелося
Менi там гулять.
Ноги вмерзли напiв босi,
А пальци щiмлять.
Тож додому я побiг
Лаючи морози.
Нa печи в куточку лiг
Та втiраю сльози.
А бува на лижи стану
Iiду на поля.
А назад як гляну...
Хутор видно из даля...
Iiду я на лижах,
До скирти староии
Раптом якесь хиже
Скiк передо мною.
Я вiд того страху
Так и впав на снiг.
Коли глядь, до шляху
Заинька побiг.
Так лiжу, в снигу загруз./ Тай зареготався,
Що я зайця боягуза
Так перелякався...
... Я сижу коло викна,
Hе плачу, радию.
Бо настала вже весна,
Трава зеленiэ.

15. Не ломачки, не бучки
А товстюции дрючки.
Що дерева пiдпирали.
Вони йх повиривали.
Узяли оци дрюки,
Мов винтовки и штики.

16. ...Як забуть його мени,
...Мени теж прийшлося на вийни,
Головатий вошкодер
Взяв паска из мене здер.
Я в зубах штани носив, /Й мотузка в дитей просим

17. Це богато тре писать,
Щоб усе це росказать
Вже не хочу бiльш дробить
Бо рука уже болить...
Ну щ долго воювали,
Синякiв понабивали...
...Не прiпинится вийна,
Десять рокив вже вона.
Як воюэ побиждаэ,
И немаэ ii краю.
Коротенько про вiйну,
Про дикинську и чудну.

18. До квитки

Прийшла весна, всiм весело
Скрiзь квiти зацвiли.
Чому ж менi не весело.
Чом серденько болить?
Всмихаэться прекрасная
Та тильки не мени...
Скажи ж менi голубонько
Чи буть такiй веснi
Коли всмiхнеться любeнько
Ця квиточка менi.
А мабуть нi.

19. Витрець тихонько шелестить
Купаэться в роси.
Пташний голосок дзвинить
Дивуэться краси.
Дивеэм що гарно так
Що весело навкруг
Спиваэ все за нею
Земля и небо й луг.
А вон там недалеко
Вода в яру бежить
До берега горнеться
И тихенько плюскотить
И сонечко в ней граие
Тихенько зарыне
То искрами засяя
То знов у верх плыве.
И выплыве, оглянется
Скризь променем зипне
И тихо усмихнется
Могутно и ясне,
А лан он зеленький
Хлибами шелестить
Здается молодым нам
Що тильки жить той жить.
А чуешь, що за стогйн
Почувся в цем раю?
То люд рабочий стогне
Копается в гною!
Чого йому стогнати
Усе кругом цвите
И пшениця уродила
И лито золоте.
И хлиба йому хватить, Дивись он скильки там.
Його ж бильш не вивозять
Цареви и панам?
Усе ото не ихне
Хлиба не их цвитуть
Воны их обробили
А други заберуть.
Одних панив прогнали,
То другии прийшли
Одно ярмо зломали
Желизнеэ знайшли.
На поли хлиба скильки
Йому тре голодать
И хоть який голодний
Йому його не взять.
То зараз и пидшиють
Що враг народу ты
И так його обкрутять
Що жити вже й не жди.
За що ж батьки йх умирали?
Зa що ж на смерть з писнями йшли
Бо думали, що щастя мы не знали
Зате синам його знайшли.
Та щастя знову люд не бачить
Та чи и бачив вин його колы,
Встають вночи и йдуть в ноч
И роблять так немов воли.
Чи довго ж, браття, ще терпити
Оцей такий нестерпний гнит.
Давайте добре все ришити,
И збудувати новый свит!

20. Товарищу на память 7.X.1940

...Коли шумливо днi минали
У школi, в класси в нaвчаннi
Тодi нас книги поэдняли,
Тодi знайшовся друг менi.
У нас в серцях одна iдея
Працi и борнi.
Я дома й в школi був iз нею
Я буду з нею й в чудинi.
Коли народ наш терпить лихо,
Коли страдаэ бiдний люд
Чи можем ми сидiти тихо?
Пора нам взятися за труд.
Земля родюча i богата,
Робочi люди як волы,
Працюють в будень и у свято
Нема й наiистися коли.
Земля родюча - люди голi,
Iдуть загризти трудодень
Навколо хлiб, а людям голод,
Працюють даром цiлий день.
Не знала Украiна доли,
Стогнала, плакала вiки,
И лиш тодi була на волi,
Коли гуляли козаки.
Коли в степях широких пoднiпрянських
На вiрних конях бойовых
Коли боялись пани польскi
И наближатися до них.
Коли тiкало вiйсько хана
И гинулo серед степiв,
Коли у гостi до султана
Пливла ватага козакiв.
О тяжко, важко зпоминати
Яких було богато див,
Старой ciчi вже не взнати,
Дпiпро пороги затопив.
Степи широкi рoзорати,
Могил изникли слiди
Щоб дiти козакiв не знали
Де панували iх дiди.
Мeж патрiоти Украiни,
Нового щастя ковалi,
Розкажим людям про руiни
Про кривду й правду на землi.
Прощай же, Вася, друг эдиний,
Колись про мене нагадай
Згадай про долю Украiни,
И про народ не забувай.

21. Другови

...Дориг на свити э богато,
Яку ж для себе вiзмешь ти,
Щоб мiг я добре уже знати,
Якою пiдеш до мети.
Метою буде в нас свобода.
Яке могутно слово це!
Вона запале серце народу
Вона измiнье землi лице.
Життя таке тре збудувать,
Щоб каждий справдi вiльний був
Щоб мiг про кажного й про себе дбати
А цей щоб вiльний свiт загув
Стiкала кровъю Украйна
Як i поляк тут панував...
И люди падали додолу
Вiд пулi панськоi й хлиста,
И люд вбукав скрiзь напiв голий,
Клянучи господа й Христа.
Та гнiв народний проривався
I все змитав вiн на путi.
И каждый й скризь за зброю брався
Й хороми палили золотi
...Та й знову iго наступаэ
Народ украiнський стогне знов.
И нам цей стогiн душу краэ
Кипить вид лютi наша кров.
...Чи можем бачить мы руiни,/И вiльний наш народ в неволi знов?
Життя щасливе все минуло,
Народу спокою нема,
И все прекрасне загуло,
А нас нагайка жде й тюрма.
Так вирь же, друже,
Не надовго кат запануэ тут.
Народ наш сильний i мужнiй
Не терпить вiн пут.
И могутною рукою,
Всею в мозолях,
И з мечем до бою
Стане народ наш
И полягають кровососы
Головами тут.
И народ знов стани вiьний
Звiьнится вi пут.
Ну, допобачення, мi друже,
Що розлучаэмсь не журись,
Гора з горою не зiйеться,
А ми зiймося, колись!

22. Слово про Кобзаря30.XI.40

У минулi вiки давнi
У нас на Украiнi,
Козаки гуляли славнi
В степовiй рiвнинi.
Ой, гуляли, панували
В Запорiжськiй ciчi
И отаманiв обiрали,
На радi, на вiчi.
Отамани були славнi
Усiм верховодять
Та у зeмлi до поганих
Походами ходять.
И козаки захищали
Свою батькiвщину,
Ляхiв, туркiв, татар гнали,
Геть из Украiни.
Були вiки, були сравнi,
Що ми панували
И про дiла, про тi славнi
Кобзарi спiвали.
То веселоi заграэ
Людям на забаву,
То знов сумно заспiваэ
Про козачу славу.
Заспiваэ про гетьманiв,
Заспiва про волю,
Про могили отаманiв,
Що стоять у полi.
Та спiваэ на всi груди,
Щоб усi почули,
Щоб про волю нашi люди
Повiк не забули.
И до пiснi прислухались
Жалiбно народи,
I за гострый меч хватались
Битись за свободу.
Помятали про свободу
Та i перестали,
Бо у нашого народу
Кобзарiв нестало.
Куда ж вони подiвались,
Любимцi народу?
Що спiвали, не боялись
Людям про свободу?
То ляхи их розiгнали,
И росiйськи дуки
Украiну зруйнували,
Взявши ii в руки.
Отак же нам народ братский
Завжди помогаэ
В кого серце ще козацьке
Нехай памятаэ.
Так хотiли помаленьку
Знищить Украiну,
Та вродивсь Тарас Шевченко
Кобзарям на змiну.
Замiсто кобзи взяв у руки
Ручку и чорнило.
И заспiвав про людскi муки
I козачу силу.
Оспiвав красу краiни.
Про Днiпро и гори,
Про неволю Украiни,
Про народне горе.
И летiла до народу
Пiсня волi й муки
И згадали про свободу
Козачi онуки.
Стали люди прокидатись
Вродились гетьмани:
Та не змогли розiрвати
Московськi кайдани.
Твоя пiсня не загине,
Великий Кобзарю,
А розбудить Украiну,
Де спiвав не даром.
Твоя слава не поляже,
Не вмре наша мова,
И про волю всiм розкаже
Украiнськe Слово.
И вiдновиться краiна
Як всмiхнеться доля,
И на нашiй Украiне
Запануэ воля.

_23. Постовi

Де народ наш терпить лихо
Завсiгда там будь i ти,
I щоб вiрш iшо не тихо,
Летiв до мети.
Похвалам не пiддавайся
Не губи там головы,
Високо не злiтай i не зазнавайся,
А народ люби.
...Kоли бачиш де неправду
То вiршем грими,
Розкажи про неi людям,
На сполох дзвони.
Не пиши нiколи сухо
I поменш чужих там слi,
Бо знайдеш тодi ти лихо,
Собi читачiв.

24. Сорок первому

Я з новим роком приступаю
До працi, до роботи
И вас до цього заклинаю
Всi други патриоти.
Я людям правду розкажу,
Разкрию темнi очi,
Я в людях мету розбужу
Тихенько серед ночi.
Я з своего шляху не зийду -
Вiзьмуся до роботи.
Я Украiни ще знайду,
Синiв и патрiотiв.
Мiй шлях зарощений терними
Я буду бодрий ним iтти.
А може - iншими шляхами,
Та не до iншоi мети.

25. Годи спати!

Украiно, рiдний краю,
Годi спати! Уставай!
Ти в неволi, ти в ярмi
Ти за гратами в тюрмi.
Тебе ядом напували
Ти заснула - закували.
Ти чужинцями закута
У тяжкi залiзни пута
Украiно, не дрiмай!
Годi спати! Уставай!
Подивись на теэ поле,
Де вродилась твоя воля.
На тiм полi хлiба море,
А народ наш терпить горе.
Люди в злиднях, люди голi,
Люди плачут у неволi,
Украiно, годi спати,
Вже пора тобi устати.
Мы давно тебе будили,
Щоб устала ти з могили.
Час прийшов, i ти проснулась
Воля кровю захлинулась.
У тяжким бою у полi
Полягли борцi за волю,
Ти ж iзмучена i в ранах,
Опинилася в кайданах
Укpaiно, годi спати/ Час кайдани розривати!

26. Ми колись були в неволi25.IV.1941

Ми колись були в неволi
Та минулося старе.
I тепер на нашiм полi
Трактор сiе i оре.
Скрiзь тепер у нас мотори,
Сiють, косять i орють
Хлiб iзвозять до комори,
Iз комори заберуть.
Ми на себе тепер робим,
На своiй таки землi
I всього що мы зоробим
Тiльки горб i мозолi.
Скрiзь закон один пануэ,
Хто не робить, той не iсть.
А найбiльше голодуэ,
Той, хто крутить волам хвiст.
I пiснi не тi всi сталi,
Зараз радiсно звучать
"Xай живе наш рiдний Сталiн"
Цiлий день одно кричать.
Ну та як тут не радiть
Не спiвать дзвiннi пiснi
Iз Кремля нам Сталiн свiтить
Наче сонце на вeснi.
I настало теплt лiто,
В час морозiв i снiгiв
Бo ми ходимо роздiтi
Без сорочек i штанiв.
Слово Сталiна нас грiэ,
Таки добре пригрiва.
Без кожухiв ми потiэм, /Пiт нам очi залива.
I вiд променiв пекучих,
Що так... iз Кремля
Люд тiка в тайгу дрiмучу
Киди рiднii поля.
Покидаэ рiднi хаты,
Холодка iде шукати.
У Киргизiю, в Сибiр.
Не тiкайтэ, добрi люди,
Холодка i там нема.
Ще жаркiше вам там буде,
Як захватить вас зима.
Не тiкайте на чужину,
Дощ на заходi вже йде,
Може i в нас я якусь годину
Грiм повстання загуде.

27. Бiльшовицкi окуляри25.XI.1941

Ходить дядько по базарi
Щось купити хоче
Купив собi окуляри
Тай надiв на очi.
I дивиться через скяльце
Вшн на соломину,
А вона йому здаэться
Як товста дрючина.
Подивився вiн на руку -
Нiхоть, як лопата...
Оце добра - каже штука./ Збiльшуэ багато.
Раз на сборах, чи на радах,
Чи то було свято,
Агитатор в окулярах
Щось брехав завзято.
Як то нашi всi народи
Та живуть багато,
Якi велетнi заводи,
Вмiють будувати.
Яка армiя велика,
Якi танки з сталI,
Який мудрий та великий
Рiдный батько Сталiн.
Пiд кiнець цii пропови
Наш дядько озвався:
"Красномовний агiтатoр
Дуже зaбрехався.
Бачте, нашi комунiсты
Окуляри мають,
А вони, як я дiзнався,
Дуже звеличають.
А наш тоже агiтатор
Окуляры маэ,
Через те вiн i Сталiна
I все вихваляэ.
Та нащо дурить людей,/ Коли сам не бачиш,
Окуляри скинь з очей
Тай тодi й побачиш!"

28. Краше там, де нас немаэ (нар. приказка)18.XI.1941

Як пiвПольщi зайняли
Частини совецькi
Один дядько xoтiв iхать
У землi нiмецькi.
Вiн пiшов до комiсapa
Росказав, що хоче,
Комiсар вд здивування
Аж витрiшив очi.
- Чого - каже - туди iхать?
Там же горе людям!
- Та, нiчого - дядько каже, -
Нам там краще буде.
А комiсap: "Де нас нема,
То там тiльки краще!
- Туди й хочу,- дядько каже -
Де не маэ вас ще".

29. Як усмiх сонечка...26.XII.1941

Як усмiх сонечка ясного,
Що сяэ широ на веснi,
Так усмiх личка молодого
Завжди ввижаэться менi
Мени ввижаэться щоночi
Весело личенько твоэ
I щастям в ... начитi очi
В нiх напевно чаруэ.
Iз них без... ласка сяэ,
Тепло з них сяэ i краса,
Iх глибинi конця не маэ
Мигтять як зорi в небесах.
Як нашi погляди зустрились
I ты всмахнулася менi
Любовна iскра розгорiлась
У мене в груди глибинi
Вночи i вдень про тебе мрiю
Весь час хожу, як сам не свiй,
А в серце ще жива надiя:
Зустрить ласкавий погляд твiй.

30. Наша спiлка27.XII.2941

Наша спiлка таемнича
Скута думкою святою,
Всих братiв до згоди кличи
Стать за волю зве до бою.
Ми не хочем жить рабами
I чужинцевi служити
Bсi ми мрiэмо вiками
Самостiйно, вiльно жити.
Bci ми будем працюваты
Для добра свого народу,
Темнi очi просвiщати,
Розвивать любов свободи.